Дом на одной ноге

Сложенный из серых речных камней, очаг занимал почти всю стену в небольшой, и даже, пожалуй, тесной кухне. С округлыми шершавыми боками и упирающимся в потолок дымоходом, заслонкой, напоминающей единственный уязвимый участок тела среди мощной чешуйчатой брони, в который в решающий момент битвы непременно попадает стрела героя, он был похож на длинношеего дракона. Сказочный зверь сидел на полу, пождав под себя лапы. Серая труба с кирпичной окантовкой в навершии служила головой. Чудовище выглядывало из зарослей вьюна, которыми, как и сам дом, была порабощена крыша, и высматривало себе обед.
Внезапно в драконьем брюхе что-то задвигалось и завозилось. Оттуда, изнутри послышалось сопенье. Енька осторожно поднял на маму глаза и на всякий случай сунул свой кулачок в ее теплую ладонь. Если захотеть, наверняка можно отыскать горстку людей, которые сочли бы голодное урчание в животе у каменного монстра добрым знаком. Но он явно был не из их числа…
***
Еще вчера с кем угодно и на что угодно Енька мог бы поспорить, что он самый обыкновенный человек, который живет в самом обыкновенном доме. Осенью он собирался в школу, потому что ему исполнилось семь лет. Он возлагал большие надежды на школу. Так как хотел научиться разбираться в таких запутанных вещах как окружающий мир и человеческие поступки. Потому что не всегда находил между ними легко объяснимую связь.
Этим утром, например, его ждало потрясение. Оказывается, человек может на минутку выбежать во двор, а вернуться уже в дотла сгоревшую, черную от копоти квартиру. А еще пожар сопровождается не появлением команды героев, готовых вынести из огня самое необходимое - телевизор, холодильник, робота-трансформера, а всего лишь возней соседей, тыкающих пальцами в полыхающий огонь.
Настоящая беда - потерять дом. Век бы жить, не зная, каково это. Горит твоя недочитанная книжка, кубики, надкусанная шоколадка, недорисованная картина в альбоме, одеяло, в которое так приятно было завернуть замерзшие ноги, новенький школьный рюкзак. Горит старая и в общем-то не такая уж плохая, твоя собственная жизнь.
Енька сидел на скамейке у подъезда и ковырял носком кеда землю. Что он теперь скажет такому же как он - семилетнему человеку из соседней пятиэтажки, когда тот потребует назад свою книжку про привидения?
Вернулась мама. Она ходила смотреть, что осталось от квартиры. Присела рядом и расстроено шмыгнула носом.
    • Там жить нельзя.
Енька вздохнул.
    • Если только не прилетит фея и не сделает срочный ремонт. Посмотри, что я нашла в почтовом ящике.
Она достала из кармана сложенный вдвое листок. На обрывке бумаги черными небрежными каракулями было намалевано: "МОЖИТИ ПАСИЛИТИСИ В ДОМИ СЕМЬ-СЕМЬ". Писавший будто бы не мог ровно удерживать в руках карандаш.
- Кто-нибудь из твоих приятелей, как думаешь? Добрая душа. Решил нас приютить, - мама потерла закопченную щеку, - Не мешало бы ему познакомиться со словарем.
Мама всегда говорила, что даже в самые трудные минуты на лице нужно сохранять улыбку. Тогда и душа оттает. Енька попытался растянуть уголки рта, чтобы изобразить присутствие духа. Уж он-то написал бы все слова правильно, без ошибок. И не так коряво. Но теперь нипочем этого не сделать, потому что от огня не спасся даже захудалый карандашный огрызок. Мама погладила Еньку по белобрысой макушке. И, не глядя, сунула письмо в его наколенный карман джинсов.
Переждать ночь пришлось на автобусной остановке. Енька попробовал устроиться на жесткой деревянной лавке, но ничего не вышло. Стоило ему закрыть глаза, как перед мысленным взором принимались выплясывать языки пламени. Делалось жутко. Похожие шагали по своим делам, спеша поскорее поставить галочку "прожито" напротив еще одного дня. Некоторые оглядывались на двух перепачканных сажей людей: молодую женщину и светловолосого мальчика. Этим двоим совершенно некуда было спешить.
Енька размышлял. Откуда он вообще взялся, этот пожар? Накануне утром его разбудил мамин возглас. Она стояла у открытого окна и с удивлением что-то разглядывала. Енька тоже подошел к окну. На подоконнике сидела большая белая птица. До сих пор птица спокойно чистила перья. Но, едва появился Енька, она коротко вскрикнула, взмахнула белоснежными крыльями и устремилась вниз - на дворовую скамейку. Енька любил читать книжки про животных, особенно если там попадались яркие фотографии, которые никогда не надоедало разглядывать. Поэтому он немного разбирался в птицах. Эта вроде была похожа на полярную куропатку. Или сову. Непонятно только, как ее занесло в город. Им с мамой, конечно же, захотелось поближе рассмотреть диковинку, и они спустились во двор. Однако птица как назло куда-то подевалась. Повертели головами, пожали плечами, поднялись на свой этаж. Но тут оказалось, что в квартире вдруг ни с того ни с сего начался пожар. Да такой свирепый! Бушевал до самого вечера, и ничего с ним нельзя было поделать. И будто заколдованный – соседние квартиры даже дымом не затянуло. Горело только у них.
- Что могло случиться? - плакала мама, - я ведь даже не успела чайник включить!
Когда последние остатки солнца растеклись по горизонту, Еньке удалось, наконец, задремать. В его сне крутились огромные кипящие котлы, выплевывающие красно-желтые искры. Когда один такой навис над енькиной головой, чтобы вылить на него то, что там было, мальчик вздрогнул и проснулся. Прямо в глаза светил фонарь. У остановки затормозил неказистый, облезлый, вероятно, когда-то выкрашенный светлой краской, но теперь весь перепачканный грязью и облепленный сухими травинками и хвоей, пузатый автобус. Он выглядел таким старым и убогим, что казалось, его детали держались только на честном слове, ни на чем больше. На боку автобуса красовалась надпись: "СЕМЬ-СЕМЬ. Садис и торопис!" Накарябанные как попало, буквы плясали и корчили рожи, будто их выводил малыш, делающий первые попытки писать. Енька вспомнил о таинственной записке и потрогал кармашек на коленке. Прямо над его ухом раздался противный, резкий гудок.
    • Снова какие-то семи, - пробормотала мама, потягиваясь.
Автобус сердито загудел, словно взывая к совести пассажиров. Мало того, что сами опаздывают, так еще и задерживают других. Мама сунула руку в карман и пересчитала завалявшиеся монетки. Их вполне хватало на два билета. Так что они сели и поехали.
В салоне неказистого автобуса на удивление приятно пахло мятой и какой-то травой вообще. Напротив друг дружки располагались два узеньких мягких диванчика, обитых белоснежным плюшем. Енька обрадовался, обнаружив, наконец, нечто наподобие нормальной кровати. Сбросил кеды и свернулся калачиком. Но как ни вытягивал шею, водителя так и не увидел.
"Вот если бы, - подумал мальчик перед тем как провалиться в сон, - какая-нибудь старенькая родственница, о которой мы не знаем, вдруг вспомнила, что я ее единственный наследник... И решила оставить мне древний замок с привидениями на высокой горе.»
Помнится, мама что-то такое рассказывала однажды об одной ужасно дальней родственнице. Якобы она живет на другом конце земли.
Автобус издал нетерпеливый гудок и, неожиданно резво взбрыкнув колесами, понесся задом наперед, не разбирая дороги. Мчался он с подозрительной для такой развалюхи прытью, огибая машины, столбы и редких перепуганных прохожих. Он не просто ехал, а скакал галопом, высоко вскидывая то задние, то передние колеса. Хотя сказать, какие из них были задними, а какие передними, наверняка было невозможно.
В жизни человека, если только он не пожарный и не ученый, исследующий поведение вулканов, встречи со свирепой огненной стихией случаются нечасто. Но если случаются, то выматывают так, что человек остается без задних ног. Енька, и мама, усталые и измученные, быстро уснули, несмотря на невероятную тряску. Спали они долго и крепко. Первой очнулась мама, И сперва с крайним удивлением, а затем с нескрываемым ужасом обнаружила, что за окном царит солнечный полдень. И что развалюха, пыхтя, сползает, переставляя колеса один за другим, словно ребенок по лестнице, задом наперед, вниз по горному серпантину. В салоне они по-прежнему были одни. За окном далеко внизу виднелись холмы и деревья. Мама запаниковала. Стоило отдавать последние деньги ради того, чтобы их увезли в лесную глушь! Видимо, надышавшись дыма, она совершенно потеряла голову!
Вдруг норовистый автобус резко рванул вперед по ровной прямой дороге, и пассажиров подбросило вверх чуть ли не до потолка. Затем он свернул на узкую лесную тропинку. И погнал, подпрыгивая, по чаще, цепляясь боками за кусты и ветки. Петляя, будто запутывая следы, он нырнул в глубокий овраг. У мамы сердце ухнуло аж до самых коленок, а Енька проснулся от удара лбом о перила. Вслед за тем безумный автобус нырнул в узкий вихляющий тоннель в горе, и стало темно.
Когда же он соизволил наконец затормозить на лесной поляне, Енька едва не свалился на пол. В последний момент чудом успел ухватиться за поручень. Его кеды, будто парочка домашних зверьков с отвязанными поводками, болтались в разных концах салона, подпрыгивая от тряски. Двери с фырканьем распахнулись. И они с мамой, с облегчением разминая ноги, спрыгнули на мягкую траву. Плату за проезд мама оставила на сиденье диванчика, так как водителя по-прежнему нигде не было видно. Автобус издал свой ужасный фирменный гудок, недовольный и резкий. И по-прежнему, двигаясь исключительно задом наперед, умчался прочь.
Солнечные лучи пробивались сквозь мохнатые зеленые верхушки сосен. Воздух был наполнен ароматом земляники и птичьим щебетом.
- Если здесь и имеется какая-нибудь деревня, то наверняка самая захудалая, - пробурчал Енька, завязывая шнурки. – И уж никак не замок на горе. С привидениями.
Сейчас они были бы рады любой крыше над головой. Не говоря уже об обеде! С твердым намерением добыть и то, и другое, мама вымученно улыбнулась, решительно взяла Еньку за руку и двинулась вперед.
Раз
Ничего другого не оставалось, как брести наугад. Вскоре частокол сосен поредел, открылся обзор. Они оказались на холме. Внизу, в объятиях прекрасной зеленой долины извивалась узкая блестящая лента реки. Мама и Енька уселись на траву, чтобы передохнуть.
    • Ни одного дома, даже самого плохонького, - щурясь от бьющего в глаза солнечного света, проворчал Енька. – Зачем этот странный автобус привез нас сюда? Мы что, заблудились?
Мама поцеловала сына в лоб.
    • Ни в коем случае!
Енька почувствовал, как дрожат ее губы. Не иначе как мама поняла, что они проделали весь этот путь лишь для того, чтобы полюбоваться прекрасным пейзажем. Вдруг Енька вскочил.
    • Смотри! – закричал он и побежал с холма вниз.
У реки, в окружении деревьев, утопая в зелени, которая делала его почти невидимым, стоял дом. По правую руку от него рос старый корявый кедр, а по левую - раскидистая яблоня. Учуяв человека, полосатый бурундук метнулся вверх по стволу и скрылся. За домом, почти у самой воды росла черешня, облепленная вперемежку мелкими красными ягодами и клюющими их птицами. Птицы галдели и все время перелетали с ветки на ветку. Поэтому казалось, будто крона дерева говорит и движется. Рядом с черешней обнаружился невысокий, покрытый мхом, круглый колодец. На его краю сидела, невозмутимо вычищая перья, и Енька был готов поклясться, что это была именно она, та самая белая птица. То ли куропатка, то ли сова. Это ее они видели на своем подоконнике. К реке вела извилистая песчаная дорожка, по бокам обложенная замшелыми камнями. Дом утопал в пышных зарослях смородиновых кустов, и был со всех сторон был обвит вьюном. С крыши живописно свисали крупные красные цветы. Издали дом смахивал на один из зеленых холмов, каких было полно вокруг. Енька запыхался не столько от стремительного бега, сколько от мысли, что первым обнаружил нечто важное. Он едва не оцарапал ногу о корявый куст одичалого крыжовника, вынырнувший на его пути неизвестно откуда. И едва не растянулся навзничь. Под ноги ему будто специально шмыгнула зеленая ящерица с гладкой, блестящей спинкой.
Когда подоспела мама, они вдвоем принялись ходить вокруг дома в поисках входа. Из-за густой травы стоило больших трудов подобраться к нему вплотную. Плющ оказался крепким и прочно прирос к стенам. Так что за несколько часов работы им посчастливилось расчистить всего-навсего два полукруглых, невероятно пыльных окна. Из-за них у дома появилось какое-то печальное выражение. Будто это был не дом, а лицо с горестно опущенными вниз уголками глаз. И казалось, глаза эти напряженно высматривали что-то вдали. Или ждали кого-то, вглядываясь в сосновый бор. Мама, изрядно вымотанная борьбой с плющом, обессилено опустилась на землю.
    • Если бы не труба, в жизни не догадаешься, что это жилище, а не просто клубок травы.
         Енька оглядел свои гудящие от усталости и ужасно грязные руки. 
    • А вот представь себе, мы бы взяли и прошли мимо!
Несмотря ни на что, он был ужасно рад, что этого не случилось.
Вдруг печная труба, словно услышав, что речь зашла о ней, разразилась пронзительным мяуканьем. И из зеленого ковра, покрывающего крышу, спрыгнул, помахивая пушистым хвостом, крупный рыжий кот.
    • Если есть кот, – обрадовалась мама, озираясь, - значит, где-то должны быть люди!

         Енька тоже стал изо всех сил вглядываться в живописную, однако, похоже, совершенно безлюдную местность. Никого вокруг.
    • Дом уже сто лет как заброшенный.
До самого позднего вечера они воевали с упрямым вьюном. И только когда солнце, зевая и потягиваясь, отправилось спать, со стороны реки удалось расчистить пыльный, вытянутый в длину витраж, сложенный из крошечных цветных стеклышек. Это, по всей вероятности, и была дверь. Именно к ней с земли вела деревянная лестница без перил. Странная дверь была расположена очень высоко. Основанием для дома служил обширный гладкий ствол, наверняка когда-то принадлежащий одному из самых больших деревьев на свете. Дом покоился на нем, словно на огромной свае.
