Последнее дело Билли Аттертона. Выпуск 25

ИФК 4


Лиам Коваль тяжело вздохнул, протерев ладонью лоб. Собрался с духом и толкнул створку двери, за которой уже слышался человеческий гомон. Его дожидались поклонники, занявшие полчаса назад все места в актовом зале, в котором профессор собирался читать лекцию.

Стоило только свету из окон осветить улыбающееся лицо Лиама, — хотя стоит признать, что улыбка была натянутой, — как его тут же принялись осыпать поздравлениями и благодарностями. Газетчики, другие ученые и лаборанты, а также студенты и заглянувшие на лекцию случайные люди пожимали ему руку, похлопывали по плечу, поздравляли с триумфальным возвращением к карьере лектора. Знати не было, она выказала свое уважение сразу после лекции и почтительно удалилась, не привлекая к себе лишнего внимания.

Лиам односложно отвечал, кивал и натянуто улыбался, а после поклонился сразу всем, произнося:

— Благодарю вас, друзья мои!

Но повышенное внимание пусть и льстило профессору, но изрядно его раздражало. Он ощущал себя загнанным зверем, посаженным в клетку, к которому привели детвору поглазеть на нечто диковинное. Коваль желал как можно скорее отвязаться от этой толпы и оказаться наедине с самим собой в своем кабинете. Стоило же ему начать движение в сторону лестничной площадки, которая вела на верхние этажи, как толпа последовала за ним. За поздравлениями последовали вопросы: «Когда же нам ожидать следующую лекцию?»; «Что вы думаете насчет политики Ригельштальца относительно разделения островов в Черном море?»; «Профессор, пожалуйста, скажите: кто же является загадочным меценатом, спонсирующим фонд?». Множество вопросов посыпалось на него, но ни на один он не дал ответа. Снисходительно улыбался, разводил руками, пытаясь идти быстрее.

Приближаясь к лестницам, Коваль уже начал сердиться не на шутку, но он подавлял в себе злость. Сегодня был знаменательный день, — его возвращение к трибуне, — и ему нельзя было просто так все испортить. Он поднялся на пару ступеней вверх, чтобы все могли его прекрасно видеть и слышать, набрал полную грудь воздуха и выдохнул, а после заговорил:

— Я прошу прощения, что не могу ответить на все ваши вопросы, но помните, что это лишь начало нашего с вами общения. Начало нашего, ммм… — Коваль старался подобрать правильные слова, — нашего приключения в прошлое. Спешу вас заверить, что лекции продолжатся, и уже следующую я проведу ровно через две седмицы, так что приглашаю вас всех посетить и ее. Тему я пока что раскрывать не буду, но думаю, она вам непременно придется по вкусу. Если же у вас остались вопросы ко мне, не требующие отлагательств, прошу оставьте их в письменном виде моему доверенному лицу — миссис Траум. По мере своих сил я буду отвечать на них, так как, к сожалению, для личных встреч и разговоров я не располагаю большим количеством временем.

Лиам искренне улыбнулся, по крайней мере, так показалось окружающим. Сам же он все еще продолжал сдерживать внутри себя сильное раздражение. Из толпы все еще доносился гомон: многие старались достучаться до Коваля и услышать ответы на свои вопросы, что было тщетно.

— Благодарю всех вас за оказанное мне внимание! — закончил свою речь профессор и развернулся к людям спиной, начиная неспешно подниматься по лестнице вверх.

— Профессор Коваль! — прозвучал голос юноши, который так и потонул, не достигнув ушей Лиама, в гомоне несколько разочарованной толпы. — Профессор Коваль, прошу, постойте!

Юноша лет двадцати — двадцати пяти прорывался сквозь толпу и пытался окликнуть профессора. Это был тот самый студент, который во время лекции не побоялся подняться со своего места и задать вопрос. Он только недавно поступил в академию, организованную при Исследовательском фонде, но уже проявлял воистину многочисленные познания в разных областях науки.

