Мариночка Сентябрева. Части 7 - 10

         Продолжение.   Почти  автобиографическая повесть.
              Начало   в    1-й  -   6-й   частях.


                &&&&&&&&


                Ч А С Т Ь         С Е Д Ь М А Я


ГЛАВА   7.1.           Девушка из "Победы".      Алла.      

            Да, машин в нашем городке в то время было мало. Об этом я уже писала. И сегодня, когда я смотрю на эту дорогу, которую опасно переходить даже, когда горит зеленый свет светофора, потому что лихих водителей  ХХI  века, это отнюдь не останавливает, - мчаться на дорогих иностранных машинах в загадочную даль. А тогда мы даже слова такого "светофор" - не знали. Тогда, в самом начале 60-х годов  ХХ века, мы выходили и часами ждали появления грузовой "трехтонки". О наших забавах на дороге, я уже упоминала. Иногда изредка появлялась "Победа". Но это была большая редкость, так как наша дорога не была самой главной в городе, а легковые автомобили предпочитали более престижные магистрали. Их было - две. Там эти, по тем временам, комфортабельные машины показывались чаще. Их, конечно, тоже в городе было не много. Для больших начальников.

                Как-то я шла по одной безлюдной улице города. Мне было семь лет. Народу практически  не было, но впереди меня, на небольшом расстоянии, идет девушка. Ей лет семнадцать. Она среднего роста. Лица мне не видно. Но я представляю, что это должно быть очень красивая девушка. На ней нежное, сине-голубое, с красивыми оборками по подолу, нарядное крепдешиновое платье, рукавчики - фонариком, соломенная летняя шляпка с широкими полями. Тогда такие были в городе в моде. Платье достаточно длинное, так как мода на мини еще не пришла, но не до пяток. Туфли и немного ноги - видны. Девушка стройная, и что меня поразило - у нее толстая светло-русая коса, почти до самых туфель. При ходьбе коса плавно раскачивается, как маятник из стороны в сторону, - в такт легкой походке. Я таких длинных волос никогда не видела. Это было красиво.

          Мне хочется увидеть лицо девушки, я почти уверена, что она должна быть неотразимая красавица. Я обгоняю ее, поворачиваюсь и смотрю. Чутье меня не обмануло. Это была изысканная красота. Красота - дворянки из высшего света. Я завороженно смотрю на эту девушку. Откуда такая? Конечно, не из наших бараков. На перекрестке стоит машина "Победа", девушка подходит, дверь перед ней раскрывается, она садится в машину. И уже нет ни девушки, ни машины - только столб пыли напоминает о прекрасном видении. Чья-то любимая дочь. В  немногочисленных легковых машинах ездили только лица, облеченные властью.

           В ранние годы, лет с четырех, мне стал сниться часто один и тот же сон. Он мне снился неоднократно лет до девяти, поэтому я его хорошо запомнила. Всегда одна и та же картинка во сне, - без вариантов. Он и в настоящее время, при воспоминании вызывает у меня изумление. Сюжет таков: я спускаюсь по каменным ступеням вниз в подземелье. Это могильный склеп. Я открываю массивную,  кованную дверь и вхожу внутрь. Полумрак. Помещение довольно большое, изогнутое в виде буквы "Г". Могил в первом помещении не много - две или три. Дальше на некотором расстоянии находятся другие, которые мне не видны, так как помещение изогнуто, но поворот не вправо, как у буквы, а влево. Я же всегда подхожу к одной, расположенной примерно в четырех метрах от входа в подземелье, и подолгу стою возле нее. Довольно-таки красивое, старинное надгробие с портретом красивой дамы в овальной раме, из девятнадцатого века. Я всегда подхожу именно к этой могиле, хотя поблизости есть еще несколько и  других. Кто эта дама я не знаю, но ощущаю какую-то волнующую близость, родственность. Мне, кажется, что она где-то реально существует. Откуда этот сон, и тем более, в таком раннем детстве, для меня загадка до сих пор. Страха я не ощущаю, но какой-то трепет испытываю. Когда я в очередной раз видела этот сон, мне уже сюжет был известен. Я - снова оказывалась у известного надгробия. Только в вечности, все тайны и загадки будет открыты.

          В нашем дворе были не только бараки, но были и частные дома. Некоторые выглядели прилично, некоторые имели очень непрезентабельный вид, больше напоминающие сараи.  Такой - северный Шанхай. Мы жили в бараках и дружбу водили, в основном между своими. Но как-то к нам во двор стала приходить девочка из частного сектора по имени  Алла. Она для нас была чужачка. "Из куркулей", - как говорила моя мать. У нас всегда были какие-нибудь игры и ей тоже хотелось играть, но брать в свою компанию мы ее не торопились. Она была немного постарше нас, года на два. Нас смущал ее внешний вид. Это было непонятно. Девочка достаточно красивая, - красивее всех нас, но мы были все русоголовые. А она имела черные, как смоль волосы. Невоспитанные и неотесанные, мы ничего умнее придумать не могли, как только дразнить ее. "Алка-чернавка", "Чернавка-чернавка" - кричим мы и убегаем. Она с обидой бежит за нами, потом со слезами уходит домой. Их частный дом был недалеко от нашего барака, метров в трехстах.


                Потом она снова приходила, ей одной было скучно. И мы тоже стали к ней привыкать. Как они оказались в этом жилье, мы не знали. Но раньше их там не было. Алле хотелось установить с нами контакт. Она приглашала нас к себе домой. Мама у нее была очень обходительная.  И мы стали брать Аллу в свои игры. Но виделись мы все-таки не часто. Мы были очень разные, и даже не столько по возрасту, а сколько - по воспитанию. Алла обучалась, помимо обычной, еще и в музыкальной школе. Пока мы с ней не познакомились, о существовании такой даже и не слышали. Оказывается в нашем городе есть музыкальная школа! Это для нас была новость. Алла училась игре на скрипке. Она показывала нам свою скрипку и даже что-то играла на ней. Показывала тощую дерматиновую папку для нот, с ручками-шнурками, объясняла, что в школу надо ходить с этой папкой. Однажды даже пригласила нас в музыкальную школу.

              Нас три или четыре человека, идем с Аллой в эту школу. Мне уже семь лет. Осенью я иду в обычную школу учиться. Школа довольно далеко. Мы такие дальние прогулки не совершали. Вся жизнь проходила во дворе дома. Школа новая, очень красивая. Двухэтажное кирпичное здание с колоннами в классическом стиле. Широкая лестница ведет на второй этаж. Мы робеем. Только Алла здесь в своей тарелке. Показывает нам классы, видим учеников, с которыми занимаются педагоги. Ученики знакомы с Аллой. Кто отучился подходят к нам, мы знакомимся. У них все разговоры о музыке. На нас они смотрят свысока. Здесь мы уже не дразнимся, наоборот притихли, понимаем, что находимся на чужой, малопонятной нам территории, где выглядим "белыми воронами".


                "Каждый сверчок - знай свой шесток". Так, вот, здесь "шесток" - был не наш, и мы выглядим подавленными. Объясняют, что играют они кто на фортепиано, кто на скрипке, а кто на домре. При слове "фортепиано", я вспомнила блестящее, красивое пианино у красивой дамы, которую мы посетили с матерью за год до этого, - носили продавать ей грибы. И, по стечению обстоятельств, новая музыкальная школа находилась как раз очень близко к дому этой дамы, -  буквально через дорогу. Наши новые знакомые, сообщают, что играть им нравится, и что самое сложное - это сольфеджио. Это слово новое для нашего слуха. Мы их уважаем, и жалеем, что им приходится учиться сразу в двух школах, и на них такая  нагрузка. Мы без сожаления покидаем этот храм искусства, они с завистью смотрят на нас. Пиликать на музыкальных инструментах им очень надоело, но надо держать марку. У нас своя вольная жизнь, и нам не надо учить ни какое сольфеджио.

             Потом много лет спустя, я встретилась со старшей сестрой Аллы, которую тоже знала. Но в детстве, я ее видела один или два раза. Она старше на четыре года, и мы не дружили.  У нее были совсем другие запросы. Я, извиняясь за свое любопытство, спросила какой они национальности?  Таня сказала: "Мы - болгарки".  Поэтому внешне  они отличались от нас. Они были очень хорошие девочки - добрые и воспитанные. Алла, закончив школу, уехала в Одессу.  Там она получила высшее образование, стала врачом, вышла замуж.  Потом с мужем эмигрировала в Израиль. Таня - сестра, - проживает в Северном. То что сестры Алла и Таня были болгарками, вполне правдоподобная история.  В Северном тогда жили люди разных национальностей. Через лагеря проходило много людей и кого только среди них не было.


ГЛАВА   7.2.                Чех.      Стеклотара.

            В мои школьные годы, лет в тринадцать-четырнадцать, - это примерно конец шестидесятых годов, на улицах города, часто можно было видеть одну очень экзотическую фигуру. Высокий, худой, как жердь, человек.  Всегда одетый в длинный брезентовый плащ-палатку цвета хаки, с капюшоном. На голове черная шляпа с очень широкими полями, что затрудняло видеть его лицо. Но мы, любопытные, все-таки углядели. Лицо, изборожденное морщинами, пожившего человека, суровое и неулыбчивое. В одной руке у него обязательно сучковатая палка, на которую он опирается при ходьбе, и отгоняет любопытных мальчишек. За плечами у него большой рюкзак, имеющий твердую форму прямоугольника. Человек напоминает хищную птицу в полете - орла или сокола. Ходил всегда очень быстро, широко шагая, ни на кого, и ни на что не обращая внимания. Всегда один. Только его объемный  плащ развевался от быстрой, резкой походки. Загадочная фигура, очень сильно напоминающая актера Александра Лыкова - и по фигуре и по лицу, особенно по широкополой шляпе.

        ... Мы, подростки, гуляем по городу - я и моя подруга юности Регина. Мы живем в одном доме, куда переехали в декабре 1965 года. Наша семья живет на первом этаже, семья  Регины над нами - на третьем. Мы ровесницы, но я старше на полгода, поэтому, Регина учится классом ниже. Мы дружили до самой ее смерти в 2007 году, которая случилась в  южном городе Армавире, куда  Регина с мужем и взрослой дочерью, уехала на жительство из Северного в 2000 году.

             Прогуливаясь по улицам города, после школы, встречаем  "Лыкова".  Регина спрашивает: "Ты его знаешь? - Видела на улицах, - отвечаю я. Знаешь кто он по национальности?  -  Нет. Он - чех!" - сообщает мне Регина. Я очень удивлена. Почему чех? Откуда чех?  Как он появился в городе, мы этого не знаем.  Никто не знает его настоящего имени. Для всех, он просто  - Чех.  "Марина, он -  миллионер", -  продолжает интриговать подруга. Миллионер звучит, как инопланетянин. Мои родители живут от получки до получки, и то иногда берут взаймы. Я не могу в это поверить. Одет чех, как бомж.

            Чех занимается уже много десятилетий сбором пустых бутылок из-под вина и водки. Пьют в городе немало и такого добра, как  пустые бутылки - хватает. Сам Чех абсолютно не пьющий, и не курящий человек. В городе имеется пункт приема стеклотары. За каждую сданную бутылку давали сначала по пять копеек, потом - в семидесятых, уже по двадцать копеек. Рюкзак у чеха всегда полон бутылок. Свою работу он начинал очень рано, часов в пять утра и заканчивал поздним вечером. В пункт приема бутылок, чех заходил по нескольку раз в день. И сразу же получал живые деньги. Все помойки города - его вотчина. Чех обходит не только помойки, но за день обходит, по нескольку раз, весь город. Он хорошо знает все места, где можно  всегда найти стеклотару. Он профессор в этом деле. Этот вид деятельности приносил Чеху очень хороший доход. При его сверх минимальных потребностях, можно поверить, что он - миллионер. В то время миллионерами в стране были единицы. За месяц у Чеха выходило четыре-пять тысяч рублей. Такие деньги в Северном хороший работяга мог заработать за целый год работы, и то, при условии, что у него очень хорошо оплачиваемая работа. Люди среднего достатка столько денег имели примерно за два-три года работы.

               Чеху лет семьдесят. Я предполагаю, что он здесь, в Северном, с двадцатых годов, после подавления Бело-чешского мятежа. Был арестован  ВЧК, и отправлен в Северный отбывать срок заключения. У него всегда полный рюкзак бутылок. За это он получает  бумажные деньги - трешки, пятерки, десятки  (рубли). У него их больше всех в городе. Много-много больше. Когда  Чех умер, у него нашли целый матрас этих денег. Питался чех черным хлебом и водой. Спиртное он не пил, спал на этом грязном матрасе полном денег.

             Один раз, я Марина, побывала в этом пункте. Это было в начале девяностых годов, когда Ельцин перестал выплачивать зарплату, и нечем было кормить детей. Я тогда работала в школе учителем начальных классов. Мне кто-то принес бутылки, и я пошла их сдавать, чтобы купить пропитание на день. Мрачное сооружение, от пола до потолка заставленное многочисленными ящиками с бутылками, которые образовали настоящие улицы. Стоит отвратительный специфический винно-спиртовой запах бомжатника. Очень скоро этот пункт прикрыли, но в пору деятельности Чеха производство было налажено очень хорошо, деньги выдавались сразу и без задержек, и такие яркие предприниматели имели много денег от своего бизнеса. Но Чех деньги только собирал, тратить ему их было жалко, поэтому он жил впроголодь и в нищете. Конечно же это предприятие - "Пункт приема стеклотары", - непрезентабельная постройка, -  было "золотым дном" для его сотрудников, и контролирующих их  криминальных структур, а также сросшихся с ними партийных деятелей города, имеющих свою немалую мзду.

               И если приемщики и грузчики ходили в замызганных телогрейках в холодном, вонючем помещении, то основные получатели дохода от бутылок, сидели в теплых кабинетах за дорогими столами.  И так по всей необъятной Родине. Даже такой грозный государственный орган, как ОБХСС  (Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности), который тогда был очень могущественной организацией, и перед которым дрожали хозяйственники, Стеклотару обходил стороной.

          Наладить бухгалтерию в Стеклотаре было невозможно. Учет велся от "фонаря". Мелкие поставщики стеклотары - незначительные "бомжи" с помоек, имели не много, но хватало и на выпивку и на закуску. Но, такие акулы бизнеса как Чех, имели хороший улов. Чтобы стать приемщиком стеклотары, надо было иметь хорошую протекцию. Потом стала использоваться пластиковая тара, которая стала бичом для экологии страны, заполонила, засорила реки, луга и леса. Стекло-приемники оказались не нужны.  В ХХ веке вино, водку, квас, пиво и газированные напитки разливали исключительно в экологически чистое  стекло.


ГЛАВА    7.3.            Брат  и  Валя.         Обморок.

          Надо сказать, что в детстве происходили и малопривлекательные истории. Но, по воле Всемогущего Бога, все кончалось благополучно! Однажды, в мое последнее лето перед школой, я гуляла во дворе нашего дома. Настроение было прекрасное. Через неделю - в первый класс. Мама приготовила и мне новый портфель и пенал. Я любуюсь и на портфель и на пенал. Пенал - это чудо со множеством ячеек - для резинки, для карандаша, для ручки и перьев. Остальные школьные принадлежности - учебники, карандаши - перешли от брата.  Мне, конечно, бы хотелось иметь совсем новые учебники, с их неповторимым запахом. Но учебники от брата. Он год по ним учился, и они уже за год истрепались, и брат их сильно разрисовал.