    • Наверное, весной река здесь разливается, – нерешительно предположила мама.
А Енька закричал
    • Гляди-ка!
Над дверным витражом была прибита старая, изъеденная ветрами и дождями деревяшка. Где замысловатой вязью было вырезано: СЕМЬСЕМЬСЕМЬ.
Справа от витража болталась, держась неизвестно на чем, ветхая плетеная корзиночка. Оттуда в разные стороны в беспорядке торчали густые поросли диких незабудок.
Как только наступили сумерки, в кустах возле дома послышалась возня. Наверное, там жили какие-нибудь мелкие зверюшки. Мама с Енькой тем временем все еще исследовали то, что лишь отдаленно напоминало дверь, Больше всего это похоже на церковный витраж. Они ощупали каждый сантиметр цветной стеклянной мозаики, перепачкались еще сильнее, но так и не обнаружили ни петель, ни ручки, ни замочной скважины, ни щели для писем.
    • Что за дурацкие шутки! - рассердилась мама. – Есть дверь, но она закрыта. Наглухо. Изнутри.
    • И как попасть внутрь?
Крупный рыжий кот виновато потерся о мамину ногу.
Еньке до ужаса любопытно было, что же там такое может скрываться в заброшенном доме. Он усердно тер стекляшку, что выглядела посветлее остальных, расчищая себе нечто вроде глазка. Представил, будто бы нашел сокровищницу, дверь в которую была запечатана заклинанием. Енька стал одно за другим испытывать заклинания, известные ему по сказкам. Еще и на ходу придумывал свои собственные. Но дверь нипочем не желала открываться и показывать спрятанные драгоценности. Мальчик несколько раз стукнул по ней кулаком и даже один раз как следует пнул. Но все было напрасно. Умаявшись, он навалился потным лбом на пыльное стекло и оперся об него обеими ладошками.
    • Сим-Сим, миленький, - прошептал он, - ну же, открывайся, пожалуйста! Знал бы ты, как мы намучались и устали!
Внезапно витраж издал протяжный, мелодичный скрип и слегка приотворился. Енька от неожиданности отпрыгнул в сторону, едва не слетев с крыльца. В эту самую минуту белая куропатка, до сих пор спокойно сидевшая на краю колодца, закричала и стала кружить над трубой.
Приободренные, дружно навалившись, Енька с мамой открыли дверь. Двигалась она, вращаясь посередине, неохотно и тяжело, казалось, ее и вправду не открывали сто лет. В конце концов, витраж развернулся строго поперек проема. Енька первым протиснулся внутрь. За ним - мама.
Они очутились в довольно тесной кухне с большим каменным очагом. Там же стоял высокий круглый стол, резные стулья и внушительных размеров древний темный буфет. Лестница в дальнем углу вела наверх. На полу лежал серый от пыли коврик с кисточками. Пол, стены и потолок были покрыты толстым слоем древней пыли. Хотя в остальном в доме царил порядок. Все было расставлено по местам. Похоже, кто-то по каким-то причинам покинул это место много лет назад. И с тех пор здесь больше не жили.
Внимание Еньки привлек очаг. Он выглядел особенно впечатляюще. И напоминал огромного морщинистого зверя, которого неведомые обстоятельства вынудили плотно прижаться спиной к стене. Внезапно Еньке показалось, что там, внутри печки, кто-то прячется. Он опасливо потянул маму за рукав. Уж лучше им вместе пойти посмотреть, чего еще есть в доме интересного. Например, в соседней комнате. Она была поменьше столовой, очень уютная, с полукруглым окном, выходящим на ту сторону, где рос кедр. Окно здесь все еще было плотно занавешено темно-зеленой растительной портьерой. У одной стены стоял седой от пыли сундук, а у другой - низкая деревянная кровать.
Но самым здоровским местом в доме оказался чердак. Среди прочих сокровищ там пылились: обитое ворсистой полосатой тканью плетеное кресло-качалка, засохший, весь в дырах, бумажный летучий змей, черный, наполовину сдувшийся кожаный мяч, а также два старомодных велосипеда с большими колесами. С потолка на цепях свисала толстая свечка, угнездившаяся в узорчатом кованом подсвечнике. Если когда-нибудь о чем-нибудь Енька и мечтал, так это о таком вот таинственном логове, набитом разнообразным загадочным хламом. Здесь и выпрямиться по-настоящему, в полный рост, можно только у одной стены. Такое место будто специально было предназначено для того, кто хранил секрет. Енька бросился осматривать велосипеды. Руль, педали, цепь, рама, сиденье – все было на месте и держалось крепко. Только выглядело очень старым. Как и все в доме - сработано на совесть, но давно.
Хорошенько осмотрев чердак, Енька стал помогать маме исследовать кухню. Для этого он уселся на высокий стул за круглый стол и принялся пальцем выводить на пыльной крышке буквы и цифры. То и дело он с опаской поглядывал на дракона с говорящим брюхом.
А мама, конечно же, первым делом принялась искать что-нибудь съедобное. Она сдула пыль с дверок буфета И, вдоволь начихавшись, стала изучать его внутренности. Как это ни странно, в нижнем ящике обнаружились маленькая кадушка с медом, банка прекрасно сохранившегося яблочного повидла и берестяной туесок со смородиновым вареньем. Воодушевленная, мама распахнула верхние створки буфета. Клочья пыли полетели ей в лицо.
В буфете ничего не было. Ровным счетом ничего. Если не принимать во внимание деревянную жердочку от стенки до стенки, на которой сидели пять маленьких, не больше воробья, нахохлившихся птичек. Стайка располагалась там с невозмутимым видом. Будто все воробьи на свете только и делают, что живут в кухонной мебели. Мама растерянно оглянулась на Еньку. Тот, ничего не замечая, продолжал, опустив голову, водить пальцем по пыльному столу и время от времени опасливо коситься на очаг. Птички в буфете вели себя тихо. Казалось, им нет никакого дела до того, что кто-то их обнаружил.
    • Ну вот, - дрогнувшим голосом сообщила мама, - сладкое к чаю у нас есть. Осталось найти муку, и можно будет сделать пироги.
Тут пришла очередь Еньки подпрыгнуть на стуле. Как он и подозревал, серый дракон-очаг решил, наконец, обнаружить свое присутствие. В его пузе что-то заворочалось, завозилось и заворчало:
    • Пивоги, пивоги, ты слыфал, она сказала: пивоги, слыфал, слыфал, пивоги, пивоги, сковее, пововачивайся, сковее, сковее!
Мама и Енька окаменели. Заслонка рухнула на пол. Из очага, пихаясь и пыхтя, отдуваясь и распространяя во все стороны пыль и сажу, спиной вперед, нащупывая ногами пол, вылезли два толстеньких, одинаковых человечка с круглыми, словно чем-то набитыми щеками. Енька крепко-накрепко вцепился в сиденье стула обеими руками.
- Что это, мам, что это такое? – сдавленно пробормотал он.
От испуга глаза его стали темными, как ягоды черешни. Такого не было ни в одной книжке про животных, даже с фотографиями. Мама открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Человечки уже успели вылезти из печки и принялись по очереди громко чихать. Пыли в очаге было предостаточно. И, похоже, была она ужасно древняя и застоявшаяся. В комнате поднялась настоящая пыльная буря. Так что маме с Енькой волей-неволей тоже пришлось включиться в этот чихательный карнавал.
- Фто такое, фто такое…Мы это, вот фто такое! - проворчал один из коротышек, отряхаясь и оглядываясь.
       То, чем были набиты их щеки, очевидно, мешало им говорить, как следует. Человечки были похожи друг на друга как две ягоды клубники. За исключением того, что кругленький животик одного был обтянут зеленой жилеткой, а другого желтой. Оба они едва доставали Еньке до плеча. Их личики были украшены вздернутыми кверху носами-кнопочками, оттопыренными ушами и озорными, казавшимися маленькими, видимо, из-за сильно раздутых румяных щек, глазками. Два брата-близнеца.
- Кувт.
- Мавт.
Один за другим миляги смешно раскланялись. Зависшие над ними облака пыли снова полетели во все стороны. Мама и Енька осоловело хлопали глазами.
- Откуда…, откуда вы…взялись? – пробормотала мама.
- Так, - скептически оглядел ее Курт, - здесь я вифу полное недоумение и невефество. Эти люди явно не понимают, что и зачем, – они с братом заговорщически переглянулись. – Если мы не офибаемся, вечь фла о пивогах?
Мама и Енька дружно кивнули. Будто два игрушечных цыпленка, которые, стоит их завести, начинают клевать носом. Енька шумно сглотнул. Прошла целая вечность с тех пор, как они обедали в последний раз.
- О пивогах с капустой? – высказался Курт.
- Политых маслом? – Март хитро подмигнул Еньке.
- С подфавистой ковочкой? – чуть подумав, добавил Курт.
- Говячих? – поспешил уточнить Март.
Мама прикрыла глаза - у нее закружилась голова. Разве можно так издеваться над голодными людьми?! В животе у Еньки заурчало.
- Гоп-гоп, - радостно завопил Курт, - а вот и сигнал! Ты, - он ткнул своим коротеньким пальчиком в сторону Еньки, - мавф в сад, ввать тваву!
- Чего? – не понял мальчик.
Курт сердито топнул своей толстенькой ножкой:
- Гововят тебе, иди вви тваву. Всю, какую найдефь.
- Вроде бы он сказал, ты должен нарвать травы, - неуверенно предположила мама.
Курт и Март дружно загалдели.
- А ты умная, – один из братцев подпрыгнул к ней и погладил по руке. 
- Интевесно, а этот такой фе или нам не повезло? – прищурившись, добавил другой, бесцеремонно разглядывая Еньку.
Мальчик, как ему было велено, сполз со стула и поплелся на улицу. Он не мог оторвать взгляд от странных маленьких толстяков, топтавшихся у очага. Было уже почти темно, так что он не решился отойти далеко от крыльца. Быстро вернулся с охапкой травы. И без особого энтузиазма сообщил с порога.
- Вот вам ваши сорняки.
Курт и Март сердито на него зашипели. Ни дать, ни взять два старых дырявых резиновых мячика, на которые случайно наступили.
- Ты, умник, лучфе иди к колодцу и пвинеси муки!
         Енька никак не мог привыкнуть к странной речи близнецов.
- Муки?
Любой на его месте удивился бы такому странному поручению! Енька оглянулся на маму, ища у нее поддержки. Но та только пожала плечами. Мол, ничего не остается, придется идти.
На каменной, круглой стене колодца по-прежнему сидела белая куропатка и невозмутимо чистила перья. В зарослях травы валялось маленькое деревянное ведерко. Им при желании наверняка можно было что-нибудь зачерпнуть. Однако не нужно быть слишком умным, чтобы догадаться - достать что-либо, не говоря о муке, из колодца без веревки нельзя. Енька сунул нос в черную каменную дыру и даже поухал в нее. Но ничего особенного не случилось. Если в колодце когда-нибудь что-то и хранилось, то очень глубоко. И это была уж никак не мука! А птица с равнодушным видом все чистила и чистила свои перья.
- За мукой, за какой мукой, никакой муки и нет, - сварливо пробурчал Енька.
И вдруг…Белая куропатка пронзительно закричала, сделала круг над головой мальчика. И спикировав вниз, сильным крючковатым клювом выхватила ведерко у него из рук.
Потом произошла уж совсем невероятная вещь. Птица, взмыв вверх и как следует разогнавшись, резко развернулась, вошла в штопор и кинулась в глубь колодца. Енька тоэже по пояс свесился вниз и стал прислушиваться. Но внутри по-прежнему царила темнота, и было тихо. Он подождал еще немного, а потом решил идти обратно в дом. Однако не успел сделать и двух шагов, как куропатка нагнала его. Обдав белой пылью, швырнула прямо в руки полное ведро муки. Потом она все с тем же невозмутимым видом опустилась на свое прежнее место и принялась отряхиваться. Мальчик остался стоять в недоумении - весь с ног до головы усыпанный мукой.
А тем временем в доме Курт и Март бегали вокруг стола, размахивая руками и отдавая команды. Зрелище это было уморительное. Два толстощеких карапуза ростом едва доходили маме до пояса. Они деловито суетились и покрикивали. Каждую принесенную травинку растения, которую близнецы называли "Травой Рви Что Попало", следовало навязать узелками и поделить на части. Мама старалась вовсю. Новый способ готовить казался ей забавным.
- Что с того, что мы будем есть пироги с травой, - сказала она Еньке, когда тот вернулся, - зато это будут самые веселые пироги на свете!
- Давай сковее сюда! – Курт радостно замахал Еньке, обсыпанному белой пылью.
Одним прыжком он оказался рядом с мальчиком и отобрал у него ведерко. Мама высыпала муку на стол.
– Ты забыл пво воду!
И неугомонные малыши снова вытолкали Еньку за дверь. Приговаривая "гоп-гоп" и притоптывая от нетерпения своими толстенькими ножками. Похоже, не только мама с мальчиком чувствовали себя голодными.
Енька не мешкая притащил воды из реки, и они стали готовить тесто. Курт и Март, покрикивая друг на дружку и пихаясь, все время пытались подпрыгнуть повыше. Было плохо видно – их макушки едва торчали из-за стола. Енька, немного привыкнув к странным человечкам, помог им взобраться на стул, чтобы они показывали, что надо делать. Коротышки тут же стали пихаться локтями, переглядываться и шептаться.
    • Фкави ты – мялся Март.
    • Нет ты.
    • Ты.
         Наконец Курт потянул маму за рукав
- Нуфно ефе кое-что!
- То, фто обычно добавляют в еду.
- Соль! – угадала мама.
Услышав это, одна из птичек в кухонном буфете, оживилась, встрепенулась и тряхнула крыльями. На пол полетели белые перья.
- Лови! – завопили близнецы и кубарем покатились на пол.
Они принялись подставлять ладошки и хватать перья, стараясь успеть за всеми и ни одно не упустить. Мама и Енька стали делать то же самое. Едва перо касалось ладони, оно сразу же превращалось в крупицу соли.
- Вот это да! – обрадовался Енька. – А остальные тогда что? Сахар?
Еще одна белоснежная птичка захлопала крыльями и напустила перьев.
- Перец! – обрадовался Енька.
- Корица!
- Имбирь!
