Мумия

     Продолжительная командировка порой похожа на небольшой отпуск: в том случае, когда служебные обязанности не занимают существенную часть дня. Такое положение дел располагает к посещению не только мест торговли, но и чего-то еще, относящегося к области истории и культуры.  Так, совершенно случайно, двое пребывающих в командировке, К. и М., оказались в Музее.

     Несколько залов огромного паноптикума, посвященных разным историческим эпохам, они прошествовали, не зарядившись впечатлениями. Такая плохая восприимчивость посетителей Музея к его содержимому объясняется их внутренним состоянием: трудно бывает за короткое время переключиться с повседневных проблем на темы более высокого порядка и настроить себя на волну созерцания. Взгляды экскурсантов скользили равнодушно по предметам экспозиции то ли из-за мелкого размера большинства из них, то ли вообще из-за отсутствия к ним интереса. Огромные изображения на стенах галерей дополняли их обстановку, но и они не смогли настроить случайных зрителей на благоговейный лад восприятия истории.

     В одном из залов внимание М. привлек экспонат, не вполне соответствующий своим внешним обликом традиционному представлению о таком предмете. Рассматривая его, М. задумался. Эта пауза в их движении не могла не отразиться и на внимании К. То, что находилось под стеклом, было обозначено надписью в табличке: «Мумия воина. Алтай, первые века». С внешней стороны в этом малопонятном предмете с не очень конкретной формой просматривалась часть высохшей человеческой плоти: грудь и голова.

     - Что-нибудь вызывает у тебя вид этой мумии? – спросил М.

     - Ничего не вызывает – ответил К.

     - У меня тоже, вроде бы, не вызывает. И, все же, не могу до конца понять, почему меня смущает этот экспонат. Может быть, в нем противоречие между внешним обликом и положением, которое в свое время занимал этот человек, его статусом? Заключается оно в том, что это воин, что сродни понятию «герой», а здесь мы видим его в неприглядном, мягко выражаясь, виде.

     - Откуда такие странные мысли? Мне в голову ничего подобного не приходит. Вот, например, египетские мумии: выставлены в музеях по всему миру, среди них, вероятно, есть и герои, и антигерои, но этот вопрос никого особо не волнует.

     - У древних египтян мумии делались не для демонстраций - заметил М. - Напротив, они надежно укрывались, поскольку смысл в них был совершенно особый: он определялся представлениями людей о жизни и смерти. И этот человек, уверен, был надежно укрыт от посторонних глаз, пока руки археологов до него не дотянулись.

     - Все-таки непонятно, почему тебя заинтересовала эта тема? – спросил К.

     - Мне кажется,  что алтайскому воину в настоящее время требуется защита… - в задумчивости промолвил М.
 
     Уже собравшись двинуться дальше, он немного замялся и, внезапно, спросил:
    - Ну, представь, если бы здесь мы увидели высушенное тело участника недавней войны. Как ты думаешь, каковы бы были наши впечатления?

     - С какой стороны участника – растерявшись, пробормотал К.,  - нашей или не нашей, неприятельской? Хотя...  Если подумать… Разницы никакой. Впечатление в любом случае было бы негативным.
 
     - Хорошо. А если бы, допустим, это был воин времен Первой Мировой?

     - Да ты что! Первая Мировая сейчас является настолько обсуждаемой темой, что, кажется, заглушает тему Второй Мировой. В одном из медиа, например, была представлена статистика о реабилитации дезертиров, участвовавших в боевых действиях с каждой стороны. Если этот вопрос до сих пор актуален, то можно заключить, что острота любой темы о Первой Мировой также сохранилась. Поэтому, не иначе, как безобразием, мы такое бы не назвали.

     - Согласен. А если посмотреть далее во времени? Если бы это была мумия времен, к примеру, русско-японской войны?

     - Страшно представить. Подозреваю, что еще могут быть живы не только внуки, но и дети участников тех событий.

     - В Японии, возможно, да, - заметил М. -  Хорошо, пойдем дальше: Крымская война 1853 года. Что скажешь?

     - Ну! Это же героическая оборона Севастополя, Лев Толстой с его рассказами. Сам подумай!

     - Понятно. Тогда рассмотрим Отечественную войну 1812 года.

     К. усмехнулся.
     - В этом случае, насколько я понимаю, следует представить себе этакого красавца в форме гренадера, кирасира, драгуна или улана? Или без нее, но с соответствующей табличкой, да еще и с именем и фамилией? Боже упаси!

     - Хорошо.  А если взять, для примера, сражения восемнадцатого века: Северную войну, Полтавскую Битву?

     - То же самое.

