Слёзы росы, трельсоловья, садовника стон

СЛЁЗЫ РОСЫ, ТРЕЛЬСОЛОВЬЯ,
САДОВНИКА СТОН…

В советские времена существовала хорошая традиция  - попере¬менно в союзных и автономных республиках проводить декады или недели культуры, литературы и искусства той или иной республики, того или иного народа, выливавшиеся в настоящие праздники. С распадом СССР эта традиция приказала долго жить. Лишь спустя восемнадцать лет, в мае 1998 года, дни Таджикистана вновь состоялись в Узбекистане. В Душанбе многие восприняли это событие с надеждой на потепление в отношениях двух соседних республик, ставших далеко непростыми после развала великой державы. Узбекистан поспешил отгородиться от Таджикистана, да и не только от него, колючей проволокой, красноречиво свидетельствующей об отчуждении, возникшем большей частью из-за несговорчивости и амбициозности некоторых руководителей центрально-азиатских государств. Понят¬но, что в такой ситуации прежде всего страдает народ, простые люди. Тем более, что таджики и узбеки не просто соседи, они еще свя¬заны и многовековыми узами родства и братства.
Вот почему дни Таджикистана в Узбекистане вызвали жи-вой отклик как у нас, так и в соседней республике.
Я уже лет десять не был в Ташкенте, где мне некогда довелось учиться, и поэтому жадно вглядывался в знакомые улицы и площади. Как многое изменилось за это время. Узбекская столица раздалась ещё больше, бросалось в глаза несметное количество иномарок и световых реклам, на тротуарах неспешно гуляли люди.
В первый же день в величественном дворце «Туркестан» состоялся торжественный приём, на котором поочерёдно вы-ступили президенты Ислам Каримов и Эмомали Рахмон, а таджикские и узбекские артисты дали совместный концерт. Затем глава Узбекистана в честь официальной делегации устроил пышный банкет в своей летней резиденции  - Дурмене.
Помню, как Ислам Каримов, восторженно отзываясь об искусстве таджикских артистов, о музыкальности таджикского языка, даже расчувствовался.
 - Вот уже больше сорока лет я живу в Ташкенте,  - произ-неся ответный тост, сказал он.  - Но детство моё связано с Самаркандом, и поэтому таджикская речь по сей день продолжает звучать в моих ушах. Я до сих пор помню поговорку, которую часто повторял мой отец: «Хирс мулло мешавад аз зарби ч;б, Беадабро хар кучо диди, бик;б»1.
На другое утро участники декады разъехались по разным направлениям  - в Бухару, Самарканд, Хорезм и Кашкандарь-инскую область.
Я возглавлял бухарскую группу, в которую входили ан-самбли «Зебо», «Гулшан», прославленные артисты Джурабек Муродов, Сурайё Касымова, Хасан Хайдар со своей очарова-тельной супругой, скрипачкой Нохид Зайналдухт, писатели Гулназар, Юсуфджан Акобиров, Фарзона.
За несколько дней мы осмотрели все исторические досто-примечательности города Бухары - Манораи Калон (Большой минарет), гробницы Исмаила Сомони и Баховаддина Накшбанда, крупнейшего представителя суфизма XIV века, резиденцию бухарских эмиров  - Ситораи мохи хоса (Звезда избранного месяца), побывали в Афшане и Гиждуване  - родине Ибн Сины и Садриддина Айни.
Мы также посетили текстильный комбинат, социально-культурные учреждения, встречались с представителями ин-телли¬генции, выступали по местному радио и телевидению.
Нас всюду принимали очень тепло, и мы воочию убежда-лись, как люди истосковались по таким встречам, они хотят жить в дружбе и согласии.
О незабываемых днях пребывания на гостеприимной бухарской земле, о впечатлениях, переполнявшие наши сердца, я по возвраще¬нии в Душанбе рассказал через журнал «Таджикистан». Здесь же я хочу вспомнить о знакомстве с удивительным человеком, которое навело меня на интересные размышления.
Это произошло на торжественном вечере, устроенном на-кануне отъезда таджикских гостей из Бухары. Наши хозяева находились в приподнятом настроении, потому, что за день до этого Бухарская об¬ласть, главная житница Узбекистана, первой выполнила обязательст¬во по сдаче зерна.
В своём заключительном слове я как руководитель делега-ции, отметил, что в Таджикистане наш слух одно время при-вык к взрывам и автоматным очередям, а в Ташкенте и Бухаре допоздна звучат му¬зыка и песни. «Дорожите миром и спокойствием»,  - обратился я к присутствующим, и зал ответил бурными аплодисментами.
Я заметил, что в почетном президиуме сидел также невы-сокий и худощавый старик с длинными седыми волосами.
«Это Мутаваккил Бурханов»,  - кивнув в его сторону, тихо сказал Гулназар.
Я также с интересом взглянул на старика, потому что знал, что Мутаваккил Бурханов известный композитор, автор гимна Узбеки¬стана. Кстати, узбеки, как и мы, после обретения независимости, со¬хранили музыку к гимну, изменив лишь текст.
Конечно же, я не мог упустить такого случая и в тот вечер мы не¬много пообщались со старым композитором. Наша ко-роткая беседа, как и со всеми коренными бухарцами, протекала на таджикском языке. Маэстро был немногословен, говорил тихо и вдумчиво. Мне запомнились его проникновенный взгляд, длинные нервные пальцы рук.
После этой встречи в памяти у меня всплыли воспоминания таджикской поэтессы Гулчехры Сулеймановой об её отце  - Пайраве, опубликованные в переводе Льва Кандинова в журнале «Памир».
В 1930 году Пайрав по настоянию С. Айни переехал из Бухары в Самарканд, где тесно сошёлся с профессором Абдурауфом Фитратом. Считая его своим духовным учителем, Пайрав отдавал ему на прочтение каждое своё новое стихотворение. В доме Фитрата Пайрава всегда принимали охотно ещё и потому, что жена профессора Фотимахон, родная сестра Мутаваккила Бурханова, состояла в дальнем родстве с Пайравом. Она была значительно моложе своего именитого супруга, умна, хороша собой.
Однажды Фитрат сообщил, что хочет обзавестись новой мебелью и попросил найти покупателя на старую. Пайрав не забывал об этом и через некоторое время привел с собой мо-лодого журналиста по имени Абдусалом Рашиди. Этот юноша обладал красивой внешностью, был тактичен и обаятелен. Профессор отличался радушием и гостеприимством и Абдусалом, даже купив мебель, продолжал посещать его дом. Догадавшись о возникшей большой любви между Фотимахон и Абдусаломом, профессор развёлся с женой и тяжело переживал случившееся.
Пайрав тоже терзался мыслью, что стал причиной несча-стья своего учителя. Однажды он вместе с Рахимом Хошимом пришёл к Фитрату домой, чтобы хоть как-то утешить его. Фитрат, тщетно пытаясь утопить своё горе в вине, сидел пьяный и проливал слёзы. В таком состоянии его после разрыва с женой можно было видеть часто. В тот день Фитрат прочитал душераздирающие стихи, в кото¬рые вложил всю свою любовь и боль утраты.
В воспоминаниях Гульчехры они напечатаны полностью, мы же приведем лишь часть.