Одна за другой черная, бурая и нежно-розовая распустили свой легкий, мягкий пух по дому. До чего здорово было ловить этот разноцветный, теплый снег!
    • Эй! Пвекватите! – вопили братцы, бегая вокруг буфета, спотыкаясь друг о дружку и стукаясь лбами.
Мама и Енька ползали на коленках по полу, стараясь не проворонить ни одну пушинку. Эти необыкновенные пироги обещали быть очень вкусными! Еще бы, ведь в тесто добавили столько разных специй! Когда все было готово, мама вдруг огорченно всплеснула руками.
- Какие мы глупые! Зря затеяли всю эту стряпню. Никто не сможет есть пироги сырыми! У нас нет спичек! Как мы разведем огонь?
Курт и Март посмотрели на нее укоризненно.
- Нужно было сходить в лес за дровами, - огорчился Енька.
И поспешил добавить.
– Только не сейчас. Темно уже.
         В ответ на его слова парочка почему-то разозлилась. А Март вообще взял и пребольно наступил мальчику на ногу.
- Только попвобуй, - зашипел Курт и, и его глаза недобро блеснули.
- Пойди за двовами!
Енька испуганно попятился. Тем временем двое молодцов направились к очагу и торжественно встали по обе стороны от него. Они сильно смахивали на двух гномов, которые стерегут вход в пещеру. Март полез к себе за щеку и, поковырявшись там, двумя пальцами, причмокивая, осторожно вытащил крошечный горящий уголек. Будто бы выдернул зуб. Он положил его в темный, пыльный очаг. Курт низко наклонился, разинул как только мог широко свой рот. Потом со всей силы дохнул. И оттуда – о, ужас! – пурпурной струей полыхнул огонь. Костер быстро разгорелся, словно его питала многолетняя пыль. Маме и Еньке ничего не оставалось, как только ошалело пялиться на пляшущие яркие языки пламени. Енька подумал, что несильно-то ошибался, полагая, будто в доме живет дракон. Да не один, а  с приятелем! Огонь горел ровно и весело. Близнецы выглядели довольными и от гордости выпятили животы. Притихшие, они, словно завороженные, уставились на пламя. Пуговицы на их разноцветных жилетиках блестели, будто начищенные пятаки.
    • Давай скововодку, чего стоифь! – вдруг опомнился Курт.
И Март, вздрогнув и очнувшись, будто ото сна, послушно полез за буфет. Он принялся рыться там с таким усердием, что его толстенькие ляжки замелькали в воздухе. Когда, пыхтя от напряжения, маленький человечек вылез обратно, его самого почти не было видно за огромной медной сковородкой с деревянной ручкой.
    • Ее нуфно как следует промаслить, иначе не будет толку, - пробормотал Курт, очищая посудину от пыли.
Енька подумал, что сейчас кто-нибудь снова полезет за буфет и выудит оттуда бутыль с маслом, вроде той, что мама всегда держала у себя в кухонном шкафу. Однако Курт с Мартом, ворча, поволокли сковороду за дверь. Раздался шум. Енька с мамой выбежали на крыльцо. Курт и Март, крепко держась за края, в ночной темноте волокли посудину вниз по лестнице. Сковородка гулко стукалась о ступеньки - бум-бум-бм. Скатившись вместе с ней, братцы потащили ее наверх. Потом снова вниз, и так несколько раз. Когда, по их мнению, дело было сделано, близнецы затащили сковородку в дом и запихали в огонь. Она и вправду блестела от масла
- Давай! – скомандовали они, и мама с Енькой принялись накладывать на нее пироги.
После чего Курт и Март повалились на пол без сил. В полуоткрытую дверь протиснулся рыжий кот. Урча и облизываясь в ожидании лакомства, он уселся напротив очага.
- Лимончик пвифол, – ласково проговорил Март и почесал кота за ушком.
Этот ужин мама и Енька запомнили на всю свою жизнь. Пироги действительно оказались с капустой. Енька никогда в жизни не ел ничего вкуснее. До сих пор он считал, что не глядя променяет любой обед на конфеты. Но эти пироги были гораздо лучше конфет. Близнецы уплетали за троих, набивая щеки, отчего те раздувались все больше и больше. Енька поглядывал на них с опаской. А вдруг этинаполненные огнем и горящими углями щеки возьмут да и лопнут? Курт в перерывах между отправляемыми в рот порциями рассказывал, что при случае трава "Рви Что Попало" заменит любое растение, пригодное для готовки. Чтобы это произошло, нужно только чувствовать себя зверски голодным.
Стояла чудесная, теплая летняя ночь. Звезды сияли на небе, а огонь сиял в печке. Такого волшебного приключения у Еньки никогда не было. Пироги были съедены все до одного. А крошки мама скормила буфетным птичкам. Каждая в знак благодарности тихонько клюнула ее за палец. Сковородку Март забросил за буфет. По его словам, там ей было самое место.
От такой сказочной еды Еньку быстро потянуло в сон. Да и мама была не прочь прилечь - день выдался не из легких. Курт и Март погасили огонь в печке. Они зажгли тоненькую свечку, которую, само собой разумеется, тоже вытащили из-за буфета. На ночь близнецы полезли устраиваться обратно в горячий очаг, кряхтя, препираясь и толкая друг дружку. В сундуке, что стоял в комнате, мама нашла два теплых одеяла. При этом лицо ее, перепачканное сажей и копотью, просияло.
Енька решил обосноваться на чердаке. Он уютно устроился прямо на деревянном полу, подстелив под себя один конец толстого одеяла, и укрывшись другим. Глаза его закрылись сами по себе. Мама, засыпая, подумала, что завтра нужно будет привести дом в порядок - как следует вымыть и вычистить от пыли. Все, что случилось с ними, казалось сказкой.
И чтобы поверить в нее им обоим наверняка понадобится вся оставшаяся жизнь.
Два
На следующее утро малыши учили маму варить суп. Ради такого случая Март добыл из-за буфета огромную кастрюлю, и они с Куртом снова потащили ее на лестницу. Мама уже набрала травы "Рви Что Попало". Она, едва сдерживая улыбку, наблюдала, прислонясь к косяку, как близнецы катаются в кастрюле туда-сюда. При этом парочка по своему обыкновению ссорилась, толкалась и кричала, что  "совевфенно ничего не видно".
До чего же интересно было узнавать секреты местной кухни! Например, для того чтобы получилась картошка, нужно было всего-навсего связать вместе несколько пучков травы, обобрав листья.
- Если пвофто бвосить тваву в воду, она вазвавится, и будет самый обычный фявель и нифево больфе, даже если ты сама пви этом завяфифся в узел, - наставлял маму Курт, стоя на стуле.
Он замешивал лепешки. Добавил в начинку найденное в буфете яблочное повидло, которое слегка кислило, но пахло потрясающе. На запах в дом сбежались бурундуки. Они жили под кедром, среди корней. Бурундуки принялись носиться по дому, поднимая пыль. Бесились до тех пор, пока Март не пригрозил оставить их без еды. Поле этого зверьки выстроились возле круглого кухонного стола, словно колышки от забора, ожидая, когда поспеет завтрак. Чтобы они не скучали, мама поручила им почистить крыжовник для компота.
Енька все утро возился с велосипедами. Они были в порядке. Но странное дело – оказалось, каждый может ехать только туда, куда едет другой. Велосипеды передвигались парочкой. Кататься на них было можно, только если едут рядом двое. Как Енька ни мучался, так ничего и не смог с этим поделать. После истории с мукой и колодцем он решил больше ничему не удивляться.
Наконец все желающие, включая бурундуков, получили по дымящейся лепешке с медом и начинкой из яблочного повидла. Когда все поели, аппетитные птички склевали оставшиеся крошки. Человечки, пыхтя и подталкивая друг дружку, завалились на боковую в теплый очаг. А Енька уговорил маму прокатиться вдоль реки.
Велосипеды ловко лавировали между прибрежных камней Ехали они споро и весело, будто застоявшиеся лошадки. Мама, улыбаясь, то и дело поглядывала на свое отражение в воде. Она всегда мечтала жить на природе, подальше от городского шума. По дороге обратно, у самого крыльца, велосипеды вдруг почему-то перестали слушаться и помчались как угорелые, петляя в разные стороны, сколько ни крути руль. В конце концов оба с размаху налетели на мшистый валун, словно бы хотели шмыгнуть под него. Мама свалилась под куст крыжовника. Она принялась извиняться перед ящеркой, которой нечаянно прищемила хвост. Ящерка слушала ее внимательно, наклонив голову. Видимо, извинялись перед ней крайне редко.
На обед был суп. А на десерт ежи притащили на своих спинах маленькие кислые яблоки. Это было очень мило с их стороны, потому что собирать паданцы, ползая под кустами из-за густо растущей смородины, было делом нелегким. Енька нарвал черешни. Мама заварила чай из смородиновых листьев.
После обеда, чтобы сделать уборку, маме и Еньке пришлось сходить в лес за хворостом для веников. Дверь дома оставили открытой. Вернувшись, они увидели посреди кухни, на полу, в кастрюле с десяток торчащих пушистых, полосатых хвостов. Бурундуки были заняты тем, что за обе щеки уписывали остатки супа. Один высунул мордочку и, увидев Еньку с мамой. От смущения он потерял равновесие и плюхнулся на дно, подняв фонтан капустных брызг. Енька и мама тихонько прокрались на чердак, чтобы им не мешать.
Первым делом они вымыли окна, вытерли пыль с мебели, очистили стены и выскребли пол. Бурундуки притащили мягкого лесного мха, которым было очень удобно орудовать на манер тряпки. Курт и Март наотрез отказались чистить очаг. По их словам, многолетняя пыль для него была нужна как для каши молоко. И за буфет они тоже никого не пустили. Мама и Енька вытрясли кухонный половик. Когда его подняли, на полу стали отчетливо видны круги, расходящиеся из самого центра дома. Это напоминало годовые кольца на срезе дерева. Еще выяснилось, что дом не был сделан из досок. Его стены, пол и крыша состояли целиком из единой, гладкой деревяшки.
После уборки дом словно бы заулыбался. Окна удалось, наконец, расчистить от плюща. Для этого его просто раздвинули в стороны, будто шторы. Внутрь дома впустили солнечных зайчиков, и те принялись гоняться друг за дружкой, забираясь в самые дальние уголки. Кот Лимон тоже бегал за ними, мешая уборке и путаясь под ногами. Еньке было поручено вымыть витражную дверь. Он сантиметр за сантиметром тщательно расчищал ее от пыли. Мальчик обнаружил, что цветные стеклышки были расположены не как попало, а составляли хорошо различимый рисунок. На нем было искусно, в мельчайших деталях изображено большое раскидистое дерево с мощной, обширной кроной. В самом низу картины корни дерева собирались в пучок. И было видно, что они берут свое начало в крохотной золотистой точке, будто бы растут из нее. Как только витраж был вымыт, солнце заиграло на цветных стеклышках, словно на флейте. И тут - Енька не поверил своим глазам – дверь вдруг ожила. Дерево зашевелилось и зашелестело кроной. По дому разнесся тихий приятный шепот. Листья ласково зашуршали. Свет, проходящий сквозь стекло, образовал на полу кухни буквы. Те сложились в хорошо различимый текст. Боясь наступить на проявляющиеся слова, Енька отступил к столу. Все – и звери, и люди, и странные смешные человечки - стопились вокруг надписи. Курт и Март почему-то нахмурились, а потом и вовсе сморщились и заткнули уши. С испуганными лицами они прижались к печи. Под аккомпанемент таинственных перешептываний, доносящихся с разных сторон, мама стала читать вслух. Казалось, сам дом повторяет вместе с ней загадочные слова:
"Из гонимого ветром неизвестно откуда,
Волшебного семечка выросло чудо -
Такое большое, что нет ему ровни.
Ты дерево это назвал бы огромным.
Корни его дали жизнь деревцам,
Что воспитала река-умница.
Живым и прекрасным для зверя и птицы
Лес домом был, но суждено прекратиться
Счастливым годам – все исчезло в мгновенье.
И корни с собой унесли в подземелье
Всех тех и все то, что имелось снаружи,
И их никому теперь не обнаружить"…
Мама запнулась и растерянно оглядела тех, кто, притихнув, внимательно слушал. Март чуть заметно дрожал. Курт кусал губы. Лимон наклонил голову и как-то странно поскуливал. Енька сгорал от любопытства. Он торопливо продолжил читать:
"Осталась надежда, в которую верят:
По счету седьмой, переживший потерю,
В свое семилетие двери откроет,
И семечко черные дни остановит.
Разжавши кулак, корни выпустят к свету
Всех тех, кто виновен и в ком вины нету.
Кровь той, что слезами удобрила землю,
Должна на седьмой день молить о прощенье,
Как та, что от гибели чудо хранила,
Его изменив и все то, что в нем было.
Не сложится «семь в семь», тогда будет горе,
И семя сгниет, чудо-лес похоронит.
А если седьмой восстановит порядок,
Его ждет приятный и нужный подарок."
Енька умолк. По его спине побежали мурашки. Какие таинственные стихи! Совершенно непонятные! "Кровью взяла и удобрила землю». Сердце его стучало, будто он пробежал целый километр. Пока все переглядывались, шелест и шепот прекратились. Таинственная страничка исчезла с деревянного пола, как будто ее и не было. Крохотная золотистая точка в центре витража сверкнула. И листья перестали двигаться. Все в доме стояли молча еще несколько минут.
- Красивые стихи, правда, мам? – нарочно громко проговорил Енька.
А то уж очень тревожно вдруг ему сделалось. Он широко улыбнулся. Всегда помни про мамино правило - в трудные минуты сохранять на лице улыбку!
- Тут, наверное, когда-то жил очень талантливый человек, - нерешительно предположила мама. - Писатель или, может быть, художник. Какая картина, вы только посмотрите. Тонкая работа, стеклышко к стеклышку.
      Курт и Март глядели на нее как-то странно.
- Некоторым не мефало бы немного поднабраться ума, - проворчал Курт, бросая в сторону мальчика особенно недобрый взгляд.
       После этого они с братцем тяжело вздохнули и забрались в очаг.
Больше от плюща ничего, кроме окон, расчищать не стали. Загадочный, увитый зеленью дом был прекрасен. И как чудесно было любоваться закатом, сидя, будто на балконе, на его высоком крылечке!
