Последнее путешествие бомжа Вовки

      Он умер. В кустах. И началось его путешествие. Недолгое, но чёрно-юморное.
  Знал бы он, что менты, которых он опасался и в глубине души презирал, будут
  перетаскивать его безногое бездыханное семидесятилетнее тело с таким пиететом,
  при жизни плюнул бы в рожу тому, кто осмелился об этом просто подумать.

      Начинал утро бомж Вовка всегда в одном и том же месте, а именно-напротив
  выхода из метро "Бауманская". Усаживался он возле цоколя здания, в котором
  находился приём посуды и клал на подстеленную картоночку, старенькую засаленную
  кепочку, снятую с лысой коричневой от грязи головы. Брал в руки костылики и
  начинал медленно гонять головной убор слева направо и обратно. По мере его
  наполнения медяками и "серебром", костыльный хоккей прекращался, монетки
  перекочёвывали в карман вечного драпового полу-пальто. Время от времени, Вовка
  вынимал из карманов кое-какую снедь и громко чавкая, её поглощал. Иногда, из
  кармана вынималась чекушка. Из неё Вовка делал один-два глоточка. Не больше.
  Менты, территориальные и "дети подземелья"(метрошники), его не трогали. Убогий.
  Безногий. Калека. Жалко ведь. Мало кто знал о Вовке что-либо. Только разве лишь
  то, что прикатывал он на электричке с Подмосковной станции "Косино". Да и то, с
  его слов. Любил Вовка, подвыпив, напевать старческим надтреснутым фальцетиком:

  -А я поеду к бабке в Касяно, Эх, жисть моя безногая-гавно...

      Ну и дальше что-то в этом духе.

      Иногда Вовка сам просил ментов "оформиться по 209-ой". Им-для палки, ему-
  для сытой, размеренной жизни. Год-два он перекантовывался "в лесах", отъедался,
  подлечивался, да и возвращался. Снова, на "своё рабочее место". Напротив метро.
  Клал кепочку. И так-год за годом.

      Мало кто знал, каким образом Вовка дошёл до такой жизни. Первый раз, он
  присел сразу на "двенадцать"... За двойное убийство. При смягчающих. Хотел
  расстрела. Прям, жаждал его. Но-"Фемида с Фортуной сыграли вничью". Жену Вовка
  с любовником дома, в Косино, застукал. Прямо во время процесса. С воплями, со
  стонами, да со скрипом железной кровати. Такой, которая из позапрошлого века. 
  С финтифлюшками-медяшками. Вошёл, увидел, услышал. Молча достал Тулку-
  двустволку. Молча её зарядил жаканами и молча всадил- ему в спину, ей в грудь.
  Сел с ружьём на табуретку на кухне да и стал ждать "органы". Те приехали(соседи
  стрельбу слышали). Оформили. Всё. Поехал на двенадцать лет лес валить. Там ему
  хлыстом ноги и перебило. Ювелирно. Под колени. Стал Вовка инвалидом. Вышел.
  Выполз, в смысле. На деревянной тележке с подшибниками. Вернулся в Косино. А
  дом-то, жены был. Всё. Амба. Ничего нет. Ни прописки, ни жилья. Бабка одна, с
  соседней улицы, приютила. Угол калеке-убивцу отвела. Начал жить у неё. Пенсия-
  мизер. Вот и решил Вовка деньгу с асфальта поднимать таким образом. Часть-себе-
  "на жисть", часть-бабке. За доброту. Ну и как сказано было выше, время от
  времени, по бомжовой статье, уезжал Вовка в"санаторно- оздоровительный" вояж.
  Для разнообразия. Так и жил.

      Патрульная группа обнаружила бездыханное тело возле железнодорожной станции
  "Электрозаводская". Узнали менты Вовку сразу. Костылики валялись рядом. Но вот
  лицо... Оно было изодрано. В кусты улетел бедолага. Патрульные призадумались. 
  По рации связались с дежурным опером. Поговорили с ним. Больше слушали
  рекомендации, а потом, приступили к действиям. Вытащили из "бобика-лунохода"
  брезент, положили на него тело, костылики, которые обтёрли носовым платком,
  смоченным Вовкиной водкой (мало ли-наследить ведь можно), да и понесли через
  тоннель платформы на сторону "дружеского отделения" Первомайского района.
  Положили в кусты и вернувшись на свою территорию, стали ждать. Через какое-то
  время, с той стороны, в ночной тишине раздался рокот мотора чужого "бобика".
  Группа внимательно наблюдала за действиями экипажа "Первомайцев". Те попытались
  проделать аналогичную операцию по перетаскиванию "конкретного висяка" назад. На
  территорию упокоения. Заметив"мухоморов"(фуражки так называли)-замерли. И пошёл
  у них разговор. Сначала, на повышенных тонах, а потом, чуть потише. Наконец,
  стороны пришли к обоюдному мирному соглашению, которое заключалось в том, что
  бездыханное тело нужно положить ровно по центру тоннеля под платформой и ждать
  появления наряда "линейщиков". Отдела милиции, стало быть, на железнодорожном
  транспорте. Ждали пару- тройку часов. Рассвет начал вступать в свои права.
 
      Линейщики появились неожиданно. Неслышно спустились по лестнице с платформы
  в тоннель и увидели "утренний подарок". Остановились. Молча закурили. Затем, 
  зашептались между собой. Весь смысл шёпота, который прекрасно был слышен
  засевшими в засаде по обеим сторонам платформы ментам, сводился лишь к одному-
  на чью же территорию подбросить покойника. Территориалы не стали дожидаться
  телодвижений линейщиков, а просто неожиданно для последних, появились с двух
  сторон. Возникла МХАТовская пауза.

      Три группы долго стояли и молча курили. Затем, очень осторожно, начали
  попытки ведения переговоров. Времени у всех оставалось очень мало. Скоро должны
  были пойти первые электрички, да и к метро народ мог начать подтягиваться.
  Решение пришло неожиданно быстро. Двое из разных групп, вдруг, одновременно, 
  молча показали указательными пальцами в сторону кругляшки-вестибюля метрошной
  станции. Молча взялись за брезент, на котором спал последним сном Вовка, да и
  поволокли, сопя от возбуждения (как бы не попасться на глаза кому-нибудь из
  первых утренних граждан), в сторону метро. Положили тело за вестибюлем, но так,
  чтобы кто-нибудь из первых пассажиров, обязательно заметил тело и сказал об   
  "утреннем подарке" вечно сонным "детям подземелья".

      Три группы "наземщиков", перед разбегом по разным сторонам, по сто раз дали
  друг другу "самые клятвенные обещания" о том, что очень долго, ни одна живая
  душа в их системе, не узнает об этом инциденте. На том и разошлись.

      Да. И последнее. Дед Вовка всегда держал в кармане справку об освобождении
  из последнего на тот момент "санатория". Так что-похоронен был, скорее всего,
  не как безымянный, а по всей форме. Бедно, но-законно. И документально-как
  гражданин такой-то.