Женя, Женечка, Жеша, Жешик, Женюрочка...

(В память о бабушке Жене) Повесть.

Этими ласковыми именами мой дедушка Сергей называл мою бабушку, которую он любил со школьных лет. Из всех командировок, и позднее с фронта, он всегда писал ей невероятно нежные заботливые письма, и очень скучал.

Бабушка, мой дед и его друг, Николай, учились в Ивановской гимназии. Они оба были влюблены в бабушку, но её сердце покорил Сергей.

Учились они в гимназии, которая впоследствии стала школой номер тридцать, где позднее училась моя мама вместе со своим вторым мужем и несколько поколений моих близких родственников, начиная от бабушек и кончая моими племянниками. Вот такое в нашей семье совпадение.

Но и после школы дороги моего деда Сергея не разошлись с Николаем. Они оба продолжали вместе учиться, а потом и работать. Учились в Ивановском Химико-Технологическом Институте (ИХТИ), учились в аспирантуре, а потом вместе ездили в командировки…. А когда началась война, один за другим ушли на фронт. Николай стал лётчиком-штурманом, а мой дед был направлен в войска дегазации, куда прибыл в звании мл. лейтенанта и был назначен командиром взвода.

Моя бабушка очень любила своего мужа, и если бы не война, то они с ним прожили бы долгую и счастливую жизнь. Но война всё поломала…

Дед погиб в сорок первом под Вязьмой в окружении, пропал без вести.
Но пока фронт был ещё далеко, он писал бабушке, что боёв нет, но чувствуется, уже скоро…

Когда бабушка получила извещение о том, что он пропал без вести, она долго не могла в это поверить, пыталась его найти и писала запросы во многие воинские части, но ответ был всегда неутешительным.
И даже после окончания войны, она всё ещё надеялась, что он вернётся.
От их брака родилась девочка Наташа, моя мама. Меня назвали, в честь деда.

Николай после окончания войны вернулся в Иваново и стал ухаживать за бабушкой, а она всё продолжала ждать своего Серёжу… И так продолжалось почти восемь лет, а потом она приняла предложение Николая. А ему предложили работу в Научном Исследовательском Институте Химико-Технологического волокна в Подмосковном городе Мытищи. Бабушка поехала с ним и стала работать там же, в городском институте по производству предприятий искусственного волокна (ГИПРОИВ)
У них родилась дочь Ольга, моя тётя.

Всё это я узнал из рассказов своей мамы, и частично, по письмам, которые мой дед когда-то писал своей любимой Жешечке, моей бабушке.

Я же помню свою бабушку с двух-трёх лет.

Помню, как бабушка, пока мы ещё жили в Иваново вместе с моим отцом, во все свои приезды неизменно дарила мне что-то необычное, то огромную игрушечную железную машину по типу самосвала ЗИЛ или т.п.; то огромную машину на дистанционном механическом управлении, что в то время было в диковинку; то, что-то ещё такое же большое и необычное.
Помню, как дарила мне красивые костюмчики и рубашечки со штанишками, и я был во дворе достаточно модным карапузом. А так же всё время подкармливала меня всякой вкуснятиной.

Моя мама вместе с моим отцом в то время работала в Ивановском музыкальном училище. Она была педагогом по фортепьяно, а он, педагогом по дирижированию и вокалу.
К сожалению, они разошлись, когда мне было пять лет, и моя мама вышла замуж за своего школьного друга, и мы переехали в Москву.

Я в детстве много болел. Помню, как однажды мама привезла меня в Мытищи, где я прожил почти год.

Бабушка в то время жила на углу Новомытищенского проспекта и ул. Щербакова, в доме номер 40/8
Она была очень скромной, доброй, трудолюбивой и всем помогающей женщиной. Бабушка всегда учила своих детей не рассказывать о себе там, где этого не требуется, чтобы не выносить сор из избы.
С Олей, её младшей дочерью, (моей тётей), мы познакомились, когда мне было около двух лет.

Я с родителями в то время жил в доме родителей отца, который стоял в местечке Лесное, что находится на окраине города Иваново. Оля иногда приезжала к нам на летние каникулы.

Помню наши с ней прогулки на поляне вдоль домов и то, как мы собирали сосновые шишки, коих на проселке всегда было великое множество. Я думаю, что улицу назвали Хвойной именно поэтому.

