Наркоман

 

Камран НАЗИРЛИ



НАРКОМАН
пьеса

Действующие лица:

Зиньят – ханум
Рамин – сын Зиньят-ханум
Дуйгу – внучка Зиньят-ханум
Нармин – жена Рамина
Анна Николаевна – соседка
Мамед – зять Зиньят-ханум
Матанат – дочь Зиньят-ханум
Директор
Парень в цепочке
Секретарша
Врач
Медсестра


Действия происходят в наши дни.

Пролог

Открывается занавес. На заднем фоне сверху висит веревка. Узда веревки в форме сердца. На фоне света, внутри «сердца» виднеются стрелки часов. Рамин, Нармин и их дочь Дуйгу выглядят очень мило и счастливо. Они танцуют под песню в исполнении Рафета эль Романа и Эзо. Супруги подпевают дуэтом. Дуйгу играется с куклой. Сцена кружится. Свет то горит, то гаснет. Вокруг всё разноцветно. Музыка постепенно утихает. Сцена кружится. Свет гаснет, и когда музыка прекращается, освещается новая сцена.
Приёмная комната крупной компании обставлена по-современному: красивая, новая мебель, посреди комнаты – круглый стол, мягкие стулья и два кресла. Одно из кресел на колёсах. На столе лежат газеты и журналы. С левой стороны зала выходная дверь. Дверь справа открывается в кабинет директора.
В кресле на колёсах сидит молодой парень в расстёгнутой наполовину рубашке; в руках перебирает ключи от дорогой машины. На шее у него толстая золотая цепочка, на запястье – толстый браслет. Время от времени он косится на Рамина, сидящего с книгой в руках в соседнем кресле, в костюме и галстуке. Он с волнением листает книгу.

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Нашёл время книгу читать... Скоро собеседование, будут расспрашивать...

РАМИН. К нему и готовлюсь... В этой книге даются ответы на все предполагаемые вопросы...

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ.(резко встаёт с места и идёт к Рамину). Серьёзно? Интересно, а что они будут спрашивать? Дай-ка, посмотрю. (подходит ближе и нагнувшись, глядит на обложку книги и читает вслух.) Томас Янг. «Современный подход к управлению кадрами»... Томас Янг? Что за перец?

РАМИН. Автор книги. Индеец...

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Индеец? А откуда он знает про Азербайджан? И вообще, какое это имеет отношение к приёму на работу?

РАМИН. Имеет. Сейчас во всех компаниях собеседования проводятся по критериям составленной им программы. Мне сказали, что и здесь зададут вопрос о его программе. Так что, знакомлюсь...

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. (вновь садится в кресло на колёсах, кружится). Делать нечего, ей-Богу! Брат, эта программа – сущий пустяк... Не мучай себя. (уверенно). Кого захотят, того и возьмут.

РАМИН. По-моему, в этой компании всё по-другому. Здесь ценится знание, грамотность, мировоззрение...

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Ты что, с луны, что ли, свалился? (смеётся)

РАМИН. До сих пор я думал так же, как и ты. Но наконец-то я нашёл нормальную компанию. Сдал тесты, и набрал высокие баллы. Теперь директор вызвал на собеседование. Если пройду, возьмут на сто процентов. Ты тесты сдал?
ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Да какие к чёрту тесты? Кому нужны эти тесты? Меня мой папаша насильно отправил сюда, чтобы заняться чем-нибудь. Честно говоря, самому не хотелось. Мама долго упрашивала папу, и тот взял телефон и позвонил Алишу.

РАМИН. Какому ещё Алишу?

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Директору этой компании... (указывает на правую дверь, затем ворчит). Ну что они там, долго нам ждать? Позвали бы, чтобы знать, что к чему...

РАМИН. А на какую должность ты подал?

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Да чёрт его знает... Посмотрим, что они сами предложат. Во всяком случае, зарплата будет не меньше двух тысяч...

РАМИН. А где ты учился?

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. За рубежом. На экономиста. А ты?

РАМИН. Я тоже окончил экономический. В Баку. С красным дипломом.

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Брат, за рубежом нет никакого красного диплома... Никому он там не нужен! Главное, иметь сертификат, и уметь работать...

РАМИН. Диплом – это тот же сертификат... Ты как ехал, по государственной линии?

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Куда?

РАМИН. За границу...

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Нет, брат! По собственной линии. Папаша отправил, я поехал, пару месяцев остался в Лондоне. Там было очень трудно учиться. Затем уехал в Нью-Йорк, проглулялся там месяцев три-четыре, и там учёба была не легче... Оттуда в Сидней, затем в Париж...

РАМИН. Ты что, весь мир объездил?

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Для того и живём... Что ни день – то благодать, виски, девушки... Гавайские острова! Немки... Голландия, Бельгия... Возвращаться не хотелось, но пришлось. Заставили...

РАМИН. Наверно, у тебя хороший английский...

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Да нет, не так уж! Но мало-мальски общаюсь... Сколько не старался, выучить английский в совершенстве мне не удалось! Очень трудный язык...

РАМИН. А я хожу на курсы, пытаюсь выучить...

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Брат, никакого языкознания на этой работе не требуется... На что язык, если будешь считать... А считать будет компьютер вместо тебя... (смеётся). Вижу, ты грамотный малый... Тебе могут и по три тысячи заплатить...

Пауза
Освещается кабинет директора.

ДИРЕКТОР. (встаёт с места, прощается с Парнем в цепочке). Передай привет папе. С завтрашнего дня выходи на работу. Этот отдел я поручаю тебе. И не беспокойся, справимся.

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Спасибо большое, Алиш-муаллим.

ДИРЕКТОР. И тебе спасибо, сынок....

Свет гаснет.
Свет включается. В приёмной вновь встречаются Рамин и Парень в цепочке.

РАМИН. Так быстро вышел? Ну как?

ПАРЕНЬ В ЦЕПОЧКЕ. Всё в ажуре, брат! С завтрашнего дня выхожу на работу... И тебе удачи...

РАМИН. Спасибо. Поздравляю тебя. Хоть бы и со мной так быстро, конкретно! (Парень в цепочке уходит. Рамин остаётся один. Задумчиво расхаживает. Внезапно слышится голос Секретарши)

СЕКРЕТАРША. Рамин Сеид-заде. Входите.
Рамин с волнением открывает дверь и входит в кабинет. Директор хмурый как туча, разглядыват какую-то бумагу... Подняв голову, он снимает очки и смотрит на Рамина. Рамин стоит.

ДИРЕКТОР. Рамин Сеид-заде – это ты?

РАМИН. Да, я, господин Директор!

ДИРЕКТОР. Тааак, значит, Рамин – это ты? Ты же вроде окончил с красным дипломом, а почему до сих пор нигде не работал?

РАМИН. Я обращался во многие места. Сдавал тесты. Но на собеседованиях провали¬вался.

ДИРЕКТОР. Почему?

РАМИН. И сам не знаю. Причину мне не говорили. Просто говорили: «Ступайте, с вами свяжемся». Вот и всё. Больше ни слуху, ни духу.

ДИРЕКТОР. В армии служил?

РАМИН. Даже, даже получил медаль за героизм...

ДИРЕКТОР. За героизм?

РАМИН. Да, я служил в пограничных войсках. Самостоятельно задержал контрабан¬дистов, торгующих наркотиками! Их было четверо, а я один.

ДИРЕКТОР. Молодец. А родители работают?

РАМИН. Отец умер, а мама на пенсии. Сестра – врач, она замужем. Моя супруга не работает. Живём на пенсию мамы...

ДИРЕКТОР. Тогда вам тяжело, наверное? Дети есть?

РАМИН. Да, дочь...

ДИРЕКТОР. (разглядывает его с ног до головы). Да, достижения у тебя неплохие: красный диплом, медаль за героизм, семья, дочь... (задумывается, затем вспомнив кое-что, обращается к Рамину) С компьютером дружишь?

РАМИН. Да, работаю на всех прог¬раммах...

ДИРЕКТОР. (стучит об стол костяшками пальцев). Что ж.... (вновь задумывается, словно ищет, что бы ещё спросить, затем радостно...) А с английским у тебя как?

РАМИН. Пока никак, но хожу на курсы, выучу обязательно...

ДИРЕКТОР. (морщится). Вот это плохо. Это очень плохо, Рамин! Кам нужны кадры, владеющие английским языком!

РАМИН. (с волнением). Я в совершенстве владею азербайджанским и русским языками. А английский я выучу...

ДИРЕКТОР. Рамин, знаешь, сынок, сегодня европейские стандарты требуют от нас совершенно иные критерии. В первую очередь нужно знать английский. Сам знаешь – мы интегрируем в Европу. Весь мир требует от нас грамотных, опытных специалистов, владеющих английским языком. Мы должны в совершенстве владеть английским, чтобы удивить весь мир. (встаёт, расхаживает, и словно найдя что-то потерянное, уверенно продоложает говорить)... Для того, чтобы предоставить всему миру правду о себе, нам нужно говорить на английском, а не на азербайджанском! Ты же видишь, Рамин, даже русский язык уже не пользуется спросом, во всех средних школах этот язык упраздняют! Вот, те же армяне убеждают весь мир в своей лживой истине на английском языке...

