Процедура

Обстановка в приемной была приятной. Всё, включая по аристократически выдержанную мебель и самого секретаря – образовывало единое, уютное пространство.
- Еще кофе? – девушка, полноправная хозяйка этого помещения, поправила свои волосы, собранные в пучок на затылке, с воткнутой в них на азиатский манер палочкой –  Ваши документы будут готовы с минуты на минуту, думаю скоро вас пригласят.
- Я никуда не спешу, кроме того, мне и с вами хорошо, а от кофе, пожалуй, не откажусь – я продвинулся чуть глубже в кресло, откинулся на спинку и всем своим видом продемонстрировал, как комфортно себя чувствую.
Кофе, впрочем, выпить не удалось. Из-за глухой двери из темного дерева с красными прожилками показались очки доктора, за ними вся голова и плечи. Он позвал меня и слегка приоткрыл дверь, с присущей интеллигентам любезностью, пропуская меня вперед. Атмосфера в самом кабинете поразительным образом отличалась от того, что я успел почувствовать в приемной. Стены и пол были выкрашены в темно-бежевый цвет, узкое окно почти не пропускало солнечных лучей и потому здесь, несмотря на то, что день был в самом разгаре, была включена лампа.
- Присаживайтесь, - доктор усадил меня на высокий стул, сам уселся напротив и положил на стол перед нами целую кипу каких-то бумаг – нужно поставить несколько подписей. Давайте приступим.
Несколько минут я водил ручкой по бумаге, совершенно не вчитываясь в текст тех документов, которые подписывал. В сущности, мне было все равно. Я ведь, на тот момент, уже решился доверить им самое сокровенное, а значит, и терять мне было нечего.
- Еще вот здесь, пожалуйста, это последний, - доктор протянул мне два листочка скрепленных золотистой канцелярской булавкой – Здесь говорится о том, что вы даете своё полное согласие и не имеете никаких претензий, в случае если…
- Я все понимаю, ведь здесь, сижу перед вами, остальное формальность, давайте уже покончим с этим – широким, размашистым росчерком я подвел итог – Ну вот, готово!
Мой путь в этот кабинет, к этим бумагам, начался примерно неделю назад. Конечно, если смотреть дальше и описывать совершенно все, этот путь начался на многие месяцы раньше. Но именно неделю назад, тишину комнаты, вдруг разрушил звонок моего психолога. Он редко звонил сам, но тогда, у него были все основания набрать мой номер, хоть бы и глубокой ночью.
- Здравствуй! Не разбудил? – бархатистый тембр присущий большинству людей данной профессии показался мне чуть взволнованным – У меня, кажется, появилось отличное решение нашей с тобой проблемы. Конкретное, осязаемое решение, как ты и хотел!
Дальше я уже не слушал, я готов был тут же подняться со своей постели и бежать куда угодно. Накопившаяся усталость и бесплодные попытки хоть что-то изменить настолько измучили меня, что слова  - конкретное решение проблемы, прозвучали как магическое заклинание. Впрочем, многие и не рассматривали бы происходящее со мной в таких масштабах, как это делал я сам. Однако откроюсь вам, меня угораздило полюбить. И полюбить так сильно, что невозможность ежесекундного нахождения рядом с объектом этой самой любви  - была самым настоящим мучением. Человек, не покидающий твою голову даже на секунду. Это сложно представить. Человек, не покидающий твою голову даже на секунду в течение нескольких лет. Вдвойне сложнее. Но так оно и было, и теперь, услышав о том, что у меня появился шанс выйти из этого состояния, попробовать жить и возможно даже научиться жить по-новому.… Кажется, я ненадолго впал в состояние эйфории.
Следовало сосредоточиться. Я собрался с силами и заставил себя дослушать до конца. Выяснилось, что мой психолог является частью какого-то там закрытого клуба, в котором врачеватели человеческих душ и мозгов разрабатывают новые технологии для лечения различного рода недугов. Влиятельные спонсоры позволяют им заниматься этой деятельностью в интернациональных масштабах и у них даже есть свой собственный научный институт. Всё это мало меня волновало. Главное – в институте произвели разработку, позволяющую человеку раз и навсегда лишиться чувства любви, а соответственно, разом лишиться всех проблем, кои я и описывать не берусь, потому, как убежден, что сферу человеческих чувств можно познать только через чувства. В общем, мне предложили стать частью эксперимента. Задумался ли я, прежде чем дать ответ? Нет, я был готов на все. Даже быть подопытным кроликом! Это был шанс. Мой шанс, который я не мог и не хотел упустить.
