Лучший отель Нью-Йорка

В Нью-Йорке мне довелось провести ночь в чудесной гостинице Bowery Grand Hotel, номер в которой стоит 30 американских долларов. Однако со словом Grand она имеет примерно столько же общего, сколько африканский слон с аквариумной рыбкой, а Советское Шампанское с провинцией Шампань во Франции. Слово Hotel я тоже не стал бы использовать в названии сего заведения, но оставим эту маленькую шалость на совести его владельцев. Чудеса доморощенного китайского маркетинга да и только!

Отель найти непросто, даже вооружившись современным навигатором, потому что здание, где он располагается, сливается с окружающими его домами и мрачной действительностью и на выходе получается монотонная серая масса. Словно позавчерашний кусок мяса, уже не раз созывавший отважных мух на пиршество, перемололи в блендере и раскатали все это дело на кухонной доске скалкой.

Представьте себе обшарпанное здание в 4 этажа из грязно-бордового кирпича цвета поношенной юбки голландской проститутки 18-го века, которое находится в пропахшем уткой по-пекински и дешевыми американскими сигаретами Чайна-Тауне. Напротив него, прямо на тротуаре, навалена смердящая гора мусора из нескольких черных дырявых пакетов, справа от входа белой струей дымится булькающий и шипящий  канализационный люк, а слева стоит группа негров и что-то живо обсуждает, временами переходя на крик - наверное, продажи кокаина в этом месяце.

Подъезда здесь нет, но на месте, где он должен быть по всем правилам строительства, еле заметен темный след, как тень на стене от испарившегося при атомном взрыве человека - будто кто-то взял мачете и одним взмахом отрубил парадную от фасада, - нет здесь и холла, а вход в Гранд Хотел такой узкий, что в него с трудом протиснулся бы сам Чарли Чаплин, если бы не умер в 77-м году.

Почти сразу от двери, без какой-либо площадки, на второй этаж карабкается узкая и крутая скрипучая лестница, покрытая истлевшей ковровой дорожкой. Ни о какой заботе об инвалидах нет здесь и речи. За ней возвышается что-то наподобие барной стойки из салуна на Диком Западе, да такой замасленной, словно она сделана не из дуба или сосны, или, на худой конец, из березы или осины, а выточена из огромного ломтя украинского сала. За салом этим восседает счастливый китаец - он широко улыбается и приветствует гостя.

В плотном воздухе отеля пудовой гирей висит свинцовый запах, напоминающий советскую провинциальную прачечную, солдатскую казарму и мужской спортзал из начала лихих 90-х одновременно.

Но все эти достоинства гостиницы мало интересовали меня в ту минуту, потому что долгий перелет меня сильно утомил и я страдальчески испытывал лишь одно желание - поскорее плюхнуться в мягкую и теплую кровать. Если бы я знал в ту секунду, как выглядит номер в этом отеле и что собой представляет та самая кровать, то заснул бы, наверное, в коробке рядом с ее ущербным входом, греясь теплом из люка и потеснив местных бездомных. “Главное, не вступать в боевые действия с афроамериканцами!” — подумал я.

Устало пообщавшись с тучным китайцем и получив из его цепких рук ключ от номера, я поднялся на третий этаж и очутился в длинном узком коридоре третьего класса ожившего в моем воображении Титаника. Если бы Чаплин пролез-таки во входную дверь этого заведения, то здесь он точно застрял бы. 

По обе стороны от прохода частоколом были нарезаны одинаковые белые двери, напомнившие мне больничные палаты. Расстояние между ними, а вернее, почти полное его отсутствие, наводило ровно на 2 мысли. Либо добродушный хозяин зачем-то понаделал в номерах по 2-3 входа, либо размеры этих комнатушек так малы, что, в сравнении с ними, кладовка в квартире хрущевки самой дешевой серии показалась бы палатами царя Михаила Федоровича.

Выпал второй вариант. Когда я с трудом повернул ключ в замочной скважине и, открыв дверь, попытался сделать шаг вперед, а ноги у меня не такие уж и длинные, то тотчас уперся носком ботинка в постель.

Номер окружали белые стены, на которых остались многочисленные бледно-красные следы неравных боев постояльцев с дикими комарами. Бал там и пожелтевший выключатель, и зубная щетка, лежащая на нем сверху. По одному ее виду можно было понять, что кто-то недавно почистил этой щеткой обувь. Все. Комната была такой тесной, что кроме импровизированной кровати в ней невозможно было разместить что-либо еще. Даже чемодан некуда засунуть. Пришлось временно водрузить его на ложе.

Местные звуки очаровывали и завораживали не меньше запаха, как пение птиц в японском саду. За тонкой фанерной стенкой справа кряхтел и кашлял как чахоточный какой-то старик, а слева кто-то настойчиво пережевывал семечки, потрескивая скорлупой, причем делал он это так усердно и спешно, будто участвовал в каких-то соревнованиях. Все это происходило так близко, что мне казалось, словно кряхтят и едят семечки непосредственно на моей кровати. Я машинально оглянулся, чтобы отогнать обжор.

Надоедливый звук жевания и причмокивания усиливала натянутая сверху металлическая сетка, через которую можно было разглядеть высокий потолок в паутинах и мигающие лампы на нем.

К слову, общий свет здесь не выключают никогда, даже на ночь. Наверное, владельцы отеля опасаются, что постояльцев в темноте будут пугать посторонние шумы. Поэтому плотная накладка с крупной надписью “Аэрофлот”, предусмотрительно прихваченная мной еще в самолете, очень здесь пригодилась.

Лет 15 назад, будучи беззаботным и открытым к восприятию всего нового студентом, я посетил гостиницу "Школьная" в Санкт-Петербурге, расположенную в самом центре города, в бывшем доме отдыха для подростков. Тогда я думал, что самый ужасный душ именно там - темный, сырой, холодный и смрадный подвальный зал. Только что мокрицы по нему не бегали, шустро стуча ножками по вечно влажному полу. Но я ошибался! Эх, как я ошибался, думая так! Душ в эпатажном Гранд Хотеле превзошел все мои ожидания. Тут было все - и пивной потолок в разводах и паутинах, и заляпанный и облупившийся кафель, который мне доводилось наблюдать в больнице города Княжево лет 8 назад, ржавые краны, спасибо, что без дырок, и заросшая плесенью, как месячный батон хлеба, хранившийся в болоте недели две кряду, душевая кабина. Если сюда когда-то и заходила горничная, то было это за день до убийства Джона Кеннеди. Не позже. 

Описывать все прелести этого отеля можно очень долго, начиная с заляпанных непонятным веществом явно советской военной разработки стекол на окнах и заканчивая облупленной, как после землетрясения, сантехникой. Но мне довелось провести здесь всего одну ночь. А утром, наспех умывшись и причесав волосы перед расколотым на 2 равные части зеркалом, будто это сделал сам Пифагор с линейкой в руках, я с нескрываемой радостью вырвался на свободу - на шумную улицу Большого Яблока, пропахшую уткой по-пекински!

Ночь в этом отеле я не забуду никогда! И рекомендую посетить это заведение всем любителям острых ощущений!