           У меня не все такое новенькое, как у него. Я очень хотела новую, красивую школьную форму, как у Вали, и ожидала похода в магазин для примерки и покупки. Но мать решила иначе, и мне из Вологды бабушка прислала, уже два года ношенную форму моей двоюродной сестры, которая отправлялась в третий класс - коричневое платье и фартуки - черный и белый. Я очень обижена и разочарована. У платья заштопаны рукава, и оно несколько потрепанное за два года носки. "Ничего, носи. Это платье счастливое. Племянница носила его, и  учится на одни пятерки". Меня это мало утешает. Моя радость от встречи со школой, этим омрачена. Я мечтала о новом платье и новых фартуках. Но моего мнения, конечно же, никто не спросил.

          Двоюродная сестра, действительно, умна. У нас с сестрой общая бабушка - мать моей мамы, а наши матери родные сестры, но с самого раннего детства, между ними вражда, из-за чего не знаю. Так до смерти они и не примирились. Моя двоюродная сестра закончила в Вологде школу с Золотой медалью и поступила учиться в Ленинградский университет. Для этого ей надо было сдать на "отлично" всего один экзамен - историю, что она и сделала, став студенткой истфака. Курсом старше училась будущий сенатор и жена мэра Собчака - Людмила Нарусова. Сестра стала профессором, и двадцать пять лет преподавала историю в Финансово-экономическом университете сначала в Ленинграде, потом в Санкт-Петербурге, до 2009 года. Мне ее платье не помогло, я таких высот, увы, не достигла. Ну, это все в будущем, а пока, я гуляю на улице в своем дворе, в Северном.


                Обморок. 

                Погода хорошая, тепло. Вдруг я вижу, как из небольшого, ромбовидного окошечка нашего сарая, вылетает довольно-таки увесистый камень, и летит прямо на меня. Стекол в окне нет. Это сарай, и окно небольшое, туда не пролезть, да и брать у нас нечего. Я не успеваю ничего понять, камень мне попадает ровно в середину лба. Я падаю и теряю сознание. Сколько времени, я так провела не знаю. Но когда очнулась, было много народу, и склоненная надо мною мама. Она что-то причитает, кричит  на Кольку. Я ничего не могу понять. Поднимаюсь и хочу вспомнить, что это было. Летящий камень из окна, я помню хорошо. Потом полный провал.

           Я пришла в себя, у меня ничего не болит, только испытываю легкое головокружение.     "Мариночка, как ты? - спрашивает мама. Все нормально",  - отвечаю я. Оказывается, я стояла от двери сарая, на улице, примерно метрах в шести-семи и услышав крик, повернула туда голову. В это самое время получила камнем в лоб и отключилась. А случилось следующее: в наш сарай, когда отец набирал дрова, незаметно проник любопытный, беспардонный Колька. В сарае темно, отец его не видит, и не подозревает, что там еще кто-то есть. Он, набрав дров, уходит. На дверь сарая повесил, как обычно, навесной амбарный замок. Колька остался внутри, забеспокоился и занервничал. Колька, хоть маленький, но жилистый и крепкий.

              Отец  Кольки  - Тихон приучил его к физическому труду. Убирать навоз за свиньями, - его обязанность. Колька хорошо обращается с лопатой и у него крепкие руки. Он, соорудив себе подставку из ящиков и досок, добрался до окна сарая и начал кричать, и чтобы привлечь к себе внимание, бросать камни. Один из них очень метко угодил мне, как раз между глаз. Если бы в глаз, то я бы наверняка, как минимум, - ослепла. Подбежавшие думали, что я умерла, но у меня даже царапины не осталось, хотя удар был, довольно-таки, сильный. Кольку освободили, отец Тихон надрал ему уши. Не случайная случайность, а - промысел Божий!


ГЛАВА     7.4.               Разное.
   
          В связи с этим событием, я вспомнила еще один интересный случай, который меня тоже поразил. Одна тысяча девятьсот семьдесят восьмой год. Я, отработав год на Волгоградском Тракторном заводе кочегаром, поехала отдохнуть на Черное море. Остановилась я в поселке Лазаревском, который тогда сильно отличался от теперешнего. Не было такой помпезности, и было там более приятно находиться.

               В один из дней, я совершила поездку на экскурсию в город Сочи на электричке. Проведя там день, посетив Дендрарий, я вечером, на электричке собираюсь возвратиться в Лазаревское. Начинает смеркаться. Сижу в вагоне поезда, жду отправки. Лето, жарко. В вагоне все фрамуги окон раскрыты с обеих сторон. И вдруг непредвиденное. Прямо над моей головой, с силой пролетает бутылка из-под шампанского, вылетает в одно из открытых окон на противоположной стороне вагона, и уже на улице с грохотом разбивается. Это был шок!

           Оказалось кто-то с перрона кинул бутылку в открытое окно электропоезда со стороны вокзала. Она, просвистев под потолком вагона, над головами пассажиров, по диагонали вылетела в открытое противоположное окно. По счастью в вагоне никто не пострадал.  Это было чудом. Такой невероятный кульбит, чтобы залететь в открытую фрамугу с одной стороны вагона, пролететь над головами, и вылететь на улицу, причем не прямо, а по диагонали, и именно в окно, а не попасть в стену или не угодить в голову кому-нибудь из пассажиров.

                Всю дорогу от Сочи, мне было не по себе от испытанного потрясения, потому что как раз бутылка пролетала над моей головой. И таких счастливых случаев много бывает в нашей жизни. Бог все контролирует.


                Забавы  брата  и  Вали.   

             Сараи для нас выполняли еще одну важную роль. Зимой, когда снега было очень много, сугробы доходили до метра, мы забирались на крышу сараев и прыгали с нее вниз в сугробы. Нам нравился и сам полет и пребывание в сугробе, как на царском троне. Однажды ко мне подошли мой брат и подружка Валя, подвели к нашему сараю и сказали: "Марина, попробуй, лизни языком замок, очень вкусно". Я всему верила, хотя  мне было уже около шести лет, И я, не подозревая подвоха с их стороны, прикладываюсь языком к металлическому замку. На улице сильный мороз. Язык прочно прилип к замку. Я ору от боли, им же смешно. Они были мастера на пакости.

           Еще один дикий случай придумала эта парочка. Это было в конце лета, в августе. Стоят теплые предосенние деньки. Вызывают меня из дома и говорят: "Маринка, идем скорее, там такое, такое, скорее бежим." Я развесила уши от любопытства. Они меня привели к одному из наших уличных туалетов (уборных). "Марина, -  это там внутри, открывай дверь, заходи".  Я захожу внутрь, ничего особенного не вижу, все как обычно. Хочу выйти. Для этого надо взяться за ручку двери, чтобы открыть ее. Берусь и с воплем выбегаю. Они изнутри намазали эту ручку содержимым туалета. Им очень весело, они хохочут. Моему возмущению нет предела.

                Я лезу с ними в драку и взаимно измазываю их грязной рукой.  Я всегда была очень брезглива, и мне нравилась чистота. Я долго, с остервенением отмываю с мылом руки в умывальнике. Они старше меня, уже школьники, отучились в первом классе, поэтому разные мысли их посещают чаще. Мне до такого не додуматься. Сейчас моих приятелей детства, соседей - сестер Вали и Нади и их брата  Николая, уже давно, лет двадцать, как нет на этом свете. Конечно, совсем не значит, что были одни только пакости. Нет, у нас были и хорошие совместные игры. Но эти экстремальные события я запомнила.  И когда я сейчас часто слышу: "Почему, Бог, такой не справедливый? Почему дети, бывает, уходят в детстве. Это же невинные ангелочки. Куда смотрит Бог?!"  Я вспоминаю мерзкие затеи моего брата и подружки детства. Мне в эти минуты их самой, невинных ангелов, хотелось убить, но я только плакала от бессильной злобы. Ангелочки-дети бывают очень жестокими и коварными.



ГЛАВА    7.5.       Философские размышления.  Учеба брата.  Капище.

          Сейчас, когда я слышу такие речи, и обиду и претензии к Богу, мне всегда вспоминается один известный жизненный факт. Дело было в самом конце восемнадцатого века. Тогда, в раннем детстве, один известный в будущем декабрист, один из пяти повешенных - Кондратий Рылеев, очень тяжело заболел скарлатиной. В то время эта болезнь была неизлечимой. И, вот, мать Рылеева, полная горя и отчаяния, будучи глубоко религиозной, долго, упорно молилась Богу, просила, чтобы сын остался жив и выздоровел. Бог услышал ее исступленные мольбы. Ей было такое видение. (Бог послал своего ангела). "Вот, смотри и выбирай. Твой ребенок сейчас умирает и переходит под крыло и опеку самого Господа Бога, и будет вечно пребывать в прекрасных, райских кущах. Или его ждет страшная и позорная смерть, как государственного преступника, и страшное, вечное пребывание в аду". "Нет, пусть он только живет! - Да, будет по слову твоему", такое был ответ ангела. В декабре 1825 года Кондратий Рылеев был арестован, как один из самых главных участников декабрьского восстания, его идейный вдохновитель, и в  июле 1826 году повешен.

              С этим своим видением, встречей с ангелом, мать Рылеева, при своей жизни делилась со знакомыми, со священником,  и, таким образом, эта история дошла до нас. Она рассказала, что ангел показал ей все этапы ее сына. Учебу в кадетском корпусе, участие в запрещенных политических объединениях и, как итог - смерть через повешение. У нее был выбор для прекрасного будущего своего ребенка, пока на нем еще не было греха, но ее материнский эгоизм лишил ее сына рая, а привел в ад. Она забывала, что наши дети - это, - люди, которых Бог дает нам в управление на малое время, для наставления в Православной вере, а потом, когда Ему угодно - забирает. А она решила, что это ее - собственность, и вырастила его безбожником. А, как известно из Евангелия, безбожники Царствия Божьего не наследуют!

         "Иных уж нет, а те далече.. "    - написал поэт. Было ли это все в моей жизни, или только плод моих фантазий?  С годами десятилетия спрессовываются в одно мгновение. Сколько людей уже ушло из этого мира, сколько пришло в него новых!  Конечно было, раз было детство, и все в памяти. В памяти и школьные годы моего брата. Он приходит из школы, снимает свою полувоенную, школьную форму, садится за уроки. Я умираю от зависти, и стараюсь не шуметь, - вполне осознаю, каким важным делом он занят. Мне еще до школы целый год, когда я буду также важно приходить, раскладывать свои тетради, и пыхтя от напряжения выводить свои палочки и крючочки. Письмо брату дается тяжело. Чернила с ручки капают в тетрадь, оставляя жирные кляксы. Он достает промокашку и старательно промокает брызги. Брат нервничает, злится, что у него не все гладко получается. Винит меня: "Это из-за тебя у меня кляксы, ты мне мешаешь работать, - иди на улицу и гуляй. И не заглядывай ко мне в тетрадь". Я удаляюсь. Брат, кое-как, со слезами исписав две строчки своих загогулин, тоже на улице.   "Я выполнил домашнее задание!"

            Спустя какое-то время брат уже читает по складам.   "Ма-ма    мы-ла    ра-му" - крупно выведено в его книге.  Букварь! Через пол-года он уже учит какое-то стихотворение. Опять слезы,  брат ничего не может запомнить. Мать с ним занимается. Уже несколько раз прочитаны стихотворные строчки, я уже все давно запомнила, и без ошибок шпарю, а брату наука дается тяжело. То, что я уже все рассказываю без запинки, его еще больше раздражает, он бросается на меня с кулаками. Я убегаю. Самое тяжелое время дня - когда брат делает дома уроки. Без слез, криков и угроз не обходится. В школе жесткие правила. Уже начали проставлять отметки, учителя строгие и немилосердные, как и вся советская действительность.

                Школьный год скоро заканчивается. Брата кое-как переводят во второй класс. По радио бесконечно передают о полете Гагарина в космос. Он недавно осуществил свой полет. Также об этом полете узнаем из газеты. Отец с матерью всегда выписывали газету "Труд", и журнал "Крестьянка". Также выписывали "Роман-газету", где печатали новинки художественных произведений.  Коммунистами они не были, поэтому выписывать газету "Правда" им было не обязательно.  Фотографии в газете тех лет - Гагарин в море цветов, Гагарин с Фиделем Кастро, Гагарин с Хрущевым. Гагарин там, Гагарин - сям. Часы напролет по радио идет вещание о полете, о жизни, семье, поездках Ю. А. Гагарина. Как Фигаро в опере.   "Фигаро здесь, Фигаро там",   - пел Магомаев по радио.

          Что запомнилось?   Это, то, что Гагарин прилетев из космоса на всю страну провещевал:   "Я облетел всю Землю, но я не встретил Бога. Это все происки церковников. Только благодаря Партии и Правительству и лично Никите Сергеевичу Хрущеву, я побывал в космосе!"   Это было время очень сильной атеистической пропаганды. Страна активно боролась с Богом! Довод Гагарина достойный только дебилов! Разумный человек над таким доводом, только повеселится. Но - Никита, - как все звали Хрущева, был из той дебильной породы людей. Страна, отвернувшись от Истины - Иисуса Христа, стала поклоняться сатане, и обожествлять людей, результат этого - возникшие Культы личностей: Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, и их приспешников. Им воздавались почести достойные только Бога. Это было безумием. Отсюда войны, голод, распри и убийства, убийства... Бог своей Славы не отдавал никому из людей, и не служа Богу, народ обязательно служит дьяволу. Цель которого - украсть, убить и погубить. Почти целое столетие страна обожествляла  такую личность, как Ульянова (Ленина), настоящего антихриста-сатаниста, кровожадного злодея.

                Ему, этому антихристу-людоеду, в самом сердце России, на священной для каждого русского сердца Красной площади, где строили только Храмы Господа нашего Иисуса Христа, в расцвет гонения на Церковь, как апофеоз разгула сатанизма в стране, символа отречения от Истины - Христа, соорудили мавзолей, по архитектуре напоминающий алтарь-капище древних языческих богов, находящийся в древнем городе Пергаме, и пирамиды, которые также были культовыми сооружениями, которые были полны невидимых, злобных духовных существ - бесов. И это сооружение на Красной площади - не просто гранитное здание, - это скопище бесов в Центре Москвы, воздействующее на умы и поступки людей. Но, хвала Господу, что неподалеку восстановлен Ему Храм - Храм Христа Спасителя, ангелы которого, нас охраняют от злобных бесов.


                Пергамское  капище.

                Пергам, как символ торжества сатаны и его духов - бесов. И мавзолей Ленина - подобие пергамского  алтаря - также капище бесовское в центре России, и пока не будет снесено, страна будет пожинать плоды своего безбожия - убийства, разврат, злодейства, нищету. Во всем всегда есть духовная основа. Пергам, как город полный бесов, которым приносили жертвы, закономерно был разрушен, так как Бог Всемогущий Свой Славы не отдает никому, и люди поклоняющиеся бесам были уничтожены. Пергамский алтарь был вывезен в Германию, и мистик Гитлер, надеялся с его бесовской силой завоевать весь мир. Но, конечно, Бог этого никогда не допустит! Но безбожие и отречение от Христа, людям всегда очень дорого обходится, кровь всегда льется рекой. И это произошло с Россией. Она предпочла вместо служения Богу, служение дьяволу и пожала, и до сих пор пожинает плоды своего отречения - войны, бедность, уменьшение продолжительности жизни, всяческое неустройство, кризисы и замещение народа, - расплата - достойная деяния. И еще не принесла страна достойного покаяния за свое отречение от истинного Бога, поэтому невзгоды не кончаются. Бесы еще торжествуют, хотя масштаб их разрушительной деятельности, уже не тот, что был в тридцатые годы двадцатого столетия.