РАМИН. В истине можно убедить и на азербайджанском языке, господин Директор! Лишь бы она была, истина!

ДИРЕКТОР. (морщится, и с недоволь¬ством обращается к зрителям). Ну вот, видите? Нынешнюю молодёжь хлебом не корми, дай поспорить со взрослыми! (нервно, Рамину). Я тебе про Ивана, ты мне про болвана! Потом говорят, почему не трудоустраиваете молодых кадров, не продвигаете, ограничиваете их...

РАМИН. (слегка жалостно). Я – специалист, и прекрасно знаю бухгалтерию. Вы спросите у меня про бухгалтерию... Какое отношение имеет языкознание к бухгалтерии?

ДИРЕКТОР. Вот из-за твоей самонаде¬янности тебя и не берут. Я же тебе внятно го¬ворю, что от нас требуются определённые критерии – умственная способность, особые уме¬ния, творчество и инициатива, влияние и внушение, командный дух... (надевает очки, пытается прочесть с бумаги...) Вот, и тут напи¬сано... знание английского языка, аналитическое мышление... внешний вид... (с заплетающимся языком) решение проблем...

РАМИН. Всеми этими критериями я обладаю, господин Директор! Если вы примете меня на работу, то не прогадаете... Я буду работать честно, с совестью... А английский я обязательно выучу... У меня хорошая база...

ДИРЕКТОР. Честно, с совестью... (иронично смеясь). Эти слова говорят все. Сначала твердят про честь и совесть, но как только добиваются своего, эти ценности благополучно забываются!

РАМИН. Вот увидите, я не такой... Господин Директор, ну доверьтесь же мне... Поручите мне работу... Примите хотя бы на испытательный срок...

ДИРЕКТОР. Знаешь, Рамин, к сожалению, сейчас у нас вакансии нет. Была одна вакансия, и ту уже занял специалист, обучившийся за рубежом... Вы как раз с ним разминулись. Очень умный, грамотный, влиятельный молодой человек...

РАМИН. Но ведь он... Он же даже не знает английский?

ДИРЕКТОР. Как не знает английский? Ты в своём уме? Он учился в Лондоне, Нью-Йорке, Париже... Думай, что говоришь!

РАМИН. Честно, он сам мне это сказал... Сказал, что не смог там учиться, так как было трудно. Даже язык он выучить не смог...

ДИРЕКТОР. В любом случае, неправильно с твоей стороны обсуждать его... Ты отвечаешь только за себя, приятель!

РАМИН. Про себя я всё сказал! Что же теперь мне делать?

ДИРЕКТОР. Подождать.

РАМИН. Это уже двадцатая компания за год, что советует мне подождать. Сколько можно ждать?

ДИРЕКТОР. Сынок, есть люди, которые ждут всю жизнь. Ты ещё молод, не видел те дни, когда в наше время люди стояли в очередь за квартирой на протяжении двадцати-тридцати лет... Ждали, терпели, надеялись... И ничего стыдливого в этом не было... А нынешние – как шестимесячные, никак не хотят ждать... (с хохотом смеётся)...

РАМИН. Теперь что, мне тоже ждать работу целых тридцать лет?

ДИРЕКТОР. (серьёзно) Ну я же тебе сказал, что у нас нет вакансии. Как только будет, позовём.

РАМИН. Так не зовёте ведь... Обманываете...

ДИРЕКТОР. Чёрт побери! Молодой человек, ты что, не понимаешь? Всё, хватит, уходи, у меня полно работы... Зуля, зайди ко мне!!! Ты ещё здесь? Ступай, жди вакансию.
Рамин выходит сердито, хлопая дверью. Книгу выбрасывает в урну.
Свет гаснет, и включается вновь. Рамин сидит в кафе. Курит, выпивает. Он в печали. Внезапно появляется Парень в цепочке, с радостью подходит к нему и тепло приветствует. Парень в цепочке заказывает выпивку, и вместе с Рамином они выпивают, курят. Парни, девушки танцуют, выпивают, развлекаются. Это очень нравится Рамину. Сцена кружится. Кружится всё. Рамин пьянеет. Сцена продолжает кружиться. Музыка постепенно утихает. Свет гаснет.

Первый акт

Звучит лёгкая музыка. Занавес открывается. Ночь. В углу уютной комнате стоит кровать, укрытая белой простынёй. Рамин сидит на кровати и колится в вену. Видно только его: развязывает с руки платок, и выбрасывает шприц. На диване напротив, на белом покрывале сидит девочка шести-восьми лет, и убаюкивает на коленях куклу. Время от времени она глядит на кровать, на которой еле дыша, сидит её отец. Внезапно Рамин встаёт, и медленно появляется посередине сцены. Девочка медленно засыпает. Прожекторы освещают Рамина. Он смотрит то на дремлющую дочь, то на зрителей. У него туманится в глазах. Он исхудал, истощён. Медленно, под дурманом, он подходит к стоявшему справа дивану-креслу. Спотыкается, и еле держась на ногах, пинает кресло.

РАМИН. Свалить меня вздумал? Думаешь, я ослеп, не узнаю тебя? (обращается к креслу) До вчерашнего дня твой отец банщиком подрабатывал, а ты сейчас нам «шмаль» сбываешь! Да верну я твои деньги, не быкуй! Видишь, сейчас на мели?! Что ты сказал? Да уж... Где мне брать деньги? Да ладно тебе! Мужик ты, или тряпка? (махнув рукой, оборачивается. На сцене появляется его жена Нармин).

НАРМИН. (с удивлением) Рамин, ты это мне говоришь? Ей-Богу, ты совсем с ума сошёл!

РАМИН. Ступай, найди мне деньги! У меня долги, надо вернуть!

НАРМИН. Где найти, Рамин? Дома уже ничего не осталось, ты всё распродал!

РАМИН. Не знаю, где хочешь, там и найди! Ступай давай, не стой как истукан!

НАРМИН. Ах, Рамин, Рамин! Вот чему ты меня принуждаешь! Будь проклят тот день, когда я тебя встретила! Значит, все твои обещания были лживыми! Ты превратился в настоящего наркомана! Тебе нужен врач, а не деньги!

РАМИН. (огрызается). Заткнись, закрой рот, я тебе сказал! Ступай, найди деньги!

НАРМИН. Что мне делать? На панель что ли идти?

РАМИН. Не знаю, делай что хочешь, но найди деньги!

НАРМИН. (громко плачет). Подлец! Ещё мужчиной себя называешь!

РАМИН.(взбесившись, бросается на жену). Помалкивай, а то зарежу!

НАРМИН. Душка не хватит!

РАМИН. (пытается схватить жену за волосы, Нармин с криком убегает). Пошла вон отсюда! Без денег домой не возвращайся!

НАРМИН. (уходит в слезах). Сукин сын, наркоман несчастный! Ничего, ты у меня попляшешь! Пусть с тобой полиция разбирается! (покидает сцену)

Пауза

РАМИН: (расшатываясь, двигается вперёд, смеётся) Вы тоже думаете, что я наркоман? Да какой из меня наркоман? Тоже мне, наркомана нашли! Нет, я не наркоман! Я... я... как его там... (смеётся). Да, память барахлит. Когда у человека долги, у него вся память улетучивается! Прррррр... (словно прогоняя птиц). Ну да, вспомнил... Ширяльщик! (хохочет). Я ширяльщик! (Пауза, оглядывает зрителей). Нет, не халявщик! Я сказал ширяльщик! Я ширяльщик! (на мгновение умолкает) Даже это слово мне не подходит! Это слово относится к миллионерам! (смеётся). Ширяльщики! Все вы в кайфе! За счёт своих папаш! А я... а я... (Пауза... затем говорит про себя). Если болит душа, то чем её можно вылечить? Выпивкой, иглой, наркотиками! (словно услышав что-то). Что? Что ты сказал? Чувствами? Эти пустые слова пишутся только в книгах! А жизнь – это совсем другое. Жизнь состоит из наших сладких грехов. Вот наркомания – это сладкий грех!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (тревожно). О боже! Спаси и сохрани! (плачет навзрыд).

РАМИН.(словно общяясь с кем-то). Не болтай глупостей!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (воспринимая слова сына в свой адрес). Что, сыночек? Хорошо, как скажешь! Не буду ничего болтать!
РАМИН. Глупость – это счастье! Хочешь быть счастливым – делай глупости! Вот как я, например! Никаких забот, ни о чём не думаю! Вот оно, счастье! (встаёт, раскачивается).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Да, да, сыночек! А я несчастна!

РАМИН. (встаёт перед зрителями). Несчастный? Будь я несчастен, жил бы как вы! Несчастье – это твой удел! Со дня рождения! Всю жизнь живёшь под бременем!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Да, сыночек, да! Я несчастна!