К ночи пошел дождь. Засыпая, Енька слышал, как на крышу с одной стороны падали кедровые шишки, а с другой катились яблоки. Он стал считать, кто победит – кедр или яблоня, но быстро сбился. Лимон, несмотря на дождь, спал наверху, у печной трубы. Бурундуки и ежи, сколько их ни звали, остались ночевать одни под корнями кедра, другие в зарослях смородины. Белая куропатка куда-то подевалась. Енька решил, что она нырнула в колодец. Бестолковые велосипеды пережидали непогоду, прислонившись к кухонной стене. Большая свечка под потолком чердака раскачивалась от порывов ветра, ее пламя отбрасывало замысловатые тени.
Но сам дом стоял крепко.
Три
Разбухающее, словно тесто, любопытство, так и перло из енькиной головы. Утром он проснулся раньше всех, потому что твердо решил разобраться со странной дверью. Он рассматривал ее со всех сторон и так, и сяк, теребил и ковырял стеклышки. Но ничего подобного тому, что произошло накануне, не повторялось.
"Может, это устройство, которое умеет рассказывать истории? Вроде проигрывателя. Нужно просто научиться его заводить".
Он так толком ничего не понял из вчерашнего. Вот если бы послушать еще разочек! Где-то же должен быть ключ, скважина, ну, хоть какой-нибудь механизм!
Пока мальчик мучился, желтую песчаную дорожку переползала крупная садовая улитка. Увидев, что он делает, улитка остановилась. А потом стала трястись как желе, будто бы беззвучно смеясь.
- Глупыш-малыш,
разве не слышь?
НА СЕДЬМОЙ ДЕНЬ
Расшевелится пень.
А никак не теперь!
Очень медленно, с расстановкой она прохлюпала эти слова, словно захлебываясь от смеха. И направилась дальше своей дорогой.
На самом большом камне у реки она рассчитывала устроиться на некоторое время, чтобы погреться на солнышке.
- Что вы сказали?
       Енька, хоть и дал себе слово ничему не удивляться, на этот раз просто опешил. Трудно признаться даже самому себе, что разговариваешь с улиткой. В сильном волнении Енька бросился в дом. Мама давно проснулась. И на столе красовались готовые к выпечке булочки с черешневой начинкой. Близнецы сидели вместе на одном стуле, так, что их обоих едва было видно из-за стола. Морщась, они вгрызались в кислые яблоки. Мама рассыпала комплименты их кулинарным способностям. Удивительно, как это из одной только муки и воды им каждый раз удается сделать такое разное и такое вкусное тесто!
- Фсе дело ф аппетитныф птичках, - Курт подмигнул Марту, дружески толкнув его плечом.
За завтраком мама рассказала, что вчера случилось с велосипедами. Как она свалилась под куст крыжовника, когда потеряла управление и врезалась в валун. Коротышки стали смеяться. Они смеялись все сильнее и сильнее. И, в конце концов, яблочные брызги полетели во все стороны. А когда мама пожаловалась на то, что бестолковые велосипеды едва не отдавили бедной ящерке хвост, близнецы от смеха и вовсе кубарем скатились на пол.
- Давно мне не было так весело, - давился Курт, - с тех самых пов, как Мавт не смог сам спуститься по трубе, и его товкали бувундуки! Гоп-гоп!
Март, валяясь на полу, загибался от хохота. Курт весело запрыгал на одной ножке в комнату, где ночевала мама. Грохнула крышка сундука. Человечек вернулся, неся красную шелковую ленточку. Прыснув в кулак, он сунул ее маме в руки.
- Они тебя васцелуют, если ты объявифь об их помолвке. Только этого ждут - не дождутся, - закатился он.
- Да! Сами-то уф никак не могут!
- Хотели ювкнуть в свое уютное гнездыфко, да ничего не выфло!
- Не влефли!
- Вы бы ефе запустили змея, ой, не могу.
Март попробовал подняться, потянулся к ножке стула и опрокинул его.
- Или поигвали бы в мячик.
- Или покачались бы на квесле.
- Ну да, как фе, на квесле! Ха! Пусть попвобуют!
- Хорошо еще, что Туман не сбвосил их с говы!
- Или не вягнул как фведует!
      Близнецы изнемогали, сгибаясь пополам от сотрясающих их приступов хохота.
Мама с Енькой переглянулись. Никто из их знакомых не углядел бы ничего уморительного в велосипедной прогулке или игре в футбол. Разве рваный бумажный змей может кого-то так рассмешить? Енька снова подумал, что ему нужно как можно скорее пойти в школу. Он совершенно ничего не понимает в жизни. А парочка все никак не могла остановиться. Кажется, у Марта от смеха даже слегка похудели щеки.
Мама с Енькой решили оставить близнецов в покое. Пусть себе смеются. А они отправятся в лес за грибами, чтобы было что поджарить на ужин.
И конечно же, грибы удались на славу. Когда все сидели за столом и уплетали, у мамы был очень смущенный вид. У нее на языке вертелся один вопрос, который она никак не решалась задать.
- Могу я узнать одну вещь? – наконец, насмелилась мама, - мне кажется, мы не случайно сюда попали. Нас кто-то привел?
Курт и Март тревожно переглянулись.
- Ну, мы. Фто с того?…, - неуверенно заерзал Март.
- Для чего? – удивился Енька.
- Мы попвосили Юки, Юки слетала. Хотя ее и пвифлось уговавивать. Потом мы попвосили Тумана, - Март загадочно улыбнулся, как будто вспомнил что-то очень забавное. – Но сначала прифлось сковмить ему целую поляну твавы. Ведь он футь какой ленивый.
Енька осоловело похлопал глазами.
- Кто ленивый?
- Ничего не понимаю! - воскликнула мама и от волнения даже стукнула кулаком по столу.
- Фу, какие фе вы глупые! Как кто? Туман. Ведь он же вас пвивез, да?
Курт хитро подмигнул другому коротышке. Тот насмешливо хрюкнул, зарывшись в чашку с земляничным чаем.
- Но нас привез автобус, хотя и очень необычный, - сказала мама.
          Человечки теперь уже оба углубились в чашки, чтобы не было видно, как они там булькают от смеха. Настала очередь переглянуться маме с сыном. Так значит, и вправду, именно эту белую птицу они видели сначала у своего окна, а потом во дворе! Это на нее они побежали смотреть в то странное утро, когда занялся пожар.
    • Зачем?! – в один голос воскликнули они. – Зачем вам это было нужно?
    • Разве вы наша ужасно далекая родственница? И решили оставить наследство? – рассмеялся Енька. – Замок с привидениями?
Та, что живет на другом краю земли?
Март старательно разглядывал пуговичку на своем жилетике.
Курт конфузливо ерзал на стуле.
    • Нам вдвуг сильно захотелось пивогов, а есть пивоги вдвоем – ствафная скукотифа! Гоп-гоп, давайте-ка лучфе позовем Гунилу! - засопел он, соскакивая со стула и протискиваясь в дверь.
Енька и Март вскочили следом за ним.
    • Что за Гунила?
Но близнецы не слушали его. Они выбежали на крыльцо и стали громко насвистывать, старательно вглядываясь куда-то вдаль, в сторону реки.
- Ей нуфно ввемя, чтобы собваться, – прокомментировали они.
        Вдруг братцы принялись потешно раскланиваться.
- Добво пофавлвать.
- Милости пвосим.
        Енька увидел, как по ступенькам, растопыривая лапы, ловко карабкается ярко-зеленая лягушка. Не отрывая взгляда, она пристально смотрит ему прямо в глаза.
    • Гунила у нас – знатная танцовфица.
    •  И певица.
    • Ну фе, Гунила, покафи класс!
Гунила ловко перевалилась через порог и уселась на коврике. Вперившись своими выпуклыми глазищами в мальчика, она принялась раздувать пузырь у себя на шее и издавать странные звуки. По всей вероятности, это и была песня. Потом неожиданно грациозно она приподнялась на задние лапки и стала раскачиваться. И кружиться. Движнния ее были на удивление плавными. Так она подпрыгивала и вертелась, а один раз даже перекувыркнулась в воздухе. Потом резко повалилась на спину и свесила свои изящные, хрупкие лапки на одну сторону.
    • Гунила устала.
    • Она всегда чевпает вдохновение ф ком-нибудь…
    • Ха! Напвимев, когда Гунила танцевала для Кувта, ее болтало в воздухе как бефенную, - хрюкнул Март.
    • Ну-ка, снеси-ка ее обватно к речке, – Курт бесцеремонно пихнул мальчика в бок.
И тот, осторожно завернув Гунилу в полотенце, понес ее куда было сказано. На берегу Енька посадил необычную лягушку на мшистый камень. Дальше-то уж она как-нибудь сама найдет дорогу. Танцовщица все еще учащенно дышала и по-прежнему не спускала с него глаз. Мальчик приветливо помахал ей рукой.
Давно уже хотелось Еньке что-нибудь нарисовать. Однако в доме не было ни карандашей, ни красок. Тогда он решил пошарить за буфетом. Ведь столько раз близнецы добывали оттуда то посуду, то столовые приборы, то свечи. А вдруг и цветные карандаши там тоже завалялись? А если повезет, можно будет раздобыть и листок бумаги. Енька осторожно заглянул за буфет. Там было темно, очень темно. Гораздо темнее, чем во всем остальном доме ночью.
- Где сковородка? – растерялся он.
Не было также и огромной суповой кастрюли. Он вынырнул, взъерошенный и озадаченный. Потом глубоко вздохнул.
- Попробуем еще раз. Мне нужны карандаши и хотя бы малюсенький клочок бумаги.
Енька зажмурился и принялся шарить по полу. Внезапно рука его нащупала что-то продолговатое и ребистое. Карандаш! Еще и еще! Целых семь штук, как и положено. И, наконец, он добыл несколько свернутых в трубочку вполне пригодных для рисования листов бумаги. Весь вечер Енька рисовал. Он нарисовал бурундуков, Лимона, Юки, ежей и ящерку, Курта и Марта, а также аппетитных птичек, улитку и танцующую лягушку Гунилу. Довольный, мальчик побежал показывать маме, что получилось.
Мама сидела на крыльце и смотрела на реку. Скалы по другую сторону были утыканы редкими деревцами. Несмотря на то, что солнце почти село, воздух был каким-то удушливым, как это и бывает жарким летом. Лимон лежал на брюхе, свесившись с крыши. Лапой он пытался подцепить красный цветок вьюна. На фоне зеленой листвы его ярко-рыжая шерсть выглядела очень эффектно. Маме не давали покоя вопросы. Но что толку? Те, кто могли на них ответить, насмеявшись так, что заболели щеки, забрались спать в свою любимую печку.
Четыре
На следующее утро Енька с мамой решили поплавать. Речка была глубокой и чистой, с ощутимым течением. Но неподалеку от дома имелась вполне пригодная для купания заводь. И на дне были хорошо видны камешки. Стайки рыбок кружились и тыкались в ноги. Долго в воде продержаться не удавалось – река оказалась студеной.
Курт и Март состряпали большущий пирог с брусникой и сварили яблочный кисель. Было видно, что маленьким обжорам ужасно нравится управляться на кухне. Мама покрыла стол белоснежной скатертью, расшитой по краям зелеными листочками, которую нашла в сундуке. А на окошки повесила шторы. В доме стало еще уютнее.
Завтракать решили на траве под черешней – утро выдалось погожим. Мама расстелила на полянке одеяло. Звери уже привыкли получать из ее рук какие-нибудь вкусности, и дружно сбежались. Пирога хватило всем. Наевшиеся до отвала близнецы были не в силах отгонять бурундуков, и те скакали по их упитанным бокам. Енька, отхлебывая кисель из чашки, разглядывал белую куропатку. Юки как всегда неподвижно сидела на краю колодца. От пирога она отказалась. «Поди, одной мукой питается», - подумал мальчик.
«Не иначе, как эта птица подкинула нам записку. Точно она,» – размышлял он, лежа на животе и болтая босыми ногами в воздухе.
Кот Лимон развалился у него под боком, подставив солнышку брюхо.
    • Первый раз вижу кота, который любит желать на спине. Кошки обычно не показывают свой живот, - заметила мама, собирая со скатерти крошки для аппетитных птичек.
    • А он и не фот фофсе", - задумчиво жуя травинку, проговорил Март.
Когда они вот так до отказа набивали рот едой, понимать их становилось еще труднее. Мальчик приподнялся на локте и вопросительно уставился на человечка.
- Он не кот! – поддакнул Курт.
Он валялся на солнцепеке, поглаживая свое туго набитое лакомствами пузо.
- Он больфой котифе!"
- Не кот он, - упрямо замотал головой Март.
- Фобака, - хихикнул Курт.
- Что? – воскликнули хором и Енька, и мама.
- Я гововю, он фобака.
Енька подумал, что коротышки перегрелись на солнышке или заболели сильным обжорством. Они не понимают, что несут. Однако парочка выглядела на удивление серьезной.
- Тут когда-то была больфая деревня.
Сказав это, Курт поскучнел, словно вспомнил что-то не очень приятное.
- Была? – осторожно переспросила мама.
- От самого соснового бова до веки был лес.
- Совсем двугой лес, – тихо добавил Курт и почему-то всхлипнул.
- Лес?
Мама огляделась, окинув взглядом зеленые холмы. Те к зиме обещали превратиться в отличные трассы для сноубординга. 
- Здесь?
- А я видел улитку, и она со мной разговаривала, - вдруг совершенно некстати выпалил Енька.
Ему не нравилось унылое настроение близнецов.
– Стихами.
- Узелок.
- Она ттофе фсе это пвеквасно помнит.
- А? – снова ничего не понял Енька.
- Мне кажется, он говорит, что улитку зовут Узелок, – шепотом подсказала мама.
Малыши закивали. На поляне повисло молчание. Чудесное солнечное настроение куда-то улетучилось. Чтобы продолжить беседу, мама пообещала, что на обед сделает кашу с малиновым сиропом. Курт перекатился на живот и стал шептаться с одним из бурундуков. Некоторое время спустя они вдвоем потрусили в сторону леса.
- Куда это он? – удивилась мама, сворачивая одеяло.
Март лукаво улыбнулся:
- Пофел добывать тебе малину! Ты фе обефала кафу!
Малыш склонил голову набок и причмокнул. Как будто это не они с братцем только что слопали почти весь пирог, запив его киселем.