            Наивная Россия развернувшая широкомасштабную войну с Богом, уничтожала Библии - Слово Божие, сносила красивейшие сооружения Храмы, с любовью отстроенные предками, уничтожала иконы. Погрязла в своем безумии!   "Бодался теленок с дубом",   - такой рассказ есть у  А.И. Солженицына.  Строчки из басни  И.А. Крылова: "Ай, Моська, знать она сильна, что лает на Слона!"  Повзрослев, я написала стихотворение, в котором есть таки строки:         

           "...Поколение, не знающее Бога, поднялось, как мака дикий цвет. В жизнь уйдя с отцовского порога не взывало к Иисусу - нет! Выполняли планы пятилетки, в космос запускали корабли, сталь варили, лес валили, нефть качали, но о  ГЛАВНОМ, даже думать не могли!  Со смешком ехидным говорили: "В космосе Гагарин побывал, но, вот, Бог, которого вы чтили, ему даже бородой не помахал! Где ваш Бог? Ну где он, вы скажите? Нет, его и не несите бред. В мавзолее нам положен Ленин, и он нам сказал, что Бога - нет!"

          Слава Богу, что всякому идиотизму приходит когда-нибудь конец! И страна снова медленно, но верно движется к Творцу Мироздания! Во всякой причине есть свое следствие! Сейчас спустя многие годы, анализируя некоторые, как бы случайные факты из моей жизни, я понимаю, что случайностей не бывает! Для каждой судьбы уже что-то предназначено свыше, и чтобы люди могли понять, что они не цепь невероятных случайностей в мире хаоса, а гармония Божественного плана для их жизни. Уважаемый мною профессор Московской Духовной Академии А.И. Осипов сказал: "Без воли Божией и комар на нос не сядет и не укусит"!

                Случай  на  реке.

                Несколько раз я находясь на волоске от гибели, получала нежданную помощь. У Бога свои времена и сроки прихода и ухода людей. С годами я стала понимать, что Бог все контролирует в нашей жизни, и почему убийство такой страшный грех, - потому что искусственно прерывается, без Божьей воли, Его план на этого человека, и еще страшнее, когда сам человек, добровольно это делает, поставив себя на место Бога, не имея права, как ему, человеку, угодно распоряжаться своею жизнью, дарованной ему Творцом!

            Было жаркое лето. Я пошла купаться на реку, которая была не очень далеко от дома. Река не широкая, и не узкая. Достаточно бурная река. Мне нет еще и семи лет. Обычно я заходила в воду по колено и так плескалась. Но теперь мне захотелось зайти подальше от берега. Зайдя по пояс, я чувствую, что река меня пересиливает и меня сносит течением. Я пытаюсь удержаться, но реально понимаю, что все, это конец. Вода, чем дальше от берега, тем холоднее. Меня отнесло уже на несколько метров, плавать я не умею, а даже если бы и умела, течение все равно относит все дальше на глубину. Мне страшно. Я громко кричу, что есть силы: "Помогите, тону"! Мой зов был услышан. Девочка постарше, лет тринадцати, увидела с берега и успела помочь мне выбраться. Не случайные случайности! Сколько их еще будет в дальнейшей жизни.

                ***

                Где прошли детские годы, с их радостями и печалями, где стояли наши бараки, а рядом  с ними были огороды с картофелем, с их радующими синими цветочками в период цветения, так как других цветов у нас во дворе не было, и только над цветущим картофелем горделиво возвышались солнце-подсолнухи, с большими желто-оранжевыми головами. Урожая  на севере подсолнухи не давали, но радовали своим теплым видом. О многообразии цветов, я не представляла и была поражена, сойдя в поезда в Нальчике, красотой метрового георгина, когда первый раз оказалась на юге - в пионерском лагере  в 1968 году.
 
         На месте наших бараков, давно стоят многоквартирные дома и ничего не напоминает о тех днях. Как будто и не было здесь никогда другой жизни, и других людей, менее искушенных, чем теперешние с их компьютерами и всякими разными "гаджетами", но живущих, радующихся и страдающих. Некоторые из них еще живы, многие уже перешли в иной мир. Конечно, совсем "темными", мы не были. По радио передавали очень интересные  программы. Было много детских передач, отличного качества. Мы слушали замечательные сказки в исполнении прекрасных артистов знаменитых театров. Звучали душевные песни в исполнении настоящих певцов. Халтурщиков, таких как теперь, в эфире не было. Звучали сильные голоса Людмилы Зыкиной и Ольги Воронец, слушали Анну Герман, Лидию Клемент, Майю Кристалинскую. Пел свою "Ямайку" юный  итальянец  Робертино Лоретти.



                Ч А С Т Ь          В О С Ь М А Я.

ГЛАВА    8.1.           Шалатоновы.    Учкомбинат.

              У соседей через стенку появилось чудо! Крошечный телевизор-духовочка. Первый в нашем бараке в 1961 году. Интеллигентная семья  Шалатоновых доброжелельна и очень культурна. Никогда я не слышала от них грубого, неприличного слова. Эта семья всегда трезвая, - муж и жена. Уже не очень молодые, дружные люди. Где-то отдельно жил их взрослый сын, я его ни разу не видела. Шалатоновы  особенно ни с кем не дружат, но и ни с кем не скандалят. Они только здороваются и улыбаются, встречаясь в общем коридоре. Шалатоновы ко мне относятся хорошо и иногда приглашают  посмотреть телевизор.

               Мне  у них нравится. Чистая, уютная комната, обставленная хорошей мебелью. Их гостеприимством, я стараюсь не злоупотреблять. Только когда они несколько раз сделают приглашение, я прихожу. Показывают фильм  режиссеров братьев Васильевых "Чапаев". Фильм выпуска 1934 года!  Чапаев - актер Бабочкин, представил свою версию героя Гражданской войны. Именно таким,  Чапай  запечатлелся в умах людей, когда в  70-х, 80-х годах, в моде были многочисленные анекдоты про эту легендарную личность. Очень хорошо запомнилась "психическая атака" из этого фильма. Братья Васильевы! Если бы не вы, то я бы и не знала какие плохие "белые" и какие хорошие - "красные".  Иногда звали смотреть мультфильмы.

           Хлеба и зрелищ! Вечная тема, как она была актуальна в Древнем Риме, так и под нашими заборами. О хлебе я немного поговорила  (толокно), поговорила и о зрелищах -  (телевизор с экраном со спичечный коробок, с линзой для его увеличения). Но мы росли требовались витамины и минералы. С витаминами на Севере было сложновато, но зато минералы всегда были под рукой. В бараках, где мы жили стены были оштукатурены, а это - неисчерпаемый запас кальция. Я отламывала от стенки кусок штукатурки и съедала. Кальция мне требовалось много. Но мы понемногу  взрослели и становились умнее.


                Недалеко от нашего дома находился  УЧКОМБИНАТ. Двухэтажное, деревянное, оштукатуренное здание еще довоенной постройки. Каким-то чудом оно сохранилось и до наших дней. В этом здании обучали профессии шофера. Надо сказать, что в те годы в нашем городе было много красивых деревянных построек, которые в 70-е годы были в своей массе уничтожены. Здания имели два, а то и три этажа. Это были не однотипные "хрущевки", заполонившие всю страну, а архитектурные сооружения. Некоторые - уникальные. Здания украшались различной резьбой, красивыми колоннами и другими элементами декора. Дорические колонны. Как красиво это звучит! Но это было правда. Впоследствии, на их месте появились бездушные бетонные коробки, уродующие город и души, а красивые дома остались только в памяти и на старых фото. В лагерях  отбывали свой срок, помимо всех прочих, и прекрасные архитекторы, и они воплощали в Северном свои шедевры в дереве. В основном это были здания до военной поры. Много известных людей прошло через Северный - актеров, поэтов,  писателей и художников. Многие остались лежать в земле севера, а некоторые и уцелели. Эти люди оставили свой след в культурной жизни города.

            Мы повадились ходить в вечернее время в этот Учкомбинат. Нас человек пять.  Двери тогда запирались поздно. Когда занятия заканчивались, классы опустевали, тогда приходили - мы, заполняя собой пространство. Была классная доска. На ней всегда лежали куски мела. Мы сколько-то съедали на  месте, сколько-то прихватывали с собой.  Минеральный голод был удовлетворен! Мел - это тебе не кусок грязной штукатурки.  Это была интеллектуальная пища. Но потом, видимо, администрации надоело чаще, чем следовало закупать куски мела, и двери в классы стали закрывать на ключ. Сторож стал более бдительным и прогонял нас. Походы в Учкомбинат прекратились. Но там нам нравилось не только из-за кальция, а нравилось большое пустое пространство здания, просторные классы и высокие парты. Мы бегали и резвились сколько душе угодно, и еще рассматривали, имеющиеся в больших количествах, наглядные пособия. Это тоже обогащало наши знания о мире. В бараке маленькие комнатки, а здесь - широта и раздолье, и мы - одни. Но всему приходит конец. Это все еще до школы. Мы всегда что-нибудь находили для души. И надо сказать, что нас не так, уж, часто и гоняли. Взрослые тоже понимали, что нам требуется разнообразие. Эти наши добровольные экскурсии не были обязаловкой, поэтому приносили много пользы.


ГЛАВА    8.2.        На  плотах.    Балерина.     Надя.

             Были и другие интересные занятия. Лодок и накрученных яхт у наших родителей не было. Но мы тоже любили водные путешествия. Мальчишки постарше умели делать плоты. Кем-то, когда-то, зачем-то не очень далеко от дома, были вырыты глубокие ямы. Эти ямы были заполнены водой. Глубина метра четыре, диаметром метров двадцать. Зачем море, если есть рядом водохранилища, тем более, что никто из нас на нем никогда не был. Нам хватало и этих водоемов. Из ненужных досок, дверей сколачивался плот. Веслами служили длинные палки. Это было счастье кататься на плотах. Поднимался адреналин. Надо было соблюдать равновесие и слушать старших мальчишек. Они знали все, как требуется вести себя на плотах. Мне очень хотелось грести веслом. Иногда мне давали, но оказывалось, что это только выглядело легко, а на самом деле нужно было иметь силу и опыт, и бывало, что я теряла из рук палку, которая оказывалась в воде. Не хватало сил ее удерживать. Случались и опрокидывания, но все заканчивалось благополучно. Взаимопомощь присутствовала в таких забавах.


                Песенные  конкурсы.

                Меня также тянуло к искусству. Хотелось научиться играть на пианино, хотелось уметь петь и танцевать. Но моих родителей, мои желания совсем не волновали. Они даже не подозревали о моих мечтах. А если бы узнали, то, наверное, очень бы над этим посмеялись. Сыты, одеты и ладно. Что еще? "Маринка, в школе учись хорошо. Будешь -  работать "белоручкой", - говорил отец, подразумевая чистую работу портнихи. Конечно же, мы во дворе пели. Пели, что знали, что слышали по радио.

                Детских песенок, которые разучивались в детских садах, мы не знали, а только те, что звучали по радио. Пели мы их, иногда, абсолютно не понимая смысла слов. На улице, в своем дворе, пели громко, совершенно не стесняясь прохожих. Об этом даже не задумывались. Песен знали много, детская память хорошая. Что пели в столице, то пели и мы. Особенно с подругой Валей мы любили песню "Ночь была с ливнями и трава в росе, про меня счастливая говорили все..." Раскачиваясь на качели во дворе нашего дома, мы вовсю горланим эту песню.  В школу мы еще не ходим, как реагируют взрослые на наше пение нас совершенно не волнует, безо всякого смущения дерем глотки.

           Смысла слов я не понимаю. Что за ночь "сливняя"?  Представляю себе большие сливы, а что речь в песне о дожде даже не догадываемся.  Нам очень нравится раскачиваться на качели и петь. Еще любим песню "Сиреневый туман над нами проплывает". Особенно она была  популярна в 1963 году, хотя написана, еще, говорят, в военную пору.  "Над тамбуром горит  полночная звезда". Я не знала, что такое тамбур, такого слова не слышала. И мы пели: " На Там бурам горит полночная звезда".  Думали, что это какая-то гора - Там бурам. И над этой горой горит звезда. Однако песня душещипательная. И что "С девушкою я прощаюсь навсегда" очень трогает. Парня жалко. И мы скорбными, бабьими голосами вопим эту песню.

                Потом лет через двадцать, когда я уже была вполне взрослой, эта песня снова стала очень популярной в исполнении певца Маркина. И ему стали приписывать авторство, хотя когда мы эту песню распевали он еще, должно быть не родился,  или под стол пешком ходил. В самом начале 70-х годов, когда я обучалась в Вологодском педучилище, нам нравилась песня "Я бы жизнь твою, как кинопленку прокрутил на восемь лет назад, чтобы снова стала ты девчонкой  чистой, нежной, как весенний сад... и т. д .", и мы часто ее распевали.


                Но в конце 80-х годов эта песня снова нашла того же автора - Маркина.  Чудеса!  Так же песня "Черемуха" нам была известна в 70-х годах. ("Почему черемуха, почему бела, почему вчера еще я с тобой была?").  Получившая популярность в исполнении певца Маркина. Зато не надо самому сочинять. Очень удобно. И  все бы ничего, но этим песням стали приписывать авторство указанному певцу. Я думаю, что эти песни были написаны гораздо раньше. Годах в 40-х - 50-х, каким-нибудь безызвестным автором бесследно сгинувшим в многочисленных лагерях СССР. Сколько их было? Но "рукописи не горят", - так  написал в своем романе  "Мастер и Маргарита"  писатель  Булгаков.


                Балерина. 

               Однажды к нам в барак залетело неземное существо. Девочка, чуть постарше, лет восьми. Как она оказалась в нашем коридоре? Изящная, ножки поставлены красиво, и одета не так как мы. На ней модное в ту пору платье  "солнце-клеш". Конечно, и нам хотелось перед ней как-то показаться, покрасоваться. Но нашего ума хватило только на дразнилку: "Солнце-клеш, как живешь"! На дразнилку девочка не реагирует. Это ниже ее достоинства. Волосы на голове у нее стянуты в тугой узел, в руках - синий, балетный чемоданчик. "Балетка", - как она его называет.

              Девочка открывает чемодан. Там - балетные туфельки и юбочка-пачка. Другой мир! Она нам показывает несколько "па", рассказывает о танцевальных позициях. Мы с Валей пытаемся повторить движения в коридоре нашего барака. Коридор обширный и чистый. От неокрашенного пола стоит хороший запах древесины. Девочка, глядя на наши потуги, снисходительно улыбается. А я представляю, как я стою на сцене и танцую, высоко задирая ноги. Срываю аплодисменты, потом беззаботно бегу, размахивая балетным чемоданчиком. Это предел моих мечтаний. Как девочка неожиданно появилась, так же неожиданно и упорхнула. Больше мы ее никогда не видели. Я еще несколько раз в коридоре пытаюсь, что-то балетное, заимствованное у девочки произвести, но потом мне это надоедает. На цыпочках стоять больно, равновесия я не удерживаю.

            В  Северном в те годы, при Доме культуры, были сильные оперные и балетные студии. Мы, конечно, в наших бараках об этом не знали, но были люди которые знали, и учились этим видам искусств, перенимая знания у талантливых актеров. В тридцатые-сороковые годы было много репрессированных известных деятелей культуры, работавших в ведущих театрах Москвы и Ленинграда, которые отбывали свой срок в Северном. После окончания лагерного срока, им запрещено было возвращаться в свои столичные города, и многие предпочли остаться в Северном. Они передавали свое незаурядное мастерство детям и подросткам.