     - Тогда давай обратимся к семнадцатому столетию. Например, к русско-турецкой войне того времени, – предложил М.

     - Это когда донские казаки напали на турок по приказу царя? – не вполне уверенно спросил К.

     - Совершенно верно. Ну, и? Твое мнение?

     - Что сказать… – задумался К. - Помнишь картину Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»? Про нее у нас узнают если не из учебников, то из анекдотов. Она настолько известна в нашем мире и, можно сказать, популярна, и в ней так живо выписаны образы людей, что видеть национального героя в таком безобразном облике нам было бы невыносимо.

     - А героя неприятельского?

     - Кто его знает… - замялся К. – Может быть воспринимался бы без особых эмоций.

     - Обрати внимание: на картине Репина запорожские казаки, а не донские.

     - Какая разница! – возмутился К. – Казак, он и в Африке казак. Главное, что на картине отображены события именно того времени, о котором ты ведешь речь.

     - Ладно, попробуем двинуться дальше, - задумчиво промолвил М. –Что ты скажешь про Куликовскую битву?

     - М-м-м… М-м-м… Интересно... В этом случае не все понятно, надо подумать… - пробормотал К., почесывая затылок. - Мне кажется, что Куликовская битва переместилась в нашем представлении куда-то в область мифологии, поэтому ответить на этот вопрос определенным образом будет трудно. Куликовская битва у нас, если так можно выразиться, в памяти находится примерно там же, где битва Ильи Муромца с Соловьем-Разбойником. В этом случае злодей, поверженный богатырем, как трофей, воспринимался бы, возможно, нормально. А вот наш герой, пусть сказочный, негативно.

     - Между прочим, про это событие также написаны картины, - заметил М.

     - Все эти полотна имеют примерно такое же воздействие на человека нашего времени, как и «Три богатыря» Васнецова. В данном случае в нашем сознании миф или сказка четко не отделяются от реальности.

     - Ну, хорошо. Давай попробуем разобраться, – предложил М. - Получается, что современные люди не считают дурным тоном выставлять в качестве экспоната на обозрение часть тела человека, который жил от них на некоем значительном удалении во времени. Этот алтайский воин старше Куликовской битвы. Значит, отрезок примерно в семьсот лет или более является определяющим в данном вопросе у ныне существующего сообщества людей, с точки зрения их моральных категорий. Для спокойного восприятия экскурсантами высушенного тела воина отдаленность его геройства во времени должна быть такой, чтобы в этой дымке невозможно было обнаружить никаких связей между современными понятиями и тем, что окружало этого человека…

     Женский смех, внезапно раздавшийся у них за спиной, прервал их беседу. Обернувшись, они увидели двух туристок-иностранок. Девушки обсуждали деревянную фигурку.
 
     Подойдя ближе, приятели поняли причину их веселости: древняя скульптура представляла человека с преувеличенно огромными интимными подробностями.
 
     Долго не задерживаясь, наши герои двинулись дальше изучать экспозицию, которая теперь, после свидания с алтайской мумией, воспринималась живее.

     Закончив путешествие по Музею, экскурсанты вышли к трамвайной остановке. Расписание движения транспорта сулило долгое ожидание, и приятели уселись на скамейку под навесом.
 
     Мимо них неторопливо прошествовал военный патруль со знаками отличия одного из родов войск:  офицер, сержант и ефрейтор. Увидев это дефиле, К. вспомнил их с М. недавнее обсуждение мумии.

     - Ты, М., - сказал он, -  привел примеры исключительно по линии отечественной истории. А если отойти чуть в сторону, но приблизится во времени? Например, представим, что мы имеем дело с событиями где-нибудь в Европе. Возьмем, к примеру, битву при Калло...

     - Это когда было и о чем это?
 
     - Не скажу точно когда. Знаю только, что до Северной войны, в начале семнадцатого века. Но наших соотечественников там не было. Это была битва между испанцами и голландцами.

     - Твой вопрос в том, какое было бы впечатление увидеть здесь, в Музее, прославленного воина с той или другой стороны, часть тела которого выставили  на обозрение? М-м-м… Действительно: какое мне дело до выяснения отношений между испанцами и голландцами? Тем более, что мне неизвестно, что они не поделили. В этом случае, когда сюжет не трогает чувства и разум, становится, вроде как, безразлично. Хотя умом все-таки понимаешь, что это нехорошо.
 
     - По аналогии с этим примером, мы свободны от ответственности за равнодушие при созерцании алтайской мумии: даже имя этого человека неизвестно, не говоря о чем-то большем.