В связи с тем, что Исследовательский фонд только начал свою научную деятельность, под личным руководством Лиама Коваля была создана учебная академия — преподавательское направление фонда. Для начала развития этой отрасли Коваль лично подписал бумагу, в которой говорилось, что на первый курс должно быть зачислено не более ста студентов, отличающихся недюжинным умом и сообразительностью. Из подрастающего поколения Лиам хотел вырастить новые светила науки, но начинать великие цели нужно постепенно и своевременно, о чем прекрасно знал Коваль.

Юношу же звали Теодор Хилл, и он был единственный, кто написал вступительные тесты на «отлично», не допустив ни единой ошибки, и ответил на все заданные вопросы. Он получил право на бесплатное обучение, а также размещение в общежитии, пристроенное рядом со зданием академии, и питание. Полное обеспечение для будущего светила науки.

— Профессор Коваль, постойте! — вновь окликнул Лиама юноша, догнав его на втором этаже.

Профессор развернулся, на его лице явно читалось недовольство.

— Молодой человек, я же сказал, что все вопросы принимаю в письменном виде через миссис Траум, — резко бросил Лиам и продолжил подниматься наверх.

Сказанные слова озадачили Тео, отчего он открыл рот, желая сказать что-то еще, но не находил нужных слов. Тем временем профессор Коваль удалялся, а Хилл пытался прийти в себя.

— У них были имена, — произнес юноша громко.

Коваль остановился, но не обернулся.

— О чем ты говоришь?

— У титанов были имена, — четко и громко ответил Тео. — Существуют доказательства, что титаны не всегда были теми, кем мы их знаем сейчас.

Коваль обернулся. Он был удивлен. Спустился на несколько ступеней ниже, приблизившись к юноше. Лиам все еще был выше Тео, и потому он смотрел на него сверху вниз, вглядываясь в искреннее лицо студента.

— Имя Разрушителя — Микаэль, — закончил свою мысль Хилл. Он видел в лице профессора интерес, но тот молчал. Пауза затягивалась. Тяжело вздохнув, Тео спустился на ступеньку ниже, отвернулся от Коваля. — Простите, профессор. Мне не стоило Вас беспокоить.

— Стой! — жестко сказал Коваль и схватил юношу за плечо. Они вновь встретились взглядами. — Как твое имя, молодой человек?

— Теодор, Теодор Хилл.

— Откуда ты знаешь об этом? — голос профессора был холоден, а взгляд пронзал Тео насквозь. — Об этом знает человек десять от силы. — Коваль сжал пальцами плечо юноши.

— Мне об этом рассказал отец, — Тео скользнул взглядом по собственному плечу. Пальцы Коваля буквально впились в плоть, но юноша стерпел это. — Он работал вместе с вами в академии, в старой академии. Райан Хилл.

Профессор задумался, но все же отпустил плечо юноши, почесал свою небольшую бородку. Он пытался вспомнить человека, который скрывался за этим именем и фамилией. Но никто не приходил ему на ум. Его лично не было там, где нашли древнюю скрижаль, на которой и было высечено имя Разрушителя, но он знал всех, кто привез ее в академию. Запомнил же он это потому, что спустя пару седмиц все рухнуло… Темные времена Альбиона погубили академию истории, погубили карьеру Коваля, погасили свет знаний.

— Райан Хилл, — протяжно произнес Лиам Коваль, будто пытался распробовать эти слова на вкус. — Не припомню я никого с таким именем и фамилией. Чем он занимался?

— Он исследовал мифологию всех стран и народов, пытался докопаться до истины, что все боги и титаны и вправду жили в древние времена. Их влияние на людей и нашу с вами историю. Он лестно отзывался о вас, профессор, пока… — Тео замолчал, продолжая пристально смотреть на Коваля. Буквально на мгновение профессору показалось, что в зрачках юноши что-то мелькнуло, отблеск света, но он не придал этому значения. — Пока академия не была расформирована. Он вместе с другими учеными был в той экспедиции к храму Авроры, откуда и привезли скрижаль с именем Разрушителя.

