Ожидание

     Старик медленно поднялся по крутым ступенькам на перрон. Асфальтированная  площадка, на которую он вышел, серой пыльной лентой распласталась вдоль линии. «Скоро электричка, -подумал он,- Может кто-нибудь все-таки приедет».
    Мимо, по дальней колее, на высокой скорости мчался состав с углем. С жезлом в руке поезд провожал дежурный по станции Николай Андрианов. Когда промелькнул последний вагон, он направился в станционное здание. Увидев старика, поздоровавшись, сказал: - Степаныч!  Опять своих ждешь? Ну жди ,жди, электричка через десяток минут подойдет. И Николай сочувственно улыбнулся.
-  Ладно, без тебя знаю, - незло пробурчал себе под нос Иван Степанович. Он стоял на перроне слегка сгорбившись. В черной новой фуфайке, перетянутой брючным ремешком. Несмотря на тепло, дед постоянно мерз. Наверное, брали свое годы. Ведь в начале зимы девятый десяток разменял. Уже слабо видящими глазами, на которые то и дело набегали слезы, старик всматривался вдаль. И ждал…
Его надежды были тщетными. В потоке людей, приехавших в этот вечер на электричке, никого из его детей не оказалось. Еще несколько минут постояв на перроне, он медленно побрел домой, вновь унося с собой горькие думы. Домик где они жили со старухой вдвоем, находился недалеко от здания станции. Еще крепкий он сиял на солнце стеклами окон. В палисаднике, с его уже посеревшими от времени штакетинами, пышно цвели георгины, желтая акация, посаженная еще прежним хозяином. Ох, и любит цветы его Аграфена. Ухаживает за ними, хотя других забот хватает. Выращивает, да раздает их людям. Такой уж у нее характер.
     Подойдя к воротам, толкнув калитку, он вступил в ограду, где в разных местах стояли сенокосилка, телега. Да еще старая лодка лежала у забора. Дед когда-то очень увлекался рыбалкой. Конь, привязанный у телеги, почуяв хозяина, тихонько зафыркал. Жеребец был уже не молодых лет, но сыт и гладок. И уж этим, конечно, здорово отличался от хозяина.
  - Что, Каурый, застоялся!- ласково потрепал  потянувшегося к нему коня по шее Иван Степанович. Этого жеребца он безумно любил. Сколько раз сыновья говорили ему: пора расстаться с лошадью, годы уже не те. Но он не соглашался с ними. В основном из-за своего вечного упрямства, из желания идти наперекор, делать только  по-своему. А может здесь было и другое, что молодым не всегда понять. Ведь всю жизнь он был связан с заботами сельского жителя: пахал землю, до пота трудился на сенокосе. Как тут обойтись без лошади! А рыбалка? Лодку на себе что ли везти? А дед был заядлым рыбаком. Был…
- Ну, не балуй, дурень! – прикрикнул он на коня. –Сейчас отведу тебя в поле.
     Он взял в руки ременные вожжи, отвязал коня от телеги .И повел его неспешным шагом через огород в поле. Там в густой траве у него уже был вбит колышек. Привязав Каурого, оглядевшись по сторонам, старик снова поплелся домой. По пути поправил жерди в покосившейся старой изгороди. Кое-как приподнял самую тяжелую, подумав при этом, что всего несколько лет назад и здоровенное бревно было поднять пустяк. проходя мимо картофельного поля, вырвал два куста полыни. Во дворе ,подойдя к телеге, подобрал свежее сено, разбросанное Каурым. И только после этого, поставив свой батожок у стены дома, толкнул дверь в сенцы.
      Проходя в них мимо загородки, где хранился уголь, вспомнил, как в прошлом году завалился в углярку. Не хватило сил выбраться. Пришлось старухе звать со-села, да выручать. Подумав об этом, Иван Степанович невесело усмехнулся.
     Бабка Аграфена хлопотала на кухне .Дел у нее было как всегда невпроворот :гусей и кур накормить, корову подоить, с поросенком управиться. В свои почти семьдесят лет, в отличие от мужа ,она  была  на редкость подвижна .И ,казалось, никогда не уставала ,выполняя то одну, то другую работу. – Ваня, - старуха вопросительно взглянула на мужа,- может, сядешь поешь. Перекуси чего-нибудь. С утра ведь и крошки во рту не было. Да и я с тобой сяду…Не хочется –то  одной.
- Давай- согласился старик. Ему было все равно. Быстро появилась на столе нехитрая снедь. Они уселись друг против друга. Молчали. Аппетита не было. Дед кое-как проглотил несколько ложек супа, отхлебнул молока из стакана. Без слов поднялся и пошел на свое обычное место – диван, что стоял в горнице. Лег, как всегда терзаемый своими, одному ему ведомыми, мыслями.
- Чего мечешься,- подала свой голос жена.- И ходишь и ходишь, как заведенный, каждый день на станцию. Слепая что ли, не вижу. Все ждешь. Да что они тебе каждый день будут ездить? У них поди и своих дел хватает…
- Ишь ты, загрустил, -всплеснула она руками, так и не дождавшись о мужа ни слова.
– Старый антихрист. Ведь звала же тебя в город дочь. Ты не едешь. Вот и торчим здесь как два трухлявых пня которые вот- вот рассыпятся. Зимой когда-нибудь занесет, умрешь и  откопать некому будет. Вот попомни мои слова, старый черт!
Жена была права, думал старик. На детей ему обижаться нечего. Они хоть не часто, но все же приезжали. А вот старшая дочь Мария вообще чаще других бывала у родителей. И побелит ,и покрасит, и постирушку устроит. Пошел бы к ней жить, да с зятем Василием он давно не ладил. Нашла коса на камень.
       А может ,его держит здесь что-то другое. Он пытался понять себя, разобраться в своих мыслях, осилить свое упрямство, которое мешало ему дожить свой век мирно и тихо. И дети хорошие, но не пойдет он к ним. У него свой дом. Вот именно- свой дом! Здесь он чувствует себя хозяином. Тем, кем привык быть с молодости. И больше ничего не надо.
Под эти невеселые мысли старик задремал.
    Утром следующего дня он снова был на перроне этой маленькой станции. И все также сиротливо торчал на площадке ,ожидая электричку. Ему казалось, что среди спешащих с электропоезда людей, он увидит собственных детей.
Ему так хотелось, чтобы они приезжали чаще.

В.Басалаев