            Некоторые из обучавшихся достигли весьма высоких результатов, получив в шестидесятых годах, первые познания о профессии от бывших лагерных заключенных. Одна из них, -  Татьяна Ерастова, стала Лауреатом множества премий, Народной артисткой России и ведущей оперной солисткой Большого Театра в Москве. Наша балетная незнакомка также обучалась у балерин, бывших до заключения - солистками театров Оперы и Балета страны. В пятидесятые годы они освободились, но продолжали проживать в Северном, работая балетмейстерами.

               Появление балетной девочки в нашем бараке не прошло бесследно, потому что после этого, мама сшила мне и Вале по юбке   "солнце-клеш".   Мы самозабвенно кружимся на улице, юбки стоят колоколом, мальчишки смеются.


                Надя. 

               Жили мы не богато, но не голодали. Что такое голод двадцатых,  тридцатых, сороковых годов, который испытали наши родители, нам было неведомо. У нас была крыша над головой, и на каждый день у нас была пища. Одеты мы были, конечно, скромно, но в лохмотьях никто не ходил. Это не было время беспризорников двадцатых годов и сороковых военных и послевоенных, хотя и в те годы были очень обеспеченные люди. Во все времена были богатые и бедные. Но я вспоминаю Надюшку мою младшую соседку. Я о ней уже упоминала в своем повествовании.  Она совершенно не озабочена своим внешним видом. Короткие волосы подстрижены клочками. Очень старенький свитер, под ним ситцевое, застиранное платье с подолом разной длины, под подолом  -  мышиного цвета, грубые сатиновые, ветхие шаровары. Шаровары натянуты на стоптанные кирзовые, детские сапожки.

              Именно такая фотография сохранилась  у меня из тех, далеких дней нашего детства. На фотографии  -  я - Марина, Надюшка, Валя, и еще одна девочка из соседнего барака. Ей восемь лет, но она очень высокая и на фото у нее только пол-головы. Самые маленькие по росту  -  сестры Надя и Валя. Одна Валя, как всегда, серьезная. Надюшке шесть лет, мне семь. Мы стоим рядом. Мы счастливы и довольны. На фото радостно улыбаемся. Нам хорошо. Погода прекрасная, скоро осень. Поэтому балетная девочка, попавшая в наш мир, из другого,  была -  диссонансом!

            "Мое босоногое детство, мелодия белых ночей. Вернуть, мне, скажите, где средство, нас, тех, желторотых грачей?"

              Строчки, которые написала я, не очень давно. Босоногое, - это не метафора. Мы тогда летом часто ходили босиком. Какая-то обувка, у нас, конечно, же была. Но нам нравилось ходить по улицам босиком. Дворы у нас были достаточно чистыми. Но об этом мы не думали. Это было удовольствие босиком ходить по земле, по траве, чувствовать землю. Летом ночи действительно были белыми. Вполне можно было читать, никакого освещения не требовалось.


                *****

                Дорогие друзья! Пора мне заканчивать свое повествование о жизни в "бараке  № 2" в нашем Северном городе.  Многое я рассказала, вместе с вами вспомнила о былых днях.  Впереди новые истории. Впереди - "барак  №  3".  Отдаю дань не существующим уже давно жилищам, ушедшим людям и, безвозвратно, ушедшему детству, затем и юности и зрелым годам жизни. Каждый этап имеет свои особенности, -  прелести и разочарования. Все то, что называется жизнью! Повествование мое еще не заканчивается. Еще много историй впереди!


ГЛАВА    8.3.         Славик  Голованов.      Смерть.      Михаил  Седов.

            Но прощаясь со вторым бараком, хочу все же упомянуть еще о некоторых его обитателях, оставивших также свой след в моей жизни, о которых я еще не поведала. Это наш дорогой приятель Славка Голованов, или Славик, как мы чаще его называли, из другого подъезда нашего дома. Старше нас примерно на два года. Славик опытный человек. Он ничего не боялся, много чего знал и умел. Свои практические знания жизни Славик передавал нам.

                У Славика была тяжелая жизнь, но он стойко переносил жизненные невзгоды и не жаловался, но мы все понимали и жалели его. Отца у Славика не было, была одна мать. Когда-то, очевидно, это была красивая женщина, а теперь опустившаяся, всегда пьяная. Славка этого, конечно, стыдился. Она когда-то жила в Москве, потом оказалась в Северном. В доме ее так все и называли -  "Анька-пьяница".  В бараках отцы у многих пили, это было не в диковинку, но чтобы пили женщины это было редкость. Славик ухаживал за ней, заступался за нее. В нем была прекрасная черта, он не был обозленным человеком, наоборот, был очень доброжелательным ко всем, и никогда не отказывал в помощи. Он знал много игр и учил нас. Славика мы уважали. Потом, когда мы уехали из этого дома, как он жил я не знаю. Но уже, будучи, взрослой узнала, что Славик стал капитаном дальнего плавания. Думаю, что это был очень хороший капитан.

          В одном подъезде со Славиком жил его друг. Друга также звали Николай, как и нашего неугомонного соседа Кольку. Фамилия друга была -  Бялко. Он был постарше года на четыре, поэтому с нами общался мало. Однажды к нему с Украины приехал двоюродный брат Анатолий. Его одногодок. Мальчик очень красивый. Все наши девчонки сразу влюбились в него. Он только всем улыбался. Именно Толик собрал нас всех и предложил забраться на крыши сараев. Сараев не нашего, а соседних бараков, у которых крыша была очень длинная, и бегать по ней наперегонки. Нам это предложение понравилось. В этом было лихачество, потому что бегали не по земле, а на высоте. Надо было соблюдать осторожность. Это придавало остроты ощущениям.

               Когда Толик, погостив недели две, уехал, наши соревнования на крыше прекратились. У него были организаторские способности. Это был 1962 год. Через семь лет в 1969 году девятнадцатилетний Анатолий, находясь в Армии, был убит китайцами на острове Даманский на Дальнем Востоке, во время вооруженного конфликта. Он погиб, как герой!

          Еще о некоторых взрослых людях хочу упомянуть. За одной стеной у нас жили интеллигентные Шалатоновы, за другой также семейная пара, -  Костя и Ангелина, - Геля. Они тоже были бездетные. Им было лет по сорок. Костя, изможденный, высокий, худой мужик. Все лето он ходил в майке-алкоголичке.  Чем они занимались в жизни я не знаю. Одно только обстоятельство приковывало к ним внимание. Когда Костя напивался, то хватал топор и набрасывался на свою Гелю. Она с криками о помощи, в чем была, выбегала на улицу.  Костя с топором и с воплем: "Убью - ю-ю-ю, тварь",  -  устремлялся  за ней, и так они делали несколько кругов, вокруг барака. Потом возвращались домой.

            Также в нашем крыле, в смежной комнате с Костей и Ангелиной,  жили литовцы - муж с женой. Уже немолодые. Жену звали Фрося. Кто такие и чем занимались, мне было неизвестно. Они, пока мы жили в этом бараке, несколько раз, во время отпуска, ездили в Литву. Благодаря им я узнала о  существовании такого места.  Приезжали с подарками, и всем в подъезде что-то национальное, литовское дарили. Меня несколько раз приглашали к себе в комнату и угощали вкуснейшим борщом, какой умела варить Фрося. Показывали интересный альбом с видами Литвы и акварельными рисунками литовских детей. Это было очень интересно и познавательно. Меня они любили. Говорили: "Это тебе, Мариночка, передают привет дети из Литвы". Рассматривать этот альбом было очень радостно, потому что были радостные рисунки, на которых были изображены красивые, необычные дома, синее небо и много нежной зелени и цветов, а также жизнерадостные, светлоголовые литовские дети. С нашими унылыми бараками не было никакого сравнения.

                Размышления  о  смерти.

               Я очень любила зиму. Зимой огороды превращались в снежные поля. Я ложилась в сверкающий снег, и подолгу смотрела в чистое, голубое небо и наблюдала за движением проплывающих облаков. Лежать на чистом снегу мне очень нравилось. Жизнь казалась бесконечной и прекрасной. О таком понятии, как смерть, мы не задумывались. Но от нее, конечно же, было не уйти. Через наш двор проходили похоронные процессии. Это было жутковато. Медленно проезжали грузовые машины с откинутыми бортами. В кузове, толстым слоем, набросаны еловые ветки, и на них стоял красный гроб. За машиной шла группа музыкантов-трубачей, играющих душераздирающую мелодию, потом в первых рядах шли плачущие родные.

          За ними шли  уже все остальные участники действа, несущие венки, также из еловых ветвей, с вплетенными искусственными цветами. Смерть у меня ассоциировалась с еловым запахом, и потому иногда мне были неприятны накануне Нового года еловые запахи в городе. Первое впечатление и узнавание такого печального события, как смерть, я получила около шести лет. Приятели позвали в соседний барак. "Марина, - пойдем посмотрим, там умер дедушка". Мы пошли. Зайдя в коридор, я увидела прислоненный к стене красный гроб, рядом стояли венки. Покойник находился в комнате. В комнату я не пошла. Была очень гнетущая атмосфера и я пошла к себе домой.

            Смерть, которая приходит всегда неожиданно и нежданно, ни одного еще из миллиардов и миллиардов, живущих на земле не минула. От нее не уйти и не откупиться. Она всегда за спиной. Можно излечиться от тяжелой (неизлечимой болезни), обмануть смерть на какое-то время, но она заходит уже с другой стороны. Ушли от нее из-за болезни, пришли к ней по несчастному случаю, которых, в ее арсенале великая масса, и которых даже перечислить невозможно. Также наши дни на земле ограничены.

            В Библии в  Псалме 89, стихе 10   написано:   -    "Дней лет наших семьдесят, а при большей крепости восемьдесят лет, и  самая лучшая пора их -  труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим".    Я, как Православная христианка, безусловно верю в бессмертие души, что наши личность неуничтожима, и впереди у всех - вечная,  истинная жизнь, и как надо беречь свою душу от соблазнов, чтобы не оказаться в аду, где власть имеет сатана. И страшный грех самоубийства совершил наш знакомый Михаил.

                Михаил  Седов. 

                Второй раз, это случилось очень скоро после первого.  Мы сидели с братом на печке и слушали по радио увлекательную сказку, жуя хлеб. У нас с братом постоянно шли конфликты из-за горбушек черного хлеба. Сам хлеб мы ели мало, но очень любили посыпать горбушки солью, а потом натирать чесноком и есть. Причем натирать надо было обязательно черный хлеб. Когда натирали горбушки серого, вкус был другой и нам он не нравился. Горбушек было всего две, нам этого было мало, поэтому каждый стремился первый захватить эту часть хлеба. В тот день у нас все было мирно. Каждому досталось по целой горбушке. Мы наслаждаемся хлебом и сказкой. Мать уже пришла на обед с работы, и неожиданно, не вовремя, раньше положенного приходит  с работы озабоченный отец. С ходу, не раздеваясь он говорит:   "Мишка повесился!".   Мать встрепенулась от такой новости, лицо ее потускнело.    "Это  Машка, гадина, виновата! Из-за нее Мишка удавился", -    сделала она свое заключение.

              Михаил Седов, приятель отца по заводу, жил в соседнем бараке. Михаил работал на инженерной должности в кузнечном цехе. Мне он нравился, иногда он приходил к нам и играл с нами, детьми. Любил меня высоко подкидывать к потолку. Я смеялась и радовалась. Это был красивый мужчина, серьезный, всегда прилично одетый. Он носил хорошие костюмы с галстуками.    "Из габардина",  -  пояснял отец, сам же он ходил в военных брюках -   "галифе"    и потертом свитере. Просыпаясь утром, отец обращаясь к матери говорил:   "Нинушка, где мои "гали"?  Так он называл эти свои штаны цвета хаки.  На узкую часть "галифе", натягивал сапоги.

           Михаил Седов был на два года моложе отца. Ему в ту пору было тридцать семь лет. Мне нравилось бывать в комнате у Миши и Марии, его жены. Детей у них не было. Особенно мне нравилась их ширма в японском стиле. Она придавала комнате необычный, импозантный вид. Рядом в большой кадке росла обширная домашняя роза.

           Мария и Михаил выглядели очень дружной парой. Их всегда видели вместе. Михаил в дорогой одежде и Мария в дорогих платьях и пальто. Мария была старше его на десять лет. Это была обесцвеченная пергидролем блондинка. Всегда у нее были накрашены, в виде сердечка, губы яркой, красной помадой. Как объяснила мать, Мишка повесился из-за ревности. Он очень ревновал Марию. Возможно, у него был к этому повод. Мария своей яркой внешностью привлекала внимание мужчин.

            Я запомнила дорогу на кладбище, куда меня взяли родители. Медленно шла процессия. Мария, в черном, шелковом платье и в кружевном черном шарфе на голове, выглядела очень привлекательно. Ее, как безутешную вдову, поддерживали под руки сослуживцы Михаила. Идти было тяжело.  Дорога на кладбище, которое тогда находилось далеко за городом, была разбита, и надо было умело обходить многочисленные лужи. Сейчас это место почти в центре города. Там уже очень давно никого не хоронят. Могилы закрывают старые, разросшиеся березы. Сейчас это считается мемориальным кладбищем, где были похоронены   "жертвы репрессий", хотя там нашли приют разные люди, в том числе и охранники этих  "жертв". Смерть всех уравняла в правах.   В 1946 году на этом кладбище была похоронена видная солистка Московского музыкального театра имени Станиславского  -  Сусанна Геликонская, прибывшая по этапу в 1936 году.

               Мой отец любит похороны. Он всегда присутствует на таких церемониях. Его обязанность - нести гроб. Он это делает очень ответственно. На рукаве у него красная повязка. Многих своих приятелей он перехоронил. Когда умер сам, то была проблема найти похожих распорядительных людей. К этому моменту почти все его приятели были в земле. Отец с удовольствием выпивает за "упокой" стопку на кладбище, а потом обязательно присутствует на поминках. "Все там будем", - звучит рефреном за поминальным столом. Это одновременно и печалит и радует. "На миру и смерть красна", - говорит русская поговорка.

           Мария Седова через сорок дней стала распродавать Мишкины добротные костюмы. Предлагала и отцу, но ему не подошли по размеру. Отец был более высоким и худощавым, чем Михаил.

            Через год Маша снова вышла замуж и уехала с новым мужем в город Жигули на Волге, где у нового мужа был куплен хороший дом. Приезжала через два года, поставила на могиле Михаила гранитный памятник. Снова Маша объявилась лет через двадцать, когда умер ее второй муж. Он завещал ей какое-то наследство, оставленное в Северном, и она прибыла заполучить завещанное. Он был немного постарше Маши.

          Яков Унковский, второй муж Марии, был оборотистым человеком, и у него имелась какая-то недвижимость в Северном. За ней и явилась из Жигулей Мария, как законная вдова Яши. Но тут получился полный облом. К этому времени стали взрослыми два сына Унковского, которых он, с их матерью, оставил ради любви к Марии. Сыновья, пообещали убить ее, если она, хоть к чему-нибудь прикоснется.  Маша со слезами, не солоно хлебавши, отправилась восвояси. К этому времени, она была уже сильно пожилой женщиной, прежние чары у нее исчезли,  а сыновья Якова, наоборот, стали сильными и крепкими мужчинами. У них уже были свои дети. К этому моменту Мария стала нуждаться в средствах, так как пенсия у нее оказалась самая мизерная. Мария, всегда находясь замужем, не работала, мужчины достаточно хорошо ее обеспечивали. Денежные накопления, оставленные Яшей, скоро закончились. После этого Маша прожила еще несколько лет, по смерти ее погребли рядом с Яковом. Дом, его сыновья, продали. У Марии родни не оказалось.