Очень хорошо помню и одно из наших путешествий за реку, в парк им. Революции 1905 года. Мне было три года, и я катался на трёхколёсном велосипедике по всей дороге, то в одну то в другую сторону, а Оля шла немного позади меня, когда из дома лесника, стоящего на отшибе окраины парка, на дорогу выскочил мотоцикл голубого цвета. И он мне тогда показался таким огромным, что я от удивления даже забыл притормозить, и продолжил катиться прямо под его колеса. Помню, как Оля метнулась в мою сторону, встала впереди велосипеда, придержав его за руль, сказав мне при этом примерно следующее: "Серёжка, когда едешь, смотри по сторонам, а то попадёшь под колёса."
Помню, как она учила меня собирать чернику и то, с каким удовольствием я её тогда кушал. Помню, как мы с ней бросали камушки в речку и считали бульки.
А ещё помню, что когда мама готовила для нас какую-нибудь еду, то она частенько отправляла меня именно к Оле, говоря мне: "Сержик, иди к Оле! Иди к Оле!"

Так, с лёгкой руки мамы, её сестра Оля на весьма продолжительное время переросла в моем детском восприятии в тётю Колю, и я достаточно долго именно так к ней и обращался, а у неё самой этот факт постоянно вызывал неудержимый приступ веселья и хохота.

Что я ещё помню о бабушке Жене…

Помню, что она была очень добрая, интеллигентная, рассудительная и до самого конца жизни невероятно точно разбирающаяся в моде, что стоило бы носить, а что стало уже старомодным.
Ещё помню, что она почти всегда меня жалела и никогда не наказывала.
А я в те времена был, ох, и шалунишкой! Впрочем, как и многие из детей подобного возраста, так что ничего в этом удивительного.

Помню ещё, как мы с бабушкой однажды ездили в Московский зоопарк, и у меня на память об этом путешествии в фотоальбоме есть фотография, где я маленьким сижу верхом на пони. И мне кажется, что такие же фотографии есть практически у многих детей из шестидесятых-семидесятых.

Когда я болел в Мытищах, мне было грустно и скучно, и я сидя у окна смотрел во двор, а  внизу гуляли и выселились дети. На улицу мне было выходить запрещено, и поэтому я однажды повыкидывал им некоторые из своих игрушек.
А тут вдруг из-за угла дома выходит бабушка. Увидела она всё это безобразие, подобрала часть игрушек, которые валялись на асфальте, погрозила мне наверх кулачком, и всё так же молча пошла в сторону подъезда. Ну, думаю, попал я! Достанется мне сейчас от бабушки на орехи…
А она вошла в квартиру, положила игрушки на стол, и только тогда сказала: "Смотри, Сережка, повыкидываешь все свои игрушки в окно и играть тебе будет совсем нечем. Я не так много зарабатываю, чтобы постоянно покупать тебе всё новые игрушки."

Помню, напротив её квартиры жил сосед. Он в то время летал в зарубежные поездки.
Оттуда он привозил иностранные машинки-модели в размере 1:43 и у него была приличная коллекция. Бабушка меня с ним познакомила, и он стал давать мне два раза в неделю по несколько машинок, но с тем условием, чтобы все они оставались целыми и невредимыми, а если я хоть одну сломаю, то больше никогда других не получу.
В нашей стране в те времена ничего подобного не было и в помине, и я был тогда вне себя от счастья, что мог играть, к примеру, моделью Фольксвагена Жук, у которой всё открывалось по кругу, вытаскивалась запаска, а на задний крюк цеплялся прицеп с лодочкой. И это было просто счастьем!

С детства я часто болел бронхитами и воспалениями лёгких. И одному Богу известно, что было бы со мной, если бы бабушка не взяла меня к себе, потому что в то время заболел свинкой, мой недавно родившийся младший брат.

Помню, как меня везли в Мытищи на такси, и это для меня стало таким нереальным путешествием, что я ещё очень долго оставался под этим впечатлением.

Я был очень слаб в то время, меня мучили головокружения, отдышка и прочие неприятности, и я какое-то время вообще не мог вставать с постели.
Помню, как бабушка самоотверженно боролась со всеми моими болезнями, и, как скрупулёзно меня выхаживала.
Впоследствии мне от бабушки достался плед, которым она меня укрывала, и я долго берёг его, как память. Так же у меня долго хранился и армейский американский спальный мешок, который дед Николай привёз в качестве трофея с фронта. 
Ещё я помню бабушкины ласковые руки, когда она гладила меня по волосам.