Итак, спустя пару дней после ночного звонка, я встретился с какими-то докторами в институте этого закрытого психологического (или все-таки психиатрического?) клуба, сдал все нужные анализы, тесты и ждал результатов. Результаты оказались положительными, я подходил по всем параметрам. Не передать словами, как я был рад.
И вот, я сижу на стуле перед доктором, который, кажется, был здесь главным. Подписываю последний документ и жду спасения. Восхваляю медицину, расплываюсь в широкой улыбке и готовлюсь к началу новой жизни. В которой не будет места бессоннице, пустым страданиям, предательству и много чему еще, что, конечно же, объясняет моё циничное и предосудительное отношение к самому прекрасному и светлому из человеческих чувств. Процедуру назначили на вторник, хорошо, осталось два дня. Два последних дня жизни, посвященных человеку, который на эти посвящения плевать хотел. Я вышел из клиники и поймал такси. Таксист включил радио. Женский голосок напел – прости меня моя любовь. Я расхохотался, но увидев удивленный взгляд водителя в зеркале заднего вида, тут же замолк. Два дня для прощания. Безмолвного прощания. Интересно, она что-то почувствует, может ведь что-то щелкнуть в районе груди тогда, когда столь мощный канал моей к ней любви отключится раз и навсегда? Едва ли. Теперь я даже не уверен, что она помнит моё лицо и руки, хоть и испытывала к этим самым рукам особый трепет.
Вернувшись домой на закате, я почувствовал отвращение и, кажется, даже изобразил недовольную гримасу. Да, мне известно, что многие люди любят закатное солнце и даже восхищаются им. Однако это совсем не про меня. Закат, в последние месяцы, пробуждал во мне животный, первобытный страх. Уж не знаю чем это объяснить. Возможно тем, что он знаменует собой скорый приход ночи. А ночь, в свою очередь, порождает миллиард мыслей-червей, каждая из которых так и норовит разъесть твой мозг изнутри. Закат! Какая невидаль! До Процедуры оставалось чуть более сорока часов. Этого времени было вполне достаточно для того, чтобы навсегда распрощаться с чудовищным образом существования, уже ставшим привычным для меня. Начать это прощание я решил с того, что взял со стены гитару, сочинил какой-то минорный мотивчик, переложил на него свои собственные стихи из кипы написанных ранее, и записал трогательную песенку. Трогательную, разумеется, исключительно для меня. Так как, по обыкновению, я всегда писал о чем-то сверх меры личном, что было трудно понять любому слушателю или читателю, пребывающему вне контекста событий моей жизни.
В груди разгорелся прежний пожар. В любой другой день, я бы постарался тут же его чем-то заглушить, ибо знал, чем чревато его бесконтрольное распространение по моему организму. Но не сегодня. Сегодня я прощался с ним и потому, позволил себе слабость, пусть горит. Это все равно скоро кончится. На фоне испытанных эмоций я даже совершил совсем безумный шаг – открыл книжный шкаф и достал с дальней полки маленькую черную коробочку с таким же маленьким черным бантиком. Этот подарок когда-то казался мне по-детски милым и наивным, но теперь-то я знал, что он значит для меня. И сколько раз за последние месяцы я точно также доставал эту коробочку трясущимися от волнения руками. В этой коробочке хранился список причин, по которым моя возлюбленная, якобы испытывала ко мне чувства. Я неоднократно просматривал каждую из них. И анализировал, пытаясь понять, как они все растворились. Но не сегодня, сегодня я не планировал ничего анализировать, я просто хотел еще раз взглянуть на них. Без причины. Приподнял крышку, наугад достал свернутый кусочек бумаги и прочел « Самое главное, что мне не нужны никакие причины для того, чтобы любить тебя всю жизнь». Дальше читать не решился, этого стало вполне достаточно, для того чтобы усомниться в правильности своего прежнего решения. Я вдруг вспомнил кабинет, подписанные документы… Мне стало страшно. Кажется, я не хотел переставать её любить. Секунда. Ещё секунда. Перед глазами встал смазанный снимок, на котором она счастлива в объятиях чужого, неизвестного мне мужчины. Нет, решение определенно верное, как мне вообще могло прийти в голову усомниться в этом? Коробочка вновь отправилась на дальнюю полку.