ГЛАВА    8.4.        Философские размышления.    Школа.

          Ну, вот, дорогие читатели! С вами снова я, Марина!   Немного я уже поведала вам о себе, можно сказать о началах своей жизни. Я окунулась вместе с вами в свое раннее детство. Что-то вспомнила, что-то придумала. Во всем есть своя мера. Без прошлого нет будущего. И чтобы перейти к более современному освещению событий моей жизни, я решила совершить вот такой экскурс в прошлое. Смею надеяться, дорогие читатели, что у вас уже сформировался некоторый образ героини моего повествования, то есть  - меня, - Марины Сентябревой, и вы умудренные читатели, думаю вынесли свой вердикт, и имеете четкое суждение, - стоит ли вам продолжать чтение дальше, или это только напрасная трата времени. Любое ваше решение я уважаю, ну, а если кого-то заинтересовал дальнейший ход событий, то смело - вперед!

                Нет таких крепостей, какие бы не могли взять наши люди. Немного в мире найдется таких стран, как Россия, которые бы вытерпели столько смен разных формаций, столько выдержали взаимоисключающих решений правительств, как это делала и делает наша Родина. Любой другой народ давно бы уже потерялся, как вид, или лишился рассудка, когда бы на него свалилось столько разных решений, постановлений, разрешений, ограничений, смен идей, наименований правителей, как то:  Царь, Император, Генеральный Секретарь, Президент, а мы - ничего себе выдерживаем, хотя и не одно из перемен наименований первых лиц государства не проходило без большой, а то и очень большой крови. Что же поделать "лучшее будущее" всегда требует много крови. Ему нужны жертвоприношения. Россия постоянно борется за лучшее будущее, и немудрено в этом круговороте потеряться. Но на удивление, борясь за лучшее будущее, мы еще живы.

             В годы моего детства и юности нас крепко учили, что самые лучшие - это "красные", а сейчас говорят, что хорошие, наоборот, были -   "белые", а  "красные"   - это зкспроприаторы, которые у хороших   "белых"   забрали все ценные вещи, без которых   "белым" -    "жисть-не-в-жисть".   Такая, вот, метаморфоза. Ну, ничего, про них история потом разберется, а я про себя, - Мариночку! Разумеется, на каждом отдельном человеке, такие пертурбации не могли не оставить своего следа. Прошлись они и по мне. Ну, были школьные годы, как школьные годы. Одним словом  КОШМАР, который лучше забыть, как страшный сон! Я прошла все стадии унижения: - октябренок, пионер, комсомолец. Октябренку выдавался значок в виде красной звездочки, на которой был изображен вождь революции в детстве: хорошенький кудрявый мальчик, который мне очень нравился - маленький Вовочка Ульянов, впоследствии, - кровавый В.И. Ленин. Потом, если звездочка терялась, ее надо было покупать уже самим.

          Звездочку полагалось носить на переднике (прошу не подумать плохого, ибо, так еще именовался предмет школьной формы - фартук).   Звездочка на груди с Лениным!  Иногда, нас вместо звания "октябренок", еще  - именовали   "внучата Ильича". И этим следовало гордиться.  Мне  десять лет. В школе объявили конкурс к 95-летию вождя революции Ульянова-Ленина. Надо было представить на рассмотрению жюри или рисунок, или стихотворению или приготовить песню о вожде. Я с усердием стараюсь сочинить стихотворение, так как рисовать и петь я не умею. По правде сказать и стихов я никогда не писала. Пол-часа и готово! И даже дали за это грамоту.

          Первая проба пера. "Ленин не умер, Ленин живет. Песни о Ленине мир весь поет. Людям Ленин служил всегда, народ не забудет его никогда!"   Вирши были напечатаны в школьной стенгазете. В школе было две стенгазеты. Одна, в угоду времени,  называлась  "Атеист" (читай - безбожник),  вторая -  "Заветы Ильича" (читай -  также безбожник). В этот последний период правления Никиты Хрущева,  велась активная борьба с верой в Бога, в Иисуса Христа. Истина была подменена ложью. Богом сделали гнусного человека Ленина, и ему придали черты, которые присущи истинному Богу - бессмертие. Обман лился рекой, и в этом обмане мы росли, что, конечно же, не могло не покалечить наши души.


ГЛАВА    8.5.          Милоша.           Учитель  танцев.
   
         Но были и приятные моменты. Как только нас в конце первого класса приняли в "октябрята",  наша учительница объявила нам, что у нас будет вожатый из старших классов. "Сегодня к вам придет вожатый. Он будет с вами заниматься на переменах и во внеурочное время". После уроков в класс пришел вожатый в белой рубашке и с красным галстуком. "Здравствуйте, я ваш вожатый, меня зовут Володя. Давайте знакомиться". У него звучная фамилия - Милославский, которая вполне соответствовала его душевным качествам. Он был ученик средних классов, готовился к вступлению в комсомол. В школе была восьмилетка. Володя учился в пятом классе. Нам он казался очень взрослым и очень мудрым. Ему было тринадцать лет. Редко я встречала в своей жизни таких прекрасных людей. Мы его очень, искренне полюбили, полюбил и он нас.

                Как мы ждали Володю на переменах и после уроков. Каждый его приход для нас праздник, и это во все годы, пока он обучался в нашей школе. По восьмой класс, Володя был с нами. Красивый, белокурый, с неизменной улыбкой на лице. Мы, между собой, прозвали его "Милоша". "Сегодня Милоша придет. Ура! Ура!", - радуемся  мы. Милоша заходит в класс, мы его облепляем, как мухи. Вот, уже, кто-то у него на руках, кто-то виснет сзади, кто-то схватился за ногу, кому-то достался палец Милоши.

             Он имел истинное призвание работы с детьми. Он умел нас организовать на хорошие дела и всегда был с нами. Собираем металлолом  или макулатуру (тогда в школах этим занимались), Володя с нами, помощь в уроках - отказа не было. Обучаясь в четвертом классе, в школе объявили игру "Зарницу". Зима. Через дорогу от школы - лес. Володя, теперь ученик восьмого класса, уже утром проторил для нас тропу в лесу, наметил маршрут и доступно объяснил условия и цель игры. Застревая в сугробах пробираемся мы к цели. Надо найти секретное послание и мы преодолеваем препятствия. Одно его присутствие, его неизменная улыбка давали нам радость.

          Не избалованные родительской лаской, мы прилепились к Милоше. Не понимали, что он и сам-то, в общем, ребенок. Но мы его воспринимали вполне взрослым. Разница в пять лет, тогда для нас была очень существенна. В его окружении, мы чувствовали себя защищенными. Мой незабвенный Милоша! Как сложилась твоя жизнь? Закончив школу - восемь классов,  Володя поступил в техникум, но продолжал приходить в наш класс, пока через два года, в 1968 году, наша школа не была совсем закрыта, а  впоследствии  снесена, как ветхое строение. Наш класс был расформирован, и все разошлись по разным другим школам.  А Милошу я не забыла!


                Учитель  танцев.

             Что еще особенно запомнилось в школе? Запомнился  "учитель танцев". Мы тогда жили уже в нашем третьем бараке и обучались в школе-восьмилетке также барачного типа. Нашу школу я любила. Это была школа без амбиций. Одноэтажное, оштукатуренное здание в виде буквы "П". Очень мне нравился наш школьный двор, где всегда было очень чисто и росло множество деревьев черемухи, которые украшали двор. Потом, когда через несколько лет, нашу школу снесли, и на ее месте поставили бетонные пятиэтажные коробки, уничтожили и всю черемуху. Классы у нас были небольшие - по двадцать человек - по две параллели   "А"   и   "Б".  Мой класс был под литерой  "Б".

              Ну, - о танцах. Была у нас в школе такая то ли смешная, то ли грустная история. Приходит к нам, в наш третий класс, завуч школы - грозная дама, и объявляет: "Дети, в школе организуются уроки танцев. Есть преподаватель, который будет учить вас танцевать. Занятия будут проводиться два раза в неделю, до начала уроков (мы учимся во вторую смену). - Вы должны сдать деньги,  -  семь рублей  - это на все второе полугодие. Кто желает научиться красиво танцевать, скажите родителям и принесите деньги. Если в школе учатся несколько детей из одной семьи, то достаточно одной суммы на всех". На улице январь, до летних каникул, еще две четверти. Одна сумма для семьи - это очень гуманно. Со мной в одном классе учится брат, который был переведен из другой школы, где был оставлен на второй год.

             Семь рублей - это деньги! Мать получала в месяц восемьдесят рублей, но решила, что за двоих можно заплатить, тем более, что это за пять месяцев, - до мая. Пусть детки развиваются. Подошла директриса, и они с завучем, красочно обрисовали все преимущества занятия танцами. Будет выпрямлена осанка, будет более четкая координация движений и вообще... Многие принесли деньги, решив, что без танцев жизни нет. Это было общешкольное мероприятие, то есть и для других классов школы. Желающих танцевать набралось человек семьдесят. Первое вводное занятие. Учитель танцев - высокий мужик с обходительными манерами, в элегантной жилетке и галстуком "бабочкой". С ним  - тощая помощница с птичьим личиком и поджатыми губками, обоим лет до сорока. Помощница - по моложе.

            После непродолжительной вводной беседы, ярко обрисовав все преимущества, которые дает умение красиво танцевать, и пообещав, что мы под его руководством, со временем будем прекрасно танцевать и вальс и танго и цыганочку, - и, вообще, - самые известные танцы, и при чем не хуже, известных в стране танцоров, с которыми, по его словам, он имеет короткое знакомство. Учитель ставит нас парами - мальчик с девочкой, показывает пару незамысловатых движений. Помощница включает проигрыватель и ставит пластинку с украинским Гопаком. Взявшись крест-на-крест за руки, мы  галопом несемся по школьному залу, Нам весело, танцами мы вполне довольны. Никаких сложных "па" учитель от  нас не требует.

               Пока таким табуном мы кружим по залу, учитель о чем-то переговаривается с помощницей. Так проскакав, под пластинку, несколько кругов, учитель объявляет, что на сегодня танцы закончены, и объявляет следующий срок занятий. Спрашивает: "Дети, понравились вам танцы?", - на это мы согласно киваем.

             Урок оказался не длинным - минут двадцать пять. Конечно, нам бы хотелось еще поскакать, но учитель успокаивает, что следующее занятие будет более продолжительное по времени. У него все рассчитано - за нами еще один поток, потом еще - третий.  В каждом потоке до десяти пар. За полтора часа он пропустил не менее тридцати пар.  Он бы с удовольствием всех пустил одновременно, но у нас очень маленький зал. Школа меленькая и нет возможности для больших мероприятий.

         Учитель доволен проделанной работой. Ко дню следующего занятия нам объявили, что учитель заболел, и как только поправится занятия обязательно будут возобновлены и встреча с прекрасным продолжится. Но прошла неделя, другая учитель - не появился. Потом это как-то стало забываться. Педагоги делали вид,  как будто и не было ничего, и сбора денег тоже не было. Первое вводное занятие оказалось и последним. Руководство старалось не напоминать об этом случае, а дети быстро забывают. Но примерно через пол-года, в местной газете появилась статья об одном мошеннике. Мама прочитала, что в Свердловске (теперь Екатеринбург), был задержан милицией заезжий гастролер, обобравший несколько школ в том городе, представляясь учителем танцев. В нашем городе он также проводил занятия (читай обворовывал), помимо нашей, и в других школах, но у нас в городке его не задержали. А в другом городе милиция была более бдительная. Это был мошенник по типу Остапа Бендера.


            У меня есть по этому поводу стихотворение. Привожу здесь его текст.

     "Нам десять лет, мы на Севере живем, наш поселок барачного типа -
     Лесом окружен со всех сторон, не растут в нем ни клен, ни липа.
     Только елки, да сосны мохнатые подбираются к нам стеной,
     Не хватает нам фруктов, но ягоды держим мы за своей щекой!

     В школе учимся, пишем диктанты, коммунизма приход ждем весной,
     Не ползут к нам в бараки танки, - небо мирное над головой.
     В общем жизнь идет по распорядку, - утром школа, там же и обед.
     Днем уроки, иногда играем в прятки, не богатый быт, но и без бед.

     Как-то директриса объявила - денежки сдавайте - семь рублей,
     К нам учитель танцев заявился, танцевать научит, вас, детей!
     Танцевать нам очень всем охота, и родители довольны пусть себе,
     На здоровье скачут в школьном зале, чем у телека просиживать во тьме.

     Собралось нас человек под-сорок, - чешки сменные с собою принесли,
     Ждем учителя, который нас научит - лебедями ступать по земле.
     Выпрямим осанку, грации научит, и манеры наши поселковые сотрет,
     В нас столичный лоск поселит, толстопятость нашу уберет!

     Дождались явился наш учитель, шелковый жилет и "бабочка" на нем,
     Не один явился с ассистенткой - ставить нам пластинку с Гопаком!
     Всех поставил парами учитель - даму с кавалером, как в кино,
     Показал два "па" и понеслись мы, в вихре танца, - то было давно!

     Так мы дали Гопаком три круга, от усердия кружилась голова,
     Все довольны от балетного искусства, - похвалил учитель -  раз и два.
     Молодцы вы, дети, все годитесь вы в Большом театре танцевать,
     От меня всему вы научитесь , - будете, как Майечка, - порхать.

     Рады мы такому предложенью и учитель нас очаровал,
     И урока ждем мы с нетерпеньем - дивный мир пред нами открывал!
     Ждем учителя вторую мы неделю, но не кажет балетмейстер ноги к нам,
     С денежками нашими заветными, мастер танца - лихо упорхал!

     Оказалось, что не нашу только школу, обобрать наш "педагог" успел,
     Пострадали и другие дети, много, где отметился пострел!
     Возмездие настигло "маэстро", - был задержан под Свердловском он,
     Обучал, где танцевать прелестно, ребятню с Урала, - мастер "зон".



              Чешки - так называлась танцевальная обувь во дни нашего детства. Очень тонкие кожаные тапочки.  Майечка -  выдающаяся балерина Майя Плисецкая, которая в ту пору была самой известной в стране и в мире.



               Ч А С Т Ь          Д Е В Я Т А Я.

ГЛАВА     9.1.          В  шестидесятых годах.     Начальная школа.

              А вообще это время было довольно-таки мирное и спокойное, и  даже этот инцидент с танцами, был в общем-то довольно "милым", во всяком случае,  - не смертельным. Это там, на Западе, совершались в это время злодеяния, как то: - убийство президента Джона Кеннеди или смерть знаменитой артистки - Мерилин Монро. У нас же в основном главные события - это полеты в космос, и еще -  большие очереди, в наш поселковый магазин за хлебом, который тогда был в дефиците. Кукурузная программа Хрущева была в действии, с хлебом в Северном были большие проблемы, и народ волновался больше не убийством Кеннеди и космосом, а нехваткой хлеба. Очередь жители поселка, нашего  24  ОЛПа  (пос.  Строительный), где находился наш третий барак, в магазин занимали с утра всем семейством.

           Буханку хлеба выдавали по одной в одни руки. Очереди были очень большие, стояли на улице. Тогда еще очень многие помнили голодные военные и послевоенные годы, и в людях жил страх голода.  Через год, когда в 1964 году Хрущева смели со своего трона, тогда в большом ходу была неприличная частушка на мотив популярной по радио, в годы правления Хрущева песни:    "Куба - любовь моя!"   Слова частушки:   "Куба отдай наш хлеб, Куба возьми свой сахар, Куба Хрущева больше - нет, Куба - пошла ты на ..."