Из-за болезни я отстал от школьной программы, и бабушка договорилась, чтоб ко мне приходили несколько репетиторов. Но... От школьной программы я всё равно отстал, и так и не сумел её догнать.

Помню также, что когда меня перевезли к бабушке, её дочь Оля училась в институте иностранных языков, а позже стала работать преподавателем английского языка в МГУ. Она пыталась заниматься английским языком и со мной, говоря, что у меня к этому есть способности. Позднее в училище, преподаватель английского также уверяла меня, что у меня достаточно неплохое произношение, но к сожалению, язык я так и не освоил.

Ещё помню, что в бабушкином доме не переводились кошки. И в иные времена у них бывало даже по три кошки одновременно.

А в тот период, когда у бабушки жил я, у них была кошка по прозвищу Класька.
Класька была очень пушистая, поэтому в ту комнату, где я тогда находился, её старались не впускать, как бы она туда не просилась.

Ещё помню, как Оля в комнате своего отца якобы ловила блох на моей голове, уверяя меня в том, что если я ласкаюсь с кошкой, то её блошки в обязательном порядке перепрыгивают и на меня. При этом она прореживала мои волосы пальцами, а в какой-то момент восклицала: "О! Вижу - вижу, вон она ползет!!!" И тут же щёлкала ногтем о ноготь, как бы имитируя убийство очередной блохи на моей голове.
Сначала я на это конечно вёлся, но спустя некоторое время, понял, что она просто так со мною играет.

Класька выпрыгнула из окна, когда я однажды ворвался в квартиру с криками о том, что вот-вот начнётся очередная серия фильма о «Трёх танкистах и собаке», а дверь за моей спиной из-за сквозняка грохнула со страшной силой. И сколько мы её потом не искали, мы так её и не нашли.
И для Оли это стало величайшим горем.
А я потом очень долго чувствовал себя виноватым…

У бабушки в квартире был длинный коридор, по которому я в период выздоровления весьма успешно раскатывал на пластмассовой безпедальной машинке с круглым рулём, при этом, на которой требовалось отталкиваться ногами от пола. Ещё у меня имелся пластиковый руль на присоске и сигнальной кнопкой посередине. И я иной раз брал маленький детский стульчик, придвигал его к одной из створок двери комнаты, (а их в большой комнате было две), прилеплял присоской руль к её древесному крашеному полотну, и сидел так с минут по тридцать, крутя рулём туда-сюда с рычанием и подвыванием на губах, как бы изображая езду на автомобиле по пересечённой местности.
Именно с этого момента я, много лет спустя и написал одну из своих песен, которую сначала обозначил, как "Бараночный рок-н-ролл", а позже переименовал её в "Шоферский рок-н..."

В соседней комнате от этого просыпался дедушка Коля и начинал меня журить в полушутливом тоне, но при этом, сердито хмуря свои брови, говоря мне, что он во сне со страху даже вспотел, когда сквозь сон не мог понять, что это за звуки доносятся до его слуха и рычат где-то недалеко от его головы.

У дедушки Коли была мания на всякие мелкие железочки, которые он частенько кропотливо перебирал и раскладывал всё это по различным коробочкам самых невероятных размеров, аккуратно при этом всё это складируя по всем ящикам своего письменного стола. Кроме этого, в конце коридора у дедушки за занавеской был стеллаж, на котором тоже было немало увлекательных вещей и инструментов.
В общем, я постоянно во всём этом копался в дедушкино отсутствие.
А поскольку у деда была феноменальная память, поэтому я, однажды на этом попался и потом, прежде чем что-либо доставать, всегда старался запомнить расположение лежавшего в ящиках.
И я теперь уже очень отчётливо понимаю, откуда у меня у самого родилась по жизни такая любовь к собиранию всякого мелкого в аналогичные же коробочки.
Вот кстати, как мне кажется, у меня в коллекции до сих пор где-то имеется пара тех самых коробочек, которые когда-то были и у него самого, но получил я их уже не от деда, а от мужа моей тёти, Анатолия.

Ещё я помню дедушкин мелкий каллиграфический почерк и то, что у меня где-то в компьютере до сих пор хранится какой-то странноватый список самых разнообразных фраз, написанных его рукой.

Помню, что когда я уже почти выздоровел и стал потихоньку выходить на улицу, бабушка стала ежедневно выводить меня подышать свежим воздухом, а в конце прогулки мы ходили в магазин и бабушка покупала мне рогалики, эклеры, печёночный паштет и селёдочное масло, которые к тому времени я уже очень полюбил.