В голове Коваля зароились мысли. Образ мужчины, с которым он часто общался в былые времена. В чем-то сходились во мнениях, в чем-то спорили, но любой разговор был важен, каждый раз в споре они вместе приходили к истине. Отчего-то Лиам думал, что этого мужчину звали иначе. Джеймс Тернер… Но сейчас, когда он пытался вспоминать и смотрел на лицо юноши, он стал замечать знакомые узнаваемые черты. Райан Хилл. Как он мог забыть? Да, они не так часто работали вместе, но это был один из гениальных ученых, с которым их связывало кое-что общее — знания.

— А что случилось с вашим отцом, Теодор?

Юноша резко погрустнел, отвел лицо в сторону, будто пытаясь сдержать слезы.

— Когда академия была расформирована, — Тео всхлипнул. — Он… он не смог смириться с этим. С каждым днем он угасал, переставал быть тем, кем был. А спустя два года — покинул нас.

— О-о-о! — Коваль похлопал юношу по плечу. — Я соболезную тебе, мальчик мой. Прости, что я сразу не вспомнил твоего отца. Столько лет прошло. Он у тебя был хорошим человеком. Гений в своей области. Вижу, ты пошел по его стопам. Наверное, он бы тобой гордился. Если хочешь, я могу помочь тебе. Хочешь поступить к нам в академию? Могу предоставить тебе личную лабораторию? Могу познакомить тебя с потрясающими преподавателями.

— Я уже учусь у вас, профессор, — Тео искренне улыбнулся. — Как говорят, лучший студент в потоке. Вроде как я ни в чем не нуждаюсь, спасибо. Но можно у вас просить о кое-чем?

— Конечно-конечно, мальчик мой. Так это ты и есть тот самый студент, который сдал вступительные экзамены лучше всех? Поздравляю! Идеальный результат! Но даже тебе еще есть к чему стремиться! Я все хотел встретиться с тобой, а оно вот как повернулось: ты сам пришел ко мне! — Коваль рассмеялся. Раздражение сошло на нет. Лиам видел перед собой не просто человека, пытающегося приобщиться к его персоне, а настоящую личность, для которой фраза: «Постигайте неизведанное и стремитесь к совершенству!» — не пустой звук. Коваль видел в юноше перед собой идеального кандидата, который в будущем, возможно, даже смог бы занять его, профессора, место. Он увидел в Теодоре Хилле собственного преемника. — О чем же ты хотел меня попросить?

— Не посчитайте за наглость, профессор, — начал Тео, явно нервничая, из-за чего потирал одну ладонь об другую, но в то же время не сводил пристального взгляда с Коваля. — Я бы хотел учиться лично у вас. Хотел бы стать вашим учеником, помощником, да кем угодно. Мне кажется, — не будет сказано в обиду другим преподавателям, — только у Вас я вправду смогу узнать что-то новое для себя. Только с Вами я смогу найти настоящего себя в мире науки. Я очень хочу быть как отец…

Коваль искренне улыбался, а после похлопал юношу по плечу и повел за собой.

— Это слишком простая просьба, чтобы я не смог ее не исполнить, Теодор, — рассмеялся профессор. — Потому я не откажу тебе и буду обучать всему, что знаю сам. А ведь знаешь, у меня был ученик, когда я еще возглавлял старую академию. Мы не сошлись с ним взглядами, но я могу сказать точно, что он превзошел своего учителя, и я горжусь им. Отчасти ты напоминаешь мне его.

— А где он сейчас?

— Постигает неизведанное и стремится к совершенству, — усмехнувшись, произнес профессор Коваль, но так и не дал четкого ответа.

