Рамадан, турок. Там хорошо, а дома лучше!

 
"Нет дня, чтобы душа не ныла,
 Не изнывала о былом..."
         Ф.Тютчев.


                Накануне 2014-го попала я по иронии судьбы днём позже из живописного городка Лугано, что расположился на стыке Италии со Швейцарией под синими склонами гор у берега одноимённого озера, в украинский поезд Москва-Луганск. Сразу вспомнила анекдот экскурсовода: «Чем отличается Лугано от Луганска?» И смех, и грех! Обшарпанные, допотопные старички-вагоны; им бы давно на пенсию, а они бедненькие всё ходят, по рельсам катятся. Окна со щелями, стёкла ползут вниз при движении, в туалете на месте шторы сушится грязная половая тряпка. Ни мыла тебе, ни бумаги, ни воды.
— Ну и поезда,  –  выражаю недовольство чернявенькой проводнице-хохлушке, –   хуже не бывает.
— Зато наполовину дешевле, чем ваши, русские. Надо же гастарбайтерам на чём-то ездить.

                Вагон, действительно, полон молодых ребят, как-то странно одинаково одетых в синие болоньевые комбинезоны с жёлтыми лайбами на груди и на спине. Парень, сидевший со своим дедом за столиком на боковушке, без слов подхватывается с места и легко закидывает мой тридцатикилограммовый чемодан на третью полку. В ответ на благодарности лишь  улыбается. Мол, нЕзачто. Прохладно в поезде; да и понятно,  «…октябрь уж на дворе...» Дед-хохол в самодельной фланелевой рубахе в клетку и шерстяном жилете крупной вязки что-то жуёт, а внук  –  по пояс голый, скачет по вагону, сигареты стреляет  –  свои забыл. Хочу спросить: не холодно ли ему? Но воздерживаюсь; парень, по-видимому, свои накачанные бицепсы демонстрирует девчатам-хохотушкам. Похоже, натренировал их на московских стройках.

                Вдруг, в последнюю минуту до отправления, входит упитанный запыхавшийся пассажир с чёрными усами. К моему удивлению, здоровается, вытерев пот со лба, говорит: «Слава аллаху! Успел. Я из Шереметьево-2  –  сразу сюда».
— Какое совпадение! Я тоже оттуда!
— Тоже из Турции? Купались сегодня утром в Средиземном море?
— Нет. Сегодня утром видела десятый путь на вокзале в Цюрихе, откуда Ленин поехал делать нам революцию.
— А у меня в Швейцарии сын учится, под Берном, в университетском городке. В Москве ответил на 96 вопросов правильно, его и пригласили туда за мозги.
— Да слышала про такую кампанию, покупают наши мозги, как на базаре, скоро самим ничего не останется...
— А ещё два сына-близнеца учатся в Стамбуле, тоже умные ребята.
— Так вы счастливый отец? Воспитали троих сыновей?  –  спрашиваю, зная, что мусульман мёдом не корми, дай похвалиться своими детьми.
— Четырёх. Последний, правда, болван весь в меня,  –  хохочет мужчина, –  но я сам виноват: дал ему своё имя Рамадан. Мечтал о дочке  –  сын родился. Сейчас не жалею. Он самый потешный и любимый. У меня будет ещё четыре дочери!
— Что вы говорите? Неужели, в вашем возрасте?.. Женились на молодой?
— Нет! Я ещё с ума не сошел. Пусть артисты да знаменитости этим балуются. Хотя Олег Табаков молодец! Заимел в 70 лет двоих детей, если кто не помог ему в этом деле?
Пассажиры дружно хохочут.
— Эту современную моду не поддерживаю,  хотя я и мусульманин, –  твёрдо выражает свою точку зрения попутчик из Турции, –  у меня будет четыре невестки!
— Это уж точно, –  подтверждаю я, –  простите, а вы откуда? Какими ветрами занесло в этот поезд?
— Я  –  советский турок, родился и вырос в многонациональной Фергане, а когда узбеки стали всех гнать оттуда, попал в Вейделевку под Валуйки. Двадцать лет не жил там, а существовал.
— Почему же?
— Народ не такой, как у нас! Скрытный и завистливый! Сначала помогали, когда мы беженцами были, а потом стали завидовать, сплетничать, вредить. А мне нужны такие соседи, чтобы я в любой момент мог придти в их дом, как в свой!
— Ну, это понятно: южане имеют свой менталитет, а местные кацапы  –  свой. Есть у них такая черта. У нас соседка в Старом Осколе говорит: «Уж дюже я люблю завидовать!»

— Я вот в Турции был. Украинцы идут по улице, греки, армяне, корейцы, русские, турки и даже немцы. Живут, как раньше в Советском Союзе, не различая национальностей. Идём вместе по базару, пробуем семечки, сыр, орехи, виноград; и все весёлые и счастливые! Поэтому я там понял: в Турции  –  родина моих предков, я должен переехать сюда. Сыновья, родня, товарищи сложились и купили общий дом в Стамбуле, недалеко от моря. Еду в Вейделевку в последний раз. А вы где живёте? На местную, вроде, не похожи…
— Сама не знаю… Наполовину в России, наполовину в Германии.
— В Германии??? А о чём с немцами можно разговаривать? Я там был у друга. Чисто. Красиво. Скучно. Все улыбаются, а ничего дельного не скажут.
— Отчасти вы правы. Чем старше становлюсь, тем сильнее тянет на Родину, –  признаюсь попутчику.
— Знаете, я книжку одну прочёл про жизнь, сам хочу про себя такую написать, и очень мне эпиграф понравился:
«Если ты потерял друга, это ещё не горе; забудешь. Если ты потерял родственника, это ещё не горе; время вылечит. Если ты потерял Родину, то принёс горе не только себе, но и своим детям».
— Не могу не согласиться с автором. Верно сказано!

                Украинский дед с внуком-голышом стали раскладывать еду на боковом столике и я, наконец-то, услышала его голос:
« А ота курка, шо бабка мэни у дорогу забыла, була у сто разив вкуснишэ циэй москивський ковбасы.» Внук достал зажаристую буханку кирпичиком, разломал руками на куски, а я, проглотив слюну, тихо говорю Рамадану:
— Почему так? Вкуснее всего та пища, к которой привык с детства, я сейчас осмелюсь и попрошу у них ломоть хлеба.
— А самсу будете есть?
— Не знаю, что такое. Вообще-то, я худею...
— Не знаете, значит надо попробовать, а худеть будете в Германии,  –   и подаёт мне треугольник из слоеного теста с мясом и жареным луком  –  угощенье из солнечной Турции.
Ем, а сама, поглядывая на русский хлеб, говорю:
— А в Германии, почему-то люди не едят в поездах... Не принято.
— Знаю, у них всё не принято.
После ужина закуталась колючим, цвета грязной шинели, одеялом с головой. Переживала за хлопцев гастарбайтеров: наверняка простудятся. Из окна сильно дуло, но на душе всё равно радостно: в 6 утра  –  мой родной Старый Оскол! А кто-то едет до Луганска...


Фото землячки из Старого Оскола Галины Рукавициной "На реке Оскол".