Меня всегда интересовала природа человеческих сомнений. И отчего они возникают в основном тогда, когда дело уже сделано? Я редко задумывался о последствиях до совершения поступка, но часто сомневался в верности уже совершенного. Наиболее невыгодная позиция, уверяю. К тому же, если у вас слабые нервы.… В общем, лучше бы не сомневаться. Тем более теперь. Столько всего пережито и осталось дотерпеть совсем немного. Как бы то ни было, следующие пару часов я посвятил просмотру фотографий из тех времен, когда мы с ней были счастливы и дышали друг другом. Вот я снимаю её, по пояс стоящую в воде небольшого лесного озера, вода гладкая, а её спина, белоснежная, будто бы фарфоровая, отражается на глади озера как в зеркале. А здесь мы с неё едем по серпантину на одном из островов Индийского океана. Нас самих не видно, но видна дорога, и край моей футболки. Наш скутер осторожно проходит повороты, но её руки крепко вцепились в мой пояс и держат так, будто никогда не отпустят. Не от страха, нет. Честное слово, я буквально сейчас ощущаю, как она держится за меня, прижимается грудью к моей спине.… Впрочем, всё это лирика, от которой вскоре не должно и пустого места остаться.
Таким образом, почти всё время, остававшееся до Процедуры, я посвятил процессу прощания со своей любовью. Придумывал разнообразные способы, придавался ностальгии и романтическим настроениям, страдал и рвал душу на части. Но делал всё это спокойнее чем раньше, сознавая близкий конец. Кроме того, прощался я один,  было не с кем это разделить. И потому, никто не мог осудить меня за то, что я прощаюсь с любовью как-то не так. Вольная трактовка финала любви в моём исполнении – так я обозначил все происходящее, но, в конце – концов, слишком устал и к полудню следующего дня уснул крепким, младенческим сном.
В день Процедуры, уже за полчаса до назначенного времени, я сидел в приемной и попивал только что сваренный специально для меня Американо. Секретарь, красивая девушка, не изменила своей прическе, но кажется, предпочла японскую палочку для волос другого цвета. Однако в какой-то момент, что было совсем неожиданно, вытащила её из пучка, позволила волосам упасть на плечи и игриво (или мне показалось) посмотрела мне в глаза. Ей Богу, от этого взгляда я чуть не поперхнулся своим кофе!
- О, вы уже здесь! Славно! – голова доктора, как и два дня назад, показалась из-за двери, - Пройдемте, мы как раз успеем с вами еще раз все обговорить и как следует подготовиться к Процедуре.
Мы уже выходили из приемной, когда я краем глаза отметил, что девушка-секретарь придает своим волосам прежний вид. Значит, не показалось. Впрочем, на глубинном уровне, эта сцена меня совсем не взволновала. Доктор провел меня по нескольким коридорам, в которых нам встречались разные люди. Азиаты, европейцы и даже африканцы. Но все – абсолютно все они, были в белых халатах. Таким образом, я отметил, что здесь совершенно нет посторонних. Ни одного пациента или подопытного, вроде меня. Все они являлись звеньями системы, частью этой клиники.
Кабинет, в который меня привели, не был похож на операционную, откровенно говоря, он не был похож ни на что. Пустое помещение. Кресло на каком-то постаменте, глухие стены и белые лампы на потолке. Это все, если не учитывать какого-то подобия устаревшего ноутбука и нескольких увесистых связок проводов, в беспорядке валявшихся возле него.
- Присаживайтесь! И послушайте, я еще раз должен вас предупредить, что…
- Пожалуйста, не утруждайте себя, я полностью отдаю себе отчёт.
- Будьте добры, дослушайте. Вы должны понимать, что эксперимент, частью которого вы согласились являться, имеет совершенно определенную цель  - лишить человека способности чувствовать то, что обычно называют любовью. Мы можем использовать и иные термины, это не так важно. Несомненно, сейчас вы этого хотите. Но понимаете ли вы, что, при условии, что эксперимент пройдет успешно, вы.… Не хочется выражаться слишком высокопарно, но видимо придется. Вы никогда никого не полюбите.
- Я все понимаю, и как говорил ранее – не зря же я перед вами.
- Хорошо, имейте в виду, что после Процедуры, вам придется еще несколько месяцев появляться в клинике. Мы должны будем следить за результатами. Ах, вы были предупреждены? Хорошо. И еще, участие в эксперименте подразумевает вознаграждение. Не слишком крупная сумма, но все-таки приятный бонус. Однако, об этом после. Вы готовы?
Когда я представлял себе Процедуру, я, мягко говоря, думал о чем-то более масштабном. На самом деле, меня просто посадили на кресло. Прикрепили датчики со всем сторон. В общей сложности, я насчитал более шестидесяти. Так, я просидел в полной тишине около получаса, периодически ощущая острые покалывания в той или иной области тела. В конце концов, в моей груди образовалось жжение, и оно нарастало до тех пор, пока я не издал едва слышный стон. Потому как боль становилась нестерпимой. На этом все закончилось. Младший персонал больницы отключил все датчики, доктор подал мне руку и помог спуститься с кресла. Всё что я чувствовал, на тот момент - головокружение и тошнота. Вдруг пространство стало сужаться с бешеной скоростью. Дальше – темнота, которую я, конечно же, уже не видел, но могу полагать, что она была.
