4. Два портрета

     СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).

     Часть четвёртая: УЧИТЕЛЬ ОРЛОВ.

     4. ДВА ПОРТРЕТА

     Редакция районной газеты "Колхозный путь" помещалась на улице Ленина, в двухэтажном доме, внизу. Молодые сотрудники ее приняли меня хорошо. Штат редакции был не укомплектован. Меня попросили написать заявление и краткую автобиографию.

     На другой день в помещении райкома партии, находившегося на улице Дзержинского, в бывшем доме купца Осипова, я разговаривал с Федором Рябовым, помощником первого секретаря райкома и горкома партии, временно исполняющего обязанности ответственного редактора газеты. Для солидности он принял меня в просторном и прохладном кабинете первого секретаря. Во всех комнатах за закрытыми дверями стояла тишина.

     Когда я вошел, он сидел за длинным столом, покрытом зеленым сукном и что-то читал. Рябов поднялся и протянул мне руку. Это был низкий плотный человек, белобрысый, словно в молоке выкупанный, бритоголовый, в черном суконном костюме, покроя на военный лад, курил трубку, говорил медленно и баском. Задав несколько вопросов, он сказал, что принимает меня литературным сотрудником с месячным испытательным стажем.

     В редакции был заведен незыблемый порядок: прежде, чем сдать материал в набор, его относили редактору на визу, он ставил подпись и возвращал материал. Эту операцию должен был проделывать сам ответственный секретарь редакции, но часто он этого не делал, поручал кому-нибудь другому, вплоть до курьера (за что потом получал замечание), в тот день к вечеру в редакции никого не было, кроме меня и машинистки Ани, которая перепечатывала срочный материал. А секретарь торопился в баню, у него был взят номер, и он послал к редактору меня. Прочитав материалы, Рябов отдал их мне. Было жарко, а он парился в своем суконном костюме, попыхивая трубкой и вытирая мокрую шею платком.

     - Ну как молодая жизнь? - спросил он, взглянув на меня усталыми серыми глазами, чуть желтоватые жесткие брови его почти сливались с нежной белой кожей лица. Он держал трубку в левой руке.
     - Плохо, Федор Иваныч.
     - Что так?
     - Полуголодный хожу.
     - Разве тебя не устроили с питанием?
     - Пока нет.

     Раскуривая трубку и недовольно посапывая в нос, он сотворил две записки, по одной непосредственно из пекарни я получил булку белого хлеба, отлично выпеченного в круглой гофрированной форме, по другой колобок сливочного масла, завернутого в пергаментную бумагу.

     Не представляло большой трудности найти квартиру. Их сдавалось много, об этом извещалось в безграмотных объявлениях, написанных карандашом и чернилами и наклеенных где только можно: на телеграфных столбах, на стенах домов и на сохранившихся заборах, но больше всего их было на базаре, можно было снять комнату, полдома или весь дом, на окраине или в центре города, конечно, в первом случае подешевле, во втором подороже.

     Я снял большую квадратную комнату, заставленную старой мебелью, по улице Ленина, в двух или трех кварталах от работы. Двор выходил к берегу Иртыша, выйдешь - вот и река, с утра солнце светит в левый висок, в полдень прямо в лоб.

     Хозяин попался замкнутый. Уже пожилой, жил один, а может быть семья была, но выехала, а он остался один и за хозяина и за сторожа. Но утрам, уходя на работу, он выпивал стакан чаю, иногда чистого кипятка или слабо заваренного, съедал маленький кусочек серого хлеба, густо сдобренного солью, вечером то же самое, под глазами у него лежали синие полосы, набегали отеки и кожа на них натягивалась прозрачной пленочкой. Видно было, что он голодал, но стойко переносил недоедание. Я поделился с ним булкой и маслом.

     - О, где вы достали такое сокровище! - сипло проговорил он первый раз за три дня, которые я живу у него, и выбросил мне несколько денежных кюпюр. Я не взял. У него из глаз тихо полились крупные слезы. Он не вытирал их, только старался не смотреть на меня. - Доброе у вас сердце. Дай бог вам здоровья, - прошептал он дрожащим голосом.

     Вскоре приехали отец и сестра, они привезли немного рыбы, продали ее на базаре и купили муки. Сестре не понравилось жить в доме вместе с хозяином, хотя он нисколько не стеснял нас.
     - Шибко много молчит. Я найду другую квартиру.