Помню и бабушкины сырники с изюмом.
И вот странно, сколько бы я их потом не пробовал у других, как готовила их бабушка, ни у кого так не получалось. Они всегда у неё выходили поджаристыми и с хрустящей корочкой, и были с хорошо пропечёнными изюмками.

Ещё я помню, как мы ходили с ней гулять в парк, который ныне называется Мытищенский ЦПКиО", где я катался на всех аттракционах подряд и взлетал на качелях-лодочках под самый-самый верх, а бабушка при этом, стоя внизу охая и причитая, старалась меня от этого отговорить.

В каждый наш поход в парк, она всегда покупала мне в тире по 5-10 пулек к пневматическому ружью. И я в итоге так приноровился к стрельбе из этого вида оружия, что однажды даже получил из рук хозяина тира значок-медаль 1 разряда. В тот день я впервые поразил в тире без промаха все цели, как просто стоящие, так и все движущиеся.

Ещё вспоминаю, как она водила меня в кинотеатр Родина, что стоял прямо напротив её дома, и, что все фильмы про Чингачгука и Фантомаса, я впервые увидел именно там.

Так же вспоминается мне, что в какой-то момент у меня в Мытищах появился друг по прозвищу Кот, который хорошо играл на гитаре. Он был меня намного старше, но никогда меня не обижал, называл меня своим младшим братом и всюду защищал меня от задиристых пацанов.
Наша дружба продлилась почти полгода, пока меня снова не забрали в Москву.

Помню ещё, как бабушка где-то достала отрез джинсовой ткани, которая в то время стоила очень дорого, а мне сказала, что на мой день рождения мы с ней сходим к её портнихе и что-то мне пошьём.
Что мне собираются шить, я не знал. И очень не любил, когда меня измеряли, и поэтому в тот день шёл к портнихе без особого энтузиазма.
Но когда увидел материал и услышал, что на самом деле бабушка собирается мне подарить, был просто вне себя от счастья.

Джинсы... В то время они только начинали хождение в нашей стране и настоящие зарубежные джинсы стоили просто баснословных денег, многие из которых доходили до сумм зарплат в двести-двести пятьдесят рублей. Но и в этих случаях, джинсы достать можно было только через знакомых. И если тебе по какой-либо случайности доставались оригинальные штаны фирмы Wrangler, Montana, RIFLE или Levi Strauss, то можно было сказать, что все девчонки были твоими.
Девчонки в то время у меня ещё не было, но иметь джинсы хотелось, и не меньше, чем всем остальным.
Но я, если честно, немного подпортил себе этот подарок.

В то время вместо джинсов "клёш" стали входить в моду джинсы-"дудочки", и я упросил портниху заузить джинсы до такого предела, что уже где-то через два или три месяца стал с трудом в них влезать. Тогда мы с бабушкой снова пришли к портнихе с просьбой вставить в штаны хоть какие-то клинья, но ничего не получилось, поскольку такого материала у неё уже не было. В итоге мои штаны, с такими необыкновенными вензелями на задних карманах, пролежали у меня ещё где-то год, и в какой-то момент я забыл про них совсем, поскольку я быстро вырос. Но я ещё очень долго помнил и вспоминал этот бабушкин подарок, и ту свою радость. И у меня каждый раз от этого становилось тепло на душе.

Когда дед Николай умер, мы съехались с бабушкой и стали жить вместе. А я потом всё время жалел, что она на это согласилась. Я мечтал стать краснодеревщиком, а все училища по дереву в то время, в большей части находились в районе ВДНХ -Медведково. А в старой части города Мытищи имелась фабрика пианино, где обучали не только тому, как собирать музыкальные инструменты, но и как обрабатывать любую из древесин.

И когда мы уже съехались, то выбора на обучение краснодеревщиком у меня не осталось, поскольку отчим мне сказал, что все эти училища находятся очень далеко, и меня некому будет туда возить.
Кроме этого, я уже вовсю писал стихи, песни и пытался играть на гитаре, а в Литературный ВУЗ для меня было поступить нереально, поскольку я не осилил в полной мере школьную программу.

В итоге после мучительных раздумий, меня определили в заводское училище на слесаря-сборщика, где на первом же месяце без нашего согласия нам поменяли специализацию на токаря, ибо военному заводу не хватало рабочих этой специализации.