- Очнулись? Слышите меня? – доктор склонился надо мной – Не переживайте, это вполне нормальная реакция на Процедуру, мы предполагали что она будет. Извините, что вас не предупредили, не хотели пугать.
- Всё в порядке, разрешите подняться.
Я присел и огляделся. Комната, в которой я находился, напоминала обычную больничную палату. Светлые стены, картина с красными маками на стене, большие окна и всё в подобном духе. Чувствовал я себя, стоит отметить, вполне сносно. От головокружения и тошноты, предшествующих потере сознания, не осталось и следа. Слегка болела голова, и было сухо во рту – больше никакого дискомфорта.
- Водички?  - доктор будто прочитал мои мысли и протянул стакан.
- Да, благодарю – я с жаждой выпил всё до последней капли – Как всё прошло, скажите, успешно?
- Это вы нам скажете, чуть позднее, но смею предположить, что да. Система не показала никаких ошибок. Можете отдохнуть здесь сколько вам угодно и отправляться домой, вознаграждение заберете в приемной у девушки.… Впрочем, кажется, вы с ней поладили. Всего доброго. Я буду ждать вас в среду для первого обследования.
Доктор наклонил голову, прощаясь со мной каким-то странным симбиозом между поклоном и кивков, дверь за ним с шумом захлопнулась. Рассмотрев в деталях картину с маками, я решил, что тоже следует уходить. Поднялся, обнаружил графин с водой на тумбочке возле кровати, выпил еще один стакан, накинул свою куртку, болтавшуюся на вешалке, и спешно покинул палату. За вознаграждением я решил не заходить, не то чтобы мне помешали дополнительные средства, но брать деньги за то, что меня же избавили от мучений  - было бы, как минимум, странно. Потому, я прошел мимо приемной, даже не заглянув в неё, и наконец-то выбрался на свежий воздух.
Морозный зимний день мало подходил для прогулок, но, тем не менее, я решил, что следует немного отдышаться и попытаться прочувствовать, какие же изменения со мной произошли. Спустя десять или пятнадцать минут после начала моей прогулки, случилось то, чего никак нельзя было предполагать.
Звонила она! Я несколько раз моргнул, но ничего не изменилось. Телефон по-прежнему вибрировал, на экране по-прежнему отображалось её фото и имя. Я растерялся. Ничего подобного не происходило уже более полугода, и я был уверен, что стерт из её жизни окончательно. Однако то, что я видел, было реальностью. В любой другой день, предшествующий дню Процедуры, я бы радостно ответил на звонок, забыв всё, что мне пришлось пережить, не чувствуя ничего, кроме всеобъемлющей любви к ней и всему, что с ней связано. Но! Процедура прошла. Я её не люблю. Телефон еще несколько раз просигнализировал и погас. Я не успел поднять трубку, но и не стал бы этого делать. Всё кончено. И я не должен ни о чем жалеть. Слава науке и медицине, слава Процедуре!
В это самое время, доктор, подошел к младшему сотруднику, вперившему взгляд в монитор новейшего компьютера:
- Ну что, удалось позвонить?
- Да, разумеется. На экране его устройства отобразилось её имя и фото. Мы продублировали…
- Мне не так важно, каким образом вы это сделали, главное что удалось. Реакция?
- Не поднял трубку, как вы и предполагали.
Диалог прервался. Широкие двери зала распахнулись и в него, шумной гурьбой, как какие-нибудь школьники, хлынули лучшие умы института. Когда все расселись по местам и постепенно затихли, доктор, главный среди прочих, поднялся к широкой тумбе оратора, откашлялся и начал:
- Как вы знаете, господа, в нашей клинике был произведен эксперимент.  Не вижу смысла останавливаться на всех подробностях, каждый из вас знаком со всеми обстоятельствами. Таким образом, предлагаю перейти к непосредственному обсуждению, если у кого-либо, конечно же, есть вопросы…
- Доктор, вы не считаете, что повышенная внушаемость субъекта  -  тонкий женский голос раздался с задних рядов  -  может повлиять на чистоту эксперимента?
- Нами был отмечен этот факт, вы совершенно правы. Однако после исследования субъекта нами были получены сведения о том, что он помимо повышенной внушаемости, также абсолютно убежден в своей неземной любви – доктор коротко хихикнул – Впрочем, вы знаете, эффект Плацебо до сих пор не изучен до конца … тем более никто не касался таких высоких духовных материй. Еще вопросы?