            В стране были очереди за хлебом, а власть отправляла пшеницу в Кубу, в помощь Фиделю Кастро - другу Хрущева, нам из Кубы везли самолетами  тростниковый сахар, которого до этого не было. Сахар был противный, мало имел сладости.

           Когда закончилось наше "октябрятство"  всем классом нас на центральной площади города у гранитного памятника Ленину нас принимают в пионеры. Собрались ребята со всех школ города. Звучат горны, бьют барабаны, дается клятва пионера гранитному истукану - "Хранить заветы Ильича". Это день - Девятнадцатого мая -   День всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина.

           Вся жизнь человека с пеленок была завязана вокруг этой фигуры.  У  "октябрят" - значок с маленьким Лениным, у пионеров - организация имени Ленина и значок, но уже с взрослым Лениным. Придя с городского сбора в класс наша учительница Зоя Тихоновна довольная улыбается:  "Как сразу в классе все покраснело", - у всех на шее новенькие красные галстуки. Нас в классе двадцать человек и мы тоже улыбаемся. Каждый конец треугольного галстука должен что-то символизировать, но я так и поняла, будучи, пионеркой что именно. Основная проблема с галстуком была в том, что галстук надо было время от времени стирать и гладить. С неглаженным -  в школу могли и не пустить. Наглаживая шелковый галстук, мы иногда прожигали его, и надо было во что бы то ни стало покупать новый. Также нам объявили, что пионерам положено проводить пионерские сборы, где должны решаться важные вопросы нашего бытия. Что мы теперь - пионерский отряд, слаженный коллектив, помощники комсомола - нашего старшего брата. Что это такое представляем смутно, но с нами Милоша и он старается направить ход собрания в нужное русло.


ГЛАВА   9.2.        Пионеры.      Актив.      Третий  барак.

           Мы оказывается должны выбрать председателя отряда, звеньевых отряда, ну и еще какие-то должности. В президиуме - наша учительница, старшая вожатая школы и наш любимый Милоша. Просят предлагать кандидатуры. Всем хочется быть председателем, но себя предлагать не принято, хотя в глубине сердца каждый надеется, что назовут именно его. Власть всегда притягательна! Кипят нешуточные страсти, едва не доходит до мордобития, но Милоша остужает наш пыл. У него есть заготовка, кого следует на этот пост ставить. В демократию (власть народа) идет только игра. Уже все решено заранее, без нас, но пары мы выпустили, как будто бы и выбирали. Нас уже с детства приучают ко лжи, в которой мы обязаны будем вариться всю жизнь. (Истина  -  Бог Иисус Христос из нашего бытия коммунистами исключен). Милоша зачитывает три кандидатуры на этот ответственный пост. Из них мы должны сделать свой выбор.

           Президиум умело направляет наши мысли к ему угодной кандидатуре. Мы обязаны единогласно голосовать   "за"   - высоко поднимая руки.  Мне достался пост звеньевой, что это такое непонятно. Потом дается разъяснение, что председатель отвечает за весь отряд, а звеньевой только за свое звено, то есть за человек пять-семь. Это не то чего бы я хотела, но все-таки, что-то досталось и мне. Председатель - один, а звеньевых у нас четыре. Я понимаю, что я тоже власть, но власть не очень-то большого масштаба. Это оставляет неприятный осадок. Но мы важно надуваем щеки от собственной значимости, ощущая свою принадлежность к "верхам". После этих важных назначений были еще какие-то незначительный должности как то: -  барабанщик, который так ни разу и не получил свой барабан, хотя ему было это обещано.  Горнист, который видел горн только на рисунке,  и еще -   затейник-массовик.  Но это, как говорится, все  уже - семечки.
 
          После собрания нас - главный  актив,  просят остаться. Остальным - по домам. Нам объясняют, что мы теперь не просто ученики, а на нас лежит ответственность за класс, за школу и что   "Пионер - всем ребятам пример".    Мы с завистью смотрим на "председателя" - Ленку Воронову и в сердцах желаем, чтобы у нее случилась какая-нибудь неприятность. Ей еще, по важности чина, полагался заместитель, но его мы пока не выбрали. Лучше всего, чтобы она надолго заболела, и ее пост перешел бы к кому-нибудь из нас. Отец у Ленки работает буровым мастером на буровой. Не смотря на то, что в семье трое детей - Лена старшая, - денег у них много. Мать не работает, "домохозяйка", как говорит Лена. Она часто бывает в школе, где кроме Лены, классом ниже, обучается ее сестра, и их мама любит делать "подарочки" завучу и директору школы. Нам ученикам это знать не положено, но особое отношение к Лене, и от нашего внимания не ускользает.

          Больше собраний у нас не было, на бумаге все передали кому это надо было, а мы как жили, так и продолжали жить. Вскоре, что я при  "должности"  как-то само собой забылось, а никто и не напоминал. Когда в школе готовился  "Сбор дружины" (собрание пионеров со всех классов школы - всех отрядов) с нами разучивали разные "речевки" типа: "Кто шагает дружно в ногу?  Кто шагает дружно в ряд?  - Это смена комсомола - юных ленинцев отряд"! Их было масса, но запомнила я только одну. Под "речевки" полагалось ходить маршем, высоко поднимая ноги. Также обучали пионерским песням, песням прославляющим вождя революции Ленина. Их тогда было очень много. Ходили строем под бой барабана и трескучие, призывные слова к "светлому будущему" - коммунизму.


               Школьные  линейки. 

              На сборах дружины, в нашем небольшом зале (который исполнял функции, как спортивного, так и актового, смотря по назначению), все отряды выстраивались  на "линейку". Линейки были или обычные, с мелкими организационными вопросами, или - Торжественные - к праздникам. На Торжественных надо было председателю отряда, подходить к председателю дружины и в  салюте (поднятой рукой, согнутой в локте) отдавать честь и рапортовать о готовности отряда к проведению линейки. В этом была основная обязанность председателя отряда. И это вызывало зависть, всем хотелось по установленному маршруту пройти к председателю дружины. Ленка гордо шла к председателю дружины и рапортовала о готовности к мероприятию.

           В учебный год проводилось примерно около шести-семи линеек. Однажды моя места осуществилась. Ленка, действительно попала в больницу - операцию по зрению, и мне выпала честь рапортовать. Это был мой звездный час. Но я, от волнения, стоя перед председателем, забыла необходимые слова, хотя со мной старшая вожатая и провела небольшую репетицию. Но потом из зала последовали подсказки, и я как-то, с небольшим конфузом  выкрутилась. Это был единственный раз, когда я исполняла такую важную миссию, но потом вернулась Лена и ходила исключительно только она. Лена ни разу не запнулась отдавая рапорт. Учились мы с ней почти на равных, Лена всегда была отличницей. У меня иногда попадались (редко) четверки. Но иногда я также в четверти выходила на одни пятерки (кроме предмета пения). У меня, как впрочем и у Лены, по версии нашего учителя пения, не было музыкального слуха, но Лене выводили пять, а мне с  большой натяжкой только четыре, и то чтобы не портить листок успеваемости.


                *****

                Певичка меня не любила и сразу поставила диагноз -  "нет слуха". Я не понимала, что это такое, я - все прекрасно слышу и пою громко. Я  всегда любила петь и у себя дома, под пластинки всегда брала правильный мотив и никогда не ошибалась. Но в школе прочно прилепленный ярлык неспособной, на меня действовал очень сильно, как красная тряпка на быка,  и я от волнения при пении терялась и  всю мелодию забывала. Хотя еще совсем маленькими, в нашем втором бараке, без "певички" мы пели на улицах с подружкой Валей разные песни и ни разу не наврали мотив.  А в школе я сама поверила, что абсолютно глухая в музыкальном плане. Умели в советской школе загнобить детей, когда хотели это сделать.

           Потом я узнала, что когда еще я не обучалась в школе, и мы жили во втором бараке, наша учительница пения проживала не далеко от нас в частном "кулацком" доме, и моя мать, по какой-то причине, с ней очень сильно поругалась. Подробностей конфликта я так и не узнала, но ругаться мать умела и умела крепко. "Певичка" Тамара Петровна, оказалась злопамятной и выместила, когда пришло время, на мне. Мать сказала:   "Не обращай внимания. Дура она".   За несколько лет до своей смерти, в начале восьмидесятых годов, она действительно впала в настоящее безумие. И ее видели на улице без одежды, потом забрали в психушку, где она и закончила свои дни.


                *****

                Председатель дружины - ученица старшего, седьмого класса  Быцко Оля,  была продвинутой девицей. Очень смелой и безапелляционной. Ее уважали все учителя и даже побаивались. Она хорошо играла на аккордеоне, и иногда, вместо "певички",  аккомпанировала отрядам пионерские песни. Для меня осталось тайной такое к ней отношение.  Возможно, у нее был какой-нибудь высокопоставленный родственник. Скорее всего так.

               
                Красный галстук повязал - пионером нынче стал,
                Клятву Ленину принес - оказался красный нос.
                Слушал Бредни Ильича - стал сродни ты палача.
                А про Бога говорил - что Россию он забыл,
                Не дает сребра и злата - значит нет Его ребята.
                Храмы начали крушить, чтоб безбожниками жить.
                Коммунистов мы нашли - сатане служить пошли.
                Будем партии служить  -  с нею грабить, с нею жить.
                В комсомол потом пойдем, снова враки в нем найдем.
                Комиссары на коне ну,  а  - я  опять в говне.
                Потом в партию вступил - только взносы там платил.
                А парторги по путевкам бороздили по курортам.
                В Черном море кувыркались, и бесплатно ели, пили, -
                Для себя и своих деток коммунизм себе творили.
                Их за это дядя Сталин, иногда в тюрьме гноил,
                Но не всех, и не всегда - жополиз полна страна.
                И хвалили Сталина, лелеяли Хрущева,
                Ну, а Леню Брежнева доили, как корову,
                Звезд ему навешали и глаза замылили,
                Воровали весело, цокали копытами.
                И страна советская в абортах процветала,
                И младенцев не рожденных дружно в чреве убивала.
                И врачи в белых халатах убивали весело,
                За убитого младенца - им двойная пенсия.
                За каких-то сотню лет, миллиард детей убили,
                А корим - фашистов -
                Сами звери лютые - корень коммунистов.

                (стих. автора повести)



ГЛАВА    9.3.             ОЛП     №    24.

            Это в школе, а во дворе совсем другая жизнь. В мои восемь лет мы уже переехали из прежнего барака в новый. В прежнем остались старые  друзья,  с которыми я больше никогда в своей жизни не встречалась. Друзей из очень раннего детства, из моего второго барака, в котором прожили почти четыре года.  Третье место в Северном - это совсем другая улица, тут новые соседи. Родители стали старше, а мы подросли, но еще достаточно детский возраст и идет познание окружающего мира. Это также был поселок, где раньше располагался лагерный пункт, а теперь жили жители нашего города. Поселок наш, как я уже упоминала ранее, назывался Строительный или сейчас это улица Строительная, когда был зоной, то имел номер  - 24     -   Отдельный лагерный пункт  №  24,  -  о чем я тоже уже сообщала.


                В километрах двух  от нашего поселка еще сохранялась действующая зона. Раньше это был  ОЛП №  14, а в пору нашего там жительства, поселок назывался Балаклавский. Но уже тогда там, находились только заключенные. До этого, несколькими годами ранее, также как в нашем поселке жили, жители, ставшие уже к нашему приезду - горожанами, так  как переехали в центр города, а мы так и оставались - поселковыми. Но когда мы  переехали на Строительный, на Балаклавском осталось очень мало жилых бараков  - всего два или три, и совсем скоро, всех жителей оттуда переселили в наш Строительный, а там осталась только зона.
 
               Откуда такое название -  Балаклавский, мы не знали и называли его  Балалаевский  или попросту - Балалайкой.  "Где ты живешь? -  на Балалайке",  - получали ответ. Сейчас уже давным-давно нет в тех местах ни поселков, ни зон, а есть какие-то небольшие промышленные предприятия, да еще кое-где стоят гаражи. Возможно, название Балаклавский, было дано по каким-то образом попавшим туда жителям города Балаклавы, что в Крыму.  Их могли в годы раскулачивания сослать в наши края, что в тридцатые годы было обычным делом. Недалеко от нашего барака  № 2, был целый поселок из небольших частных домов, который именовался "Кулацкий поселок", или потом его стали назвать улица Крымская. Ссылали на Север целыми поселениями. Очень много ссыльных погибло, но кое-кто и выжил и сумели построить себе дома и вести хозяйство. Это были умелые южные люди, которые знали толк работы на земле и умели обращаться с животными.


                Я уже описывала ситуацию, когда по нашей дороге в Строительном, каждый день возили с четырнадцатого ОЛПа (Балалайки) заключенных на работу. Я - ученица второго класса. Мо путь лежит в школу. Я стою с портфелем на обочине грунтовой дороги, на которой также движение совсем небольшое. По дороге едет машины в которой везут заключенных на работу. Кузов, похожий на маленький вагончик, полон мужчин в телогрейках и шапках-ушанках. Через малюсенькие зарешеченные окошечки, они с тоской смотрят на меня. Других людей на дороге нет. Заключенных охраняют солдаты с ружьями и собаками. Мне жаль заключенных.


ГЛАВА    9.4.         Третий   барак.     Семья.

                Быт наш в этом третьем бараке постепенно менялся. У нас уже было три комнаты и прихожая. Одна комната была - кухня, довольно большая, другая гостиная и третья - спальня. Мне все нравится. За окном небольшой огородик, где росла картошка и цветы - маки. Нравится мне и поселок. В поселке есть барачного типа клуб, но все-таки это более привлекательное здание, чем жилые. Очевидно в годы, когда  в поселке была "зона" это было помещение какого-то политического назначения  - типа штаба, с "Красным уголком". В клубе несколько раз в неделю показывают кинофильмы,  и иногда даже выступают известные артисты.

                Однажды даже выступала звезда советской эстрады - Ольга Воронец. Мы ходили смотреть и слушать. Обстановка в клубе была особенно торжественная. Свежей краской покрашены стены. На стенах увеличенные фотопортреты известных артистов. Красивый Леонид Утесов из кинофильма "Цирк" и красивая Любовь Орлова из этого же фильм в сцене, где они сидят на дереве и поют, глядя  влюбленно друг на друга.

             Женщины и мужчины нарядно оделись. Женщины в шифоновых и бархатных красивых платьях,  мужчины -  в лучших костюмах с галстуками. По причине приезда знаменитости, в клубе на дверях красивые бархатные шторы, придающие торжественность. Я не исключаю возможности, что когда-то Воронец могла содержаться в нашем  этом  ОЛПе как заключенная и петь в этом клубе, как многие заключенные актера, для услады командного состава зоны. Я уже писала, что в наших Северных лагерях в тридцатые-сороковые годы было много разных известных людей. Может наш поселок был ей знаком очень хорошо. Но это мои домыслы, которые имеют под собой почву,  иначе зачем ей было выступать в забытом Богом месте, о котором и городские-то начальники знали не все, и где едва помещалось человек двести.


