Иван Премудрый Часть IV Глава II

Знаете чем круг отличается от шара? А я вам скажу. Если, предположим, взять круг, то куда в этом круге можно пойти? Направо–налево можно, вперёд–назад, тоже можно. И всё! Больше никуда ты в этом круге пойти не сможешь, даже если и захочешь, потому что плоский он. Ну а если применительно к жизни нашей, то круг этот уж очень землю напоминает на которой мы живём и по которой ходим. Вверх не взлетишь, крылья не дадены, а вниз, в смысле в глубь земную – можно конечно, но не советую, там черти живут.

И совсем другое дело – шар. Вот где широта и простор, бери сколько унесёшь и сколько осилишь. Можно идти: хоть вперёд, хоть назад, хоть влево, хоть вправо. А еще в шаре этом можно совершенно свободно ходить как вверх, так и вниз, и без всякого опасения с чертями встретиться. Вот только ходить в этом шаре не получится, в нём летать надо, потому что шар этот – не что иное, как небо, бездонное и безграничное, то самое, которое над нашими головами. Подними голову и посмотри, видишь? Но крылья нам не полагаются, уж не знаю за что такая несправедливость, поэтому приходится довольствоваться кругом, в смысле, ходить в нём и по нему.

А вот Княжне–Лебедь, Василисе, крылья были неведомо какими далёкими предками завещаны, в любой момент можно воспользоваться. Вот она и пользовалась, а говоря на красивом языке, летала в небе птицей–лебедью. Летать–то она летала, вчера летала, и сегодня летала, но радости от этого никакой не испытывала. Тут дело вовсе не в привычке, а в том, что прилетела она к тому самому берегу реки, где с царевичем Гвидоном познакомилась. Она ещё вчера прилетела затем, чтобы повидаться с ним, поговорить, да и вообще… Прилетела, а царевича нету. Обычно, хоть и не долго, но Василиса успела привыкнуть, царевич Гвидон её уже дожидался. А как вы хотели, мужчина обязан ждать женщину. А женщина, а что женщина? Что, если она сама не знает, что у неё в голове творится? Вчера, сначала было обидевшись, но, передумала разумеется, Василиса решила, мол, дела какие–то по дому важные и неожиданные, потому и не пришёл. А сегодня что, тоже дела? Что же там за дела такие? Но обижаться Василиса не спешила, ждала, парила в воздухе и ждала.

Это царевичу Василиса ничего не говорила и даже вида старалась не показывать, а сама перед собой нисколечко не стеснялась, хоть и не признавалась в открытую: влюбилась Василиса в царевича Гвидона. Если кто спросит, мол, по настоящему влюбилась или просто так? Отвечаю: люди добрые, глупые и умные, знайте, влюбляются всегда по–настоящему. Если не по–настоящему, это что–то другое, не знаю что.

Мне, как жить и ходить в круге и по кругу обречённому, так и хочется написать: «Княжна–Лебедь нарезала круги в небе и высматривала царевича Гвидона, мол, куда это он запропастился?». Согласитесь, грубо, хоть и правда. Княжна–Лебедь плыла в небе подобно облаку, вот только облако плывёт туда, куда ветер подует. Если бы она была подобна облаку, то давным–давно унёс бы ветер Княжну–Лебедь неведомо и незнамо куда. Получается, ветром для неё был царевич Гвидон, которого сейчас как раз и не было, поэтому, ну, сами понимаете…

Говорят, сердце – вещун. Не сердце это, а душа, которую неизвестно за что сердцем назвали. Так вот, душа хоть и ждала царевича Гвидона, не ныла и не болела, не чувствовала беду, просто скучала. Ну а сердце, сердце тоже скучало, а ведь у Василисы было два сердца: девичье и лебяжье. Неизвестно сколько бы ещё вот так парила в синем небе Княжна–Лебедь, ожидая и высматривая царевича Гвидона, как будто подсказал кто: «Лети в город, там он». А что, птицы большой и страшной больше нет,  значит и опасности никакой с её стороны не последует. Некому помешать Княжне–Лебедь, Василисе, полететь в родной город к родному дому, где, а она была уверена, её ждёт–дожидается царевич Гвидон.

