История семьи - история страны. ОТЕЦ. Часть 1

На фото крайний слева - Суднов Петр Ефимович (отец моего мужа)

                Весь фактический материал о судьбах членов семьи
                моего мужа Виктора Суднова взят из записок его
                отца: Суднова Петра Ефимовича.
 

ОТЕЦ

С 1911 года мой отец, которому к этому времени уже исполнилось девять лет, начал обучение в церковно-приходской школе. Тогда же у него проявилась тяга к рисованию и к естествознанию. В этих увлечениях наметились даже некоторые успехи, что в дальнейшем и определило его творческий и научный путь.

Летом 1913 года в рамках празднования 300-летия дома Романовых Николай II объезжал страну. Отцу, как и другим школьникам поселка, предстояло, выстроившись вдоль вокзального перрона в ровненькую шеренгу, приветствовать царя, выказав тем самым свою приверженность самодержавию. Но царю, очевидно, не понравился скромный школьный парад, Николай II ограничился лишь тем, что молча прошел вдоль своего поезда и скрылся в вагоне, не произнеся ни единого слова. Почему-то на школяров царь не произвел никакого впечатления, и они вскоре забыли о нем вовсе и больше не вспоминали, будто и не было никогда ни шеренги школьников вдоль перрона, ни самого царя.

После окончания двухклассной церковно-приходской школы отец поступил в железнодорожное училище в Минеральных водах, которое окончил в 1916 году; был табельщиком в вагонном цехе железнодорожного депо, работал на кожевенном заводе, в продовольственной управе. Одно время он трудился на стекольном заводе и был потрясен тяжелейшим трудом стеклодувов.

Свои впечатления от увиденного и прочувственного выплеснул в стихотворении «Песня стеклодува». Это был первый поэтический опыт отца. В это же время в газете «Терек» было напечатано еще одно его стихотворение: «О чем гудят поезда». Надо заметить, что 1916 год на Кавказских Минеральных Водах стал годом наплыва сюда российской творческой интеллигенции. На весь курортный сезон здесь обосновались футуристы, вечера которых охотно посещали не только отдыхающие, но и выпускники железнодорожного училища. А газета «Терек» собирала под своим крылом молодых, революционно настроенных рабочих.

В 1917 году отец служил на городской почте, в телеграфном отделении. Интересуясь работой аппарата Бодо и разглядывая движущуюся ленту, он однажды прочитал только что пришедшее буквенное телеграфное сообщение из Петрограда: «Слетел Николашка и жена его Сашка, и мать его Машка, и сын Алексей». Это сообщение отец немедленно передал дежурному механику и начальнику почты Орлову. Начальник, собрав подчиненных, обязал их держать язык за зубами, и не распространять слухи о том, что произошла в Петрограде, так как подтверждения этому на Кавказе еще ни от кого получено не было. Однако отец не мог скрыть от деда Ефима секрет, и дословно процитировал ему текст телеграфного сообщения. Ефим, страстный борец с самодержавием был счастлив!

Революционные порывы деда отца затронули мало: он работал, учился, писал стихи, помогал матери возиться с младшими детьми. Рассчитывать на отца, занятого установлением Советской власти на Кавказе, борьбой с контрреволюцией и бандитизмом, было нельзя.
 
В 1920 году отец вступил в ряды комсомол. Партийная и комсомольская организации в Минеральных Водах находились тогда в зачаточном состоянии. Комсомольцы по портретам знали лишь Карла Либкнехта и Розу Люксембург. Знаний было мало, умений – тоже. Вся работа местных большевиков сводилась к организации борьбы с корниловцами на фронтах Гражданской войны.

В те годы на Северном Кавказе свирепствовал тиф, особенно, так называемый, возвратный. Умер Дмитрий Васильевич, отец моей бабушки, а все ее дети тоже переболели тифом, но выжили. Жили впроголодь, со снабжением продуктами были большие перебои. Отец часто вспоминал, как на третьем году обучения в Кубанском рабфаке, куда он был направлен осенью 1920 года, он с дедом Ефимом поехал добывать муку на ближайшую железнодорожную станцию. Муку решили поменять на гитару, с которой со слезами рассталась старшая сестра отца, Лиза. Елизавета увлекалась музыкой, хорошо играла на гитаре и, конечно же, тяжело переживала потерю любимого инструмента.

Съездили на железнодорожную станцию успешно – муку достали, но на обратном пути отец влип в неприятную историю, которая могла закончиться трагически. Во время поездки отец сидел, свесив правую ногу, на задней части тендера паровоза. Паровоз дернулся, нога соскочила и оказалась зажатой между вагоном и паровозом. Травмированная нога долго болела, лечили ее полгода. В результате учеба была прервана, и отца сняли с питания при рабфаке. Нередко, когда он приходил в студенческую столовую к друзьям, ему приходилось попрошайничать. Однажды к отцу приехала Александра Дмитриевна и привезла ему бутылку меда, которую он, изголодавшийся, опорожнил тут же.
 
