Болгарская песня

               БОЛГАРСКАЯ   ПЕСНЯ
Битый час я ломал голову над уравнением, казавшемся вна¬чале таким простым и легкие, но ответ у меня никак не полу¬чался. Поняв, что самому мне не справиться, я в сердцах за¬хлопнул задачник. Все-таки правы те, кто говорят, что «алге¬бра» произошла от арабского слова «ал-джабр» - пытка. И впрямь, пытка.
Невольно передо мной возник строгий образ нашей новой математички, её укоризненный взгляд, брошенный на меня из-под очков, и я вздохнул. Не за горами были экзамены.
Не знаю, сколько я еще просидел, тупо уставившись на за¬дачник, и тут услышал звуки песни.
Странное дело, пока я был увлечен задачей, абсолютно ничего не слышал. Но стоило отвлечься, как я отчетливо стал разбирать мелодию и обрывки разговора, долетавшего до ме¬ня со двора.
Песня показалась мне незнакомой. «Какая-то новая запись», - подумал я, вспомнив, как вчера мой старший брат Музаффар вернулся домой с пачкой пластинок. Он их доставал, где мог, клянчил для этого деньги у отца, брал напрокат у друзей и выменивал у знакомых.
Тихо насвистывая в такт мелодии, я прошел в другую комнату, где на подоконнике и был установлен старый обшарпанный проигрыватель.  Брат    сидел   в  своей  любимой    позе,  заложив руки за голову, закрыв глаза, и слушал.
Неожиданно песня прервалась. В проигрывателе что-то заскрежетало и вместо приятной мелодии раздался резкий скри¬пучий звук.
-Черт, опять сломалась игла, - с досадой сказал брат и стал рыться в ящике, где он хранил всякие запчасти.
В эту минуту в открытом окне показалось круглое лицо на¬шей матери. Она невысокого роста, и, чтобы дотянуться до подоконника, ей было необходимо подняться на цыпочки.
-Ты своей музыкой все уши прожужжал, - взмолилась она. - Сейчас же убери пластинки и дай нам спокойно пого¬ворить с бабушкой-болгаркой.
-Сейчас, сейчас, - отозвался брат, ставя новую иглу. - Вот послушаем еще одну пластинку.
Сказав это, брат заговорщически подмигнул мне. Что это значит, я понял чуть погодя.
Бабушка-болгарка жила с нами по соседству. Сколько ей лет, было трудно определить. Спина у нее была согнута, как цевьё лука, седые волосы торчали космами, крючковатый нос нависал над беззубым ртом.
Несмотря на солидный возраст, бабушка-болгарка отлича¬лась природной сметливостью и была неутомимой труженицей. Стирала, стряпала, шваркая веником в закоулках своего двора и, казалось, ее уборке не будет конца. Управившись, она загля¬дывала к кому-нибудь из соседей, чаще всего к моей матери, любившей слушать всевозможные истории и небылицы, кото¬рые словоохотливая бабушка-болгарка знала так много, что могла рассказывать их часами.
Как ее настоящее имя, она, наверное, давно забыла и са¬ма Все, и стар и млад, обращались к ней просто: бабушка-бол¬гарка. Впрочем, кроме нее, в семье у них никто не знал бол¬гарского языка. Да и откуда им было его знать, если бабушка еще в детстве была вывезена из Болгарии, а единственная дочь, ее плоть и кровь, веселая Анна трижды выходила замуж, но никто из ее благоверных не был болгарином.
Однако одна примечательная особенность, напоминавшая об их происхождении, у наших соседей все-таки была. Любое кушанье у них, как у всех истинных болгар, непременно сдабри¬валось алыми стручками злого перца, а сама бабушка любила повторять что к четырем вкусовым понятиям - сладко, кисло, горько и солоно - болгарин добавил пятое: люто.
Когда мамино лицо исчезло в окне, брат взял со стола одну из пластинок, осторожно стер рукавом пыль и, понизив голос, сказал мне:
-Это болгарская  песня. Я ее припрятал для бабушки. Как ты думаешь, понравится ей?
Я пожал плечами и вышел во двор. Мама и бабушка-болгар¬ка сидели, укрывшись от зноя на деревянном топчане под вино¬градником, и попивая чай, о чем-то оживленно беседовали.