РАМИН. (говорит про себя, не слыша мать). Чьё бремя ты ещё можешь нести, кроме своего? Может думаешь, что это я должен нести твоё бремя? Ха-ха-ха! (хохочет). Я родился не для этого! Моя миссия – развлекаться! Кайфовать!
ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Господи боже мой! Надели меня терпением! (бьёт об колена). Что я слышу! Ей богу, ребёнок сейчас проснётся, испугается! Не лишай моего сына разума! !

РАМИН. (словно слышит только слово «разум»). Что? Разумно развлекаться? (Зиньят-ханум вздрагивает, и продолжает жалостно слушать сына). С каких это пор разум и развлечение стали родственными душами? Запомни: наркотики – это наслаждение, нарктики – это забывчивость. Человек хочет всю жизнь развлекаться, наслаждаться, забыть обо всём! (сваливается на кровать, укрывается белой простынёй, сразу засыпает).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (осторожно подходит к кровати сына, затем выходит на переднюю часть сцены, бьёт руками об колена). Будь ты проклят, кто придумал эти иглы!
Нармин выходит на сцену.

НАРМИН. (у неё на плече чайное полотенце). На ночь глядя проклинать нельзя! Ночные проклинания становятся вещими!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ну и пусть становятся! Именно этого я и хочу. (указывает рукой на кровать) Вот, опять в отключке.

НАРМИН. Он вылил на меня ушат помоев! Говорит, иди на панель, принеси мне деньги!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Что? Что он сказал?

НАРМИН. (со злостью) То, что слышала!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Господи боже мой! Лучше бы я умерла, чем слышать всё это! Ну за что мне такие мучения?

НАРМИН. Сама виновата!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (морщится). Ну вот, и ты туда же! Ребёнок там погибает, а ты тут ищешь виноватых!

НАРМИН. Этот «ребёнок», которого ты холила и лелеяла на протяжении двадцати девяти лет, мой муж, понимаешь? Он не ребёнок!
ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ну доченька, это же мой сын, что мне делать? Я же не виновата, что родила его!

НАРМИН. Мама, мне нужно поговорить с тобой открыто: он мой муж, понимаешь? Вся ответственность отвратительной судьбы моего мужа возлагается на тебя. Да, да, во всём виновата ты! Как можно оказывать столь чрезмерную заботу о своём сыне?! Сколько можно поддакивать ему? Ты во всём перегнула палку! Чуть что, «Сыночек, миленький, ты не голоден?» «Сыночек, родненький, тебе не холодно?» (подражает свекрови).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (перебирая слова). Доченька, как ты можешь обвинять меня в любви и заботе о родном сыне? Это же обычная материнская любовь! Ты ведь тоже мать!

НАРМИН. Матеря должны быть жёстче, чем отцы! А у нас всегда было с точностью да наоборот! Поэтому девочки у нас растут беззащитными, а мальчики – лентяями. И во всём виноваты матеря.

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Дочка, может, нам следует поделить эту вину пополам? Может, во всём виновата твоя любовь? Может, это ты не можешь удовлетворить его душевные потребности?

НАРМИН. Во всяком случае, это не я рожала твоего сына. Его родила ты, вместе с его грехами. Твоя чрезмерная любовь привела к его избалованности с момента рождения. Если бы ты своевременно предотвратила избалованность своего сына, то всё было бы по другому... (молчит, икает). Мне всё надоело! Я уже не могу жить в этом доме!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (подходит к невестке, обнимает, гладит её волосы). Успокойся, родная! Видимо, это такое испытание! Если каждая из нас будет реагировать так, что мы не сможем преодолеть это испытание. А вместе мы сможем найти выход из этой ситуации, доченька!

НАРМИН. (со злостью отталкивает её руки) Выход? Но как? Как мы можем возвращать к жизни обречённого человека?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (протягивает руки вверх). Всё в руках Всевышнего, доченька! Бог милостлив!

НАРМИН. (отступает, с расширенными глазами). Какой ещё бог? Я уже и бога не верю!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Да простит тебя Аллах! Как ты можешь такое говорить? У тебя семья, муж, дочь!

НАРМИН. Семья? (с раздражением указывает на Рамина) А где эта семья? Что осталось из этой семьи? Что у нас осталось, кроме чести? Скоро и её не будет...
ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Не говори так! Мы – уважаемая семья, все люди завидуют нам... (внезапно скрипит кровать, мать тревожно оборачивается к кровати. Невестка тоже глядит на белую простыню).

НАРМИН. За это ли нас уважают, мать? (указывая на кровать) Это ли наша честь, наше достоинство? Этому ли завидуют?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Потише! (она робко подходит к кровати, Рамин громко охает, и умолкает). Да буду я жертвой твоей, сыночек! Рамин, Рамин...(тихо зовёт его, но сын не отвечает. Женщина пугается). Дочка, иди-ка сюда, кажется ребёнок...

НАРМИН. (подходит, напугавшись). Что такое?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Не стой, быстро беги, зови Анну Николаевну... (бьёт руками об колени, невестко бежит к соседке, и возвращается вместе с ней).
Пауза

АННА НИКОЛАЕВНА. Зиночка, дорогая моя, ну что? Что? Что опять с Раминчиком?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Аня, дорогая, глянь-ка, он почему-то не дышит! Опять ввёл в вену эту гадость!

АННА НИКОЛАЕВНА. (осторожно подходит к кровати Рамина. Невестко поспешно удаляется, в это время Дуйгу входит с куклой в руках, и не обращая внимания ни на кого, садится на диване и начинает смотреть на происходяющее. Никто не обращает на неё внимания). Раминчик, Раминчик! Ну что с тобой? Ты же не был таким, дорогой мой! Дай-ка, осмотрю тебя!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Aхххх! Уффф! Ну почему же ты умер, Нариман? На кого ты нас оставил? Ну кто, кто, кто принёс в наш дом эту гадость?

АННА НИКОЛАЕВНА (глядит на опухшую руку Рамина, на чётко отличающиеся сосуды, и качает головой). Зина, ну почему вы не везёте его в диспансер? Сколько раз я говорила вам! Вы же губите его. Чего вы боитесь? Жалко ведь ребёнка....

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Анна Николаевна, клянусь, я боюсь... боюсь осрамиться перед людьми, родными, близкими... Ведь все, кому не лень, будут говорить о нас.

АННА НИКОЛАЕВНА. Дорогая, не о том думаешь... Это всё ерунда... Сплетни, разговоры, всё это раз плюнуть! Главное – здоровье... Здоровье... Ребёнок погибает... А вы стоите, смотрите... Где Матанат? И ей я говорил несколько раз... А что жена его говорит? (внимательно осматривает руки Рамина). Господи боже мой! Послушай, Зина, обязательно отвезите его в диспансер... Клянусь святой Марией, он погибнет... Или же, вызовите скорую! (выходит из комнаты).
Освещается другой угол комнаты. Дуйгу сидит на диване.
ДУЙГУ. Баю-баюшки-баю! Баю-баюшки-баю! (укрывает куклу шалью бабушки). Баю-баюшки-баю! Баю-баюшки-баю! Сссссс... (приставив палец к губам, говорит с куклой). Не шуми! Папа спит! Ты тоже поспи! Баю-баюшки-баю!
Зиньят-ханум входит в комнату.

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ: (шёпотом) Дуйгу, солнышко моё, иди, ложись спать! Мама тебе постелила в той комнате. Бабушка ляжет здесь, на диване. Встань, умница моя, уже поздно! И куклу забери...

ДУЙГУ. (громко) Нет! Я не хочу спать! Я хочу остаться здесь!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ: (с шепотом) Потише! Ссссссс... Разбудишь ребёнка, опять начнёт буянить! (указывает рукой на спящего сына).

ДУЙГУ. Он разве ребёнок? Это она ребёнок! (показывает куклу).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ: Солнышко, ты же моё умное дитя! Послушайся бабушку, иди, ложись спать! Поздно уже!

ДУЙГУ.А он не твоё умное дитя?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ: Кто?

ДУЙГУ. Вот он... мой папа!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (вздыхает). Он тоже был моим умным дитём! Он был светом моих очей! А теперь... (смотрит в зеркало, протирает лицо). Боже, во что я превратилась! За этот год я постарела на несколько лет! О господи, помоги мне! Спаси моего сына от этого ужасного недуга! Я уже не могу... (протягивает руки кверху).

ДУЙГУ (подходит к бабушке сзади, с удивлением). Бабушка, а с кем это ты разговариваешь?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (вздрагивает). Ни с кем, солнышко! Ты иди, мама ждёт тебя в той комнате.

ДУЙГУ. Ведь ты подняла руки и с кем-то говорила!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ: Я говорила с дедушкой Богом!

ДУЙГУ. А кто такой дедушка Бог?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Дедушка Бог – это тот, кто создал весь мир! Он выше всех, могущественнее всех!

ДУЙГУ. Могущественее моего папы?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Конечно, солнышко!