               В центре города есть большой Дом культуры, настоящий с колоннами, но мы туда не ходим - далеко. Там часто бывают и разные концерты и лекции, но мы там бываем очень редко. Там прекрасные кресла, обитые красным бархатом, и вмещает Дом культуры намного больше людей, и именно там, место для выступления для такой артистки, как Ольга Воронец. Она, конечно, выступала и в нем. Мы любим свой клуб. За клубом сразу начинался лес, к который мы ходили и на лужайках собирали и ели дикий щавель, которого там  много росло. Также в поселке есть и очень хорошая баня, что также очень приятно. Есть в поселке и Детский сад. Тоже барак, но облагороженный деревянными резными арками, разбитыми клумбами с цветами и ухоженными дорожками. Мне нравится проходить мимо этого Детского сада. В поселке небольшие промтоварный и продуктовый магазины.

          До школы нам немного меньше километра, куда мы ходим по дощатым тротуарам. Жизнь вполне обустроенная. Но надо сказать, что такой набор комфорта был во всех и других, рядом расположенных, бывших  ОЛПах, где теперь жили обычные жители города, - работники многочисленных предприятий города. В каждом были баня и клуб, и магазин, а в некоторых, как в поселке нашего первого барака в Северном, кроме  детсада, была и своя школа. В городскую Центральную, каменную, двухэтажную баню, мать водила меня не часто, и свои поселковые, также кирпичные, но одноэтажные, были очень хороши и пар был в них прекрасный. Брат ходил в баню с отцом.

 
ГЛАВА    9.5.         Телевизор-комбайн.      Качель.    Вывих.

         Отец в 1964 году купил наш первый  телевизор и тумбочку под него. Телевизор был многофункциональным. Это был "комбайн"  марки - "Львов". Это был и телевизор, и проигрыватель пластинок, и имел функции приемника, который можно было слушать. Чаще мы его использовали, как проигрыватель пластинок. Отец и мать стали покупать пластинки. В промтоварных магазинах был специальный отдел, где их продавали.  Разные исполнители, разные жанры. Денег на пластинки не жалели и со временем их скопилось достаточно много. Мы слушали, подпевали. Так шло музыкальное образование. Любили слушать Леонида Утесова, Лидию Клемент, с ее прекрасным голосом. Особенно нам нравилась ее песня "Карелия". Еще была долгоиграющая пластинка с знаменитой  исполнительницей частушек и  народных песен, солисткой Воронежского хора - Марией Мордасовой. Была также большая пластинка с интермедиями Аркадия Райкина и много других с песнями советских композиторов, популярных в те годы. Очень любили слушать задушевные песни Клавдии  Шульженко, с ее неповторимым исполнением.

              Тумбочку из-под телевизора, которого не было уже давным-давно, уже неоднократно крашенную в разные цвета и служившую в свои последние годы на кухне, выбросили только в 2016 году, через сорок два года службы, и то только по причине переезда.

              В поселке появились новые друзья. Сами мы (ребята со двора) любили петь все тот же   "Сиреневый туман над нами проплывает", песню (в то время невероятно популярную)  - "Жил-да-был черный кот за углом", песню Булата Окуджавы "Ах, война, что ты сделала подлая". Это был Одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год. В тот год и с пластинок и по радио непрерывно звучал голос Тамары Миансаровой с ее "Черным котом". Песенка в общем-то довольно глупая, но имела большую популярность, видимо, из-за того, что абсолютно была аполитичная и в ней  не пелось ни о Родине, ни о Ленине,  от чего люди устали, хотя во дворе таких песен, мы никогда и не пели. Откуда знали другие песни не знаю. По радио их не передавали. Это было уже устное творчество.


           В этот год нам в поселке сделали большую качель. Это была для нас большая радость, так как Детский парк с его аттракционами был от нас достаточно далеко, и  поэтому мы туда  ходили очень редко. Это был, как праздник, а эта качель была  для нас, в летние каникулы, очень кстати. Она одновременно вмещала в себя четырех человек, которые могли сидеть напротив друг друга (по двое), но случалось, что набивалось и больше. Кто-то сидел, кто-то стоя раскачивал. Она редко была пустая. Это был аттракцион для всего поселка и надо было успевать занимать места, особенно в первый год ее открытия. Очень массивное и добротное сооружение из металла и дерева.

          Мы качаемся (ребята с поселка), мальчики стоят, девочки сидят. Мальчики раскачивают качель, стараются сильнее, им хочется перед девочками показать свою доблесть. Мы уже боимся, начинаем визжать, но это их только раззадоривает, хотя наверное и сами уже этому не рады. Обороты постепенно сбавляют, и это очень хорошо. Вдруг меня пронизывает острая, нестерпимая боль. Я сильно кричу. Качель останавливают, хотя она по инерции еще немного движется. Моя нога (ступня)) попала между двумя сиденьями качели, расположенных друг против друга. Кое-как я выбираюсь, но понимаю, что идти я не могу. С трудом, непонятно как, на одной ноге, я доскакала до дома. Это метров двести. Мама была дома и я этому очень рада. У нее был выходной, и мы собирались с ней в этот день идти в город. Так мы называли центральную часть нашего города, так как себя горожанами не ощущали. У меня новенькие коричневые туфли, которые я обула в первый раз по случаю похода в город. Автобус к нам не ходит, поэтому это были пешие прогулки. Теперь все откладывалось, я еще надеюсь, что все обойдется и мы пойдем, но боль нестерпимая.



                Ч А С Т Ь            Д Е С Я Т А Я.


ГЛАВА     10.1.                Мария.

            Мать в растерянности, она осматривает ногу, но что делать не знает. В это время зашла наша знакомая, жившая в другом бараке, несколько далековато от нас. Не случайные случайности. Двери в то время днем в жилище не запирались, и заходить можно было днем свободно в любое время. Изнутри запирались только перед самым сном, и поэтому если кто-то есть в квартире, то всегда можно было попасть. Закрывали только когда уходили из дома. Тогда все знали, что квартира - пустая, хозяев нет. Постучавшись, получив ответ "да"  -  заходили запросто. Это потом, когда через несколько лет мы переехали в благоустроенную квартиру, стали запираться изнутри и спрашивать:   "Кто там?"   А в то время даже никому в голову не приходило, если человек дома, запирать дверь на ключ. Даже, если ложились днем подремать, дверь на запирали. Богатства ни у кого не было, о кражах не было и речи.


            Маша  Алексеева.
 
          С пришедшей мы знакомы уже много лет. Мне девять лет, но знаю я ее с четырех лет. До этого Строительного поселка, куда она переехала с семьей раньше нас года за два, мы с ней также жили в одном бараке  №  2. Мы жили в одном подъезде, но в разных крылах дома, и именно в ее комнату, после их отъезда, заселился Анатолий Шишкин с семейством. Она старше матери лет на двенадцать. Ей уже около пятидесяти лет. Ее все зовут Маша или Маруся. По отчеству никто не называет. Она появилась очень во время, хотя заходила редко. Подругами мать и Мария не были, но, по старой памяти, всегда здоровались, и изредка навещали друг друга. Отношения всегда были ровными и доброжелательными, хотя Машу многие не понимали и побаивались, и близких подруг у нее не было, только с моей матерью, она поддерживала отношения. Что-то у них было общее, какая-то непримиримость к жизни, которая их обеих изрядно потрепала.  Мне она нравилась.

                Маша осматривает мою ногу, я ору. "Марина, не ори!" После этого, больше не говоря ни слова, резко, с силой, поворачивает мою ступню. "Все, я вправила вывих, скоро пройдет!" Мы с мамой даже глазом не успели моргнуть, как быстро она это сделала. Для нас это была полная неожиданность такого ее умения. Это было сделано очень профессионально. Марусю никто не воспринимал всерьез ни в поселке, ни в нашем бараке номер два. Ее считали немного "тронутой", и она людей сторонилась, кроме матери.

            Чем она занималась в жизни, я так никогда и не узнала. Ходила  Маша всегда одетая достаточно бедно, но чисто. Летом на ней было ситцевое грубоватое платье, а  сверху толстой домашней вязки зеленая кофта - жакет. Причем эта кофта на ней была одна на протяжении многих лет. Мария высока ростом, сухопара и ходит очень прямо, не сутулясь. У Марии миловидное, русское лицо, - невысокий ровный лоб и аккуратный небольшой носик. Волосы  у нее полудлинные, светло-русые с проседью. Она их носит по моде сороковых годов, укладывая спереди в валик.

           Когда-то, очень давно, Мария работала врачом, но когда мы жили в поселке, а еще раньше в нашем втором бараке, она ничем таким не занималась, а где-то подрабатывала уборщицей, и практически, начиная с ранней весны и до поздней осени, Маша ходила в лес. В лес она ходила всегда одна. То она несла полные корзины грибов, то полные ведра ягод, то приносила из леса очень красивые цветы - пионы. Всегда в их комнате по стенам были развешены какие-то лесные листья с деревьев, можжевеловые ветки и другие дары леса. В комнате у них всегда стоял запах листвы, травы, цветов, которые они засушивала на зиму. Комната у Марии одна, где она проживала со своими двумя дочерьми - старшей Лидой,  и -  помладше - Раисой. Еще у нее был сын Витя, но он появлялся в бараке очень редко. Это был юноша, который закончил профессиональное училище и где-то работал и жил в общежитии. Ему было лет двадцать. Дочери тоже были уже большие. Младшая Рая была на шесть лет старше меня, Лиде уже было лет пятнадцать, она старше меня на восемь лет.


ГЛАВА    10.2.           Дочери  Марии.  Судьба Марии.

         Проживая с ними во втором бараке, я неоднократно шести-семи лет бывала в их комнате, общалась с Раей и Лидой. Чаще, конечно, с Раей, - она была младше Лиды. Мне у них очень нравилось. Все для меня было необычно. Я попадала, как в лесную чащу. Благодаря Марии, я впервые увидела красивые цветы  - пионы - цвета фуксии, красивые желтые купальницы. Где она их находила, совершенно непонятно, но для нее лес - это дом родной. Она там знает каждую тропинку, каждое болотце, каждое озерцо. Знает где растут грибы, где ягоды, где красивые цветы. Из леса Маша приносила голубику и чернику целыми кустами, не отдельными ягодами, и везде у нее были в комнате это веточки.

          Дочки Рая и Лида мне много рассказывали о кружке   "умелые руки", который они посещали при Доме пионеров. Показывали мне свои поделки. Особенно мне нравились самодельные куклы, которые они сами изготавливали, и показывали многочисленную одежду для этих кукол, которую она также делали сами. Это было красиво и художественно. У них было много разных альбомов с открытками и книг с пейзажами, что мне тоже было интересно. Ко мне относились очень дружелюбно, несмотря на значительную разницу в возрасте. Я от них узнала много нового и интересного. От них узнавала новые песни, которые они разучивали в Доме пионеров. После их отъезда на Строительный, в их комнате стал жить Анатолий Шишкин с женой Женей и годовалой дочкой Наташей, и я опять стала, изредка, бывать в этой комнате, где обстановка уже кардинально поменялась. Другие хозяева - другой интерьер! Когда я подросла, мать кое-что поведала мне о судьбе Маши - Марии Алексеевой. Маша, появившаяся на свет в год начала Первой мировой войны - Одна тысяча девятьсот четырнадцатом, происходила из генеральской семьи, была потомственная дворянка. Отец был убит еще в войну, до дней революции не дожил, и в этом ему повезло, иначе  смерть была бы страшнее и позорнее. По этой причине, семье в первые годы революции удалось уцелеть.  Маша, как советская гражданка, ходила в школу и закончила ее отлично, поступила в институт и выучилась на врача.

           Вышла замуж Мария за кадрового военного, какого-то крупного офицера, воевавшего, а потом, после войны, в конце сороковых годов репрессированного и расстрелянного.  Семью выслали из Ленинграда к нам на Север, как  ЧСВР (члены семьи врага народа), была такая статья в Уголовном Кодексе. Рае не было еще и года, Виктору было восемь лет. Понятно, что работать по своей специальности Маша не могла, имея такую репутацию. Просто удивительно,  как они вообще выжили? Мы приехали на Север в 1958 году, Мария с семейством оказалась здесь году в пятидесятом. Очевидно, ее опыт врача давал ей возможность как-то жить, конечно, не на государственных предприятиях, куда ей вход был заказан, а частным образом. Маша хорошо относилась в моей матери и ко мне тоже. Дружбу она особенно ни с кем из соседей не водила, видимо понимала, что в нашем окружении для нее общества не было, кроме матери, которая была начитанна, достаточно грамотна, хотя не имела высшего и даже среднего образования из-за войны. Они также иногда вспоминали Ленинград, где Мария родилась и жила, а мать часто, до войны, ездила туда со своей матерью, моей бабашкой, у которой там проживали родные сестры, и где она также жила до восемнадцатого года, до революции.

          Потом Мария с дочками получила благоустроенную квартиру и уехала с поселка в 1965 году.  Когда мы также, через год, переехали из  бараков, то очень редко, но виделись и с Марией и с дочками, ставшими уже девушками, но только на улице. В дома ходить тогда уже было не принято, время бараков  проходило.

          Маша пропала в начале девяностых годов, ей было восемьдесят лет. Ушла в очередной раз в лес и больше не вернулась. Дочери подавали в розыск, но ее так и не нашли. Она нашла свой последний приют, там, где больше всего любила быть - в лесу, где она чувствовала себя человеком,  и где за ней не было надзора органов власти. Благодаря Марии, моя нога быстро пошла на поправку.  Мир праху твоему Маша - жена и вдова репрессированного героя Второй мировой войны  - полковника Алексеева, дочь героя Первой мировой войны - генерала царской Армии. Мария Алексеева, рожденная в Петербурге,  нашла свое последнее прибежище под  какой-то елкой на Севере. "Никто не забыт и ничто не забыто" - лицемерный лозунг. Лежат беззвестные герои в земле, над ними нет даже холма.



ГЛАВА   10.3.             Третий  барак.       Шура.      Аефал. 

          Проживая на поселке, я чаще чем с другими, стала проводить время с подружкой Катей, хотя мы жили и не в одном бараке, а на значительном расстоянии друг от друга. Мы учимся одной школе, но в параллельных классах. Знакомы мы уже очень давно. Волею судеб, мы также с ней, и с ее семейством, жили вместе в нашем втором бараке и в одном подъезде, но в разных крылах дома.  Потом многие из него переехали на Строительный поселок. Если во время проживания во втором бараке, я дружила с Валей, то в третьем бараке, как раз стала общаться с Катей. В раннем детстве с Катей виделись очень редко, хотя я знала, что она живет в нашем подъезде. Катя была в круглосуточном Детском саду, почти что в интернате,  и  появлялась только на субботу и воскресенье, и то не всегда. Их комната была соседней с комнатой Марии Алексеевой.


                В раннем детстве с Катей я общалась мало, а с ее семейством была знакома, и у нас было некоторое общение. Катя была самая младшая в семье, среди еще двух сестер и одного брата. Старший брат имел странное имя - Аефал.   "Аефалка" -  звала его Катя. Ему к тому времени было уже около восемнадцати лет, и он нам казался очень взрослым. Мы тогда еще не обучались в школе. Видела я его всего несколько раз, и запомнился смугловатый юноша с густой копной темных, кудрявых волос, чем-то напоминающий актера Коренева из фильма "Человек-амфибия". Аефал тоже где-то проживал отдельно и иногда заходил проведать мать и сестер. Две другие сестры обучались в школе и были значительно старше нас. Одна училась в шестом классе, другая  - в восьмом. Их я видела значительно чаще, чем Катю, но у них другие интересы, ко мне относятся снисходительно и называют "фитилем", так как я худая, и для своего возраста высокая, в мать и отца.