Скрипя сердцем, я получил эту специальность, но как только представилась возможность, переучился на водителя, которым работаю вот уже более 35 лет, и из них 25 лет работаю на Скорой помощи города Москвы. Но до сих пор сожалею, что так и не доучился игре на баяне, фортепиано, не обучился разнообразным стилям игры на гитаре, несмотря на то, что мои родители музыканты и педагоги.

Помню так же один смешной случай, который произошел между мной и бабушкой.

Как-то летом нас водителей отправили от завода в командировку на Алтай, на уборку зерна. А мама за это время успела развестись с отчимом и даже разменять ту четырёхкомнатную квартиру, которая нам в своё время досталась при участии бабушки.

А юмор в том, что вернувшись с уборочной страды, я, как, само собой, разумеется, поехал в ту квартиру, с которой уезжал.
Мобильных телефонов в то время ещё не было, а письмами мы с мамой не общались, поскольку нас, водителей, без конца перебрасывали с места на место.

И вот картина маслом - приезжаю я домой, поднимаюсь на свой этаж и звоню в дверь в радостном предвкушении встречи.
Звоню… Дверь раскрывает незнакомая женщина, и я стараюсь войти, но она молниеносно перегораживает мне вход в квартиру.   
Грозно нахмурив брови, женщина меня спрашивает: - "Куда????!!! Вы, вообще, кто??"-
Я ошалело на неё глянул и ей говорю: - "Как это кто?? Я вообще-то тут живу!"-
А она мне в ответ: -"А вы вообще-то тут уже не живёте!"-
Я, ещё более обалдев от такой наглости дамы, переспрашиваю: -"Как это, я тут не живу?! А где же я тогда живу?? Это же наша квартира!"-
Она мне: -"Уже не ваша! Ваша квартира теперь по другому адресу. А тут теперь живём - мы!"-
Тут я изумляюсь ещё больше, и уже совсем обескуражено переспрашиваю эту мадам: -" И где по-вашему, этот другой адрес, где я теперь проживаю??"-
На что мадам, явно также недопонимая, почему её до сих пор ещё терзают какими-то вопросами, выдает мне поистине фантастическую и в то же время абсолютно пространную фразу с нелогичным концом: -"Вы теперь живёте там, где раньше жили мы!"- - и после этого резво захлопывает дверь перед самым моим носом.

А я, стоя у двери своей же квартиры, в этот момент вообще впадаю в какой-то нереальный ступор слегка подмороженной воблы и никак не могу переварить эту ситуацию, и поэтому вновь нажимаю на звонок, и держу его теперь, уже не отпуская. За дверью квартиры что-то нечленораздельно взвизгнули, а потом что-то бабахнуло, и из-за двери донеслось с явной угрозой: "Не уйдешь, вызову милицию!"

Я оглядел себя критическим взглядом со всех сторон и понял, что в этом случае мне наверняка придётся не сладко. Нет, вы можете себе представить молодого парня в испачканной одежде пропитанной всякими маслами, в весьма потасканной шапке-ушанке и с чумазой рожей, который ломится в вашу квартиру и уверяет вас при этом, что эта квартира – его!?

Но при этом, уходя, я всё-таки решил ещё разок позвонить в дверь “своей-несвоей” квартиры и попытаться уточнить адрес моего якобы нового проживания. На что за дверью тут же что-то снова громыхнуло, и гулкий тёткин голос весело проорал с той стороны двери: -"Где, где? - В Караганде!!!!! Иди отсюда на фиг, пока я не набрала номер!"-

К машине я вернулся в полном смятении... Где я буду искать тот дом, где я теперь живу, и, что же всё-таки произошло...?
Я просто вышел из подъезда, поздоровался с парой знакомых мне соседей и в полном замешательстве дошёл до своего грузовика, сел в него и поехал обратно в сторону своей работы, куда мы все в тот день прибыли.