ДУЙГУ. А что ты ему говорила?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Просила беречь моих детей, защитить их!

ДУЙГУ. (Пауза) Бабушка, а дедушка Бог слышит?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Конечно, слышит, доченька.

ДУЙГУ. И видит?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Дедушка Бог и слышит, и видит, дитя моё! Он всемогущ!

ДУЙГУ. А он сможет услышать меня?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Если ты захочешь, то услышит, доченька. Он слышит всех, дитя моё, всех! Достаточно только просить у него!

ДУЙГУ. Тогда я буду просить у него вылечить папу! (уходит, выходит со сцены)
ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (задумчиво глядит вслед внучке, вздыхает). Он услышит твои молитвы, дитя моё! Наверняка, услышит! Ведь ты – самое чистое, самое непорочное существо на свете. (подходит к кровати сына, смотрит на него, и ей кажется, что сын не дышит, говорит про себя). Я боюсь этой кровати. Меня пугает и эта белая простыня! Боже, во что превратился мой сын! Истощал, исхудал! (Пауза) Расти его двадцать девять лет, защищай, холь и лелей, ни в чём не отказывай! Чтобы потом был прикован к кровати! А ты бы потом стояла в стороне, не в силах что-либо сделать! Это ужас, ужас! (кровать скрипит, парень стягивает с себя простыню, мать тревожно подходит к кровати). Рамин, Рамин, сынок! Проснулся? (сын не отвечает). Сынок, Рамин, как ты себя чувствуешь? Слышишь меня, Рамин? (ответа не следует, мать тревожится). Господи, что же мне делать? Кто нас довёл до такого состояния? (дверь открывается, невестка входит с чайным полотенцем в руке)

НАРМИН (безразлично). Что происходит? Опять не может заснуть? И ребёнка напугали, сна ни в одном глазу...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Может, снова позовём Анну Николаевну? Ведь так же нельзя? С утра лежит бездыханно. Ребёнок погибает...

НАРМИН. А что сможет сделать Анна Николаевна? Придёт, посмотрит, уйдёт? Твой сын и без того конченный человек!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Не говори так!

НАРМИН. Такова моя судьба! Видимо, Всевышний так распорядился! (с иронией).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Вот от таких твоих слов и все наши беды! Сколько раз тебе говорила, не накликивай беду! Неужели тебе сложно желать что-то доброе, хорошее? Кто у Бога просит, тому Бог подаёт! Вечно говорите всякую мерзость, поэтому нас тянет ко дну, как трясиной!

НАРМИН (со злостью). Нечего обучать меня уму-разуму; я всё это знаю! Ты бы лучше своевременно увещевала своего сына, чтобы не доводить его до такого состояния! (уходит. Мать печально смотрит ей вслед. Свет гаснет).

Второй акт

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (падает на колени, читает стих ).
...Мне жизнь моя не мила,
Угасаю я день ото дня.
До чего я себя довела,
Что и Бог не жалеет меня.
(молчит, затем обращается к зрителям) Нет! Бог тут не причём! Такие беды присущи Дьяволу! Именно Дьявол сбил моего сына с пути! Никогда раньше всего этого у нас не было! В наш дом ворвался Дьявол! Сбил моих детей с пути истинного!

НАРМИН (из темноты). А разум для чего? Был бы разумным, не сбился бы с пути!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (кровать скрипит, парень переворачитвается на бок, мать тревожно бежит к кровати). Рамин, сынок! (Рамин открывает глаза, он одурманен)

РАМИН (потягивается). Мама, который час?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Что? Который час? Сейчас, сию минуту... (бежит в другу комнату, и быстро возвращается). Уже два часа, сыночек...

РАМИН. Два часа? Ничего себе поспал! А в котором часу я заснул? (приподнимается, сидит в кровати, протирает глаза, и одурманенно оглядывается).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (в сторону) Кажется, всё ещё в отключке, ещё не пришёл в себя. Ей-Богу, он погубит себя!

РАМИН (повышает голос). Мама!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Да, сыночек! (в сторону) Да сдохнет твоя мать!

РАМИН. Я долго спал?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (испуганно). Да, милый, со вчерашнего утра!

РАМИН (якобы сердится). А почему не разбудили?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (в сторону). Кажется, у него и память пропала... (обращается к Рамину). Ты же один раз уже вставал, родненький, не помнишь? Спрашивал про шприцы...

РАМИН (вздрагивает). Что? Шприцы? (встаёт, взбудораженно переворачивает всё, затем начинает чесаться). Где они? Куда вы их дели?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (испуганно). Сыночек, не злись! Они там, под подушкой. Ты же сам их там спрятал!

РАМИН (быстро поднимает подушку, и увидев шприцы, немного приходит в себя). Не вздумайте их трогать!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Не тронем, сыночек! Чуть потише, девочка только что заснула. Разбудишь...

РАМИН: Я голоден! Есть что покушать?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (поспешно бежит на кухню). Сию минуту, дорогой мой! Иди, садись, поешь долму! (кладёт на стол хлеб и тарелку долмы). Сядь, покушай!

РАМИН. (потягиваясь, садится, и с аппетитом кушает). Это всё?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Сыр тоже есть, принести?

РАМИН. Нет, не нужно!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (внимательно следит за сыном, за тем задумчиво, испуганно говорит). Рамин, сыночек, мне нужно сказать тебе кое что! Только не сердись, ладно? Кушай спокойно, не торопись! Слава богу, теперь тебе лучше! Вчера ты чуть весь дом не разрушил! (Пауза) Рамин, заклинаю тебя духом твоего отца... может... бросишь эту гадость к чёртовой бабушке? Уже который месяц, как я от стыда не могу выйти из дома! Мне стыдно перед всеми – перед соседями, родственниками... Все говорят, что мой сын – наркоман!

РАМИН. (громко, со злостью) Что? Пошли они все к чёрту! Правильно делаю! (смеётся). Кто это говорит? Жена «кидальщика» Башира? Или дочь лысого Хамзы? Пусть идут, пекутся о своих детях, они ничем не лучше меня! (ест с аппетитом). Хорошо напомнила: когда папа ещё был жив, этот самый Башир брал у него деньги в долг, а сейчас он в России скрывается... Почему ты не говоришь об этом его жене? Нам что, деньги не нужны?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Эх, сынок, что мне делать? В тот день сказал об этом его жене, она начала жаловаться, что у неё нет ни копейки! Говорит, что Башир задолжал чуть ли не у всего Азербайджана, поэтому не может возвращаться сюда... А сыновья пристрастились к наркотикам... Вот что бывает, когда дома нет хозяина... (Пауза) Можно подумать, этот Башир был уж таким семьянином... Супруги оба занимались торговлей наркотиков. Теперь и своих сыновей сделали несчастными...

РАМИН. Почему несчастными, мать? Под каждым из них – по Джипу, живут-не тужат. Даже полиция им не указ. А у меня ни кола, ни двора!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Не говори так, сынок... У тебя прекрасная семья, дочь, дом... Два диплома...

РАМИН. Что? Диплом? Да кому он нужен, мой диплом? Куда только я не ходил! Один говорит, не знаешь английский, другой говорит, не умеешь работать на всех компьютерных программах... Но ни одна сволочь не поинтересовалась о моей специальности, не спросила, что ты являешься инженером по строительству метро, умеешь ли разрабатывать проекты? Разбираешься ли в чертежах? (завершает обед). Спасибо, мать, было очень вкусно! (отталкивает тарелку).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Приятного аппетита!

РАМИН. (после некоторого раздумья). Мам, мне нужны деньги! (обретает серьёзный вид).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Зачем тебе? Опять тратить на наркотики? (убирает со стола) Что мне ещё продать? Ты хоть думаешь, что ты делаешь, Рамин? Что ты нашёл в этой гадости?

РАМИН. (смеется). Не называй это гадостью, мать! Это кайф, это наслаждение! Жизнь даётся лишь один раз, и ею нужно насладиться вдоволь!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Сынок, а разве нет других путей наслаждения жизнью? Обязательно нужно колоть себя этими иглами? Не жалко себя? Ну ладно, себя не жалко, но почему ты не жалеешь нас – свою сестру, жену, маленькую дочь? Они ведь тоже мучаются... Посмотри, во что ты превратился! Ей-Богу, каждый раз, когда ты доводишь себя до такого состояния, я словно иду в мир иной, и вновь возвращаюсь!

РАМИН. (смеется) Не трудись, мать, никто ещё не возвращался с мира иного. Пойдёшь, и не вернёшься... Главное – этот мир. Нужно наслаждаться этим миром, покуда жив.

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Вы настолько обезобразили этот мир, что только и хочется покинуть его.

РАМИН. Не надо покидать, мама! Ты мне ещё нужна!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ.(с волнением оглядывается, тревожно следит за действиями сына). Рамин, у тебя всё в порядке? Как ты себя чувствуешь, сынок?

РАМИН. А как может чувствовать себя человек, наевшийся досыта и утоливший голод? Вот бы ещё дозу после этого, вообще был бы земной рай!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (продолжая испуганно оглядываться). Чаю будешь?