Весь остаток дня Енька уговаривал Марта покататься на велосипедах. Мама была занята. Она перебирала, вытряхивала и раскладывала на солнышке то, что нашла в сундуке. Наконец, несчастный Март, которому надоело отбрыкиваться, попробовал взгромоздиться на сиденье. Он тут же свалился в высокую траву и с досады запустил в велосипед ботинком. Затея с самого начала была обречена на провал – коротконогий Март не доставал до педалей. Еньке стало скучно. Жалко, что эти велосипеды такие странные! От нечего делать мальчик все-таки связал их рули красной ленточкой. Вспомнились слова о помолвке. Что это за слово, он толком не знал. Но видимо оно означало, что кто-то с кем-то связывается. Связанные лентой, велосипеды и правда послушно покатились рядышком, колесо к колесу. Ими даже не нужно было управлять. Мальчик обрадовался. Теперь можно кататься, когда вздумается, и ехать, куда угодно! Енька принялся весело нарезать круги вокруг колодца. Так что у Юки, пристально наблюдавшей за ним, закружилась голова. И она, рассерженно крича, улетела в лес.
После полудня Курт ввалился в дом, волоча большую плетеную корзину с ароматной лесной малиной. Он поставил ее под стол и принялся помогать Марту разогревать кастрюлю. Мама принесла из колодца муки. Та превратилась в манку, как только Март бросил в ведро несколько мелко порубленных стебельков заветной травы. От колодца мама вернулась растерянной. Добывание муки ее обескуражило. Хотя она, как и Енька, дала себе зарок ничему не удивляться.
Пока каша готовилась, троица уселась за стол и принялась рисовать. Енька нарисовал солнце, речку, горы. Курт старательно выводил на бумаге какие-то немыслимые каракули. Он поклялся своей порцией каши, что сможет сам написать слово ДОМ. Мама помешивала кушанье в большой кастрюле. Лимон увивался вокруг нее в ожидании ужина.
- Я знаю, кто написал записку, - воскликнул Енька.
- Одну букву я, одну он, – гордо вымолвил Курт.
Выпрямившись, он наклонял голову то в одну сторону, то в другую, чтобы получше разглядеть свое творчество. Март кивнул.
– Но кавандаф мы нафли только чевный. А ты молодец, целых семь фтук! – и он дружески похлопал мальчика по плечу.
Мама наложила всем полные тарелки каши, добавив в каждую малинового сиропа. Она собралась было пожелать приятного аппетита, но вдруг Курт недовольно заерзал и запыхтел. Он уже бросил выводить закорючки, которые все равно было совершенно невозможно разобрать, чтобы все внимание уделить еде.
- Ты не добавила незабудок, - угрюмо буркнул он и отложил ложку.
- Всегда в кафу нужно класть незабудки, – с серьезной миной поддакнул Март.
- Это еще зачем? – удивился Енька.
Собственный опыт подсказывал ему, что миллионы мальчиков и мам во всем мире худо-бедно обходятся без незабудок.
- Зачем, зачем?! Мавш! – близнецы дружно щелкнули его по макушке.
И Енька, смекнув, что для вопросов времени нет – каша стынет, - стремглав припустил за дверь.
         В корзиночке, что висела над входом, он сорвал четыре маленьких голубых цветка. Мама положила их по одному в каждую в тарелку.
- Суп ефе куда ни фво, но кафа… – укоризненно покачал головой Март. – Незабудки пвежде всего!
И действительно, каша с незабудками и малиновым сиропом вышла необыкновенной. С нежным сладким вкусом, слегка отдающим ванилью. От нее делалось легко, весело на душе и захотелось петь.
- Незабудки пвидают физни свефесть! – изрек Курт, вылизывая тарелку.
Он завистливо косился на пустую кастрюлю, из которой Март пальцем выскребал остатки угощенья.
- Где ты ходил так долго? – поинтересовалась у него мама, собирая тарелки. – Я волновалась. Ты мог потеряться.
Когда близнецы вдоволь насмеялись, Март ответил:
- Никогда не потевяются те, у кого двузья бувундуки. Дай-ка мне лучфе чевешневого сока.
- Нуфно было попвосить кое-кого, - уточнил Курт.
- Кое-кого очень упвямого, чтобы он певестал пвятаться, – добавил братец, жадно отправляя в рот палец с остатками каши.
Енька разглядывал свой стакан с соком. Он не любил совать нос в чужие дела, хоть и был любознательным мальчиком. Поэтому пока что промолчал. Мысли и без того громоздились одна на другую и путались у него в голове.
После обеда мама и Енька решили снова искупаться. Им понравилось плескаться в речке. Бурундуки увязались за ними. Зверьки уселись на мшистый валун, отчего тот стал похож на утыканный шевелящимися грибами пенек. Они попискивали. В жизни не видели, чтобы кто-нибудь по собственной воле лез в холодную воду! Курт и Март, переминаясь с ноги на ногу, стояли у колодца и глазели на Еньку. А тот плавал и нырял в сове удовольствие.
Вдруг за холмом раздался знакомый резкий гудок. Подпрыгивая и трясясь на кочках, задом наперед из леса вырулил автобус. Подскакивая, будто бешенный, он направился в их сторону. Мама и Енька глазам своим не поверили. Машина, продолжая громко гудеть, распугав рыбешек, со всего размаху въехала в реку. Пару раз нырнула и, отфыркиваясь, вылезла из реки. Повалилась на траву и стала по ней кататься, похрапывая от наслаждения. Близнецов это зрелище привело в неописуемый восторг. Они запрыгали и стали обниматься.
- Туман вевнулся!
- Ува!!! – кричали они, подскакивая и размахивая руками.
Внезапно автобус встряхнул своими и без того ветхими запчастями и зашелся в сильном кашле. Встревоженные, коротышки подбежали к нему и стали стучать по капоту. Март и Курт ощупывали грязные и мокрые автобусные бока, прикладывая к ним то одно ухо, то другое. Кабина водителя была пустой. Наконец, автобус кашлянул особенно сильно, и на траву покатились мамины монетки. Близнецы ошалело уставились на них округлившимися от негодования глазами. Потом выразительно посмотрели на маму, которая, мокрая, сидела на берегу. Курт собрал монетки в кулак, подбежал и сунул деньги ей прямо в лицо.
- Как ты могла накормить Тумана этой фадостью?! - возмущенно зашипел он.
- Да они ничефо не понимают, - добавил Март, презрительно оглядев Еньку с мамой с ног до головы
– Этот вообфе, - он кивнул в сторону мальчика, - ефе маленький.
Он обречено махнул рукой и печально похлопал автобус по грязному боку. Машина, избавившаяся от монет, радостно взбрыкнула. И, шумно выпустив воздух из передних колес, опустилась на колени, чтобы поедать траву, слегка приоткрыв капот. Мама приложила ладони к глазам – ей стало нехорошо.
- А можно его погладить? – неудачно пошутил Енька.
Близнецы, которые уже было собрались уходить, уставились на него.Постепенно их лица стали теплеть, а потом и вовсе расплылись в широких улыбках.
- Он мофет дафе тебя покатать на спи…, то есть, я хотел сказать, на квыфе, - сказал Март.
Но Енька еще слишком хорошо помнил свою предыдущую поездку и то, как едва не свалился с дивана. Наевшись, автобус задремал возле колодца. Когда солнце стало садиться, его силуэт на фоне заката стал напоминать бегемота, неизвестно как очутившегося в этих краях.
- Он скитался по лесу, - доверительно шепнул Март.
- Боялся подходить к дому, - кивнул Курт.
– Но вообфе-то он квассный!
- Вот увидифь!
- Уже увидел, - заверил Енька, снова вспомнив их с мамой недавнее путешествие.
Вечером мама нашла в сундуке клубок шерсти и села вязать Марту носки. Тот часто жаловался, что под утро у него зябнут ноги. День опять выдался полным загадок. Не думать о них было трудно. И оттого, что Енька все время держал свои вопросы в голове, ясности не прибавлялось.
- Вот бы мне такой напиток, - рассуждал он за ужином, прихлебывая малиновый морс, - выпьешь его, и сразу делаешься умнее, то есть все начинаешь понимать.
Он приподнял край скатерти и глянул на Курта и Марта. Братцы под столом сражались на карандашах, будто два заправских фехтовальщика. Снаружи слышалась возня. Это Лимон гонял по лестнице бурундуков.
- Но ведь тогда будет не так интересно!
Пять
Рано утром мама за столом связывала в пучки траву "Рви Что Попало", чтобы получить рис. Она собиралась приправить его и приготовить сладкие колобки. Вокруг нее вилась птичья стайка, предчувствуя, что будет, чем поживиться. Маленькие птички все время лезли маме под руку. И в конце концов, потеряв терпение, она велела им слетать за сладким лесным чесноком. Он рос в такой чаще, куда ей самой было не добраться. Близнецы, позевывая и потягиваясь, вывалились из печи. Они уселись на один стул и начали вяло препираться, кому пришивать оторвавшуюся пуговицу и кто ее оторвал.
- Я пришью вам сто пуговиц, - пообещала мама.
Она растащила коротышек, когда те уже совсем готовы были сцепиться.
– Скажите-ка лучше, что это вы говорили насчет деревни, и будто бы здесь был какой-то лес…
Вместо ответа близнецы приветливо замахали своими пухлыми ручками. Потому что увидели Еньку, вернувшегося с речки. Там он все утро строил запруду. Они подождали, пока мальчик вскарабкается на стул, и загадочно переглянулись. Потом, то и дело перебивая друг друга, рассказали вот что.
Много времени тому назад, никто не помнит, сколько, на этом самом месте находился величественный лес. Он подступал к самой реке. Нынешний сосновый бор по сравнению с ним - огородная грядка с петрушкой. Деревья там росли самые разные, но все как на подбор сильные и красивые. Этот лес зародился, когда людей еще и в помине не было. Говорили, будто он особенный, и все существа, обитающие в нем - звери, птицы, и даже самые крохотные букашки, умнее своих обыкновенных сородичей. И живут дольше.
И вот однажды в эти края пришли люди. Курт считал, что они убегали и прятались от других людей. А Март полагал, что просто бродили по свету в поисках лучшей жизни. Так или иначе, обнаружив прекрасный лес, люди обрадовались и решили здесь поселиться. Полным-полно разной пищи, есть вода – что еще нужно? Людям, само собой, понадобилось строить дома, и они стали рубить деревья. Людей было немало, и они умудрились расчистить довольно обширное пространство. Выстроили себе настоящие терема - один лучше другого. Отборная древесина словно пела под топором, и стены складывались сами. Покончив с домами, люди принялись за лодки, посуду и мебель. А потом стали освобождать место для огородов и пашен. Поваленные деревья распиливали на части и складывали – заготавливали на зиму дрова.
Только одно дерево у самой реки осталось стоять, где стояло. Этот участок достался семье - маме, папе и маленькой девочке. Дерево выглядело так внушительно, что глава семьи долго не решался взять в руки топор. Так что жить им приходилось у родственников. Все удивлялись такой нерешительности. Только лишь для того, чтобы не слоняться без дела, когда кругом кипела работа, папа стал рыть бессмысленный, учитывая близость реки, колодец и выложил его камнями. Однако время шло, все понимали, что теплые дни закончатся, наступят холода - хочешь-не хочешь, дерево придется рубить. Но отец медлил, по много раз обходил могучий ствол кругом, как бы примериваясь, куда получше вонзить топор. И все копал и копал свой колодец.
Не проходило дня, чтобы дочка не умоляла отца пожалеть большое, прекрасное дерево.
- Оно разговаривает со мной, - говорила она. - Рассказывает истории про лес и зверей. Оно живое и умеет шевелить листьями. Когда захочет, безо всякого ветра.
Целыми днями вместо того, чтобы играть с другими детьми, девочка просиживала на толстой, нижней ветке, словно кукушка. И однажды отец в сердцах воскликнул, Мол, коль это дерево и вправду такое волшебное, как ты говоришь, то оно само о себе позаботится. И если на следующее утро оно вдруг возьмет и превратится в дом, в котором они могли бы жить, он, конечно же, не станет его рубить. Честно говоря, он и сам не горел желанием губить великана. Когда родители уснули, девочка тайком пробралась во двор. И целую ночь простояла, уткнувшись носом в шершавую кору. Ей было жалко дерево. Стоило только представить, что от волшебного ствола останется один пень, сердце ее сжималось, а сама она заливалась слезами. Девочка умоляла простить отца. И как умела молилась, чтобы свершилось чудо. Ведь ни на что другое рассчитывать не приходилось. Измаявшись и наплакавшись, под утро она уснула прямо на земле. А когда рассвело, очнулась в изножии высокого деревянного крыльца. Вся деревня сбежалась посмотреть на новый дом.
- Кхм, - многозначительно кашлянул Март, - мефду пвочим, этот дом был непвостым. Он, мефду пвочим, стоял на одной ноге.
- Так вот в чем дело! – пробормотала мама. - А вовсе не в том, что река разливается.
- А что было потом? – не выдержал Енька.
Отец девочки выложил дорожку из речного песка и украсил ее камнями. Он также решил не трогать несколько молодых деревьев, что росли рядом с домом, будто бы под его защитой.
- А что дальше?
Енька весь извертелся на стуле в ожидании финала. Но Курт равнодушно зевнул:
    • Настали холодные ночи. Люди стали жечь двова.
         Он немного помолчал, а потом добавил.
    • То есть жечь девевья.
    • И все пвовалились под землю, - Март уставился на свои новые полосатые носки.
    • Как провалились? – удивилась мама.
- Куда под землю? – расстроился Енька
Он с досадой почуял, что опять половины не понял. Еще ему стало немного жутко. А вдруг они с мамой тоже возьмут да куда-нибудь провалятся? Вдруг это место заколдованное? Уж то, что оно очень странное – это точно.
- "…Все исчезло в мгновенье, - загробным голосом провыл Курт, - и ковни с собой унесли в подземелье…
- …Всех тех и все то, что имелось снавужи, и их никому тепевь не обнавужить…", - ну вы фе все пвеквасно сами слышали, - пролепетал Март.
Он потер лоб, словно эти слова заставили его вспомнить что-то не очень приятное. Наступило долгое молчание. Мама и Енька сидели, задумавшись.
    • Видно, это и вправду был непростой лес, - тихо промолвила, наконец, мама, - и ему очень не понравилось, как с ним обошлись люди.