Парторг, выслушав мою эту историю, и, вволю нахохотавшись над моей чумазостью, моей мимикой и жестами, с которыми я всё это ему рассказывал, вытер слёзы и пообещал мне разобраться с этим сейчас же.
Он куда-то позвонил, что-то черкнул на бумажке и передал мне её из рук в руки, сказав, что это есть новый адрес местожительства моих родных. А поскольку у меня в кузове лежало два шестидесятикилограммовых мешка с сахарным песком и мешок со свеклой, что я заработал дополнительно к живым деньгам на уборочной, то мне вновь разрешили воспользоваться рабочей машиной в плане доставки этого груза до дома. И я, прихватив с собой из гаража своего приятеля Вову, с которым мы проработали всю эту уборочную страду, что называется бок о бок, уже через полчаса подъехали к какой-то пятиэтажке, и я абсолютно уже счастливый, и умиротворенный, потопал на 4-й этаж 3-го подъезда этого дома. А Вова остался сидеть сторожить мешки. А то мало ли что?! Двор ведь пока ещё совершенно не знакомый!
 
На улице уже вечерело. Свет в подъезде в целях экономии не горел. А в коридоре квартиры, куда я позвонил, как потом оказалось, ещё не было ни люстры, ни даже лампочки. Мои родные в неё только-только буквально на днях въехали и жили всё ещё “в ящиках”.
Короче, я позвонил в звонок и прислушался...

За дверью вначале была полная тишина, и глазок двери был совершенно темным, как это бывает в те времена, когда дома никого нет. Потом за ней вроде бы послышались далёкие голоса... А спустя некоторое время к двери стали приближаться чьи-то шаркающие шаги, после чего дверь резко распахнулась, и моему взору предстала моя же бабушка, которая  несколько секунд смотрела на меня молча, прищуриваясь своими подслеповатыми глазами, а потом вдруг выдала мне на гора свою замечательную фразу, которую все из нас потом вспоминали не раз и не два, и которая без конца нас всех веселила, едва мы её только вспоминали: "Вы знаете, а мы слесаря вообще-то пока ещё не вызывали!"

Не помню, чтоб я когда-либо ещё так заливисто хохотал, как это было в тот вечер.
А бабушка, наконец, осознав, кто всё-таки перед ней стоит, повернулась лицом в сторону комнат и радостно воскликнула в их глубину: "Наташенька! Наш Серёженька вернулся!!!

Вспоминаю и тот факт, как они с мамой потом ещё долго поражались тому, что та женщина так и не догадалась назвать мне свой адрес, где она ранее проживала, а только лишь отправляла меня в неизвестность, а я при этом, так и не додумался сам её об этом расспросить.

А после того, как мне исполнилось тридцать лет, судьба меня ещё раз перебросила на другую жилплощадь, но уже в Подмосковье, в город Красногорск, где я до сих пор и живу. И случилось это по воле обстоятельств.

Ещё помню, что когда я уже подрос и возмужал, то стал похож на своего деда Сергея. Такой же высокий лоб, причёска, расположение глаз и профиль носа. И бабушка, каждый раз всматриваясь в мои черты, всегда при этом переводила взгляд на фотографию погибшего мужа и восклицала: "Господи! Ну, как же твой Серёжа, похож на Серёжу моего! Ну, почти вылитая его копия!"

С тех пор прошло уже немало лет, и я сам уже потихоньку приближаюсь к тому возрасту, когда и меня возможно скоро с лёгкой руки детей или внуков в какой-то момент начнут называть дедушкой, но я всё ещё до сих пор помню лучистые и добрые бабушкины глаза, и то, с какой теплотой и лаской она всегда ко мне относилась.

Бабушки давным-давно нет с нами, но мы её постоянно вспоминаем, отмечая годовщину её дня рождения и дату её ухода. И у каждого из нас в альбомах есть какие-то свои, памятные о ней фотографии.

Бабуль, мы тебя помним!

И в завершении этой повести, текст песни, который я в своё время посвятил своим бабушкам.

"Бабушкам"

Вы часто сидели у колыбели
И, чтобы внучонок уснул поскорей,
Качали кроватку и песенки пели
Про дальние страны и диких зверей.

И мы забывались под нежное пенье,
В обнимку с любимым игрушечным псом,
И снился нам город, где все из печенья,
И двор, и качели, и даже сам дом.

Припев:
Бабушки! Я помню наши игры в ладушки
Бабушки! Я помню чудные оладушки.
Бабушки! Для нас, внучат, вы вечно бабушки.
Бабушки! Храни господь вас наши бабушки

Бегут наши годы, растаяло детство
Последней сосулькой по ранней весне.
От старости, так и не найдено средство,
Всё реже и реже, летаем во сне.

И день ото дня мы все старше и старше,
Но хочется снова вернуться туда,
Где утро всегда состояло из каши,
А день, колыбельной, кончался всегда

(Свидетельство о публикации №108102700119)