РАМИН. (с иронией и усмешкой направляется к кровати). Да, да... Ты лучше чаем займись! (Зиньят-ханум убирает тарелки и исчезает в темноте. Рамин берёт из-под подушки шприц и колит в вену). Ах! Кайф! Вот оно, настоящее наслаждение! (затем сидя размахивает руками, словно одурманенный дирижёр). Сами наркоманы, а меня наркоманом называют! (смеётся). Чья бы корова мычала, ваша бы заткнулась в тряпочку! Твари недоделанные! (размахивает руками. Зиньят-ханум с волнением наблюдает за происходящим. Рамин обращается к зрителям). Как по-вашему, можно ли излечить душу? Сердце излечить можно, а душу – никогда! (Зиньят-ханум в ужасе бьёт руками об колена).
Рамин валится на кровать, хрипит.

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ребёнок умирает! Да ослепла бы твоя мать, сынок, дабы не видеть тебя в таком состоянии! (прислушивается, затем растерянно бежит к телефону, набирает номер) Алло, алло, Матиш, доченька... быстро, приезжай... Забери Мамеда, приезжайте! Даааа, да... Состояние критическое... (плачет, вешает трубку. Входит Нармин. Свекровь смотрит на неё). Я позвонил Матанат, они едут...

НАРМИН. Опять укололся? Сейчас проснётся и будет требовать денег!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (с волнением расхаживая). Господи, ну что же мне делать, а? (возвращяется, садится рядом с внучкой. Дуйгу обнимает куклу, и не обращая на неё внимания, смотрит на кровать. Внезапно Рамин резко вскакивает, Зиньят-ханум в испуге вздрагивает). О Господи, помилуй! (осторожно). Рамин, Рамин!

РАМИН. (еле дыша). Мама... oфффф!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (подходит к нему). Что с тобой, сыночек? Кошмар приснился?

РАМИН. Да, мама, кошмар... Мне приснился белый дом...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Белый дом? (в ужасе). Господи боже мой! Проклятье дьяволу! Такие сны ничего хорошего не сулят! (смотрит на Дуйгу). “Белый дом” толкуется как могила! Упаси, господи! (сын натягивает на себя белую простыню, еле дышит, и внезапно затихает. Мать пугается, тихо окликает его). Рамин, Рамин! Заснул? Сынок, шприц не нужен? (сын не отвечает. Зиньят-ханум возвращается и вновь садится рядом с внучкой. Дуйгу удивлённо смотрит то на бабушку, то на кровать отца)

ДУЙГУ. (шепчет бабушке). Он умрёт?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Упаси господи! Не говори такие слова, солнышко! (внезапно Рамин вскакивает, Зиньят-ханум вздрагивает)

РАМИН. (лижет губы, с расширенными глазами). Мама, опять!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (бежит к нему). Что опять?

РАМИН. Мне опять приснился Белый дом...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Белый дом? (словно слыша впервые). Совсем белый?

РАМИН. Да, мама, белоснежный дом!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Господи, какой ужас? Стой, ничего больше не говори! Сейчас я принесу луковицу, откусишь и выбросишь в окно! (убегает, исчезает в темноте)

РАМИН. Офффф! Я задыхаюсь! Ахххх! Мама, я умираю! (валится на кровать, хрипит. Напуганная девочка убегает. Зиньят-ханум вбегает с луковицей в руке)

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. О боже, ребёнок задыхается! Мой сын умирает! Нармин, доченька... Быстро, беги за Анной Николаевной....(Нармин растерянно входит, Дуйгу также входит с куклой в руках, и стоя рядом с ними, с волнением следит за происходящим...)

НАРМИН. Что, что с ним?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Он умирает! (показывает луковицу). Даже это не откусил!

НАРМИН.(с удивлением). Что это такое? Зачем ты притащила сюда луковицу? (подходит к кровати, смотрит на Рамина, и возвращается...)
ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ну что стоишь? Быстро, беги за Аней! (все разбегаются. Звучит музыка. Свет гаснет).

Третий акт

Та же обстановка. Зиньят-ханум сидит вместе с Анной Николаевной и пьёт чай. Прежнее волнение и тревога полностью забыта. Невестка порой заходит и выходит,держа в руке полотенце. Она выглядит раздражительной. Словно ждёт кого-то. Анна Николаевна высокая, худощавая женщина. Она пожилая, но бодра, здорова. Хладнокровна. Чаю не пьёт, ничего не ест. Зиньят-ханум пьёт чай, отведывает варенье. Иногда она оглядывается на сына, лежащего на кровати, затем смотрит в сторону дивана, где обняв куклу, спит внучка. Зиньят-ханум укрывает ребёнка, затем вновь возвращается за стол и смотрит на Анну Николаевну вопросительным взглядом. Прожектор освещает Зиньят-ханум и Анну Николаевну. Передний план.

АННА НИКОЛАЕВНА. Зиночка, не беспокойся. Я вколола ему успокоительное. Всё будет хорошо.

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Аня, я боюсь... А дочка так и не явилась! Хотя бы...

АННА НИКОЛАЕВНА. Я говорила с Матанат... Сказала, или в диспансер, или в скорую...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Да нет, ты что? Какой ещё диспансер? Лучше в скорую....

АННА НИКОЛАЕВНА. Вот, Зиночка, не обижайся. У вас – мусульман всегда так... Когда вам нужен врач, вы бежите к мулле. А врача зовёте уже тогда, когда вам нужен мулла. Я лично вам советую срочно отвезти Рамина в диспансер, пускай лечится, жалко его...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ну, не знаю... Аня, ты скажешь тоже... будь жив его отец...

АННА НИКОЛАЕВНА. Ты тоже без конца заладила: «будь жив его отец...» Ну, был бы жив отец, и что? Границы открыты настежь, отсюда и все беды! С юга, севера, востока, запада – отовсюду завозят наркотики... Им-то что? Деньги зарабатывают. Будь люди поумнее, никто не будет пользоваться... Есть люди, у которых ни отца, ни матери, но им даже в голову не лезет заниматься этой глупостью. Мой Петрович вырос в детдоме... Ни разу не выкурил ни одной сигареты, а про уколы вообще не говорю... Прожил восемьдесят лет... Он любил только выпивать... Пил и засыпал...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Эхх... Аня, Аня... Вы другие, мы другие... А о чём, а ты о чём... (Пауза) Чай остыл, дай-ка погорячее налью!

АННА НИКОЛАЕВНА. Нет, не нужно. После восьми вечера я ничего не пью.

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Хотя бы сладости отведай! Уже светает...

АННА НИКОЛАЕВНА. Сладостей вообще нельзя! Они повышают холестерин, Зиночка! И тебе не советую!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (в сторону) Советует она мне! Восьмидесятилетняя старуха, а выглядит моложе моего сына! Сучка! (обращается к Анне). Аня, ну ладно, что теперь мне делать? Я совсем голову потеряла, ничего не соображаю...

АННА НИКОЛАЕВНА. Вот, Зиночка, ещё раз говорю: вам необходимо сменить образ жизни...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (в сторону). Кто о чём, вшивый о бане! (затем как ни в чём не бывало) Как это? Что значит менять образ жизни?

АННА НИКОЛАЕВНА. Если хотите быть здоровыми, нужно меньше кушать...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Мы всю жизнь ели-пили, жили-не тужили... Теперь что нам, с голоду умереть?

АННА НИКОЛАЕВНА. Вот именно! Нариман Гасанович, царствие ему небесное (встаёт, крестится), избаловал вас... Я помню, он приносил бараньи туши... И меня угощали... Спасибо, конечно... Но знаете... это всё вредно...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Вредно? (в сторону). Ничего себе... Всю жизнь я делила с соседями последний кусок... Теперь говорит, что вредно! Было бы вредно, не лопала бы! (Ане). То есть хочешь сказать, что именно благодаря этому ты осталась такой молодой?

АННА НИКОЛАЕВНА (польщена). Нет, Зиночка, я не это имела в виду. Я благодарна тебе, за комплимент старушке. Но дело в том, Зина, что и я, и Михаил Петрович всю жизнь ели мало... Мы ели то, что нужно есть. Ещё, мы всю жизнь ходили пешком...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Так мы тоже мало едим...

АННА НИКОЛАЕВНА. Нет, дорогая, вы едите много. Очень много... Нельзя! Уже тридцать лет, как я отказалась от хлеба. Я ем перец, баклажан, чеснок, простоквашу, яблоки, творог, айву... всякие ягоды. Вот и всё! Вот и всё моё меню... Иногда выпиваю сто грамм коньяка... А вы едите баранину... Нельзя! Чтобы жить здорово и долго, до пятидесяти лет нужно есть баранину, а после пятидесяти – есть то, что есть баран! То есть зелень, овощи... Понятно, дорогая?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Если так, то почему сам баран не доживает до ста лет?