Мой тюльпан из рук
Ушёл, лишь пест остался.
В ночи печали моей
Лунного света нет.
В траурный день мой
Солнечного света нет.
Стенаньям и терзаньям
Пределов нет.
Грудь разрываю я
Криком кричу я,
Ни с одной стороны
Отклика нет.
(Подстрочный перевод)
В тот день, когда хозяин забылся пьяным сном, друзья не-заметно взяли рукопись и переписали стихотворение. Оно стало очень знаме¬нитым, каждый читал его применительно к состоянию своей души, но мало кому было известно о том, кто истинный автор и кому оно посвящено.
Об этом Гулчехре рассказал большой друг её отца, литера-туро¬вед и переводчик Рахим Хошим. Оказывается, Пайрав под впечатле¬нием стихотворения Фитрата написал своё  - «Богбони гул» - «Взра¬стивший розу», популярное и сейчас.
Воспоминания Гулчехры мне были хорошо знакомы, также знал я и о печальной участи Абдурауфа Фитрата, этого крупнейшего уче¬ного и писателя - он был репрессирован в 1937году.
О дальнейшей же судьбе Фотимахон Бурхановой и Абду-салома Рашиди я узнал лишь спустя годы из беседы с ветера-ном таджикской печати Камолом Яхьяевичем Афзали (1926-2003).
После того, как у молодой женщины распался брак с Фит-ратом, она вышла замуж за своего возлюбленного. У них ро-дилась дочь - Дилбар. Но счастье это было непродолжитель-ным. Неожиданно для всех Абдусалома Рашиди объявили врагом народа, после чего ему удалось скрыться от преследо-вания и он ушел за кордон.
Отношение к семьям тех, кто получил ярлык «врага наро-да», хо¬рошо известно. Тем не менее, жене Абдусалома разре-шили переезд в Ташкент, где она стала работать диктором таджикских передач на Узбекском радио. Позже туда устрои-лись Расул Ходизода и Камол Афзали: первый являлся сту-дентом факультета востоковедения СА¬ГУ, второй  - Ташкентского юридического института.
Фотимахон приходилось тяжело, но она стойко переносила все невзгоды и не хотела верить, что её муж изменник Родины.
Однажды она пришла на работу и с испугом рассказала, что её с некоторых пор вечерами до дома незаметно провожает какой-то хмурый человек в шляпе. Встревоженная женщина обратилась куда следует, но ей сказали, что этот человек из спецслужбы и что так бу¬дет лучше для неё. Видимо уже тогда догадки в отношении невинов¬ности мужа у неё стали появляться, но всей правды Фотимахон так и не суждено было узнать.
Правда же заключалось в том, что Абдусалом Рашиди ни-когда не был ни врагом народа, ни изменником Родины. На его долю выпало стать резидентом советской разведки, и он в течение не одного десятка лет безропотно нес свой тяжелый крест, находясь в Афганистане. Появился в Ташкенте этот мужественный человек уже в солидном возрасте, с чистой совестью патриота, исполнившего свой долг. По приезде он посетил могилу своей верной супруги и сам умер на другой день.
Такая вот история, в водоворот который были вовлечены многие известные люди и которая ожила перед моим взором после встречи в Бухаре со старым композитором Мутавакки-лом Бурхановым.
Что же касается дочери Абдусалома Рашиди и Фотимахон Бурхановой - Дилбар, она стала ученым-литературоведом и многие свои исследования посвятила жизни и творчеству Абдурауфа Фитрата.