Жизнь прожить - не поле перейти

ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ - НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ

Дарья, как-то не заметила, как её внучка Верочка, Галинина  дочь, из подростка превратилась в красивую девушку, с пышными формами, русокосую, голубоглазую.
«Вся в меня пошла, ишь ты, какое сходство, прямо на удивление». Вот такою была Даша, когда ей только исполнилось 18. Не успела как следует налюбоваться своим розовым девичеством, как вскоре пришлось ей с ним расстаться. Нежданными явились на пороге отчего дома сваты. Просватали за низкорослого Павла Кирюхина. «Да он же ниже её, - смеялись соседи. «Что низок не беда, лишь бы берёг, холил супружницу» - отвечала пересмешникам мать невесты. Повели в церковь на венчание. Дарья, в фате, в подвенечном платье, вся кругленькая, пышнотелая, смотрелась, как королева. В лучистых васильковых глазах затаились грустинки: не о таком мечтала женихе, да что перечить – ведь так порешили.

А Павел и впрямь выглядел убого против роскошной Дарьи. Невысок, неказист, да к тому же несмел, всё смущался по каждому поводу.
В тишине храма, в лёгком чаду колеблющихся огоньков зажжоных свечей шло таинство венчания.

- Венчается раба божья Дарья рабу Павлу, - гнусаво, нараспев гласил рыжебородый священник.

- Вот так мы и стали супружниками, - задумавшись на миг, прервала своё повествование Дарья, внимательно слушавшей её внучке.

- А что же дальше? Продолжай, пожалуйста, - вывела из задумчивости Дарью Вера.

- Дальше-то? Началась иная жизнь, Павел плотничал в строй бригаде, а я – в колхозе разнорабочей.

 Жили небогато, без разносолов. Какой заработок тогда был в колхозе? Расплачивались трудоднями, кои ещё надо выработать, дотянуть до нормы. Надежды клали на свои приусадебные сотки. Выручала картошка да то, что – на грядках, какой-никакой овощ… Всё бы ничего, ладно, да как-то тревожно стало, не по себе… Ходили слухи о войне. Германец, лиходей, что-то больно расходился. Вон сколько подмял под себя держав. Гляди, позарится и на нас. Люди нутром чувствовали предстоящую беду. Сердце не обманешь. Это там, в верхах уж больно были равнодушны, глухи к тем слухам. И тут успокоил, расслабил всех договор с Неметчиной. Приспал нас Гитлер… И таки грянула она, проклятая!

Засуетился, засобирался мой Павел в поход. «Не поминай лихом, Галинку береги» - на прощанье бросил. «Жди, не знаю, вернусь ли.» И не вернулся мой болезный. Сгинул где-то в чужих землях. Приумолкла Дарья, смахнула тыльной стороной ладони непрошеную слезу. – Появился нежданным супостат в наших краях. Три года, почитай, жили под немцем. Всё поотбирал, злодей, всю живность. Кое-как перебивались на картохе. А как вернулись наши, начали отстраивать порушенный колхоз. Собою мы, бабы, и пахали, и сеяли, и бороновали… Где уж тут быть силушке? Поистратили, поизбавили в тяжких трудах… И вот, как на грех – выпал голод 47-го… Мало ли нам было 33-го? А малая Галька исть просит. А что я ей дам? Пошла собирать колоски на поле. Набрала цельную котомку. И только разогнулась – надо мной стоит наш бригадир Федул, чёрт плешивый.

- Попалась? – так злорадно смеётся, – ну вот, что Дашка – рассудил. – Переспишь со мной, никто ничего не узнает, а нет, будут судить. Я его конечно в сердцах обругала, назвала кобелём. «Ну, смотри», - так грозно. И засудили, дали сем лет лагерей. За колоски тогда судили даже детей. Гальку забрали в детдом. А я – загремела на север. Валили мы, горемыки, там лес. В Северлаге познакомилась с Прохором, толковым, рассудительным мужиком, попавшим сюда, почитай, ни за что.

Как отбыли срок, вернулись домой вместе. Прохор, добрый отроду, стал вторым отцом моей Гальке. А мне – хорошим, ласковым мужем. Хоть напоследок пожила в добре. Царство небесное, горемычному, - перекрестилась размашисто Дарья. Умолкла, вся ушла в те страшные годы лихолетья…

Словно из забытья, очнулась Вера, слушавшая длинный бабушкин рассказ. Переживала вместе с ней её горести, перипетии, рисовала ту жуткую картину в своём воображении. Не могла поверить, как эти непомерные тягости смогла вынести её дорогая бабуленька. «Не приведи, господи, испытать Вам, детки, то, что нам довелось отведать» - тяжко вздохнула Дарья. – Но всё надо перетерпеть, - заключила. – Ведь недаром в народе бытует: «жизнь, как стернистая нива: не пройдёшь ноги не уколовши».