АННА НИКОЛАЕВНА. Ах, Зина, ах! Нынешняя молодёжь! Ты ещё молода, не можешь знать такие вещи! В моё время.... oooooй, oййййй, oйй... когда я работала в Семашко, я была такой молодой, такой красивой! (прослезившись). Ах, эти дни! Какой же я была красавицей!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. А вы хорошо сохранились, Анна Николаевна!

АННА НИКОЛАЕВНА. Нет, Зина, нет! (Пауза. Появляется Нармин, с тарелкой фруктов в руке, Анна Николаевна обращается к ней). Дорогая, там в холодильнике у Раминчика водка есть?

НАРМИН. Да, есть полбутылки...

АННА НИКОЛАЕВНА. Мне немного, полстакана...

НАРМИН. Сейчас принесу, Анна Николаевна! (уходит и возвращается с наполовину опустошённой бутылкой водки и пустым стаканом, и ставит на стол)

АННА НИКОЛАЕВНА. (наливает полстакана водки). Всё, можешь уносить... Этого хватит! (заопом выпивает, и нюхает хлеб).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Вам бы тоже не помешало менять образ жизни, Анна Николаевна!

АННА НИКОЛАЕВНА. Оооо, нет, нет! Зиночка, нельзя! Это наше счастье, и одновременно несчастье!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Второе определение более точное...

АННА НИКОЛАЕВНА.(слегка опьянев) Аххх... Зина, ты ведь не знаешь, чего только я не пережила... Чего только не навидалась! Эта водка действительно делает нас несчастными! Почему? (Зиньят-ханум и невестка с интересом слушают её). Она делает нас бесплодными! Петрович пил... безбожно пил... стал бесплодным... Видишь, я бездетна! А у тебя двое детей, внучка... невестка... (невестке) Красавица! Вы очень, очень счастливы!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (в сторону) Типун тебе в глаз! (обращается к зрителям). Завистница старая, столько говорила об этом, что в итоге сглазила нас! Бедный мой ребёнок! Во что он превратился!

АННА НИКОЛАЕВНА. Эххх, красавица моя! (невестке). Но бездетность тоже своего рода счастье! Знаешь, почему?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Почему?

АННА НИКОЛАЕВНА. Зина, каждый должен жить своей жизнью! Жизнь проходить в мгновение ока! А как мы проводим это мгновение? Рожаем детей, растим их, мучаемся с ними, посвящаем им всю свою молодость... И что? Повзрослев, они не хотят считаться с нами! Или же вот, превращаются в наркоманов! (указывает на кровать Рамина). Знаешь, лучше всего не рожать, а жить для себя! Эхххх... прекрасные были дни!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Анна Николаевна, может пойдёте, отдохнёте чуток?

АННА НИКОЛАЕВНА. Нет, нет, Зина, ты что? Я жду Матишку... И Мамедика...
(Звонок в дверь. Открывает невестка, появляются Мамед и Матанат. Зиньят-ханум встаёт, идёт к дочери).

МАТАНАТ. Что опять, мам?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (плачет). Что ещё может быть... Всё по-прежнему. Опять в отключке... Анна говорит, что умрёт...

МАТАНАТ. Лучше умереть, чем так жить...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ахххх... Доченька, это же твой брат! Не говори так...

МАТАНАТ. Да, он мой брат, но он не мужик... Бесславный сукин сын!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Дочка, почему ты ругаешь отца? Мы – уважаемая семья...

МАТАНАТ (перебивает её, громко). Какая ещё уважаемая семья, мама? Где эта семья? Кто осрамил имя нашего покойного отца? Твой этот подлый сын!..

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Доченька, ну почему ты обвиняешь во всём меня?

МАТАНАТ. Потому что больше всех виновата в этом ты, мама! Ты изначально избаловала его, вырастила его лентяем! Обделила его свободой!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Эх...свобода! Думаешь, свобода – это хорошо? Доченька... ведь я...

МАТАНАТ.(громко). Да...да... ты! У него прекрасная жена, прелестная дочь! Вы и их мучаете. Я же говорила тебе тогда – вовремя надо было их отделять, чтобы жили своей жизнь. Не говорила?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Говорила... доченька.. ведь это мой единственный сын...

МАТАНАТ. Мама, не зли меня, а то сейчас встану и уеду домой... Я больше не могу терпеть... (уходит на кухню, Анна Николаевна подходит к ней)

АННА НИКОЛАЕВНА. Матиш, успокойся, дорогая! Красавица моя! Вызови скорую!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Доченька... (идёт следом за ней, выходят в дверь)

АННА НИКОЛАЕВНА. (увидев Мамеда, двигается вперёд). Ой, Мамедик, дорогой! Ты мой красавец! Привет...

МАМЕД. Здравствуйте, Анна Николаевна! Добрый вечер!

АННА НИКОЛАЕВНА. Какой ещё вечер, Мамедик? Скоро утро уже... (подходит к нему ещё ближе). Ой... красавчик! Мой дорогой!

МАМЕД. Анна Николаевна, как вы? Кажется, состояние у вас хорошее, сразу видно...

АННА НИКОЛАЕВНА. (слегка пьяна) Мамедик, состояние у меня хорошее, но я обижена на тебя.

МАМЕД. (с удивлением, слегка ласково) Но почему, Анна Николаевна? У вас что-то болит? Может, давление вам измерить?

АННА НИКОЛАЕВНА. Нет, нет! Раньше ты часто навещал меня и покойного Петровича, дарил мне цветы, а сейчас совсем позабыл меня!

МАМЕД. Что вы такое говорите, Анна Николаевна? Не дай бог, не болейте! Раньше вы часто болели, и я навещал вас. А сейчас, слава богу, не болеете, у вас всё в порядке! Анна Николаевна, столько забот, столько хлопот, столько пациентов у меня, что не нахожу время даже тёщу навещать. А этот Рамин, как видите, совсем осточертел нам...

АННА НИКОЛАЕВНА. Мамедик, ты ведь умный парень. К тому же ты врач. Вот я говорю, чтобы вызвали скорую, и отвезли его в диспансер. И дело с концом! Пусть останется там месяц-другой, вылечится! Так же нельзя!

МАМЕД. Я тоже этого хочу. Опять он кричал на мать?

АННА НИКОЛАЕВНА. Oй, ой, Мамедик, видел бы ты, как он кричал! Искал шприцы... В тот день прихожу, вижу, что бедная Зина сидит, плачет. Спрашиваю, что случилось? Говорит, сын продал её серьги... Представляешь? Такие красивые серьги! Я всегда говорила, что Зиночка, как бы я хотела иметь такую же красивую брошку... Жаль!

МАМЕД. Нет, этого уже так оставлять нельзя. Пойду посмотрю, как он там... (раздражённо направляется к кровати Рамина.)

АННА НИКОЛАЕВНА. (одурманенно). Где же застряли эти бабы? (выходит со сцены, свет гаснет).

Четвёртый акт

Освещается правая сторона сцены. Здесь кухня. Зиньят взволнованно беседует с дочерью и невесткой.

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Его состояние пугает меня! Очень пугает! Руки все посинели. Он дважды вздрогнул во сне и вскочил... Говорит, ему приснился белый дом...

МАТАНАТ. Белый дом? А Буш ему не снился? Слушай, мать, больше не вздумай просить у нас денег... Мне уже стыдно смотреть мужу в глаза. Мы бы не приехали, если бы Анна Николаевна не звонила... Мамед поговорил с наркологическим диспансером. Пускай приезжает скорая...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Доченька, послушай, я ничего не хочу. Дозы у него есть... Тот день пошёл, продал мои серьги...

МАТАНАТ. Скоро он дом твой продаст...

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Что же мне делать? Милая моя, я женщина, вдова... Все набросились на меня... (плачет). Я одна, беспомощна. Будь жив Нариман, вряд ли кто-то посмел бы так поступать со мной!

МАТАНАТ. Если бы ты слушалась меня, то ничего бы этого не произошло. Я же сказала тебе: продай дом, купи себя однокомнатную, а им – двухкомнатную. Пускай живут порознь. Пускай этот негодяй знает ответственность семейной жизни. Пускай знает, что значит семья, что значит содержать её! Но ты не послушалась меня. Сказала: «Это мой сын – он будет жить так, как я хочу!» Даже Мамеда послали подальше, попросили его не вмешиваться в ваши дела. Вот именно эти дни мы и имели в виду, мама! Ты всё бремя взяла на свои плечи. Сказала, что будешь содержать и сына, и невестку. Приучила его к безделью. Начал жить припеваючи, связался со всякими бездельниками, не приходил домой ночами. Во всём положился на тебя… Вот и результат!
(Обращается к невестке). Ей-Богу, будь я на твоём месте, ни на минуту не жила бы с этим придурком!