Благодаря доброму фельдшеру, ежедневно, на протяжении пяти месяцев делавшему отцу массаж, ногу удалось спасти от ампутации. Ценой больших усилий отец сумел догнать в учебе ушедших вперед друзей-студентов и успешно окончить курс на биологическом факультете рабфака. Воспоминания отца о жизни в общежитии рабфака вызывают и смех, и слезы. Один его друг – студент медицинского факультета постоянно ходил в шинели, надетой на голое тело. Другой одежды у него просто не было. Так, в шинели, он и спал, и сидел на лекциях, и ходил в столовую. По вечерам, студенты, расположившись возле печки-буржуйки, очищали белье и куртки от вшей, смахивая паразитов на горячую печь. Однажды кто-то из студентов-медиков принес из анатомички человеческий череп, который потом выбросили на улицу, чем вызвали панику у жителей Краснодара.

По вечерам отец занимался в художественной студии, как тогда говорили, «по портретной части». Умение писать портреты помогло ему выжить в годы Великой Отечественной войны.

Учеба на рабфаке пролетела быстро. Выпускникам выдали новенький жакет, брюки, ботинки и кепку – помощь из Америки, а также ведро топленого масла и 10 килограмм муки. Кроме того, выдали деньги на билет до места жительства. В Краснодаре, когда отец садился на поезд, у него из кармана украли документы об окончании рабфака, и ему с большим трудом пришлось добиваться дубликатов этих документов. Чудом сохранились две путевки, выданные отцу на продолжение обучения: одна – на подготовительные курсы в Ленинградскую академию художеств, другая – в сельскохозяйственный институт. Это было время, когда партия решила создать свою, новую, советскую интеллигенцию. Вот и посылали на учебу в высшие учебные заведения выходцев из рабочих и крестьянских семей. Отец выбрал вторую путевку, в сельскохозяйственный институт, что и определило его дальнейшую судьбу.  Дед Ефим выбор сына не одобрил, считая, что тот должен был выучиться на землемера или врача, так как, по мнению деда, и то, и другое дело доходное.

                ***

Первые дни учебы в институте запомнились отцу, как противостояние студентов из рабоче-крестьянской среды и, так называемых, белоподкладочников - студентов предыдущих наборов, в основном, выходцев из богатых семей. Франтоватые молодые люди в фирменных студенческих сюртуках на белой шелковой подкладке с презрением относились к рабочей бедноте. Недружественное отношение к «черни» проявлялось во всем. На студенческом собрании слушателей всех факультетов и курсов, которое проходило в здании Питерского цирка, произошла настоящая схватка между противоборствующими сторонами. Выбирали новый студенческий орган самоуправления: Исполбюро. Дебаты были шумные. Собрание закончилось тем, что верхушка прежнего органа под свист, улюлюканье и бурные аплодисменты покинули помещение цирка. Был избран новый состав Исполбюро, членами которого стали бывшие рабфаковцы.

Первое время первокурсникам было сложно разобраться и в премудростях сельскохозяйственной науки, и в политическом моменте. Профессорский состав был пестр и разнообразен. На одних лекциях царила дружеская, рабочая атмосфера, на других - скука и разочарование. Но уже через месяц студенты определились с пристрастиями: есть любимые, «красные» профессора, есть аполитичные, а есть и враждебные Советской власти преподаватели. Среди любимых Н.И. Вавилов – непревзойденный для отца авторитет на всю жизнь, Немилов, Кравков, Лонгин, Макалов, Глинка, Недокучаев, Козлов. Их лекции слушались с особым интересом, все для студентов было ново и интересно.

Лекции проходили в основном корпусе института, на берегу Фонтанки, рядом с сельскохозяйственным музеем, недалеко от летнего сада, а отец вместе с другими такими же студентами первокурсниками жил на Петроградской стороне, на частной квартире. На лекции приходилось ходить пешком.

Хозяйка квартиры по началу была приветлива с новоявленными студентами, приехавшими в Питер из разных городов России: Игорь Демянцевич из Кисловодска, Саша Куимов из Уфы, и неизвестно откуда – Авраам Юзефович. Хозяйка выдала студентикам кровати, шкаф для одежды, круглый стол, посуду. Но однажды, когда во время дружеской потасовки, устроенной, как обычно, заводилой молодецких игр Игорем Демянцевичем, ребята разбили будильник, хозяйка всех выгнала. Пришлось искать новую квартиру.