В тот день Лиам Коваль нашел себе нового преемника, а Теодор Хилл последовал по стопам отца. Оставалось только надеяться, что их взаимоотношения не сложатся так же, как когда-то с Алистером…

*   *   *

(Актовый зал только начал наполняться людьми. Большинство мест пустовало. Редкие возбужденные голоса время от времени разрушали тишину и прерывали размышления профессора Коваля, который сидел на высоком стуле перед трибуной, опершись на нее локтями. Его взгляд был направлен в сторону запертых дверей, предназначенных исключительно для него самого, а он сам был погружен глубоко в собственные мысли, изредка прерываясь, будто всплывал на поверхность воды, чтобы набрать воздуха в легкие и нырнуть обратно. Когда же зал заполнился наполовину, Коваль оживился, стряхнул с себя тяжкие мысли, нервно почесал бородку и сделал глоток воды из стакана.)

Занимайте ваши места, дорогие мои слушатели. Я вынужден начать свою лекцию, не дожидаясь, когда все рассядутся, за что приношу свои глубочайшие извинения. Всему виной катастрофическая нехватка времени. Дела нашего Исследовательского фонда пошли вверх, и на наши успехи обратили внимание сверху. Сегодня на личной аудиенции меня ждет Его Величество. И как вы понимаете, я не могу отказать своему любимому королю.

(Коваль добро усмехнулся, чем вызвал улыбки на лицах слушателей, затем последовали рукоплескания. Профессор поднялся со своего стула, размял ноги и подошел к краю сцены, наблюдая, как люди продолжают рассаживаться: знать в первых рядах, за ними уважаемые лица города и профессора академии, а в дальних частях зала размещались студенты и иные люди, заинтересованные лекциями Лиама Коваля. Незаметно для остальных Коваль подмигнул своему протеже, Теодору Хиллу, который сидел в одном ряду с уважаемыми коллегами профессора. Для Теодора этот знак не остался незамеченным, и он кивнул своему учителю, улыбаясь.)

Как вы помните, прошлая лекция была о мифологии нашего прекрасного мира: о богах и титанах, населявших и сотворивших людей и земли, о тех силах, какими они владели, и о тяжелой судьбе, постигшей их. Если признаться, это страшная история, в которую тяжело поверить, если бы не многочисленные реликвии прошлого, продолжающие рассказывать нам свои истории. И я вам скажу, что тема прошлой лекции не была случайной, она была об истоках нашей культуры.

Кем бы мы были, если бы перестали верить в Святых?

Кем бы мы стали, если бы их и не было вовсе?

Я не дам вам ответов на эти вопросы, это за гранью моего понимания. Но я точно могу вам сказать, что мифология оказала на нашу цивилизацию очень важное влияние, буквально помогла человечеству взять все в свои руки и самим стать вершителями этого мира.

Вот скажите мне, пожалуйста, кто знает, с какого именно момента мы — я имею в виду все Триединое королевство — начали вести летоисчисление? Вы задумались, я вижу по вашим лицам. А задавались ли вы этим вопросом или отдали его на провидение судьбы? Я скажу вам честно, скромные единицы, — хотя я, конечно, привираю для возвышенности момента (Коваль рассмеялся, и его звонкий смех поддержал зал), — десятки людей знают истину.

О! Я увидел руки в зале! Появились добровольцы, готовые дать ответ на мой вопрос. Я очень рад за вас, мои дорогие уникумы, вы либо и вправду знаете ответ, либо очень самоуверены. Давайте же похлопаем им!

(Зал разразился аплодисментами. В этот момент Коваль спустился со сцены и пошел вверх по проходу. Все взгляды были обращены к нему в ожидании чего-то.)

Но не нужно отвечать. Все же здесь и сейчас всех вас собрал я, и мне отдуваться за собственные авантюры. Не буду таить и поведаю вам о самой простой и в то же время необычной истории, которая стала вехой в нашей жизни.

Мне, как и многим моим коллегам, известно, что человек заселил нашу землю, которую древние люди звали Аэртой, — а я зову ее так и по сей день, — многие тысячи лет назад. Так почему же мы отсчитали только семьсот восемьдесят девять лет, а не, допустим, три тысячи?

(Сделав круг по залу, поднявшись к верхним рядам, пройдя вдоль них, а после этого спустившись обратно к сцене, Коваль оперся спиной прямо о ее край и задумался, выжидая паузу. Напряженная тишина повисла в зале, готовая в любое мгновение расколоться, будто стеклянный купол, и осыпаться вниз. Коваль усмехнулся.)