НАРМИН. (внезапно рыдает). Я несчастна! А ведь когда-то я думала, что буду самой счастливой женщиной на свете! Все мои мечты, все мои желания пошли насмарку. (подходит к Матанат, золовка обнимает её, обе плачут)

МАТАНАТ. Не плач, дорогая. Прости, я сделала тебе больно… Это жизнь… Всё пройдёт. (Зиньят-ханум обнимает их, все трое плачут). Мама, перестань! Ты-то чего плачешь?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Доченька, я виновата перед всеми вами.

МАТАНАТ. Не нужно так говорить, мамочка! Это наша общая вина.
ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Дети мои, я-то мало-мальски прожила как следует. А вы… а вам приходится терпеть всё это!

НАРМИН. Над нашей семьёй словно витает какой-то злой дух, избавиться от которого невозможно! Откуда же он взялся, этот злой дух? Ведь так счастливо мы жили… Счастливо, беспечно!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Рамин был умницей! Ты и сама прекрасно знаешь это, доченька. (обращается к невестке). Разве в первые годы вашей семейной жизни ты не видела, как сильно Рамин любит тебя, как сильно он привязан к дому, к семье? Едь он был совсем другим… Говорил, что наша семья будет самой сильной, самой богатой и счастливой! Говорил ведь… Ах, как он любил Дуйгу! Он буквально дышал дочерью! Исполнял все её желанья! Aх, Рамин! Что же с тобой вдруг произошло? Кто сбил тебя с пути истинного?

НАРМИН.(в слезах). В последнее время он сильно нервничал, волновался. Куда бы ни шёл трудоустраиваться, везде требовали ждать. Он никак не мог найти работу! А всё потому, что не знал английский язык…

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Значит, поэтому он и начал изучать английский…

НАРМИН. Но Рамина нервировало не только это. Вместо него взяли человека, который не знал не только английский, но и свой родной язык. Кроме всего прочего, непонятно было, какой вообще он национальности… Именно после этого он и связался непонятно с кем… В общем, как-то так!
ЗИНЬЯТ-ХАНУМ.(словно очнувшись). Доченька, а почему ты обо всём этом мне раньше не говорила? Почему?

МАТАНАТ. Ну мама, какое сейчас всё это имеет значения?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Самое прямое! Я его мать, я должна была знать всё это! Ребёнок куда-то уходит, я не в курсе! Ребёнок возвращается поздно, я ни о чём не догадываюсь. Понятия не имею, чем он вообще занимается! Ищет работу, связывается бог знает с кем, пропадает где-то, а я ничего не знаю! Я бы весь мир перевернула, если бы знала обо всём этом. Я жена Наримана Гасановича, а он мой сын! Кто бы посмел…?

МАТАНАТ. Мама, ей-богу, это всё уже ни к чему!

НАРМИН. Но в последнее время ему и самому расхотелось работать!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Клянусь, нас сглазили! Кто же нас сглазил? (вспомнив о чём-то, быстро встаёт, что-то ищет в шкафу). Где она? Куда спрятала?

НАРМИН. Что?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Руту!

НАРМИН. Там она, наверху. Сейчас я сама достану!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Тысячу раз я тебе говорила сжечь руту! Каждый раз, когда приходит эта старуха, она наводит на нас порчу!

МАТАНАТ. О ком это ты, мама?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (громко) Об Ане! Ане!
(Входит Анна Николаевна)

АННА НИКОЛАЕВНА. Я здесь, дорогая! Я здесь! (затем обращается к Матанат). Ойййй, Матиш, твой Мамедик такой умный, культурный. Красавчик!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (в сторону). Типун тебе на глаз! Столько она говорила такие слова Нариману, что в итоге сглазила!

МАТАНАТ. Анна Николаевна, Мамед очень уважает вас. Он тоже всегда очень хорошо о вас отзывается. Как только вы позвонили, он тут же позвонил в наркологический диспансер. Как только приедет скорая, они отвезут Рамина туда! На этот раз мы твёрдо решили! (Зиньят-ханум сжигает руту, её дым и запах распространяется по всей кухне).

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. О ты, святая рута, гори, дыми, благоухай, убереги моих детей от злых духов!

АННА НИКОЛАЕВНА. Охххх… Какое благоухание… Между прочим, Зина, эта рута очень полезная штука… Она устранят головную боль, снимает всю отрицательную энергию. А вы сжигаете её только лишь раз в году – в праздник Новруз.

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ты права, Аня! Я всё время говорю этой молодёжи, чтобы каждый день сжигали её и распространяли дома её аромат…

АННА НИКОЛАЕВНА. Не аромат, Зина, а отрицательная энергия!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ну да, этот аромат устраняет отрицательную энергиею, и человек чувствует себя лучше… (Мамед с волнением входит, все смотрят на него)

МАМЕД. Рамину очень плохо. Он весь почернел. (Звонит по мобильному телефону). Ало, скорая?.. Мы ведь ждём вас! Звонили вам полчаса назад! Как? Возле парадной? Да, сейчас, сейчас! Восьмой! (поспешно выходит, все бегут к кровати Рамина. Освещается эта часть сцены. Дуйгу с волнением стоит, прижав куклу к груди, наблюдает за происходящим.)

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Я так и знала! (бьёт по коленам). Я знала, что белый дом во сне – это к несчастью! Сынок, родненький! (Рамин хрипит под белой простынёй.
Нармин, Матанат нервно разбегаются, приносят простыню, лампу, и стоят перед кроватью).

АННА НИКОЛАЕВНА. (подходит к кровати). Рамин, Раминчик! Красавчик! Что с тобой?

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Сыночек, родненький!
(Входят Мамед и врач в белом халате. Врач сразу направляется к кровати Рамина. Мамед нервничает)

МАМЕД. (громко). Разойдитесь! Откройте окно! Ему нужен свежий воздух. (подходит к кровати Рамина. Берёт его руку, щупает пульс, осматривает зрачки, и обращается к врачу скорой помощи) Пульс очень слабый! Давайте сначала откачаем, затем отвезём. Что у вас, что привезли?..

ВРАЧ. Всё что нужно, есть, доктор. (обращается к медсестре). Готовь инъекцию, быстро... (Медсестра поспешно открывает чемодан, готовит инъекцию...)

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (подходит к внучке). Увезли! Моего ребёнка увезли!

МАТАНАТ. Мама, потише, ребёнка испугаешь!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Нет, нет, это не предписание Всевышнего! Это проделки дьявола! Мой сын не был таким!

МАМЕД. (Медсестре) С димедролом смешали?

ВРАЧ. Не беспокойтесь, доктор! Сейчас придёт в себя.
Пауза

АННА НИКОЛАЕВНА (Врачу, фамильярно). Увезите в наркологический диспансер!

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ах! (держится за сердце, медленно подходит к креслу в углу комнаты и садится). Рамин! Рамин! (голос обрывается)...

МАТАНАТ. (с безразличием) Мама, успокойся, не нужно паниковать...

РАМИН (медленно открывает глаза, смотрит на Мамеда). Где я?

МАМЕД. Ты дома, Рамин! Как ты себя чувствуешь? (ответа нет). Приехал врач из скорой помощи. Вставай, мы везём тебя в диспансер. Рамин, слышишь?

РАМИН. Я никуда не поеду. Останусь дома.

МАМЕД. Нельзя! Ты не можешь оставаться дома в таком состоянии! Слушайся меня – вставай, поедем в больницу!
(Кивает врачу, подзывая к себе. Пытается схватить Рамина за руку и поднять)

РАМИН. (ложится лицом вниз). Нет, я сказал, что никуда не поеду! Уходите! Кто вас вообще вызвал сюда?

МАМЕД. Рамин, не будь ребёнком! Люди ждут тебя! Вставай, иначе мы насильно увезём тебя! (врач пытается схватить Рамина за ноги, а Мамед – за руки). Рамин, не делай так! Всё, взяли!

РАМИН.(хватается за матрас). Отпустите меня сейчас же! (кричит). Сволочи! Я никуда не поеду! Я не болен! (напряжённая сцена. Дуйгу встаёт и начинает плакать)

ДУЙГУ. Отпусите папу! Он не болен! Не увозите его! А кто же будет моим папой? (никто не обращает на неё внимания)

ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Господи, пожалей, помилуй! (закрывает глаза).

ДУЙГУ. (бежит к бабушке. Зиньят-ханум лежит с закрытыми глазами. Девочка трясёт её, плачет. Звучит грустная музыка). Бабушка, что с тобой? Спишь, бабуль? Папу увозят... я тебя очень сильно люблю, бабушка! Что с тобой?

МАТАНАТ.(словно очнувшись, подбегает к матери). Мама! (хватает её за руку, кричит). Мамед, маме плохо! (все подбегают к Зиньят-ханум, врач щупает пульс)

ВРАЧ. Она скончалась!

МАТАНАТ. Мама! (кричит, плачет). Мамочка, что с тобой? Умоляю, не умирай! (Рамин, сидевший на кровати, наблюдает за происходящим, и с изумлением смотрит на сестру, которая сидит на коленях, обняв мать, и плачет) Мамочка, прости меня! Я обидела тебя! Умоляю тебя, не умирай! (звучит грустная мелодия, Матанат причитает)
Мама, не умирай, умоляю тебя!
Мама, мамочка...
Ах...(плачет) Как же жестока судьба!
Зачем ты так поступила с нами?
Зачем ты забрала у нас маму?
Нашу маму, свет наших очей!
С кем ж отныне буду делить свою радость, свою печаль? (плачет).