    • А что стало с девочкой, ведь она не рубила деревья и ничего не жгла. Она тоже провалилась под землю? – заволновался Енька.
Это было бы ужасно несправедливо! Близнецы заулыбались.
    • Вот уж нет! Вазве мы бы тогда сидели вядом с вами?
    • Когда все случилось, они с папой и мамой ловили выбу, и умная века вынесла их куда сведует.
    • На двугую стовону земли.
Март наклонился к самому уху Еньки и шепнул, хихикнув:
    • Пвямо в ладофки к судьбе.
Мама от волнения не могла говорить. Так вот какую тайну скрывает этот уютный, но, безусловно, очень странный дом. Ей стало не по себе. А коротышки, наоборот, оживились.
    • Гоп-гоп, - распевали они, обнявшись.
    • И все стало, как есть.
    • И тепевь мы такие как есть!
    • А поесть мы любим, мы не ели целую вечность!
    • А еще мы любим подувачиться!
         И они разноцветными колобками покатились к выходу. Прямо с крыльца Курт повалил Марта в смородину, и они стали возиться и давать друг другу тумаки. В конце концов, Курт наскочил на ежа, взвизгнул и вылетел на дорожку.
    • А, …Пенка, - удивленно протянул он, потирая бок. -  Да, пвости, я забыл!
На дорожке с укоризненным видом сидела та самая ящерка, которой мама едва не отдавила хвост возле куста с крыжовником.
Мама с Енькой тоже вышли на крыльцо, чтобы глотнуть свежего воздуха.
    • Ее зовут Пенка? – удивилась мама – ей все еще было неловко перед ящеркой из-за дурацкой выходки велосипедов. – А что ты забыл?
    • Пова поливать тваву.
    • Да чего ее поливать-то? – взвился Енька.
Он нутром почуял, что сейчас последует очередное сумасбродное поручение.
- Плохо она растет, что ли? Вон здесь ее сколько!
    • Глупый, беви ведво и беги к Юки, - скомандовал Курт.
И мальчик, понукаемый братцами, поплелся к колодцу.
    • Вот, пожалуйста, Юки, миленькая, - обратился он к ней с кривой усмешкой, - Курт собрался поливать траву.
И насмешливо прыснул
    • Мукой, что ли?!
Белая куропатка на этот раз не выдернула у него ведро из рук, а просто так, без ничего, нырнула в колодец. Она появилась спустя несколько минут, вся в белой пыли, однако это явно была не мука. Птица уселась на краешек ведерка и изящно повела крыльями. И, будто рачительная хозяйка, отряхнула ладошки после стряпни. На дно ведерка упала горсточка трухи, похожей на золу. А тем временем близнецы побежали за Пенкой к кусту крыжовника и стали рыться у самых корней. Ящерка показывала им, где следует искать. Вылезли они из-под куста все перепачканные, зато каждый держал в руках по паре корешков.
    • Вот,– торжественно заявили они.
Енька с мамой, не удержавшись, рассмеялись, глядя на их потешные чумазые физиономии.
Курт и Март положили один из корешков в ведро с водой и серой пылью, тщательно размешали и выжидательно уставились на мальчика.
    • Чего это вы на меня так смотрите? – попятился он.
Близнецы зашипели:
- Какой глупый.
- Поливай!
- Сначала там, - Курт ткнул пальцем в сторону кедра.
- Ну вот, опять, - обречено протянул Енька.
Он принялся выполнять работу, в которой не видел никакого смысла. Трава "Рви Что Попало" росла повсюду, казалось, больше проку было бы, если бы ее выпололи. Она путалась под ногами и местами доходила Еньке почти до пояса. Так что через нее было ужасно трудно пробираться. Такие заросли еще и поливать? Бедный Енька худо-бедно побрызгал возле крыльца. Он таскал ведерко, куда Юки каждый раз стряхивала по скудной серой горсточке, к реке и обратно. А близнецы замешивали в воде корешки. Енька взмок, как мышь под метлой. Он торопился, стараясь побыстрее покончить с этим бессмысленным занятием.
Мама тем временем продолжала добывать рис. Черешневые птички принесли чеснок и без лишних уговоров потолкли его в ступе.
- Какой во всем этом толк!? - чуть не плача, ныл Енька.
Он жутко устал, у него ныли ломило плечи и болела спина. Вместо этого он рассчитывал надуть мяч или починить воздушного змея. В крайнем случае, можно было бы забраться на крышу автобуса, если удастся уговорить его немного постоять спокойно, и понырять в заводь.
- Увидиф, - лукавым голосом отозвался Март.
- Что-то я пвоголодался, - заворчал Курт, и в животе у него как по команде призывно заурчало.
- Гоп-гоп, а вот и сигнал! – радостно заключил Март.
- Ну-ка, все трое, к речке мыться, живо, - скомандовала мама, - в таком виде я вас за стол не пущу. Рисовые колобки почти готовы, осталось только запечь их и полить медом.
Енька и два упитанных приятеля отправились на реку. Всем троим ужасно хотелось поскорее получить как можно больше сладких рисовых колобков. Енька пообещал научить человечков плавать, хотя те вовсе не горели желанием лезть в холодную воду. Март осмелился зайти в реку только по колени, и для вида поплескал себе на живот.
- Завтра перейдем к нырянью! – радовался Енька успехам Курта.
Тот оказался немного смелее брата и барахтался на отмели, у самого берега.
После обеда бурундуки притащили из леса гору шишек, и все вчетвером дружно трудились, добывая орехи. В кухне висел аромат кедровой смолы. Мама рассчитывала сделать на ужин ореховую запеканку с черешневым джемом.
- И творожный пудинг. Правда пока не знаю, как с ним управиться, – сказала она, очищая скорлупу. – Но одно могу сказать - готовить такие волшебные обеды – сплошное удовольствие!
Курт и Март, согнувшись, сопели каждый над своею горкой шишек.
- Э-эх! – Курт распрямил спину, потянулся и зевнул, - сколько ваботы! Пока вас не было, не было и никаких забот!
- Не пова ли немного певедохнуть? – оживился Март, - напвимев, вздвермнуть чуток?
- Лучше давай споем! Эй, бватец! Взбодвись! Гоп-гоп! – дернул его за ухо Курт и, мелькая толстыми короткими ножками, полез за буфет.
Какое-то время там слышались громыхание, чертыханье и возня. Потом показалась взлохмаченная шевелюра Курта. А затем появился и он сам, волоча за собою аккордеон. Меха инструмента растягивались и издавали душераздирающие, заунывные звуки. Приятели уселись по разные стороны от аккордеона, и в четыре руки заиграли протяжную печальную мелодию. Потом дружно затянули:
- Нам каждую ночь снится со-о-он,
- Он один на двоих.
- Где ты улетаешь?
- И ты!
- Ну конечно, бултых!
В огромную бочку без стенок и дна,
Внизу в этой бочке совсем не вода.
Внизу полыхает ужасный пожар,
Как страшно попасть в этот жалящий жар.
Мы падаем. Шепот и шелест вокруг
Рассказ вновь и вновь все про то же ведут.
Мы знаем его наизусть, и кричим:
- Пожалуйста, нас, семь и семь, отпусти,
Ты нам помоги, возврати нам себя,
Мала мне жилетка, она не моя,
Я не пролезаю в трубу, мочи нет!
- Просите не вы! – раздается в ответ.
И вдруг открывается сбоку проем –
Сверкает там солнце, и смех слышен в нем.
Мы чудом ныряем туда, и ура!
Там ветер и счастье, вода и трава!
Не будь дураком, ты умом пораскинь,
И нас, и зверюшек, и прочих спаси-и-и!
Зрители вежливо похлопали. Енька с досадой подумал, до чего все-таки здесь любят изъясняться загадками. Курт и Март отшвырнули аккордеон. И тот в сопровождении печальной мелодии, словно уползающая гусеница, пропал за буфетом. Близнецы стали дальше перебирать орехи, время от времени перешептываясь и косясь на Еньку.
- Сколько мы ни намекали…
- Он ничего не понял…
- Он глупый.
- Просто маленький.
- Он слышал слова девева и нашу песню, но даже не задал ни одного вопвоса.
- Но мы не имеем пвава ему гововить, что девать…
- Как быть?
- Нам конец.
- Мы всю физнь будем фить в печке…
- И лазить чевез эту уфасную твубу!
- О, нет!
- Двевь заквоется вовно на исходе седьмого дня.
- Мы пвопали.
Они уже в открытую глазели на Еньку и разве что не показывали на него пальцем. Словно ожидали от него чего-то. Будто он должен вскочить и сказать, что его осенило. Мама, низко наклонив голову, собирала ореховую шелуху. Между бровями у нее пролегла озабоченная морщинка. Еньке стало не по себе, и он полез на чердак.
Там он принялся перебирать вещи, пылящиеся безо всякого толку. Решил надуть мяч. Повертел в руках кожаную шкурку, выглядевшую довольно жалко. Но так и не нашел отверстия, куда можно было бы вставить нипель для накачки. Да и самого нипеля нигде не было.
- Может, и так сойдет, подумаешь, чуточку сдутый.
Енька от нечего делать покачал плетеное кресло за обитую полосатым мехом ручку. При этом оно издало какой-то странный, словно предупреждающий гул. И забрался в него. Но немедленно вскочил на ноги и завопил.
- Ой, мамочки!  Мамочки, оно меня ужалило!
- Ха-ха! – дружно засмеялись коротышки, чьи взлохмаченные головы тут же появились в проеме.
Похоже, им наскучила возня с орехами.
- Мы фе гововили тебе, лучфе ничево не твогай.
- Бвось дуться, пойдем на вечку.
- Туман посадит нас внутвь и нывнет.
- Он обефял!
- Будет здовово!
- Как в подводной водке! – обрадовался Енька, мигом забыв про свою обиду.
Солнце плавно катилось за горы, окрашивая небо и облака в розовый цвет. Ужинали на траве у реки. Мама заметила, что каждый раз желающих отведать ее стряпни становится все больше и больше. На этот раз из соснового бора прибежал кролик.
Внезапно послышались легкие щелчки или что-то вроде потрескивания. Поляна перед домом стала покрываться крупными белыми цветками, из-за заката отливающих розовым.  Трава "Рви Что Попало" зацвела и наполнила воздух чудесным ароматом, не похожим ни на какой другой.
- Ну, фто я гововил!? – с гордостью выпятил брюхо Курт.
И они с Мартом тут же принялись спорить, кто из них двоих обещал, что произойдет нечто незабываемое.
Мама хотела сорвать несколько цветков, чтобы поставить у себя в спальне, но Март возмутился:
- Какая евунда!
А Курт довольно похлопал себя по круглому сытому животу. С видом знатока он сообщил, что эти цветки меньше всего на свете предназначены для украшения комнат.
- А почему они не закрываются на ночь? – спросила мама.
          Коротышки сидели у колодца, привалившись друг к дружке спинами. Они были похожи на двух потешных совят.
- Они долфны пропитаться лунным светом, могла бы и сама догадаться, - сонно ответил Курт..
Глаза у него уже закрывались.
Енька, примостившись на камне, думал, что наверняка это был самый красивый вечер в их жизни. Он все-таки тайком сбегал к соседнему холму и нарвал диких маков, чтобы мама могла поставить их в свою спальню, если уж ей так приспичило. А мама все никак не могла наглядеться на прекрасные белоснежные цветы. Она осторожно ходила по траве, вдыхая их необычный аромат, пока солнце не село, а на небе не зажглись крохотные блестящие осколки дня.
Шесть
Проснувшись, мама первым делом вышла на поляну. Но ее ждало разочарование – все цветы были плотно закрыты в тугие бутоны.
"Какие странные, - подумала она, - днем закрываются, а ночью раскрываются. Все-то у них наоборот."
Впрочем, некогда было удивляться, нужно было готовить творожный пудинг на завтрак. Но как это сделать? Человечков нигде не было видно. С недавних пор они с Енькой повадились торчать в заводи. Странный автобус тоже барахтался с ними в воде, вздымая фонтаны, словно огромный облезлый тюлень. Только если вообразить, что у тюленя могут быть колеса. Курт выучился нырять за камнями и увлекся их коллекционированием. Большими и маленькими, ими, теперь был выложен весь пол вокруг печки.
Мама в задумчивости бродила по кухне. Открыла буфет, словно надеясь, что аппетитные птички подскажут ей рецепт. Но те, нахохлившись, сидели тихо. Потом снова вышла из дома и стала рассеянно перебирать траву "Рви Что Попало". По словам братцев, когда собираешься приготовить из нее что-то, нужно сосредоточиться и хорошенько прочувствовать свой голод. Тогда само по себе станет понятно, что нужно сделать.
"Может, покрошить стебли? Нет, это, полагаю, получится базилик. А может, использовать только листья? Обычная лапша. А что, если…"
Мама осторожно сорвала бутон очаровательного цветка и потихоньку раскрыла его. 
- Так и есть! Чистый творог! Да какой жирный!
- Сама догадалась? – удивлялся Курт, уплетая пудинг.
- Умная, - одобрительно закивал Март так энергично, что творожные ошметки полетели к Еньке в тарелку.
Троица явилась с речки только к обеду. Мама насилу их дождалась, перекусив яблоками. Ведь сама справляться с очагом она не умела.
- Фи, а пудинг-то у тебя пустой, – сморщился Курт, распробовав как следует.
- Но я… думала, что добавлю меда, а он, оказывается, кончился. В прошлый я раз не рассчитала, когда подавала его с колобками, - развела руками мама,
На самом деле она деликатно умолчала кое о чем. Как-то она застала братцев сидящими на корточках перед буфетом. Те по очереди запускали пятерни в банку, и, причмокивая, лопали мед. Чтобы их не смущать, мама сделала вид, что ничего не заметила и вышла из дома. Приятели переглянулись и одобрительно хмыкнули. Курт схватил Еньку за рукав, и потащил по лестнице наверх. Следом за ними помчался Март, обнимая пустую банку из-под меда.
- Помнифь, ты вчева вешил покачаться на квеслице? - Курт с ехидным видом ткнул его в бок.
- Тебе ведь не понвавилось, нет? - поддал жару Март.
      Енька нахмурился. Кое-что после того случая у него и вправду до сих пор побаливало.
- Не всегда то, фто ты видифь, то самое и есть.
Енька только пожал плечами. Он окончательно запутался.
- Чего стоифь, как пень? – прыснул Курт, - ты фе пвишел сюда за медом, вазве не так?