Я попрошу у вас еще немного времени, так как это и будет моей темой нашей скромной встречи.

(Зал выдохнул. Напряжение спало, но некоторый осадок разочарования остался, о чем прекрасно догадывался профессор. Он специально вместе со своим учеником писал эту лекцию так, чтобы его верные слушатели не были разочарованы, а скептики раз и навсегда перестали хулить талант профессора.)

Древняя Аэрта была жестоким местом. Первобытные люди жили небольшими племенами на тех землях, которые сейчас мы знаем как Триединое королевство, и за его пределами. Они добывали пищу охотой или мародерством, даже не гнушались каннибализмом. Многим из них не было никакого дела до гигиены, представьте себе, до собственных отпрысков, и, если честно, они все жили звериными инстинктами, а не здравым рассудком.

В те времена кровопролитие было частым явлением. Сражались буквально за все: за пищу, как я уже говорил, за женщин, за кров, за оружие. В джунглях, близ нынешнего Ригельштальца, процветали эпидемии, уносящие тысячи жизней наших предков. В пустынях Кларны умирали от жажды. А в Альбионе со страхом встречали первый снег и холод — люди попросту замерзали. О Сиверии, я думаю, мне и вовсе не стоит говорить, там местный климат был еще более жесток.

К чему я все это веду?

Человек был слаб перед лицом природы, беспомощен. А с учетом того, что древние люди жили обособленно друг от друга, небольшими племенами в десять — двадцать человек, выживание и вовсе было уделом избранных.

Благодаря археологическим находкам, наскальным рисункам и человеческим останкам той эпохи мы можем реконструировать события, которые происходили тысячи лет назад. Мир был жесток, это факт. Нас больше интересует вопрос: что же изменилось? Что подтолкнуло человека двигаться дальше?

К сожалению, ответ еще более страшен, чем все то, о чем я говорил ранее. Еще большая жестокость пронеслась по Аэрте, и имя ей было Гахун’варак.

Гахун’варак — первый древний человек Аэрты. Он убивал всех, кто был слабее его или вовсе шел против него. Сначала он завоевал собственное племя, умертвив всех, кто ему противостоял, но этого было ему мало. За несколько зим он вместе со своими «кровавыми идолами», а именно так называли его верных слуг и убийц, захватил все близлежащие племена, утопив родные земли в крови. Его армия становилась больше. Непокорных он убивал, и лишь потом, когда начались первые проблемы с пищей, он придумал превращать людей в живой скот или рабов. Кого-то он и его идолы съедали, кто-то начал выращивать фрукты и овощи, чтобы обеспечивать ненасытную армию Гахун’варака пищей. Именно в своей экспансии по джунглям Ригельштальца и пустыням Кларны Гахун, разоряя незнакомые ему племена, попутно накапливал знания, он их вырывал из чужих голов так же ловко, как и сердца из груди.

Империя Гахуна разрасталась: появилось крупное земледелие, скотоводство, началось масштабное строительство. Не;когда отдельные земли стали собираться в единое целое, в единое общество, в единое государство. Двести семьдесят пять лет назад от нашего летоисчисления на континенте в пустынях Кларны и джунглях Ригельштальца засияла первая жемчужина Аэрты — древнее королевство Варакия!

(Коваль кашлянул, медленно подошел к трибуне и сделал глоток из стакана. Все слушали профессора, затаив дыхание. Внутри себя Лиам ликовал от феноменального успеха в собственной карьере и самого выступления. В некоторых аспектах жизни первого императора Гахун’варака Коваль привирал, приукрашивая события, но лишь потому, что не каждый момент жизни был ему известен. Многие археологические находки смогли воссоздать картину прошедших лет, но не так детально, как описывал профессор. Некоторые подробности были лишь домыслами, но нельзя было отрицать, что они звучали лаконично и смогли заворожить обывателей.)

