Стыд

  Каллистрат Федотович выглянул на улицу, чиркнул спичкой, затянулся. Дым от самокрутки поднялся до крыши, медленно тая в лучах солнца.

  — Ну и погодка! Днём паришься, что в твоей бане, а как солнце зайдёт — зуб на зуб не попадает. Ну как тут угадать? -

  Солнце припекает; пыльный смерч взвился над дорогой, закрутился столбом вверх; повертелся немного на месте, потом пополз в сторону, оставляя след на земле; и так же внезапно распался, исчез; пыль медленно опускалась клубами обратно.

  Дверь скрипнула. Рядом встал Елизар Макарович, попыхивая трубкой.

  — Стыдно, — вдруг изрёк он.

  — С чего? — обернулся Каллистрат.

  — Вчерась нищему на паперти алтын не дал. С того и стыдно. -

  — А чего не дал? -

  — Не знаю… Видно, жаба проснулась. -

  Повисло недолгое молчание.

  — А мне вот стыдно, что я второго дня нищему полтину дал, — молвил Каллистрат.

  — А это зачем? -

  — Не знаю. И нищий хвалит, и божится до самой кончины в церкви молить, и кто видел, похвалили. А может, моему брату хромому та полтина нужней, а сам он ввек ни у кого не попросит. -

  — Не понимаю. Вот с чего мне стыдно — это понятно, — ответил Елизар.

  — Так не стыдись, а подавай по силе. Сверх силы-то и не надо. -

  Табачники не надолго умолкли, докуривая остаток.

  — Так и ты не стыдись. Доброго-то дела чего стыдиться? По силе и делаешь, — Елизар выбил трубку о перила на крылечке.

    — Стыд — зло, — закончил Каллистрат, втирая сапогом самокрутку в землю.