                Одну сестру зовут Галина, другую - старшую, как и соседку через стенку и близкую по возрасту, - также Лидия. Галина остра на язык и зла, Лида более утонченная и интеллигентная. Когда мне было шесть лет, а Лиде уже четырнадцать, она водила меня за руку в свою школу, рассказывала про учебу. Показывала гербарии, которые их заставляли делать в каникулы.  Через год я стала в этой школе обучаться в первом классе. В комнате я у них несколько раз была, но мне не понравилось. У них было грязновато и неопрятно.


                Шура.

               Их мать Шура, работала на том же заводе, где мой отец уборщицей в цеху. Всех своих детей, она родила от разных мужчин, поэтому они были такие разные, так как родными были только по матери. Грубоватая Галина и утонченная Лидия, которой в своем семействе было тяжело находиться. Сестры больше ругаются, чем дружат. Мать Шура, невысокая ростом, довольная жизнью, или как ее за глаза звали "Шурка-дурочка" (я это комментировать не буду, безгрешных людей нет. В Новом Завете написано:  "В с е   согрешили и лишены славы Божьей, и каждый за    с е б я    даст  отчет Богу), любила с товарками выпить. Но беспробудной пьяницей, она не была, всегда работала, и как могла, тащила на свою маленькую зарплату уборщицы многочисленное семейство. Каждая из сестер знала "своего" отца. Очевидно, у Шуры с каждым, в свое время, были какие-то отношения. У всех сестер были разные отчества.

          Мужчины в Северном, отсидев свои срока, нуждались в первое время в каком-то приюте. Шура предоставляла им кров и свою постель. Потом мужчины, не много оперившись, уезжали в свои дальние края, а у Шуры появлялась очередная дочка. В пору нашего жительства в этом втором бараке, мужчин у Шуры не было. Она, иногда, свободное от работы время, проводила со своими тремя-четырьмя неизменными подружками за бутылочкой винца. Выпив, они громко, на весь барак, распевали песни типа: -     "Ой, цветет калина в поле у ручья, парня молодого полюбила я",  или      "Что стоишь качаясь тонкая рябина, головой склоняясь до самого тына?"    Им было весело. На одной из своих товарок, Шура женила своего Аефала, когда ему исполнилось двадцать лет. Аефал рожден в годы войны. Вполне возможно, что его отец был из числа работников НКВД. Вольнонаемных женщин в то время на Севере было мало, и деревенская, местная  Шура, могла пользоваться достаточным вниманием у мужчин.

         Новоявленная невестка была старше Аефала лет на семнадцать. Это была женщина - хант. Она работала сучкорубом в Леспромхозе, за семьдесят километров от Северного, и была рада молодому мужу. За очередной бутылочкой и песней женщины справили дело. Аефал тоже был рад пристроиться и как-то жить. Он теперь был всегда одет, обут  и сыт. В Леспромхозовском поселке, куда его увезла жена, он где-то работал в меру своих сил. В Леспромхозах, которых в ту пору было много вокруг города, в нескольких десятках километров, платили хорошо. Снабжение там было лучше, чем в городе, и по продуктам и по промтоварам. В девяностые годы, все десятилетиями налаженные производства были заброшены, все разрушено и пришло в упадок, но тогда еще все процветало.  У женщины-ханта уже была своя пятилетняя дочка, когда на ней женился Аефал. Она была на год младше меня. Дочка была на половину хант, на половину русская. Имя имела вполне русское - Ольга.


ГЛАВА     10.4.           Ольга.      Катюшка.      На  горке.

         Однажды мне довелось увидеться с Ольгой. Это была случайная встреча, хотя в нашей жизни случайностей не бывает. Всегда все закономерно. Мне тогда было восемнадцать лет. Я ехала с зимних каникул в Вологду на учебу в педучилище,  и в одном купе со мной оказалась очень красивая девушка необычайной наружности. Мы познакомились. Она мне рассказала, что едет в Ленинград, где учится на тренера в Физкультурном техникуме и планирует поступать в Физкультурный институт имени Лесгафта, куда ей дают направление, как отличнице учебы. Выяснилось, что ее мать работает в Леспромхозе сучкорубом и ее воспитывает отчим.

          Услышав слово  "сучкоруб", и глядя на внешность девушки, ее миндалевидные глаза и черные волосы, я вспомнила давние посиделки  у Шуры в нашем втором бараке, и спросила как зовут отчима. Это оказался Аефал. Сомнений не было, это был мой старый сосед, другого такого имени я никогда и нигде больше не слышала.  Женщина-хант оказалась хорошей матерью и хорошей женой. Вырастила достойную дочь и помогла в жизни  Аефалу. Он, под ее руководством, закончил Лесной техникум, который находился в Северном, и теперь уже работал мастером, и хорошо получал. Свою жену любил и уважал, несмотря на разницу в возрасте. На других женщин не смотрел, хотя уже выбился в начальники. Он помнил добро, которое получил от своей жены. Помогал приемной дочери во всем.

          Я долго не представляла о существовании Кати, так как ее почти не видела. На заводе Шуре, как одинокой матери, помогли определить ее в круглосуточный детсад, где ее одевали и кормили. Катя старше меня на год. Однажды Галина с Лидой позвали меня идти с ними забирать Катю в детсад на выходные дни. Я с радостью пошла. Тогда я впервые увидела Катю и увидела обстановку детского сада. Узнала, что у каждого детсадовца есть свой индивидуальный шкафчик для одежды, с картинкой на его имя. У Кати это рисунок кроватки с куклой. Мы помогаем Кате одеваться и ведем, ее за руку. Сестры меня предупредили, что Катя у них маленькая и ее надо оберегать. Я себя маленькой давно не считаю. Мы, дворовые дети, взрослели раньше. Я тогда еще не знала, что Катя станет на долгие годы моей самой близкой подругой.  Но это будет позже.

          Мы рады знакомству, но в первое наше знакомство, мы все-таки разругались, и чуть не подрались. У нее оказался далеко не ангельский характер. Придя в барак, Катя пошла к давно знакомой Валентине, с которой мы неразлучно дружили, при ее отсутствии. Но, вот, появилась Катя и они обе стали ко мне относится с какой-то злобой. Я это чувствую и от этого страдаю. У них появились общие интересы, в которые меня не считают своим долгом посвящать. У них какие-то тайны  и заговор против меня. Я обижена, и в свою очередь, хочу как-то им отомстить. Но не могу найти ничего достойного, поэтому эти выходные провожу одна. В понедельник Кате надо возвращаться в свой детсад. Галя спрашивает:    "Марина, пойдешь с нами отводить Катю?"   Я отрицательно машу головой, хотя мне и хочется еще раз побывать в детском саду, окунуться в эту уютную обстановку. Когда Катя, снова надолго исчезла из нашей жизни, Валя, как ни в чем не бывало, зовет меня гулять во двор. Я дуюсь, но иду. Скоро инцидент забывается. Дружить против кого-то это в крови у женщин.

         В скором времени, семейство Кати, как и семейство Марии Алексеевой, переезжает на жительство в  Строительный поселок. В бараке  номер два у всех было по одной комнате, на поселке же  (в 24  ОЛПе)  у всех уже по две, а  то и по  три комнаты. Именно на поселке мы стали с Катей дружить. Наше семейство туда переехало года через два после них, когда я и Катя уже стали учиться в школе. Катя своего отца, в отличие других сестер знает и видела неоднократно. Он, прожив какое-то время в Северном у Шуры, как и другие, уехал к себе на родину - в Донецк, в город Енакиево.

               Катю, отец Алексей признал и дал ей свою фамилию. Она почти каждое лето выезжала к нему в Донецк в летние каникулы. Отец работал в шахте, и имел жену и детей, которые были старше Кати - двух сыновей и дочь - сводные братья и сестра. К Кате относились все хорошо. У нее еще оказались в Енакиево многочисленные тетки и дядья и все ее хорошо принимали, одаривали подарками, но жить не оставляли.  Принимали исключительно Катю. Других детей Шуры, никто знать не хотел. "У них есть свои отцы, - пусть и заботятся".  Но "другие" улетев, больше не заявляли о себе. Шура и себе взяла его фамилию и другим дочкам дала такую же как у Кати.   "Мы - семья, - и у всех должна быть одна фамилия" -  такое было ее кредо. Жила Шура бедно, но легко, и была вполне счастлива и довольна своей судьбой.  Дочек не обижала,  и они ее, по-своему, все любили, и называли не иначе как: "Наша мамулечка". Одна Лида немного ее перед соседями, одноклассниками и учителями стеснялась.

         Так, вот, в нашем третьем бараке началась наша с Катюшей дружба во дворе.  В школе, обучаясь в параллельных классах, мы не общались. Там были свои приятели и друзья. А во дворе, основное время, я,  Марина, проводила с Катюшкой. Были у меня в третьем бараке и еще друзья, о которых позднее. Мы, конечно, были очень разные. Катя очень самолюбивая, как, впрочем, и я, потому у нас были разногласия и ссоры. Мы подолгу не разговаривали, дулись друг на друга, но потом забывалось, и мы снова проводили время вместе. Сестры ее уже стали девушками, закончили обучение в школе, и у них свои заботы.  У нас же пора детства, которую принято называть "золотой".  Что-то в этом есть.

          После очередной ссоры (на века), я начинаю скучать, мне не хватает общения, но идти мириться не могу, не позволяет гордость, хотя очень хочется. И, вот, как ни в чем ни бывало, появляется смеющаяся Катюшка. За плечами у нее санки. "Маринка, идем кататься с горы". Радости моей нет предела. Быстро накидываю пальтецо, шаровары, которые натягиваю на валенки, чтобы не попадал снег. На голову надета шапка. Мы весело бежим на горку, у каждой свои санки. Санки легкие, из алюминия, везти нам их легко. Мы их тянем за собой на тонкой веревочке. Погода отличная, легкий снежок и легкий морозец. Все разноглася забыты, словно их и не было. Мы весело щебечем о предстоящем катании, уточняем на какую из гор пойдем кататься. У нас на поселке их несколько. Выбор сделан в пользу не очень крутой горы, которая имеет спуск на пустырь, так что при желании, можно проехать и подальше, но нам хватает отмеренного расстояния. Эта горка была рядом с нашим небольшим, бревенчатым магазином, в котором две половины - в одной продукты, в другой - промтовары.

              Сейчас на этом месте нет ни магазинчика, ни горы, ни пустыря, все изменилось. Вырос большой торговый комплекс с ресторанами, кинотеатром, гранитным фонтаном в центре зала, лестницами-эскалаторами.


ГЛАВА    10.5.         Детство на  24-м  ОЛПе.    Школа.      Шура.

           Но до этого еще очень далеко, почти пятьдесят лет, а пока нам по девять лет, и мы летим с горы, -  из-под санок снежные брызги. Снова и снова взбираемся мы на гору. Санки несколько раз на кочках переворачиваются, - мы в сугробе. Смех и визг. На морозе и на воздухе наши щеки разрумянились, очень не хочется уходить, но надо - зимой темнеет рано, а освещения там нет. В сумерках бредем обратно. Мир полностью восстановлен. Вместе мы идем только до нашей бани, дальше наши пути расходятся. Кате по одной дороге в свой барак, мне по другой - в свой. Мы переполнены радостью и счастьем.

           Но, вот, в Северном, конец второго десятилетия, третьего  тысячелетия. За Торговым центром начинается строительство огромного Аквапарка со всеми его наворотами. Для детей радость и забава. Но ничто не могло, и не может сравниться с нашим катанием с гор, никакое плескание в огромных лужах, под присмотром взрослых людей, не заменит нашей радости. Мы были вдвоем и весь мир принадлежал нам. Этот Аквапарк стал возводиться на месте завода, на котором когда-то, в пятидесятых-семидесятых годах двадцатого столетия работали и мой отец и Катина мать. К двадцатым годам нового тысячелетия все цеха были снесены, память о достойном предприятии забыта, все забетонировано и готово к новому - Аквапарку.

           А пока, мы, усталые,  еле-еле двигаемся к своим домам, и наши легкие санки, нам кажутся тяжелыми. Глядя сейчас на тяжелые сани современных детей с рулем, с педалями, которые они с трудом везут, я с благодарностью вспоминаю наши детские санки, в которых мы и падали и вставали, и легко поднимали в гору, и они, иногда, оказывались сверху нас, но они были легкие и безопасные. Мы договариваемся о встрече на следующий день. К вечеру следующего дня Катя приглашает меня на просмотр фильма по телевизору. У нас его еще нет, а у Кати телевизор с маленьким экраном и с линзой для увеличения. Смотрим хороший фильм "Девчата" с Надеждой Румянцевой и Николаем Рыбниковым в главных ролях. Телепередачи в нашем городе, в те годы проходили только по вечерам. Начинались с девятнадцати часов с местных новостей, а потом обязательно был художественный фильм. Также у Кати мы слушали пластинки, которых у них было много. Покупали старшие сестры. Самая старшая Лида уже стала работать секретарем в какой-то организации.

           В школе мы с Катей не общались, виделись только иногда на перемене. Мы в разных параллелях, у нас разные учителя, и соответственно разные запросы. Я  -  в  "Б"  классе, Катя  -  в   "А"  классе. В классе у нее свои друзья. Катя общительная и приятелей в классе у нее много. В учебе Катя не блистала, училась на слабые тройки, но об этом нисколько не переживала. У меня также в классе свои друзья и свои заботы. Я очень переживала за свои оценки. Это было глупое волнение, отнимающее радость жизни.

            Когда в середине шестидесятых годов, мы переехали из бараков в благоустроенную квартиру, то семья Кати также переехала в этот дом. Многие работники завода оказались в одном новом доме. В доме четыре подъезда. Наш подъезд - четвертый, Катин подъезд - первый.

           Мать Кати, Шура, заранее начала отмечать с подружками перспективу предстоящего переезда и грядущего новоселья. Они, хорошенько выпив, в самом веселом расположении духа, идут вчетвером, взявшись за руки по поселку, и во все горло радостно распевают известную песню  "Вот кто-то с горочки спустился, наверно милый мой идет"...    Поют куплет  -    На нем погоны золотые и красный     ОРДЕР    на груди...  -   В этой песне шла речь о герое войны, пришедшем с фронта, и  слова были  "...И красный   ОРДЕН   на груди", но, получив    ордер    на вселение в новый дом, дамы пели именно так:   "красный 
 о р д е р    на груди", смеялись, радовались сами и смешили прохожих. Люди тогда были без затей, намного проще, чем теперь и чувства не скрывали, а выражали, как могли, и умели радоваться малому. Хотели петь - пели, хотели плакать - плакали. Конечно, и они к этому относились с юмором.

          Тогда в нашем окружении таких чопорных фраз типа:  "Это не телефонный разговор"  не было, как, впрочем, не было и самих телефонов. Проводные телефоны в домах имелись только у крупных начальников, о беспроводных, даже писатели-фантасты не писали. Это было за пределом досягаемого.



                Конец    7-й  -  10-й   частей. 

              Продолжение повести на новой странице.

 



 

      


               



               

               

               

               




               

               

               

               
 



               
 



               


Рецензии
Ирочка, сердечно благодарю тебя за такую прекрасную повесть!
Читаю ее с огромным интересом - это правда жизни!
Очень искренне и очень талантливо написано, как и все твои произведения!
Крепкого тебе здоровья, дорогая, и любви!
С теплом и любовью.

Наталия Ильяшенко   26.02.2024 22:35     Заявить о нарушении
Наташенька, большое тебе спасибо за твои добрые слова. Искренне рада, что тебе нравится.

Ирина Подосенова   27.02.2024 00:33   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.