Много человеческой крови было пролито, много невинных жизней загублено. Такой была цена становления человека в Аэрте. Столько наши предки заплатили за нашу историю.

Даже не осознавая, как Гахун’варака помог своими кровавыми походами всему человечеству, он так и остался тираном, жаждущим крови. Мне неизвестно, в каком возрасте погиб кровавый император, но я точно знаю, что он был убит одним из собственных сыновей в постели. Жестокому человеку — жестокая смерть, как говорят.

За всю свою недолгую жизнь Гахун’варака объединил в одном государстве все племена, населявшие континент, объединил их знания, обычаи и веру. Мешанина из образов, которую он сотворил, породила множество религий и их последователей. Кто-то верил в темных духов, кто-то в силы стихий, кто-то в солнце и луну. На каждое былое племя, на каждое былое верование или обычай приходилась новая зарождающаяся религия. В Варакии уже возникали конфликты, а со смертью императора королевство вновь окунулось в кровавые воды, которым не было видно ни конца ни края.

Сыновья Гахун’вараки боролись за лидерство и власть, но ни у одного из них ничего не вышло. Все были убиты, либо от рук друг друга, либо от лидеров зарождающихся религий, которые также были бы не прочь получить всю власть в свои руки.

В те темные дни было три веры, проповедавшие свои идеалы и обычаи.

Первыми покусились на власть бывшие военачальники императора, те, кто когда-то звались «кровавыми идолами». Теперь же у них было иное имя — Равва-дат, или крещенные кровью. Отголоски их веры все еще можно найти у народов Тахании, сильнее всех выделяются так называемые Таханские берсеркеры, те самые крещенные кровью. Равва-дат верили, что только грубая сила может владеть Варакией и всей Аэртой. Пасть в бою — честь для любого Равва-дат. Они убивали трусов, ели сердца тех воинов, кого одолели в бою, и верили, что чужая кровь и плоть делают их сильнее.

Второй религией была Асс’тепхе, или говорящие с мертвецами. Основной кастой Асс’тепхе были женщины-демоны, — как говорят древние тексты, — и придворные провидцы и шаманы, к которым всегда прислушивался кровавый император. Они утверждали, что смерть ничтожна и одной своей волей они могут вернуться из мертвых. В древних текстах упоминалось, что высшие жрецы этой веры разговаривали с мертвыми и даже возвращали из мира теней павших воинов, превращая их в своих марионеток. Асс’тепхе был, как я считаю, тайным орденом, управляющим умами из тени и никогда не показывающимся лично.

Третья вера не имела какого-то определенного лидера, тем не менее, она была самой многочисленной. Ее приспешники звали себя Бреатарами, теми, кто видит и слышит. Я могу с уверенностью сказать, что все низшие сословия Варакии причисляли себя к Бреатарам. Тайно, конечно же. В основном это были рабы, наложницы, нищие и обделенные, все те, кому нельзя было даже произнести слова, если им не прикажут. Угнетенные люди, живущие в ежедневном страхе и с жаждой возмездия. Совершенно неизвестно, кто именно зародил эту опасную мысль в умы простых людей, но тот был явно великий человек, догадывающийся, что рано или поздно искра пожара вспыхнет.

Было и много других верований, у которых были свои последователи, но именно эти три стали важными для дальнейшей истории Аэрты.

Спустя несколько десятков лет скрытой войны за трон Варакии, когда Равва-дат сражались против Асс’тепхе, в подполье набирали силу Бреатары. Стоит отметить, что сама Варакия продолжала расцветать, засияв еще ярче. Сами люди, уставшие от вечного кровопролития, перестали искать высвобождение своей жестокости. Другие идеи зарождались в обществе, пока одна искра не сожгла все.

Открытая война и восстание рабов произошли в один год. Варакия, раздираемая собственными жителями на части, вновь потонула в крови. Великие дворцы превращались в руины, великие достижения превращались лишь в отзвук. Не ожидавшие восстания рабов и Бреатаров, Равва-дат и Асс’тепхе, уже рвавшие друг другу глотки, были отброшены в разные стороны. Они понимали, что, помимо борьбы за власть и трон, тот самый трон нужно было еще сохранить. Всеми силами боролись они с Бреатарами, но лишь проигрывали сражение за сражением.