Он сунул мальчику в руку банку и потащил его за спинку кресла, что у стены. Енька судорожно сглотнул – всю ее с обратной стороны покрывали мелкие соты, наполненные медом.
- Собивай, только остовожно! – шепотом предупредили человечки, - а не то снова покусает.
Они захихикали, зажимая ладошками рты. Енька подставил банку под соты, и стал потихоньку пальцем выковыривать в нее мед. Кресло угрожающе гудело, но кроме этого ничего страшного не случилось.
- О! Как чудесно! – удивилась мама! – я и не знала, что наверху вы держите улей!
- Это не мы, это наш маленький бватец! – заржали коротышки, задорно тыкая с разных сторон Еньку в бока.
- Они квепко подвуфились… – Курт, взмахнув рукой, чуть не выбил банку из енькиных рук.
Мама от греха подальше взяла ее и обильно полила пудинг медом.
- Ты такая добвая…, - вздохнул Март, усаживаясь и разглядывая свои носки, с которыми теперь не расставался ни днем, ни ночью.
- За это мы долфны сказать ефе кое-что, - сообщил Курт, усиленно набивая рот пудингом.
- Вообще-то мофно было бы обойтись и без этого, - добавил он, старательно работая челюстями – толстые щеки так и ходили ходуном.
- Но лучше фказать, - закончил за него Март, отхлебывая липовый чай.
Для того, чтобы его приготовить, мама срывала только самые кончики листьев Травы "Рви Что Попало".
- Это мы дали Юки огонь, - выпалили толстяки хором, глядя в упор на Еньку,
- Вот так, - Курт вытащил у себя изо рта крохотный горящий уголек, для убедительности повертел им у мальчика перед носом и тут же сунул обратно.
Енька от неожиданности пролил чай на стол. Мама застыла с ложкой меда в руке. Мед закапал на белую скатерть, оставляя на ней янтарные лужицы.
- Постойте-ка, - мама отложила ложку в сторону. - Вы хотите сказать, что специально подожгли нашу квартиру?
         Она с удивлением оглядела братцев, будто увидела их в первый раз. Оказывается, все это время они жили под одной крышей с весьма темными личностями! Близнецы в ответ печально кивнули.
- Но почему?
Однако толстощеких братцев уже и след простыл. Будто два резиновых мячика, они выкатились из дома. И весь остаток дня прятались в смородине. Оттуда доносились их возня и перешептывание. Мама и Енька опечалились. Зачем понадобилось двум малышам, которые вроде бы вполне беззаботно проживали в чудесном доме, поджигать чужую квартиру в городе? Это не укладывалось в голове. Чтобы успокоиться, мама прибегла к испытанному средству - стала через силу улыбаться. Если уж решил следовать правилу сохранять в трудную минуту выдержку, будь добр, держись.
«Как бы то ни было, - размышляла она, - у странных маленьких человечков должна была быть причина, чтобы так поступить».
Хотя, в конце концов, все сложилось не так уж плохо. У них появился дом в красивом месте. Да такой славный, о каком они не смели и мечтать. Мама тяжело вздохнула. Что касается Еньки, то гораздо больше, чем все остальное, его волновал один вопрос:
«Как я буду в школу-то ходить?»
         Он прекрасно помнил, что скоро сентябрь. Все его знакомые, и даже тот приятель из соседнего дома, которому он никогда уже не вернет книжку про привидения, отправятся в школу. А он один так и будет куковать, не понимая, как устроен мир.
          Весь остаток дня Енька скучал. Он выкатил на траву сдувшийся мяч и вяло попинывал его носком кеда. Мяч совсем не хотел пружинить. Это занятие быстро надоело Еньке, и он забросил его в кусты.
Под вечер мама с мальчиком полезли в заросли смородины искать своих необычных друзей, чтобы поговорить. Юки на краю колодца внимательно за ними наблюдала, не сводя глаз. Енька снова подумал, что она ест одну муку, потому-то и такая белая. Близнецов они не нашли. Только ежи шныряли под домом и катали по земле мелкие кислые яблоки.
- А если они убежали в лес и вообще больше не придут? – шмыгнул носом Енька.
        - Одному запускать змея совсем не интересно.
Ночью он ворочался на чердаке и пытался заснуть. Мама сидела рядом, обхватив колени. Оба думали об одном и том же – какой скучной будет жизнь без Марта и Курта. Оказывается, они к нам успели здорово привязаться! Вдруг из проема на полу одна за другой показались одинаковые лопоухие головы. Проказливая парочка вела себя на удивление тихо. Не препиралась и не толкалась, как обычно. Мама и Енька заулыбались. Курт и Март снова были здесь, и жить от этого становилось намного веселее. Малыши залезли на чердак и уселись на деревянном полу, скрестив свои коротенькие ножки. В руке Март держал кожаный мяч.
- Мы сказали не все, - робко начал он, ковыряя пальцем свой носок.
- Самое главное…, - продолжил Курт и внезапно осекся. 
Было видно, что на этот раз говорить ему было трудно не из-за туго набитых щек.
- Самое гвавное! – с явным вызовом в голосе воскликнул Курт, - никогда больше не делай этого, ясно?! Ефли он не умеет куфаться, это не фначит, что фа него некому фаступиться!
- Чего не делай? – не понял мальчик.
- Не фмей его пинать! – хором выпалили братцы.
Их сердитые толстощекие мордочки просто-таки кричали о том, что они не шутят.
- Это обыкновенный мяч, он сделан специально, чтобы играть в футбол! – возмутился Енька, - чего вы так над ним трясетесь?  Чего в нем особенного?
- Фдесь все особенное, - процедил сквозь зубы Курт.
-  Фдесь нет ничего обыкновенного.
- Вазве ты не фаметил?
- Это фсе… совсем не то, что ты видифь на самом деле.
- Если еще ваз обидифь кого-нибудь, я как следует пыхну на тебя, - угрожающе осклабился Курт.
Енькиной маме это совсем не понравилось. Март дернул брата за жилетку, чтобы тот успокоился.
- Но мы пвишли не фа этим.-
- Мы пвишли вассказать истовию до конца…
- Ну, или почти до конца…
Они долго собирались с духом и, наконец, поведали продолжение странной сказки про дерево, превратившееся в дом. Дело было так.
Тем же вечером того же дня, когда вся деревня в первый раз увидела вместо могучего дерева дом на одной ноге… В то самое время, когда отец, мама и маленькая девочка отправились на реку ловить рыбу, в дом забрались два брата-близнеца.
- Кувт.
- И Мавт.
Коротышки по очереди всхлипнули.
- С нами увязалась большая рыжая собака.
- Лимон, – прокомментировал Курт.
        Мама ахнула, а потом задумчиво покачала головой.
Действительно, на кого этот кот меньше всего походит, так это на кота!
Братья знали, что пришла пора топить печи, потому что в домах по ночам становится холодно. Они решили удивить всех, самостоятельно добыв огонь. Но в доме, образовавшемся по воле дерева, никакого очага не было и в помине. Дети разложили щепки в кухне у стены и с помощью увеличительного стекла после долгих перебранок получили пламя. Сначала робкое. Потом оно разгоралось все сильнее и сильнее. И в конце концов захватило всю стену целиком и прорвалось наружу через крышу. Малыши устроили пожар, грозящий спалить не только сам дом, но и всю деревню. И даже весь лес. Но в тот момент, когда огонь, казалось, вот-вот проглотит дом, все, что было построено людьми, а также самих людей, будто смело с лица земли. Словно налетел ветер и унес их неизвестно куда.
Братцы считали, что все провалилось под землю.
После такого рассказа Еньке захотелось плакать. Толстяки тоже хлюпали носами и упорно разглядывали свои носки. А мама с ужасом подумала о другом. Как же долго бедные дети жили с этой тяжкой мыслью - что они натворили и как виноваты.
- А велосипеды откуда взялись? – попытался разрядить обстановку Енька.
- Это две мыфки.
- Когда мы зафли в дом, Лимон стал гоняться за ними.
- Больфе внутви никого не было.
- Дом фе был совсем новый.
- Ну вазве что туда успела налететь всякая мелюзга: комав, шмель, фук, паук со своей паутиной…, - досадливо махнул рукою Курт.
- "И корням во мрак унести захотелось все то, что когда-то снаружи пригрелось"…, - загробным голосом прошептал Енька, прячась под одеяло.
Он не был уверен, что вспомнил правильно, но теперь, фраза, кажется, наконец, обрела смысл.
- У тебя отличная память, - вздохнул Курт.
- Мы были тогда такие фе, как ты тепевь…
- А эта девочка? – спросила мама.
- Котовая попвосила девево сделаться домом? – замялся Март.
           Мальчик высунул нос из-под одеяла - сейчас в рассказе начнется самое интересное.
- Это и есть та самая таинственная "родственница", котовая оставила тебе наследство, - ухмыльнулся один из малышей.
- Только пра-пра-пра-пра…
- Много ввемени тому назад, – подтвердил другой.
- Уже никто не помнит, сколько…
- Ведь ты мечтал о нем, да?!
- Вот и получай, – с легкой насмешкой в голосе заключили человечки.
- Но погодите, - вскинулась мама, - при чем здесь Енька? У нас нет никакой родственницы, все мои родственники вообще живут…
- На двугом конце земли…, - хором продолжили братья.
- Эй, постойте, - заволновалась мама, - так значит, те слова, которые мы слышали, когда дверь открылась, они про этот дом? И про вас?
- Что вы, - скромно потупился Март, - они пво вас!
         Он горестно усмехнулся.
- Мы больше ничего не можем гововить. Вы все флышали сами.
- Что. Это. Значит? – медленно, с расстановкой спросил Енька, в упор глядя на маму.
Братцы уныло почесали в затылках, словно не зная, что еще добавить. И в большой печали удалились спать.
Мама, спустившись к себе в комнату, полночи просидела на кровати, глядя на сундук, словно ожидая, что из него выпрыгнет волшебный ответ на все ее вопросы. Она думала и думала до тех пор, пока ей не стало казаться, что ее голова превратилась в тыкву, наполненную раскаленными угольками. Заунывная мелодия, что наигрывали братцы, все крутилась у нее внутри. Теперь стало понятно, почему иной раз коротышки вели себя как дети, а иной раз как умудренные жизнью старики.
Енька, засыпая, отчаянно пытался восстановить в памяти слова про дерево. Но они путались, и выходила ерунда.
"Корни, кровь, семечки, подземелье".
В конце концов ему стало жутко, он почувствовал, что очень устал от загадок. И, чтобы спастись, провалился в сон.
СЕМЬ
- Как я сразу не догадалась!
Мама, растрепанная, с красными от бессонницы глазами вышагивала у двери.
- Семь – это же семя, семечко. Если семечко оживет, дерево сможет возродить чудесный лес. Он снова вырастит деревья и вернет всех, кто стал «подземным» жителем. Быть им, наверное, не очень-то приятно, если ты таким не родился. Только нужно как следует попросить…
Мама стала изо всех сил трясти цветной витраж, будто хотела выдернуть его с корнем.
- Семь-семь! – позвала она неуверенно. – Семь-семь.
- Это тебе не кувица, - мрачно изрек Курт.
Он с раннего утра слонялся по кухне, не зная, куда себя деть. Они оба с Мартом были на ногах. И оба выглядели непривычно напряженными. Свои непослушные вихры на головах коротышки пригладили, как могли. Это придало им довольно глупый вид.
- Наефь, хоть ты и очень ховошая, но… не слифком-то сообвазительная, - потупился Март.
- Да совсем она не сообвазительная. И не внимательно свушает, что ей гововят, - раздраженно махнул рукой Курт, - фто ты тут кудафчешь? Тебе фто, вазве СЕМЬ?
Последнее слово он произнес, сильно повысив голос, выпучив глаза.
- Нынешние дети не способны вазгадать дафе самую пвостую загадку..., - пробормотал толстяк себе под нос, будто старый дед.
       Мама нахмурилась.
         Енька спускался с лестницы, протирая глаза.
- Я всю ночь думал, что это значит:
"Кровью полить корни и ствол…" – позевывая, сообщил он.
       Курт многозначительно поглядел на брата.
- Ну, фто я гововил? Никакой надефды…
Мама вдруг резко развернулась, будто ее ударили током. На лице отобразился ужас. Она подскочила к сыну и крепко прижала его к себе.
- Не знаю, на что вы там намекаете в своих песнях…, - ледяным тоном заявила она, - но никакой крови вы не получите! А если хотя бы пальцем тронете моего сына, то будете иметь дело со мной!
И мама решительно сдула со лба упавшие на лицо волосы.
- Тьфу ты, пвопасть! – в сердцах сплюнул Курт
Маленький огненный колобок, выпавший из его рта, будто крохотный ежик, покатился за порог.
- Да кому она нуфна, его квовь! – изумился Март, - он сам по себе уже квовь. Квовь той…
- Ты что? Совсем ничего не поняла? Или пвитвовяешься? Имей в виду, остался всего один день! – не на шутку разозлился Курт.
В раздражении пнув стул и больно ударив ногу, он захромал прочь из дома.
- Думай! Думай, малыфь, – прошипел Март, удаляясь вслед за ним, - вспомни все, что услыфал!
Ужасно грустное выражение его глаз даже немного напугало Еньку. Это и правда были глаза старика. Мальчик прижался к маминому боку.
- Знаешь, мамочка, - сказал он, часто моргая, - по-моему, им не так уж и весело жилось. Только представь, - он поднял голову и заглянул ей в глаза, - спать на пыльном камне… А если захотел погулять, нужно карабкаться вверх по трубе. И, по-моему, они ели все подряд, пока нас не было. Помнишь песню? Так жалко. Если бы мне каждую ночь снилось такое, я бы умер!
          Мама потерла виски. Ее слегка пошатывало от напряжения и бессонницы. Все-таки нелегко осознавать, что от тебя чего-то ждут, а чего именно, непонятно. Вот тебе и милый, славный, волшебный дом.
- Пойдем-ка лучше и мы на свежий воздух, - через силу улыбнулась она.