...Что в жаркий летний день может быть лучше душистого и бодрящего зеленого чая? Мама и бабушка-болгарка отхле¬бывают его не торопясь, с наслаждением, и всегда по очереди из одной пиалы. Причем мама наливает чай в пиалу самую малость, почти на донышке. Я уже знаю: на Востоке наполненная  пиала - это признак дурного тона. Она говорит гостю о том, что его приход и беседа нежелательны хозяевам.
Бабушка-болгарка всегда желанный гость в нашем доме, хотя мы видимся с ней по многу раз на дню. Мама, подавая ей пиалу с чаем на донышке, всегда прижимает левую руку к сердцу. В знак уважения.
Из открытого окна полилась благозвучная мелодия, отда¬ленно напоминавшая звуки гиджака. Мне было интересно, как бабушка-болгарка отреагирует на песню, и я внимательно следил за выражением ее лица.
Поначалу она, кажется, ничего не поняла, но затем, когда сильный мужской голос с приятным тембром запел, она не¬вольно повернула голову и застыла в таком положении. Уча¬стившееся дыхание выдавало необычайное волнение, охватив¬шее старушку.
По мере того, как песня набирала силу, радостное удивле¬ние на лице сменялось глубокой печалью. Неожиданно крупная слеза покатилась по ее впалой щеке.
-Эту песню когда-то пел мой отец,  - сказала она, когда умолк проигрыватель. - Боже мой, как это было давно!
Наступило короткое молчание. Мама, также расчувствовав¬шись, сидела с задумчивым лицом, а затем спохватилась и ста¬ла подливать в пиалу остывший чай.
Казалось трепетное чувство, разыгравшееся в сердце ба¬бушки-болгарки, передалось и ей. Может быть в ту минуту и она вспомнила свое детство, высокогорное селенье Рарз, отку¬да происходит весь наш род. Отца моего, служившего офице¬ром милиции, часто перебрасывали с одного места на другое. И всюду мама с нетерпением ждала писем из Рарза, от мате¬ри. Бабушка наша была неграмотной и диктовала свои послания кому-нибудь из соседских ребят. Поэтому письма были раз¬ные по почерку, но почти всегда одинаковые по содержанию. В них бабушка обычно коротко сообщала о себе и затем под¬робно расспрашивала все о нас. Однажды зимой писем долго не было, и мама сильно переживала. Когда, наконец, почтальон принес письмо и мама торопливо вскрыла его, оттуда выпали два камешка. Мама бережно подняла и поднесла их к губам. «Санги Ватан», «Санги Ватан»1  - возбужденно «повторяла она.
Конечно,  мама   хорошо   понимала  состояние     бабушки-болгарки, которая     тоже, можно сказать,    получила    весточку из прошлого.
- О чем эта песня, бабушка? - робко спросил я.
-О любви, - коротко ответила старая болгарка.
Непонятные для нас слова из песни, прозвучавшие неожи¬данно, видимо, затронули самые сокровенные струны в ее ду¬ше, воскресили в памяти картины давно минувшего времени. Она в тот миг была похожа на человека, когда-то потерявшего и вдруг нашедшего дорогую ему вещь.
- Боже мой!..- все еще шептали ее губы. - Мы тогда были вынуждены переселиться из Болгарии на Крымский полу¬остров. Отец брал меня за руку, мы шли к морю, и он подол¬гу всматривался в туманную даль, туда, где осталась наша ро¬дина. Потом отец садился на валун и пел песню... Эту песню.
Вдруг у бабушки-болгарки блеснули глаза,  и она добавила:
- Я тогда была хорошенькой девочкой. У меня была длин¬ная тугая коса. Я любила разуться и пробежаться вдоль моря, оставляя следы на зыбучем песке.
Глядя на согбенную спину бабушки-болгарки, на ее седые косматые волосы, потухший взор и блеклые щеки, я с трудом представлял, как она, юная и сильная, бежит краем Черного моря, с радостью подставляя свое красивое лицо порыву морского ветра...
Знала ли она тогда, как сложится ее дальнейшая судьба и где, в каких краях она будет доживать свой длинный век?..
В тот день, когда бабушка-болгарка покидала наш дом, в ее выцветших близоруких глазах сиял отблеск давно и безвоз¬вратно ушедшей юности, счастливой и безрассудной поры, такой же недолговечной, как следы босых ног на морском песке.