Так продолжались долгие годы, пока однажды пыл рабов не начал спадать. Обычные люди, не закаленные в бою, не готовые проливать кровь десятерых за одного бойца Равва-дат, искали путь к свободе. Тогда у Бреатаров впервые за все эти годы появился лидер, который остался в древних летописях — раб-гладиатор Спатар. Он понял, что затяжная война не сможет продолжаться вечно и его людям, — уже его Бреатарам, — нужно покинуть Варакию, а будучи запертый между Равва-дат и Асс’тепхе, словно между молотом и наковальней, Спатар нашел лишь один верный путь. Сотни кораблей отплыли от берегов Варакии, забрав с собой столько рабов, сколько смогли вместить, но лишь малая часть Бреатаров добралась до других берегов, которые позже они назовут своим домом. Что важно, плавание не пережил и сам Спатар, погибнув в море от некой загадочной хвори, которой нет аналогов в нашем современном мире.

Когда большинство Бреатаров сбежало из Варакии, остальных попросту перебили силы двух властвующих фракций, и только тогда они вновь обратили внимание друг на друга. Долгое время они продолжали свою войну, пока однажды их лидерам не пришло простое осознание — война бессмысленна, никто из двух сторон не одерживает победу. Тогда и был подписан первый в Аэрте мирный договор. Равва-дат получили свою западную половину земель Варакии, те земли, которые мы ныне зовем Кларной. А Асс’тепхе получили восточную половину вместе со столицей — Ригельштальц.

Так древние земли Аэрты были поделены между крещенными кровью и говорящими с мертвецами. Лишь скитальцы отправились к дальним берегам в поисках дома, который мы теперь зовем Альбионом.

(Коваль сел на свой высокий стул, на котором сидел до начала лекции, и вновь сделал глоток воды. Голос от долгого монолога немного хрипел. Он окинул взглядом зал: все места были заняты. А потом со своего места поднялся Теодор Хилл, чем явно привлек внимание профессора и других слушателей. Он не сказал ни слова, лишь достал из кармана жилетки карманные часы, которые ему подарил на днях сам профессор, и постучал по циферблату пальцем. Лиам Коваль нервно выдохнул и, быстро перебирая пальцами, извлек свои часы из кармана и резко распахнул крышку. Профессор опаздывал на аудиенцию к Его Величеству. Резким движением он допил остатки воды из стакана и подскочил со стула, устремившись к дверям.)

Прошу прощения, мои дорогие слушатели, но мы с вами слишком увлеклись происходящим, совсем забыв о времени…

(С этими словами, под несколько неодобрительное роптание зала, Лиам Коваль распахнул двери и, переходя с шага на бег, направился в свой кабинет. Через двадцать минут слушатели разошлись, и повисла тишина. На своем месте остался лишь Теодор Хилл. Он внимательно огляделся по сторонам, убедился, что больше никого, кроме него, в актовом зале не осталось, и поддел шнурок, висящий на шее. Из-под рубахи он извлек небольшой медальон. Тео нежно, будто лаская, провел большим пальцем по его верхней выпуклой крышке, при этом закрыв глаза.)

Он ведь так и не рассказал им самого главного. Того, что они хотели услышать больше всего, нежели эти истории о далеком прошлом. Да, дружок?

(Тео поддел ногтем крышку и поднял ее. Вместо миниатюрной фотокарточки, которые обычно носят в подобных медальонах, там был зеленый камушек, а внутри него будто бы плавали маленькие, такие же зеленые, словно молодая трава, искры.)

Человеку всегда нужно во что-то верить, и с приходом богов и титанов он поверил сильнее всего. Дай глупцу веру, и он расшибет лоб в молитвах. Дай ученому время, и он поверит, что способен его подчинить…

«Постигайте неизведанное и стремитесь к совершенству!» — разве не так вы говорите, профессор?..