Особой дружбы между жильцами не было. Дядя Авраама Юзефовича иногда присылал племяннику продовольственные посылки из-за границы, но Авраам был жаден, с ребятами не делился, и тогда соседи наказывали его за скупость. Кашу из кукурузы, которую они варили в огромной кастрюле, хлебали все вместе, а сало Авраам ел в одиночку. Тогда друзья самовольно отрезали от шмата небольшой кусочек, и умыкали чуть-чуть печенья. А однажды из-за неуважения к мундиру, подаренному дядей любимому племяннику, срезали с этого мундира все металлические блестящие пуговицы.

Годы учебы отца были наполнены до предела: лекции, семинары, практика, общественная работа: он был ответственным секретарем комсомольской организации института, позже – членом горкома комсомола. Кроме того, в 1924-1926 гг. отец состоял в литературной группе института, где вместе с Михаилом Яковлевым, Александр Куимовым и Игорем Демянцевичем пробовал себя в поэзии. Друзья устраивали в Ратной Палате, которая в те годы играла роль культурного центра Детского Села, литературные вечера, на которые приглашали видных писателей и поэтов. На один из таких вечеров был приглашен Вячеслав Шишков, на другом читал свои рассказы Михаил Зощенко.
 
Но особое внимание студентов привлекли два литературных вечера, на которых выступал Сергей Есенин. Было это в 1924 году. Первый раз на встречу со студентами Сергей Есенин приехал с Николаем Клюевым, второй – с украинским поэтом Иваном Приблудным.

Клюев – благообразный сорокалетний поэт, подстриженный под горшок, с окладистый бородой, в темно-синей поддевке и смазных сапогах читал стихи очень скучно, на манер попа, и молодым начинающим «литераторам» не понравился. Другое дело, Сергей Есенин! Его выступление было принято с восторгом, ему аплодировали, и он все читал еще и еще. Впечатление от этого вечера осталось на всю жизнь, но более всего отцу запомнилось второе выступление Есенина в Ратной Палате, осенью 1925 года.

На сцене, где стоял простенький стол, Есенин появился вместе с Иваном Приблудным. Сели они вдвоем, рядышком, перед ними стояла бутылка с вином и два граненых стакана. Свое выступление они начали сидя, спели песенку «Возвращение на Родину», сочиненную Иваном Приблудным. Пели складно, и растрогали слушателей до слез. Речь в песне шла о возвращении солдата с империалистической войны в родную деревню, где все оказалось в запустении. «Сколько раз обошел, никого не встретил, только в крыше сверчком копошился ветер», -  отец часто вспоминал слова этой песни. Потом ему на глаза как-то попалось это произведение, напечатанное в одном из тогдашних литературных журналов, и вырезка из того журнала до сих пор храниться в архивах отца. Песню пришлось петь два раза: так она пришлась по душе студентам, выходцам, в основном, из бедных крестьянских семей.

Но вот встал Есенин и начал читать свои стихи. Одно из них «Все живое особой метой отмечается с ранних пор» он читал, по просьбе аудитории, два раза, и в обоих случаях оно было встречено бурей аплодисментов. Читал Есенин много, но это стихотворение, голос поэта, манера исполнения оставили особое, неизгладимое впечатление в душе всех присутствующих. Студенты, а особенно девушки, были влюблены в золотокудрого, голубоглазого, тридцатилетнего поэта. Он был кумиром!

Этот приезд Есенина в Ратную палату, его выступление и прогулку с ним по Екатерининскому парку запомнил отец на всю жизнь. Часто за праздничным столом или во время скромного чаепития на кухне он любил нам с сестрой рассказывать об этой памятной встрече. Его привлекало в Есенине все, и как он восторгался чудесными парковым посадкам, любовался отражением деревьев в каналах, умилялся причудливыми мостиками, и даже как был одет. На Есенине ладно сидел темно-зеленый костюм, из-под такого же цвета шляпы выбивались светлые пряди кудрявых волос, в руках трость.

Студенты предложили Есенину сфотографироваться у лицеистского памятника Пушкину, месте их обычных встреч и фотографирования. Сергей Александрович согласился, и кто-то, кажется Богораз, запечатлел всех на фоне Пушкина. Когда уже все расположились для фотографирования, к группе студентов подбежали еще двое друзей: Михаил Яковлев и Александр Куимов, который своим внешним видом несколько испортил снимок. Сашка возвращался со спортивного мероприятия и был лишь в трусах, оголенный по пояс. Историческая фотография Сергея Есенина со студентами сельскохозяйственного института хранится в архиве моего отца вместе с вырезкой стихотворения Ивана Приблудного.

Провожали Есенина на вокзал всей когортой, но, конечно же опоздали, и почти час сидели за столиком в привокзальном буфете, пили пиво и разговаривали. Никто из присутствовавших и предположить тогда не мог, что эта встреча с поэтом была последней.
 
                Весь фактический материал о судьбах членов семьи
                моего мужа Виктора Суднова взят из записок его
                отца: Суднова Петра Ефимовича.
 

Продолжение http://www.proza.ru/2019/08/01/1200