     И нашла неподалеку, на улице Лермонтова, маленький домик с сенцами и кладовкой. Ограды не было, вокруг дома можно было объехать на подводе и не зацепиться ни за что. За пыльной дорогой, на противоположной стороне улицы, немного левее, тянулась мрачная тюремная стена. Я подсмеивался над сестрой:
     - Ничего не скажешь, удобное место выбрала. Достаточно малость провиниться в чем-нибудь, тут тебе и отдых будет. И передачи далеко не надо носить.
     Она сердилась и говорила:
     - Да это же временно. Найдем лучше.

     Лодку они купили в Ермаке и отец очень боялся, что ночью ее могут угнать и ходил на берег ночевать, взяв с собой дождевик и топор. На другой день купили надежную цепь, замок и оставили ее на городской стоянке лодок под присмотром сторожа.

     В редакции газеты работала машинисткой худенькая белокурая девушка, звали ее Анной. Она хорошо и быстро печатала. Однажды она сказала мне, что сюда приехал корреспондент областной газеты и приносит ей материалы на перепечатку.
     - Если желаете, я познакомлю вас. Только сейчас он в командировке. Приедет дня через два.
     Я усмехнулся и ответил, что всякому новому знакомству я буду только рад, а тем более, если это окажется опытный газетчик, у которого можно поучиться.
     - Он очень хорошо пишет. Даже очерки.

     Прошло несколько дней, я забыл про этот разговор и во время обеденного перерыва пошел на берег Иртыша, чтобы полюбоваться видом на заречные луга и не увижу ли отца возле лодки. Отец и сестра собирались ехать на рыбалку после обеда.

     На крутом взлобке, откуда удобней всего было смотреть, сидел молодой загорелый парень в белой рубахе. Густые русые волосы падали ему на лоб и закрывали глаза, он терпеливо подбирал их левой рукой, а правой рисовал что-то в альбоме, лежавшем на его коленях. Я подошел к нему с боку так, что он, увлеченный работой, не заметил меня.

     На плотном листе ватмана я увидел набросанный жирным карандашом вид заречья. Рисунок был точный, линии уверенные, спокойные, чувствовалось, что человек рисует не первый раз.
     - Получается, - заметил я. - Только легкости мало.
     Он быстро взглянул на меня ясными карими глазами и неторопясь ответил:
     - Это же не акварель, а карандаш.
     -  Не говорите. И карандашом можно создавать воздушные замки.
     В этом ответе художник сразу понял, что имеет дело тоже с художником, тихо засмеялся и пригласил:
     - Садитесь, давно сами рисуете?
     - Я не художник. Всего только любитель.

     Художник продолжал рисовать. Я постоял с минуту и ушел. А перед концом работы мы с ним встретились в редакции, машинистка Аня, краснея и смущаясь, нерешительно сказала:
     - Знакомьтесь. Это - Боярский Федор Федорович. Собкорр "Прииртышской правды".
     Я смотрел на молодого загорелого художника, на его альбом в руках и мне вспомнился берег Иртыша, где он сидел и рисовал.
     - А мы уже знакомы.
     - Пожалуй - да, - подтвердил он. 

     Мы тогда были молоды и, конечно, не знали, как сложится судьба каждого из нас.

     Вечером в одиночном номере гостиницы, где жил тогда Боярский, мы пили чай, он читал мне новый свой очерк, а вечером пошли в кино, пригласив с собой белокурую Аню. Она надела легкий кремовый костюм и зеленую газовую косынку.
     В "Ударнике", единственном городском кино, было очень мало народу и картину показывали под звуки старого рояля, звучавшего где-то за экраном.

     После отъезда наших на рыбалку, я получил от брата телеграмму о том, что из Москвы выехала мама, вместе с нею самая младшая сестра Фая и племянник Петрович.
Хорошо, что мы сняли домик, он пришелся очень кстати. А то куда бы я принял их?

     Не успел я войти в вагон и взять в руки вещи, как мать начала рассказывать о дорожном происшествии со слезами в голосе:
     - Мы уже стали подъезжать к городу, как вдруг пошел контроль. Я билеты приготовила и держу их в руках, и вздумалось мне потрясти крошки с полотенца в открытое окно, мы только пообедали, значить. А сама забыла, что держала в руках билеты, думала, что это бумажки у меня - и выпустила.
    
     Подходит контроль, а у меня билетов нету, туда - сюда, как в воду канули, ладно пассажиры-соседи подтвердили, что видели у меня в руках билеты. Не иначе, говорят, вы их с крошками в окно вытрясли. Вот какое горе! И главное где? У самого дома уже. А то хотели спихнуть нас с поезда...

     *****

     Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2019/04/28/1215