РАМИН (словно очнувшись, внезапно подбегает к ним). Что с мамой? (падает на колени, держит мать за другую руку). Мамочка, что с тобой? (с удивлением смотрит на присутствующих, все молчат). Зачем молчишь, мамочка? Вставай! Видишь, я не болен, я здоров! Мама!!!! (кричит).

АННА НИКОЛАЕВНА. (в сторону). Ты не болен, ты наркоман! Идиот!

РАМИН. (плачет). Мамочка, не умирай, умоляю тебя! Мама, прости меня! Мамочка, милая, родная, любимая, прости меня, если можешь! (Дуйгу плачет, прижав куклу к груди).
МАМЕД (обращается к Нармин). Уведите отсюда ребёнка! И перестаньте уже! Слезами тут уже не поможешь!

Свет гаснет. В комнате раздаётся шум. Звучит напряжённая музыка. Затем возникает пауза.

Пятый акт

Рамин один. Схватив голову руками, расхаживает по комнате. Звучит тихая мелодия. Вся мебель в комнате укрыта белой простынёй. На заднем фоне вновь виднеется верёвка. На этот раз верёвка качается как часовой маятник, и тикает. Тикание слышится то громко, то тихо. Утихает и музыка. В полной тишине слышно только тиканье часов, и качается верёвка.

РАМИН. (он задумчив, печален, напряжён) Я всё потерял! Потерял мать, потеря семью, потерял дочь! Потерял сестру! (внимательно оглядывается в тёмной комнате). На кой чёрт мне нужна эта пустая квартира? (внезапно ему мерещится дух матери)

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Рамин, сынок, я очень волнуюсь о тебе!

РАМИН. Мама! (бежит к тени). Мама, прости меня! (с волнением). Мама, видишь, я здоров! Я больше не наркоман, слышишь, мама? Клянусь духом твоим, я больше не лягу на эту кровать! Я больше не подвергну тебя страданиям, мама! Обещаю!

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (икая). Обещаешь?

РАМИН. Клянусь! Но... (падает на колени, медленно тянется к тени). Нармин ушла из дома, мама, и Дуйгу забрала! Я бы всё отдал, лишь бы вернуть их!

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Рамин, сынок, лучше поздно, чем никогда! Я знала, что ты не наркоман! Ведь ты…

РАМИН. Нет, нет, мама, ты что? Я не наркоман! Я ненавижу наркоманов...

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Сыночек, родненький мой! Я знала, что ты у меня умница… (плачет)

РАМИН. Мама, с сегодняшнего дня я меняю весь образ жизни. Неужели человек не может измениться? Всё в руках самого человека… Ему достаточно понять, что в этой жизни есть те, кто его сильно любит. Я очень хочу вернуть Нармин и Дуйгу; я ещё и сестру обидел… я бы им сказал… сказал бы, что…
(расхаживает на сцене, и увидев, что дух матери хочет удалиться, бежит к ней) Мамочка, пожалуйста, не уходи! Давай побеседуем немного, ну пожалуйста!

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Рамин, сынок, ты этого добивался? Хотел довести свою мать до могилы, и только после этого очнуться?

РАМИН. Нет, мама, нет, ты что? Ты для меня всегда жива, мамочка!
ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Эх, дети, дети... С вами всегда так! Вспоминаете родителей только после того, как потеряете их…

РАМИН. Мама!

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Что, сыночек?

РАМИН. Мамочка, помнишь, ты всегда говорила, что этот мир бренный, а потусветный мир вечен!

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Да, сынок, говорила. Не говори такие слова, дитя моё! Ты ведь молод. Не думай о потусветном мире! Я запрещаю тебе думать о таких вещах!

РАМИН. Мама, ты своими желаниями и запретами ограничивала мне жизнь! Всегда перечила моим идеям, желаниям, мыслям! Что бы я ни хотел сделать, будь то правильно, или неправильно, ты мне запрещала! Теперь и я хочу умереть, придти к тебе, мамочка!

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Нет, сынок, нет! Выкинь всё это из головы! Этого я тебе строго запрещаю!

РАМИН. Вот, мама, именно так ты пресекала все мои будущие успехи, растила меня слабохарактерным, трусливым! Но ведь я был взрослым человеком! Я не мог всю жизнь потокать тебе! Разве дети не имеют права принимать самостоятельные решения? Помнишь, ты не отпускала меня даже во двор, играть с ребятами? (после паузы). Забыла?! Говорила: «Не играй с ними, они испортят тебя!» Но почему, мама? Разве общество портит человека? Разве можно жить порознь от общества, в одиночестве? Вот всё это изолировало меня от всего, и я ушёл в себя…

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. Ах, сынок! Дети никогда не поймут своих родителей – до тех пор, пока сами не станут родителями. Дети мои! Знаете, чем я отличалась от других матерей? Тем, что я мучалась не рожая вас, а воспитывая. Все матеря рожают детей, но не все матеря могут вырастить их. Вот я вырастила вас. Ради вас я пожертвовала своей красотой, своей молодостью. Даже согласилась на смерть... Но умереть вам я не позволила. Сыновья зачастую бывают невнимательными, они то и дело упрекают мать, ранят им душу. Мне всегда казалось, что повзрослев, ты поймёшь всё это, будешь ценить меня! Но к сожалению, этого не произошло! Нередко жизнь подвергает нас нелёгким испытаниям. Сыновья дружать не с матерями, а со своими любимым друзьями. А я никогда не хотела этого. Разве не те же твои друзья исортили тебя?

РАМИН. Нет, мама! Именно в этом ты и ошибаешься! Повзрослев, у ребёнка появляются собственные интересы, развлечения, собственный путь. Но почему-то вам – матерям всегда кажется, что ваши дети обязательно должны вернуть вам долг.

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ. (плачет, в сторону). Во всех своих трудностях они обвиняют нас! Но стоит им жить припеваюче, то сразу забывают о нас!

РАМИН. Извини, мама, я обидел тебя. Пожалуйста, прости меня! Ты ведь всех прощаешь!?

ДУХ ЗИНЬЯТ-ХАНУМ (говорит последние слова): Конечно! Ты мой сын, и я прощаю тебя… Да, я прощаю тебя! Берегите себя, свой дом, свою семью! Не притаскивайте домой грех – он всё осквернит…
(дух матери постепенно исчезает, Рамин медленно встаёт, оборачивается, ищет дух матери)

РАМИН. Куда ты, мама? Стой! (падает на колени, затем смотрит в никуда) Что ты сказала? Грех? (Пауза, затем шагает вперёд) Ведь я никогда не осознавал, что значит грех. Может, в этом и вся трагедия, мама? Может, мы все растеряли грань между грехом и безгрешностью? (вновь медленно опускается на колени, хватает голову руками, звучит грустная мелодия, она медленно утихает, часы тикают громче, настолько громче, что Рамин закрывает уши, и открывая глаза, видит верёвку, свисающую с потолка. Как только верёвка освещается, звучит громкий музыкальный аккорд, верёвка качается, слышится звук маятника). Вот и всё... Эта пустая квартира мне не нужна. Да и я сам не нужен этой пустой квартире!
(стоная, направляется к верёвке, и когда доходит до неё, слушит голос Дуйгу)

ДУЙГУ. Папа, мы пришли! Ты дома?

РАМИН.(вздрагивает, и оглянувшись, видит дочь. Дуйгу бросается в объятия отца). Доченька! Моя красавица, Дуйгу! (обнимает и целует дочь). Добро пожаловать домой, доченька!

ДУЙГУ. (отстраняется от отца, берёт с кресло куклу). Пойду, позову маму!

РАМИН.(радуется до безумия). И мама здесь? Господи, моя семья! (радостно разбегается, затем берёт с кровати белую простыню и бросает на пол, сдирает все белые простыни и бросает на пол, радостно кричит). Моя семья! Мой дом! Моя дочка! (звучит музыка, Нармин медленно входит, кладёт руку на плечо Рамина. Рамин обнимает жену. Дуйгу, держа в руке куклу, присоединяется к ним, все двигаются вперёд). Больше ничто нас не сможет разлучить! (берёт Дуйгу на руки, целует в щеку). Моя милая дочка, клянусь твоим будущим!
(Музыка. Звучит песня Рафета эль Романа и Эзо, на сцене дымится рута. Матанат встаёт, развеивает дым рукой в сторону семьи брата, и обернувшись к зрителям, словно говорит им)

МАТАНАТ: (развеивая дым). Покинь наш дом, дурная энергия, лети, исчезни! Ты, святая рута, гори, дыми, благоухай, убереги моих родных и близких от сглаза и злых духов!

Свет гаснет.

Занавес.

Конец