Б. Глава четвёртая. Главка 1

Глава четвёртая


     Субботнее утро было кристально чистым и холодным. На небе лишь тонкие косматые облачка нарушали безбрежную синеву пространства. Деревья, подёрнутые первыми жёлтыми прядями, стояли торжественные, величавые. Солнце светило ярко, но ещё не грело, и в воздухе ощущался тонкий изысканный аромат медленно наступавшей осени.
     Выйдя из филармонии, Владислав на минуту остановился на площади и с удовольствием сделал глубокий вдох. Он любил это время, когда на улице, несмотря на одиннадцать часов, почти никого не было, и он мог спокойно наслаждаться прелестью ясного утра. Люди многое теряют, предпочитая оставаться в постели допоздна при малейшей возможности. Сон, конечно, приятен, спору нет. Но проводить в бессознательном состоянии треть жизни? Нет, спасибо, это не для него.
     Владислав поднял руки над головой и с наслаждением потянулся. Где-то глубоко в спине хрустнуло, и по всему телу прокатилась лёгкая истома. Жизнь чудесна, ничего более просто нельзя желать. Другой бы на его месте, скорее всего, посетовал бы на необходимость работать в выходной день. Однако для Владислава тут не было никакого повода для расстройства. Когда работа тебе нравится – по-настоящему нравится, – ты будешь вовсе не против потратить на неё часть свободного времени. Да и к тому же задание, которое он получил от Рудольфа, было в своём роде увлекательным. Этакие маски-шоу, но только, наоборот, без масок.
     Как ни странно, Владислав не мог бы сказать, выполнил ли он поручение своего начальника. С формальной точки зрения – несомненно, а вот с содержательной… Как он и предполагал с самого начала, узнать удалось весьма немногое. И не потому, что те, с кем ему довелось поговорить, неохотно шли на контакт. Напротив, они были довольно общительны и с радостью рассказывали ему всё, что знали. Да только знали они чрезвычайно мало…
     Рудольф предоставил ему свободу действий, и Владислав воспользовался ею сполна. Легенда, которую он выбрал, была самой непритязательной. Якобы он бывший школьный товарищ Павла, потерявший с ним связь несколько лет назад, а сейчас желающий возобновить былую дружбу. Однако напрямую обратиться к некогда закадычному другу он не решается: всё-таки тот теперь известный музыкант, звезда филармонии, а сам Владислав – обычный конторский служащий. Про звезду и знаменитость было, конечно, чистой отсебятиной, которая, впрочем, пришлась по душе всем, с кем он говорил. Кому не покажется лестным, что в заведении, где он работает, есть столь известные личности, которыми восхищаются и которым прочат великое будущее?
     И, тем не менее, результат был практически нулевой. Ни старенькая гардеробщица, скучавшая среди пустых вешалок, и потому особенно разговорчивая, ни полотёр, повстречавшийся ему возле концертного зала, ни случайно забредший сюда в субботнее утро скрипач Фомин, ни даже невесть как оказавшееся на своём рабочем месте административное лицо не сообщили ему сколько-нибудь ценной информации о подозреваемом. Казалось, о нём вообще никто ничего не знал. Значится в списке, числится контрабасистом. Красивый вежливый молодой человек. В связях, порочащих его, замечен не был. Всегда приходит вовремя, в конфликты не вступает, в общем, сплошная ходячая добродетель. За исключением, впрочем, своей исключительной необщительности. Однако это относили скорее к странностям творческой натуры. Короче говоря, итоги неофициального расследования можно было признать неудовлетворительными.
     Но Владислав вовсе не был разочарован; более того, он был доволен. Во-первых, потому что всегда приятно убеждаться в собственной прозорливости. Он предупредил Рудольфа Романовича, что визит в филармонию вряд ли принесёт богатые плоды. Что ж, так и вышло, очередное очко в его пользу. А во-вторых… отрицательный результат – тоже результат. Теперь он представляет, хотя бы приблизительно, внутреннюю атмосферу в филармонии. Конечно, сюда нужно наведаться ещё раз, уже во время какого-нибудь концерта или хотя бы репетиции, но определённое впечатление у него сложилось. Люди тут довольно легко идут на контакт. Поэтому нелюдимость Павла, его стремление отстраниться и отгородиться воспринимается ими с недоумением. Возможно, это удастся использовать. Правда, он ещё пока не понимал, как именно.
     Владислав ещё раз потянулся, хрустнув на этот раз локтями. Задание было выполнено, однако он рассудил, что неплохо будет, если он сразу же, не откладывая, составит письменный отчёт о своих действиях, пока они ещё свежи в памяти. Займёт это, пожалуй, не более сорока минут, а каких-то конкретных планов на сегодняшний день у него всё равно нет. Тем более что отчёт, скорее всего, понадобится Рудольфу уже в понедельник утром. Что ж, решено, в отделение!