***

– Посиди пока здесь, – сказал Черномор Ивану. – а я пойду посмотрю, что  в хозяйстве княжеском творится. Если что надобно будет, в дверь стукни.

Вот и всё, вот вся, говоря нашим языком, реакция на рассказ, да и на саму жизнь Ивана, премудрую. Иван даже обиделся. Он ожидал, что его уж если и не будут хвалить, то хоть ругать будут, обвинять в чём–то. А тут: сиди, если понадобится что, в дверь стукни.
– Я арестованный? – больше в надежде хоть на какие–то слова в свой адрес, чем на подтверждение статуса арестанта, спросил Иван.

К тому времени как Иван задал этот вопрос Черномор был уже у двери. Он даже не обернулся, открыл дверь и вышел. Обидно? Конечно обидно!

Не подумайте, не было там никакой премудрости. Как только Черномор закрыл за собой дверь Иван просился к своему сундучку, к тарелочке с яблочком, а вы бы что сделали?

«Ничего. – лихорадочно думал Иван. – Сейчас переговорю со своим Черномором, пусть меры принимает. Всё–таки братья, а им всегда договориться легче, ещё посмотрим кто кого. Чистая, нечистая сила, проиграл ты, Черномор, который здесь. Нечистая сила, она всегда сильнее чистой, в университории изучали».

Вообще–то прав Иван, и университорий его, прав. Да, нечистая сила она всегда сильнее силы чистой, но сильнее только на короткое время, а так, если вообще, чистая сила всегда берёт верх над нечистой. Видать позабыли об этом сказать Ивану в университории, а может не посчитали нужным. А Иван, хоть и учёный весь разучёный, не сообразил, что сейчас он и дела его подпадают под категорию «вообще», а не «на короткое время».

Сундучок открыт, тарелочка с яблочком извлечены на свет белый, в смысле, тарелочка поставлена на стол, на неё яблочко, а дальше они сами всё делают. Делать–то делают, вернее, раньше делали, а сейчас ни в какую. Самые обыкновенные, что яблоко, что тарелка. Тарелка стоит на столе, а на ней лежит самое обыкновенное яблоко, даже чуток прелью подёрнутое, и всё. Всё! Нету ни волшебства нечистого в лице Черномора с бородой, вообще ничего нет.

А вот от этого у кого угодно, даже у человека обучение в университории выдержавшего, не то что поджилки, вообще всё затрясётся. Но Иван, на то и Премудрый, вместо того чтобы впадать в панику и биться головой о стенку или же придумывать, чтобы такое с собой сделать, начал думать, быстро думать, а по–другому сейчас и не получилось бы.

«Казнят, не казнят? – металось в голове Ивана. – Неизвестно. Скорее всего нет. Душегубства на мне нет, значит не должны. Ну, то что выгонят, это понятно. Так. Всёт–аки хоть что–то хорошее я сделал, город от грязи и мусора освободил, значит можно и поторговаться. Ну а то, что княжество захватил… А как его было не захватить, если оно было бесхозным? Тут уж скорее вина Руслана, нечего княжество бросать, с него и спрашивать надо. Выходит, не так уж и плохи мои дела. Ну а что дальше делать, видно будет, сейчас не загадаешь и не угадаешь».

Вот так вот поразмыслив Иван успокоился, пару раз послал ко всем чертям Черномора, того, до девиц охочего, и налил себе вина. А что ещё было делать в такой ситуации? Тем более с недавних пор в его покоях вино всегда пребывало в наличии.

***

– Как ты, Никита? – спросил Черномор выйдя от Ивана.
– Спасибо, батюшка, почти хорошо. – подскочил с лавки Никита на которой сидел и ожидал то ли окончания разговора Черномора с Иваном, то ли ещё чего. – Хоть трясти перестало, а то стыд и срам, в могилу скоро, а трясёшься ежесекундно, потому что не знаешь откуда прилетит и в какое ухо ударит.
– Ну ничего, ничего. – Черномор похлопал Никиту по плечу. – Всё закончилось и поверь мне, больше никогда не повторится. Думается, совсем скоро у вас другой князь будет, не чета этому. – Черномор кивнул на закрытую дверь.  - А теперь, Никита, где тут царевич Гвидон находится? Показывай.
– Пойдём, батюшка, покажу.