У крыльца собралась вся компания. Даже Юки покинула свой каменный насест и устроилась на крылечке. Старый грязный автобус переминался с колеса на колесо. Март лениво пинал гнилое яблоко. Курт сидел на земле и что-то с жаром доказывал улитке. Енька вздохнул с облегчением – выходит, не он один здесь ведет беседы со зверьем. Ящерка грелась на камне, подставив спинку солнышку. Гунила сидела под крыжовником, спасаясь от жары. Бурундуки носились, как всегда не разбирая дороги. Одно только ежиное семейство удалилось на свой обычный дневной отдых, их нигде не было видно. Когда мама с Енькой появились на крыльце, все стали смотреть на мальчика. Он засмущался и потянул маму за рукав.
- Что я должен сделать? Ты не знаешь?
- Кажется, - сказала мама хмуро, обведя взглядом зверей и человечков, - кажется, начинаю догадываться.
- Скажи-ка, малыш, - спросила она у Марта, - насколько я поняла, вы все здесь вроде как заколдованы? Вы с Куртом… Юки…
- Юки была летучей мыфью и жила в колодце, - торопливо перебил ее толстяк, нервно теребя краешек своего жилета. - И лучфе не спвашивай меня, чем она питалась. Но она ни в чем не виновата…
- Автобус.., вернее, Туман…
- Был пвивязан к дому, когда начался пофав. Напугался, стал пятиться.
- И оттого теперь все время ездит задом наперед? Это конь, да?
Март кивнул и сглотнул подступившие к горлу слезы.
- Вы бы видели, какой он квасивый! Белый-белый. Мы ковмили его сахавом. Он с тех пов ни вазу не подофел к дому. Боялся. Это мы одни во всем виноваты!
Март не удержался и ударился в слезы.
- Ну-ну, – мама погладила беднягу по голове. – Кто же мог знать! Скажите лучше, что нам теперь сделать, чтобы помочь вам!
- Мы не мофем сказать, девево уфе фсе сказало, - хлюпал носом Март.
- Хватит ныть! – зашипел на него Курт. – Ты мефаефь ей сосведоточиться!
- Так, – мама прикрыла ладонью глаза. – Как же там: "седьмой, переживший потерею". Какой седьмой, ума не приложу. Откуда считать?
Курт только покачал головой и нога за ногу поплелся к реке. Есть никому не хотелось. Енька с мамой сидели на крылечке и смотрели на горы.
- Лучше я запущу змея, - вздохнул Енька и полез на чердак.
Но змей почти развалился у него в руках.
- По-моему, эта игрушка уже ни на что не годится, - сказала мама, потрогав полусгнившую порванную бумагу.
- Но рама-то целая! – возразил мальчик.
Ему в голову пришла одна мысль…
Он снова решил обратиться за помощью к буфету. Вернее, к тому, что было за буфетом. Зажмурившись, загадал большой лист плотной бумаги и хороший клей. Немного подождал и, пошарив рукой в темноте, получил то, что хотел. Потом, наморщив лоб, принялся ремонтировать змея. Работал он медленно. Бурундуки все время лезли под руки, переворачивая клей и прыгая по бумаге. Мама помогать не стала, сославшись на то, что у нее нет настроения, и все валится из рук. Она, словно приведение, бродила у реки, кусая губы, бормоча и что-то соображая. Вдруг она бросилась к колодцу, схватила ведро и стала носить воду из реки и поливать основание дома.
- Отступи. Не глупи, - прохлюпала улитка, снова затрясясь от беззвучного смеха.
        Мама, услышав улитку, уронила ведро с водой себе на ноги.
Хвост от змея Енька приладил старый, он был вполне ничего себе. Вздохнув, осмотрел то, что получилось, и остался доволен. Мальчик побежал к реке. Там, пригорюнившись и вполголоса напевая все ту же жалостливую мелодию, коротали время на камне Курт и Март.
- Эй, смотрите, что у меня есть! – закричал он радостно.
Но близнецы лишь скользнули по нему рассеянными взглядами. Тогда Енька махнул рукой и стал запускать змея один. С третьей попытки змей заскользил в воздухе, поймав ветер. Енька, счастливый, бегал по зеленым холмам и покрикивал от радости.
- Пацан-хулиган, - изумленно заколыхалась Узелок, - смотри, детвора, оживил комара! 
Потом, не обращая внимания на косые взгляды близнецов, мальчик искупался в заводи. И побежал к дому.
Мама была в отчаянии,
- Я уже не знаю, что придумать, может, нужно прошептать молитву? Ну, покружиться, плюнуть семь раз и все такое. Ты только посмотри, как они нервничают! Мы должны отплатить за их гостеприимство. Если бы не этот дом, мы бы умерли с голода.
- Я только чуть-чуть полежу, - промямлил Енька, - у меня что-то голова болит.
Она печально погладила сына по белобрысой макушке и поцеловала в лоб.
- Все будет хорошо, - рассеянно улыбнулась мама.
Енька лежал на маминой кровати с широко раскрытыми глазами и таращился в потолок. Только что он задремал, и ему приснился сон. Красивая и ужасная история - сказка, у которой пока что не было конца. В этом сне все встало на свои места и сделалось понятным. Теперь он знал, что делать. Енька прошептал:
- Я должен попросить за них прощенья. Но если получится, дом исчезнет. Жалко. А как же Кури и Март? Они тоже исчезнут? Может, превратятся в два гриба? Пока дерево вернет им и всем остальным прежний вид, пройдет время. Наверное, они подождут. Мы бы тоже могли остаться внутри! Но тогда это были бы уже не мы, правда? К тому же, здесь нет ни одной школы!
У Еньки стало легко на душе, и он решительно соскочил с кровати и выбежал на поляну.
В окне дома он увидел физиономии Марта и Курта, которые, сплющив носы, во все глаза смотрели на него. Ему стало смешно. Он представил, как Курт прочно стоит на стуле, а Март топчется рядом, отвоевывая у брата место, чтобы не свалиться. И они оба наверняка вытягиваются на носочках изо всех сил, стараясь ничего не упустить из виду. Енька знал, что Лимон сидит около них на полу и ждет, высунув язык. Бестолковые влюбленные велосипеды, что когда-то жили в норке под мшистым валуном, все также связанные красной ленточкой, новенький, с иголочки летучий змей, сдувшийся мяч и другие предметы лежали и стояли на своих прежних местах, там, где они с мамой нашли их. Енька на всякий случай еще раз хорошенько это проверил. Горе-автобус прижался вымытым в реке облезлым боком к дому и весь трясся от страха.
    • Погоди-ка! – вдруг вспомнила мама.
Она вытащила из своих джинсов ремень и привязала Тумана к крыльцу.
    • Ну-ну, - ободрительно похлопала она его по трясущемуся боку, - ты же не хочешь всю оставшуюся жизнь бегать задом наперед. Это ужасно неудобно! Смотреть на тебя в таком виде – просто смех!
Солнце над домом, увитым плющом, никогда еще не сияло так ярко. Ни ветерка. Воздух будто застыл, приготовившись к чему-то важному.
    • Плохая погода для запускания змея, - вздохнул Енька.
Мама улыбнулась.
– Жалко, ты не видела, он здорово летал!
Дом был великолепен. Енька подумал о том, как сильно они успели привязаться к нему. Вьюнки гирляндами свисали с крыши. На черешне галдели птицы. Смородиновая чаща у крыльца ходила ходуном – ежиное семейство дружно бросилось на сбор нападавшего за ночь урожая яблок. На кедре бурундуки соревновались в дальности прыжков. Юки на ступеньке задумчиво рассматривала свою лапу. Гунила, Узелок и Пенка тихонько сидели на песчаной дорожке, как зрители в партере во время спектакля. Стоя на крыльце, мальчик зажмурил глаза, прислонился лбом к цветному стеклу и приложил к нему ладони. Все как и в тот раз, когда неожиданно для себя он в первый раз открыл эту дверь.
    • Моя прапрапра…пра.. пра, - он не знал сколько «пра» нужно сказать, и для верности добавил еще одну, - прародственница была очень доброй, жалко, что я о ней до сих пор ничего не знал, – начал он. - Я не сержусь на Курта и Марта за то, что они сожгли нашу квартиру в городе. Хотя мне будет очень не хватать моего альбома, я не успел кое-что дорисовать, - Енька вздохнул, - но, похоже, у них не было другого выхода. Они ведь никогда не ходили в школу и не знали, что нельзя баловаться с огнем. Дорогой дом, ты самый лучший на свете. Мы так полюбили тебя. И остались бы здесь навсегда, если бы могли. Но я очень прошу, пожалуйста, стань опять деревом. Как ты был много времени тому назад, никто не знает сколько. Пожалуйста, вырасти снова чудесный лес, до самой последней травинки, чтобы звери птицы и даже самая крохотная букашка смогли вернуться домой, чтобы люди, все-все, кто свалился вниз, смогли вернуться сюда. И жить. Пожалуйста, прости их за то, что когда-то тебе сделали, миленький, семьсимсям," – Енька разволновался и запутался.
Он, тяжело дыша, отступил на шаг. Ничего не произошло. Дом стоял, как и прежде. Только теперь тяжкое напряжение витало вокруг него в воздухе. Мама наблюдала за сыном, прижав ладони к щекам. Он знал, что она очень за него боится. Так боится, что даже забыла, что нужно улыбаться. Мальчик опустил голову. Ничего у него не вышло. Мама подошла поближе и взяла его за руку.
- Мам, - растерянно прошептал Енька, вложив кулачок в ее ладонь, так он делал всегда, когда ему хотелось спрятаться, - я все испортил. Я глупый, я маленький, правильно Курт говорил.
Енька крепился изо всех сил, так долго, как только мог. А потом все-таки не выдержал и заплакал. Он всего-навсего обычный человек, который хотел пойти в школу, чтобы понять, как устроен мир. А вместо этого… Он всех подвел. И что теперь будет? Енька закрыл глаза, слезы душили его. Гораздо больше себя самого ему было жалко Курта, Марта и остальных. Кто им поможет? Ведь он был их единственной надеждой…
Енька вытер нос и приоткрыл глаза. На месте дома стояло огромное, величественное дерево. Его шелестящая крона с мощными ветвями и нежными гладкими листьями упиралась прямо в чистое лазурное небо. Мама вскрикнула. Енька сквозь слезы радостно засмеялся. Мама терла глаза, словно надеясь, что все, что случилось, можно будет перемотать назад и посмотреть еще раз. Она подошла к дереву и нежно погладила его кору.
    • У нас никогда не было такого славного дома! – сказала она. - Мы тебя не забудем! Только помоги им всем! Они не хотели обидеть тебя. Они всего лишь люди, а людям иногда бывает трудно поверить в чудо. Им нужна была крыша над головой и очаг. Как и нам!
Енька потянул ее за рукав. Мама была вся бледная и измученная. Они вдвоем, взявшись за руки, печально поплелись к реке, чтобы умыться. Оглянувшись на прощанье, Енька еще раз посмотрел на дерево. Его царственная крона приветливо покачивалась, будто махала им. Рядом с деревом, и вправду, будто бы под его покровительством, остались, где были, кедр и яблоня, а также черешня, крыжовенный куст, заросли смородины и странная трава "Рви Что Попало". Песчаная дорожка и колодец исчезли. Больше они были не нужны.
К своему удивлению мама и Енька нашли на берегу реки плавно покачивающуюся в заводи лодку. Течение не уносило ее, словно ждало, пока прибудут пассажиры. Снова им было все равно куда ехать, потому что у них снова не было дома. Енька с мамой сели в лодку и отчалили в полном молчании. Разговаривать не хотелось. Лодку несла сама река. Внезапно течение усилилось, их стало раскачивать. Путешественники закрыли глаза и крепко взялись за руки. Водоворот закрутил так, что показалось, будто они попали в воронку. Головы закружились.
Спустя некоторое время мама отважилась открыть глаза. Лодку вынесло в незнакомую местность, где река была спокойной и чистой. Солнышко сияло так же ярко, как и прежде. Берег, к которому они приближались, выглядел зеленым и ухоженным. Там даже виднелся причал. А поотдаль на холме прилепились небольшие аккуратные домики.
- Это что же? – удивился Енька, - мы все время были рядом с этим поселком?
    • Кто знает, - улыбнулась мама, откидывая со лба волосы. – В любом случае держись крепче.
"Они очутились на другом конце земли", - вспомнил Енька слова близнецов. А лодка уже приближалась к песчаной отмели. Неподалеку у берега они увидели маленький аккуратный домик с красной крышей. На его двери висела табличка, которую было легко заметить издалека. Енька быстро прочитал: "Совершенно свободно". По причалу разгуливал пожилой бородатый мужчина с трубкой в зубах. Он приветливо помахал им и показал, где лучше пристать. Енька не мог дождаться, когда они доберутся до берега, и спрыгнул прямо в воду.
         Мама первым делом спросила степенного пожилого господина про табличку на доме, Тот махнул рукой.
    • Хозяин уехал жить в город, - он неодобрительно пыхнул трубкой, - Сказал, что нашел хорошую работу. Даже не стал продавать, решил, что развалюха в такой глуши никому и даром не нужна.
    • Дяденька, а школа тут есть? – взволнованно поинтересовался запыхавшийся Енька.
Он уже успел несколько раз оббежать вокруг дома.
    • Школа? – мужчина немного растерялся. – Но сейчас же каникулы! А школа есть, да еще какая! – рассмеялся он. - Самая лучшая школа в мире! Я сам ее закончил!
И Енька с радостью почувствовал, как что-то большое и теплое прижалось к его груди. Это ничего, что сгорели старые вещи. Зато они с мамой угодили в такую потрясающую историю! А если не впадать в отчаяние, жизнь всегда можно начать заново. Например, как Курт и Март. Как могучий волшебный лес. Вот бы вырасти и когда-нибудь его увидеть!
Если у тебя внутри есть маленькое, но очень важное семечко. Яркое, как тысяча солнц.
Вечером они с мамой сидели на старых скрипучих качелях под черемухой, вдвоем завернувшись в один плед. Ягоды падали Еньке на макушку, и это его смешило. Мама пила грог, чтобы согреться и, клюя носом, пыталась любоваться рекой. С воды несло свежестью. Поглядывая на дверь с раскачивающейся на ветру табличкой «Совершенно свободно», Енька думал, что на этот раз, похоже, они и вправду угодили прямо в ладошки к судьбе. Вдруг он вспомнил.
    • Помнишь, дверь говорила про какой-то "нужный подарок"? Где он, а, мам?
        Мама обвела сонными глазами окрестности, медленно погружавшиеся в ночь. А потом рассмеялась и поцеловала сына крепко-крепко в его белобрысую макушку.