     Машина послушно распахнула перед ним двери, и Владислав легко прыгнул внутрь на водительское сидение. Помимо всего прочего субботнее утро замечательно совершенно свободными дорогами, поэтому через десять минут он уже был у цели. Здание уголовного розыска, квадратное, приземистое и скучное, своим видом могло бы, наверное, испортить даже самое хорошее настроение, однако помощник следователя, сосредоточившись на формулировках предстоящего отчёта, даже не взглянул на него, а прямиком прошёл к пропускной.
     – Работаешь сегодня внеурочно, Владик? – спросил его сонный дежурный.
     – Да, я ненадолго. Мне ничего не просили передать?
     – Сейчас проверю… Нет, передать ничего не просили. Только вот… – тут дежурный как-то странно замялся.
     – Что такое? Говори.
     – Тут тебя спрашивала одна женщина… девушка. Сказала, что ей нужно поговорить с Рудольфом Романовичем или его помощником.
     – Что за девушка? Не та, что приходила вчера давать показания?
     – Нет, не та, другая. Не знаю, она не представилась.
     – Не представилась… Но ты ведь знаешь, что, согласно рекомендациям, у всех, кто заходит в это здание, следует спрашивать документы.
     – Знаю, – молодой дежурный несколько растерялся. – Просто… просто всё случилось так быстро, что я не успел об этом подумать.
     – Ну хорошо, – смилостивился Владислав. – И что ты ей сказал?
     – Сказал, что Рудольфа Романовича до понедельника точно не будет, а ты, может, и зайдёшь сегодня.
     – Как в воду глядел, значит. И что же она?
     – Сказала, что вернётся в понедельник.
     – Ясно… А… какая она из себя?
     Дежурный вдруг густо покраснел.
     – Довольно… довольно высокая и… красивая… очень.
     – Очень красивая? Хм… интересно, интересно. Ты что же, даже примет её не запомнил?
     – Запомнил, почему же, лицо… лицо правильное, глаза тёмно-зелёные, волосы каштановые, густые, одета легко, не по погоде.
     – Ну вот так-то лучше. Ладно, что тут думать, вот придёт она в понедельник, тогда и узнаем, зачем мы ей понадобились. А пока я пойду немного поработаю.
     Отчёт, как и предполагал Владислав, был написан достаточно быстро. Однако, закончив его и положив на стол к Рудольфу Романовичу, молодой человек ещё некоторое время оставался у себя в кабинете. Кабинетом, впрочем, эту каморку можно было назвать с большой натяжкой: скорее комнатушка три на четыре метра, где громоздились кипы бумаг и стояли друг на друге десятки ящиков с материалами старых дел. Владислав, впрочем, воспринимал это как должное. Ведь он лишь помощник старшего следователя, и вряд ли мог рассчитывать на нечто лучшее. “Походные условия, – сказал он как-то Рудольфу, который предположил, что не мешало бы попросить у начальства помещение попросторнее. – Мне нравится, помогает лучше прочувствовать дух нашего дела”. На этом и порешили.
     И вот он сидел сейчас в этой своей каморке и размышлял. Домой идти не хотелось. В последнее время атмосфера в семье как-то сгустилась, стала тяжёлой, физически ощутимой.Мать совсем притихла, похожая на бестелесную тень, а отец ходил мрачный, думал о чём-то своём и почти не разговаривал. Владислав этому был даже рад, потому как общение у них с родителем всегда проходило натянуто, словно обе стороны непременно ожидали от оппонента подвоха. Так что возвращаться в этот холодный дом как-то не тянуло. Проблема лишь в том, что иных вариантов у него сейчас почти не было. В последнее время он весь посвятил себя уголовному розыску. Друзья, и так немногочисленные, перестали звать его с собой: у него всегда находился повод отказаться. Да и, честно говоря, он уже не испытывал никакого интереса в их компании. Когда ты умнее большинства окружающих (и ничего нескромного в этом нет), тебе приходится нелегко. Ум нужно скрывать. Слишком умный человек – как заноза, старайся – не старайся, а своё интеллектуальное превосходство не скроешь, оно непременно прорвётся, найдёт способ себя показать. А люди не любят, когда им, даже невольно, демонстрируют их слабость в чём бы то ни было. Чем более ты умён, тем в большей степени обречён на одиночество. Но лучше уж пусть это будет рабочее, творческое одиночество, нежели одиночество в кругу собственной семьи.
     Тем не менее, засиживаться в этой пыльной комнатке без окон в ясный субботний день тоже не имело особого смысла. Пожалуй, стоит немного прокатиться, съездить в ближайшие пригороды, посидеть в кафе. Развеяться и забыть хоть ненадолго обо всех делах. Да, решено, именно так он и сделает, а ближе к вечеру уже вернётся домой… Интересно только, что же это за женщина хотела поговорить с Рудольфом Романовичем? Очень красивая женщина…