***

Когда сознание вернулось на свое законное место, царевич Гвидон обнаружил себя в какой–то комнате, явно не деревенской. Комната как комната, царевич не очень–то и обратил на неё внимание. Внимание он обратил на то, как он сюда попал? Постоянно пребывая в ясном сознании сам царевич Гвидон, да так чтобы не помнить, прийти сюда не мог. Остаётся одно, кто–то его сюда привёл, или… Привёз! И привёз в бессознательном состоянии. Сразу же вспомнились четыре всадника на деревенской улице и телодвижения их странные, а потом как будто кувалдой по голове ударили, и всё. Дальше было, вернее, дальше ничего не было, а потом комната эта появилась. Тут кто угодно, а царевич Гвидон, не кто угодно, догадается – украли, в смысле, похитили. А зачем? И вот она, бочка разлюбезная, чтоб у неё дно вывалилось, а крышка потерялась, во всей красе. Получается это продолжение бочки, что–либо другое в голову не приходит. Да и голова болит, чугунная какая–то.

Открылась дверь и в комнату вошёл средних лет мужчина иноземной наружности и одет подобающе.

– Здравствуйте, – точно, иноземец, говорит не так, как люди говорят. – меня зовут Якоб, я медикус. – представился он и слегка поклонился. – На что господин жалуется?
– Господин жалуется, на то, что оказался незнамо где и против своей воли. – в тон медикусу Якобу ответил царевич Гвидон.
– Это к медицинской науке не относится. – старательно выговаривая слова ответил медикус. – Я имею ввиду, на какое состояние здоровья вы жалуетесь?
– Ни на какое не жалуюсь. – раздражённо ответил царевич Гвидон. – Впрочем, голова болит, чугунная какая–то.
– Вот это другое дело. – почему–то обрадовался медикус Якоб. – Это к медицинской науке относится, сейчас я буду вас лечить.

Медикус словно преобразился: поставил на стул принесённый с собой что–то типа сундучка, только из кожи, раскрыл его и начал из него доставать какие–то пузырьки, трубки какие–то и ещё чтот–то, царевич не знал что это такое. Затем выглянув в приоткрытую дверь потребовал тазик. Царевич Гвидон смотрел на него, а что вы хотели, человек первый раз в своей жизни медикуса увидел, и ничего не понимал.

– Сейчас я пущу вам кровь. – важно, и вместе с тем как–то деловито сказал медикус.
– Зачем? – удивился царевич Гвидон.
– Затем, чтобы та чёрная кровь, которая сейчас находится в вашей голове, её покинула, а голова перестала болеть. – царевича Гвидона внутри аж всего передёрнуло от того как просто медикус сказал о кровопускании.
– А может не надо? – да любой бы обалдел вот и царевич Гвидон не исключение, потому и спросил с робостью.
– Надо. – заверил его медикус. – Иначе чёрная кровь будет продолжать оставаться в вашей голове от которой голова будет продолжать болеть.
– Не надо! – на этот раз твёрдо сказал царевич Гвидон.–  Ничего страшного, поболит и перестанет.

Не то чтобы к удивлению царевича, но всё-таки, медикус сразу же согласился, наверное, лишний раз пошевелиться лень. Он так же деловито, как доставал, сложил все свои премудрости в сундучок, а царевичу оставил на столе какой–то пузырёк:

– Это баденсоль, целебное снадобье. – пояснил он. – Десять капель на кружку воды и пить, к вечеру голова перестанет болеть.
Не дав царевичу даже секундочки на то чтобы хоть что–то спросить про эту соль медикус подхватил свой сундучок, поклонился, пожелал царевичу скорейшего выздоровления и был таков.

***

«Чудной какой–то. – подумал царевич Гвидон глядя на закрывшуюся за медикусом дверь. – Неужели иноземцы все такие?».

Но эта мысль нисколечко не задержалась в голове царевича Гвидона и не потому что та болела. Просто–напросто её тут же вытеснила, просто на пинках выперла, другая мысль: матушка! Если уж его похитили, то и матушку, или уже тоже похитили, или вот–вот похитят. За себя царевич Гвидон нисколько не переживал, он вообще не думал о себе. И происходило это вовсе не потому, что он весь из себя сильный и смелый, и вообще герой. Не до себя было царевичу Гвидону, все его мыли и беспокойства сейчас были о матушке. Когда их в бочку помещали, он, царевич Гвидон, помнить этого не мог, возрастом слишком мал был, а матушка помнила. И вот если ещё раз и неважно что без бочки, матушка может такого и не пережить. Ну а то, что это продолжение бочки этой растреклятой, царевич Гвидон нисколько не сомневался.