     - Но, возможно, мы остро воспринимаем тему Алтая? Может быть, он нам видится ближе, чем то, что связано с Западной Европой? Мои понятия о том, что хорошо, а что плохо при рассмотрении вопроса, в каком месте должна находиться эта мумия, вполне совпадают с древними алтайскими: Мне кажется, что этому телу не место здесь, в центре большого города, в стеклянной витрине.

     - Но разве можно отделить Алтай от Западной Европы? Ты что-нибудь слышал или читал про Великое переселение народов? – спросил К., стараясь, тем самым, показаться собеседнику более осведомленным в области истории, чем это было на самом деле.

     - Мы говорим сейчас не про историю как науку, а исключительно про наше сегодняшнее восприятие времени и истории – заметил М.
 
     - Иначе говоря, ищем границу нашей невосприимчивости к событиям и связанным с ними предметам, - усмехнулся К. -  Мне кажется, что мы бродим где-то около истины, но не можем ее нащупать. Для меня сейчас понятны два момента. Первый: эта отчужденность наступает примерно через семь веков, второй: понятие «наше» или «не наше» имеет в данном вопросе первостепенное значение. Или у тебя другое мнение?

     - По-моему, эта граница проходит внутри каждого из нас и совпадает с рубежами таких понятий как Цивилизация, Этнос, Нация…

     - Цивилиза-а-ация, э-э-этнос, на-а-ация, – передразнил К. и начал зевать. –  Когда мы вышли из Музея, у меня первая мысль была о том, где бы хорошо поужинать, а теперь, кажется, мозг уже готов закипеть.

     - Но ты сам завел разговор на эту тему! – возмутился М.

     Из поворота показался трамвай нужного маршрута.

     - Едем? – спросил К.

     - Поехали, – буркнул сердито М.

     Ужин состоялся в ресторане неподалеку от отеля, в котором проживали наши герои.
 
     Закончив первое из поданных блюд, М. снова впал в задумчивость.
 
     - Omnia fert aetas animum quoque (1), – выделяя каждое слово, произнес он.

     - Чего-чего? – недоуменно переспросил К. – Мне кажется, друг мой, тебе пора развеять хандру. Давай-ка выпьем еще по рюмочке, сказал он и взял в руку небольшой графин с прозрачной жидкостью.

     - Давай, - согласился М., и они продолжили трапезу.

     Вернувшись в отель, К. и М. разбрелись по своим аппартаментам.
 
     К., по привычке перед сном приложился к маленькой фляжке с коньяком, после чего лег и довольно быстро заснул. Сон его был беспробудно крепким. Он едва ли смог вспомнить содержание всех своих сновидений, кроме одного, яркого и приятного. Ему приснилась белокурая туристка-иностранка, которую он видел в Музее в профиль. Теперь она оказалась перед ним анфас со своим прекрасным смеющимся лицом, но почему-то в кепке его знакомой из гипермаркета, что в родном городе, и с ее интересными бело-золотистыми сережками в ушах. Наклоняя время от времени обнаженную грудь, она пыталась коснуться его интимного места. Однако данное прикосновение, почему-то, никак не происходило. Этот процесс немного напоминал детскую игру, когда малыши с помощью удочек, оборудованных магнитами, пытаются выловить желаемый предмет. В сладком ожидании финала игры К. пробудился утром.

     М. долго не спалось, а затем полусны стали беспорядочно посещать его с каждым поворотом тела.  Последний, предутренний, наградил его относительным спокойствием. Он снова очутился за тысячи километров отсюда, на месте армейской службы, в Сибири, на железной дороге, назад тому более тридцати лет. Резкий окрик заставил его обернуться. Перед ним, сунув руки в карманы, возвышался сержант. М., как и тогда, почувствовал уныние и нежелание становиться героем. Услышав другой голос, он снова обернулся и увидел командира роты в некой странной форме одежды.
 
     - Что, опять указания дает? – улыбаясь, спросил капитан.

     - Кто? – спросил М.

     - Сержант.

     - И что?

     - Умер он уже.

     - Когда? - удивился М.

     - Ох, нет, - спохватился капитан. – Погиб: его нашли обгоревшим в вагоне. Помнишь, что от него осталось?

     М. вспомнил. «Странно, - подумал он, - и капитан тоже давно умер, а также мне голову морочит…» Волна недовольства, преходящего в негодование, начала подниматься в его душе. Захотелось нецензурно выругаться, но понимание своего подчиненного статуса остановило этот порыв. М. стал подыскивать подходящую фразу на латыни. «Ad…  Ad…» - нужное слово все не приходило в голову. Наконец вспомнив, он, набрал воздуха и… проснулся.
 
     Открыв глаза, он вспомнил, какой сегодня день. На сердце стало легко. Командировка наконец закончилась!

     1) Время уносит все, даже память (лат.)