*   *   *

Кому: профессору Лиаму Ковалю

От: лорда Асмодея Краули

СРОЧНАЯ ПАРОГРАММА

Профессор Коваль!

Нет ли новостей от экспедиции и Алистера Нимана в частности? По моим расчетам они уже должны были добраться до Ригельштальца и выдвинуться к руинам древнего города, где, как нам известно, должен находиться объект Б. Как будут свежие новости, — незамедлительно! — отправляйте парограммы мне и оповещайте о каждой детали по ходу экспедиции.

Также мне стало известно, что вы взяли себе ученика, который буквально по пятам следует за вами. Надеюсь, вам не стоит напоминать, что ему не следует знать об объекте А. Любая информация, достигшая его глаз и ушей, может подвергнуть вас и его неминуемой опасности. Также он не должен знать обо мне. Будьте благоразумны и не подвергайте мальчишку лишним тревогам о собственной жизни. В ближайшее время я узнаю о нем все, включая то, что он ел в возрасте трех лет. Данные распоряжения уже выданы. До вас же я доношу следующее: не позволяйте мальчишке совать свой нос в чужие дела и держите ухо востро, осторожность и подозрительность лишними не будут.

И напоследок: мне стало известно, что в ближайшие дни Его Величество вызовет вас к себе на аудиенцию в королевский замок. Отнеситесь к этому с восторгом и расскажите королю обо всем, что посчитаете нужным. Как обычно, будет только две темы, которые обсуждать с ним категорически воспрещено: объект А и мою причастность к созданию Исследовательского фонда. Притворитесь дурачком, профессор, сделайте все от вас зависящее, чтобы он не догадался об истинном лице вашего щедрого мецената. После визита жду парограмму с тщательным изложением вашей встречи.

Лорд Асмодей Краули.

*   *   *

Кому: лорду Асмодею Краули

От: профессора Лиама Коваля

СРОЧНАЯ ПАРОГРАММА

Многоуважаемый лорд Краули!

Доношу до вашего сведения, что никаких новостей от экспедиции и Алистера мне не поступало. Ожидаю хоть каких-либо известий, так как меня самого начинает волновать их судьба. Любую информацию, что я получу, незамедлительно переправлю Вам в виде документов, если это будет возможно, в ином случае воспользуюсь парограммой.

Прошу Вас не беспокоиться за мальчика, которого я взял себе в ученики. Теодор Хилл — способный юноша, демонстрирующий уникальные знания и возможности. Но он совершенно не питает интереса к моим, так сказать, «официальным» делам. Каждая наша встреча сопровождается его желанием учиться, что, если признать, немного сводит меня с ума. Его жажда теоретических знаний намного больше тех педагогических возможностей, что я ему оказываю, но тем не менее его полностью устраивает сложившаяся ситуация. Насчет более конфиденциальных данных, которыми мы с вами располагаем, я полностью изолировал его от них, да и вообще всех, с кем я контактирую. Знание об объекте А опасно, и я прекрасно понимаю цену собственных слов. Потому доношу до Вас, что я полностью беру ответственность за Теодора на себя, будьте в этом уверены.

Новость об аудиенции у Его Величества меня изрядно обеспокоила, но я выражаю Вам свою благодарность за то, что Вы заранее меня уведомили об этом. У меня будет время подготовиться к предстоящей встрече. Обязательно составлю подробный текст о прошедшей аудиенции после того, как она состоится.

Продвижений в исследовании объекта А — нет. Продолжаю работу.

Профессор Коваль.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


"Последнее дело Билли Аттертона" - интерактивный роман с элементами мистики и детектива. Сюжет бурно развивается на просторах площадки ВКонтакте, где и приобретает свою ноту нелинейности происходящего. Обычные читатели голосуют именно за тот поворот сюжета, который хотят видеть, и так или иначе влияют на судьбу главных героев. Если и вы желаете принять непосредственное участие в развитии сериала, милости просим в гости: https://vk.com/william_atterton