Ещё одна мысль, но не беспокойная, а тоскливая парила где–то там, но ясно просматривалась Василиса. Он же почему так рано из дома и вышел, потому что к Княжне–Лебедь, Василисе, спешил. Чего уж греха таить, а царевич Гвидон его и не таил, да и не грех это вовсе, влюбился царевич Гвидон, пропал, как принято говорить. Правда пропадание такое очень даже приятное, как для души, так и для сердца, а единственный кто отказывается понимать такое состояние человека, так это разум. Замечали наверное, как себя ведёт влюбленный, или влюблённая – сумасшедшие чистой воды. Это разум так не то чтобы бунтует, это он таким образом понять не может, что случилось с тем, кем он привык командовать?

Тем временем, не иначе Природа–матушка подсказала царевичу Гвидону, а вернее будет сказать, приказала: спать! Голова и без того тяжёлая стала вообще какой–то неподъёмной, пудов десять весом. Глаза сами собой начали слипаться, а рот так зевнул, что кому угодно спать захочется. Царевич Гвидон чуть ли не из последних сил, чтобы не заснуть на ходу, добрался до кровати, прямо–таки рухнул на неё и уснул.

***

– Просыпайся, царевич Гвидон. Кончилось твоё время спать, дел много.

Царевич открыл глаза и увидел сидящего подле кровати среднего роста мужчину с черной бородой и в блестящих доспехах.

«Неужели это тот самый, про которого Анна Ивановна говорила? – это была первая мысль пришедшая ему голову».

Кстати, голова вовсе не болела – чудеса, да и только. Ну а поскольку голова больше не болела, царевич Гвидон сразу же вспомнил всё, начиная от всадников на деревенской улице и заканчивая медикусом. Единственное, что он не мог понять, где находится?

– Проснулся? – улыбаясь спросил мужчина в доспехах и не дожидаясь ответа крикнул. – Никита!

Дверь открылась и в горницу, или как это помещение правильно называется, вошли три девушки. Две несли всё что нужно для того чтобы умыться и вообще, привести себя в порядок после сна, а третья несла одежду, причём явно не крестьянскую, царевич Гвидон сразу обратил на это внимание.

– Давай, умывайся–одевайся, а после поговорим. – мужчина в доспехах встал и вышел из комнаты.

Умывание и всё прочее не заняли много времени, тем более при помощи девиц, которые помогать–то помогали, но почему–то постоянно хихикали и перешёптывались между собой. Умываясь и краем глаза посматривая на приготовленную для него одежду царевич Гвидон почему–то подумал: «Неужели и одеваться помогать будут?», и покраснел. Но девицы на смущение царевича не обратили совершенно никакого внимания, хотя, вот он повод похихикать и пошептаться, лучше не придумаешь. Покончив с умыванием и расчесыванием царевич Гвидон как бы вопросительно посмотрел на девиц. Те захихикали, подхватили все эти тазики кувшины и прочие умывательные принадлежности, и выпорхнули за дверь.

Царевич Гвидон посмотрел на принесённую ему одежду. Да, такой одежды он никогда не видел. Та, которая на нём была когда он в бочке путешествовал хоть и не похожа на крестьянскую, была попроще этой. Глядя на кафтан, царевич вдруг подумал:  а как так получилось, что будучи в бочке он не оказался голым? Ведь поместили его туда совсем в младенческом возрасте, да и пока рос, тоже без одежды не оставался, одежда как бы росла вместе с ним. Но царевич не стал углубляться в размышления по этому поводу, времени не было, а списал всё на волшебство, вернее, на колдовство. Он быстро переоделся, осмотрел себя в медном зеркале и остался вполне довольным. А теперь что? Он всё еще пленён, или уже нет? Судя по улыбке мужчины с бородой и в доспехах, уже не пленён, неизвестно откуда, но царевич Гвидон знал, пленным так не улыбаются и так с ними не разговаривают.

***

– Ну как, оделся? – в комнату вошёл тот самый мужчина с бородой.  - Вот, совсем другое дело. Негоже царевичу ходить в крестьянской одежде. – мужчина одобрительно улыбнулся и присел на стул. – Меня Черномором зовут, ну, или дядька Черномор, как тебе больше понравится, так и зови. А теперь, царевич Гвидон, давай поговорим, самое время.
– Давай. – согласился царевич и присел на другой стул. – А где я? И почему я здесь?
– А ты не догадываешься? – хитро прищурившись вопросом на вопрос ответил Черномор. – Бочку помнишь? Вот. Это её продолжение. Но ты не переживай и не беспокойся, далее ничего худого с тобой не случится, и с матушкой твоей тоже не случится. Кончились ваши беды, время их кончилось. Пришло время для радостей, так что будь готов к радостям. – и засмеялся.
– Дядька Черномор, я тут недавно с бабой–ягой, с Анной Ивановной, познакомился. Она мне лук со стрелами подарила, настоящий. – ну царевич даёт жару. Хотя бы расспросил Черномора, что и как с этой бочкой получилось, а он про бабу–ягу и про лук со стрелами.
– Знаю. – улыбнувшись кивнул Черномор.
– Так она сказала, что искусству воинскому меня будет учить настоящий воин, самый лучший в мире.
– И это знаю.
– Это ты? Ну, тот воин?
– Если хочешь, буду я.
– Хочу! Очень хочу, дядька Черномор! Научи меня искусству воинскому! – на самом деле тогда царевич Гвидон не очень надеялся на то, что появится настоящий, самый лучший воин и научит его тому же владению мечом, а тут, на тебе, сбылось. Царевич аж подскочил со стула.
– Не спеши, не спеши, – засмеялся Черномор и рукой показал, садись, мол, что вскочил? – всему своё время, научу. А что, царевич, ты не хочешь узнать, что с тобой и с матушкой твоей, Царицей, произошло?
– А я и так знаю. – на самом деле царевич, хоть и в общих чертах, но всё знал, точно так же, как и мы с вами. – Ты мне, дядька Черномор, только скажи, где я?
– Ты, царевич, сейчас находишься в княжеском тереме того самого княжества, где деревня Старика и Старухи располагается.
– В Василисином, стало быть?
– В нём самом.
– А где Василиса? – царевич даже застыдил себя, что за всеми этими разговорами совсем забыл о Княжне Лебедь.
– Недалеко она, совсем недалеко, – улыбаясь ответил Черномор.–  скоро будет. А тебе, Царевич, надобно съездить в деревню и привезти сюда Царицу, довольно ей по крестьянским избам ютиться, да и тебе тоже. – Черномор встал как бы давая понять, разговор окончен. – Сейчас скажем Никите, это управитель княжеского двора, чтобы возок приготовили и отправляйся за матушкой, ну а я ещё тут кое–какие дела поделаю, накопилось.

Заложить возок – дело минутное и нехитрое, сами знаете, так что совсем в скором времени, он, возок, в смысле, запряжённый тройкой коней белоснежной масти, с кучером на передке, был готов проследовать, да куда угодно. Правда небольшая заминка вышла в виде разногласия. Черномор – простота душевная, вполне справедливо полагал, что царевич Гвидон поедет в том самом возке, в седле–то ни разу не сидел, а тот упёрся, верхом и хоть ты тресни. Ну что ж, хочешь, езжай верхом, только потом не жалуйся. Совсем через малое время привели царевичу коня под седлом, и всё как полагается. И тут, ей Богу, Черномор, да и не только он, слегка обалдели. Царевич Гвидон с лёгкостью вскочил в седло, да так, как будто детство и отрочество свои провёл не в бочке среди Самого Синего моря, а в степях бескрайних. Вот вам и царевич. Откуда у него это?

– Ну, Алексей, рассказывай, что тут ещё? – обратился к своему помощнику Черномор когда возок, сопровождаемый царевичем Гвидоном, выехал с княжеского двора.
– Дворня на двух чужаков указала. Я их под стражу взял. Правда один, как спал, так и спит, даже не проснулся.
– Хорошо. С ними позже. Сейчас мне интересно с Матрёной этой, Марковной, поговорить, очень интересно. Показывай, где она?