5. По древним кочевым тропам

     СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).

     Часть четвёртая: УЧИТЕЛЬ ОРЛОВ.

     5. ПО ДРЕВНИМ КОЧЕВЫМ ТРОПАМ

     Редакции двух областных газет (русская и казахская) проводили рейд на тему: с какими результатами вышли из зимовки животноводческие совхозы.
     Боярский попросил меня принять участие в этом рейде. Рябов согласился отпустить меня с условием, что я дам материал и для своей районной газеты.

     Я был послан в один из наших крупных и отдаленных совхозов - Калининский. Со мной поехал секретарь Павлодарского райкома комсомола Садвакас Илялов. Приехали мы в совхоз на маленькой почтовой машине часов в пять вечера и сразу в контору, в большое саманное здание, похожее на барак. Заходим. Узкий коридор тянется метров тридцать-сорок. Освещен электричеством (днем и электричество!) Направо и налево - двери, на них таблички, с указанием где бухгалтерия, где главный зоотехник, где директор, где начальник политотдела (они недавно были созданы в совхозах и МТС).

     Директора не оказалось на месте, мы послали за начальником политотдела.
Приходит человек средних лет с лицом довольно интеллигентного вида, но одет в старую потертую кожаную куртку и в шапке (на улице был холодный ветер). Своим ключом он открыл дверь и принял нас в бедно обставленном кабинете.. Выслушав о цели нашего приезда, он попросил подождать до вечера, когда приедет директор. На вопрос, где мы разместимся, Садвакас сказал, что он пойдет к своему знакомому и, возможно, у него остановится, а начальник политотдела пригласил меня к себе, но предупредил, что живет он пока один, без семьи.

     Квартира у него действительно оказалась с холостяцкой обстановкой, кроме кровати, стола и неуклюжей этажерки со стопкой книг ничего не было. Оставив меня одного, он убежал куда-то и появился только поздно вечером, и сразу пошли на совещание в кабинет директора совхоза, там уже ждал нас народ. Пришел и Садвакас. Директор, упитанный и загорелый казах лет сорока, протянул мне руку через стол и сразу открыл совещание, предоставив мне слово, он говорил по-русски, хотя все присутствующие были казахи, за исключением главного  зоотехника и начальника политотдела. Я коротко рассказал о целях нашего приезда.

     - Я переведу ваши слова на свой, казахский язык, - сказал директор. - А то многие не понимают по-русски.
     После его выступления все молчали.
     - Я думаю, все понятно, - сказал директор. - Давайте приступим к практическим делам: к организации рейдовых бригад.
     Создали две бригады, одну возглавил я, другую - Садвакас. Ехать со мной изъявил желание главный зоотехник совхоза, плечистый молодец лет тридцати, блондин, украинец, с культяпым пальцем на одной руке. Утром он подъехал к избе, где я ночевал, на паре сытых лошадок, соскочил с плетенки и поправил цветную дерюжку, прикрывавшую степное сено.

     Стоял конец мая, день выдался теплый и солнечный. Лошади бежали ходко и красиво. Мы направились к далеким гуртам, вышедшим в степь, чтобы посмотреть, какой упитанности гуляет скот, перенесший трудную зимовку, каковы пастбища и как живут животноводы на джайляу.

     Во все стороны до самого горизонта раскинулась бархатистая зеленая степь. Ни одного деревца, ни одного кудрявого кустика. Только сухой жесткий ковыль машет серебристыми метелками.

     Ах, какая красивая степь в мае! Только раз в году, в момент цветения трав, бывает она такой красавицей, а потом блекнет выгорает. А сейчас море цветов! Я нигде не видел столько полевых тюльпанов, как здесь - и красные, и розовые, и синие, и желтые. Местами кажется степь горит от тюльпанов или плещется, как голубая волна. В глубоком небе плывут кучевые облака, взбитые как мыльная пена, плывут они, не заслоняя солнца, только изредка бросают от себя тень текучею на землю.

     Медленно парят ширококрылые коршуны, не шевеля крыльями, они словно навечно замерли в высоте, делают круг за кругом, поднимаясь все выше и выше, пока не скроются где-нибудь за облаком или тучкой. Зеркалом блеснет маленькое озерцо и тут же потеряется в зеленом разливе трав. А большие озера, если они попадали на нашем пути час и два мерцали голубыми зеркалами у горизонта. На берегах их, за рыжими султанами камышовых зарослей и острой синей осоки, гнездились многочисленные стаи уток, чаек, гусей.

     Птицы густой тенью метались над гладью озера. Одни только чибисы плакали над своей одинокой участью. Да беспокойные рыжие суслики оживляли приунывшую степь, они были настолько смелые, бесстрашные, что нисколько не боялись человека, у самого носа лошадей перебегали дорогу, став на задние лапки у своей норы, или у норы соседа, куда он ходил в гости, поджидая, когда приблизиться подвода, смотрел по сторонам, потом уже в один миг скрывался в нору.

     - Весьма любо значительные зверюшки, - рассказывал про них зоотехник. - В прошлом году я семь штук убил бичом. Прямо, не вставая с телеги... Может заедем на озеро? Пару селезней на лапшу добудем?
     Я отказался, сказав, что нам надобно спешить. Три дня, с утра до вечера, кружили мы по степи, направляя лошадей по древним кочевым тропам, от одного гурта к другому. Ни одного населенного пункта. Ни одной живой души.

     В стороне разноцветным бисером рассыпалось стадо, мы сворачиваем и подъезжаем ближе. Гурт рогастых коров движется на нас. Скот жадно слизывает сочную траву, даже слышно как трава хрустит на крепких зубах буренок.
     - Это молочное стадо третьей фермы, - поясняет зоотехник и останавливает наших лошадей. - Хорошо наливаются жирком. Скоро как огурчики будут. А посмотрели бы на них месяц назад, ветром шатало. Я думал, вот-вот начнется падеж...

     К нам приближался всадник на лошади, следовавший за стадом. Это был щупленький бронзолицый казах в войлочной старой шляпе, легком чепане и в сапогах, сунутых носками в стремя. По траве за ним волочился длинный бич, которым он на ходу искусно издавал резкие звуки. Это - гуртоправ, пастух. За пастухом скакал на гнедом жеребчике мальчик лет тринадцати, его помощник.

     Свора лохматых собак бросилась от стада к нашей подводе. Старик что-то крикнул мальчику и тот начал отгонять от нас собак своим бичом. Старик подъехал и подал маленькую загорелую руку зоотехнику. Они заговорили по-казахски, гуртоправ что-то рассказывал, показывая рукой на степь и на солнце.
     - Аксакал Тлеу говорит, - перевел зоотехник, - на этом месте они пасут свой скот уже три дня. Завтра будут откочевывать дальше на юг. Там лучше травы и есть хороший колодец. Старик думает: к середине лета они пройдут, наверно, верст двести, потом обратно повернут. Таков его план, говорит. Не знаю, как начальство посмотрит на это.

     На маленьком степном маслозаводе, стоявшем на берегу пресного озера, мы ели жареных линей, плавающих в коровьем масле. Прислуживала нам белотелая улыбчивая хозяйка с ямочками на щеках, она - мастер завода. Возле завода стояло только пять или шесть саманных изб, побеленных известкой. Ни одного деревца возле них не было. Мы сидели в одной из таких изб. Двери были открыты и за порогом голубело тихое озеро. После сытого обеда мой зоотехник куда-то ушел с белотелой улыбчивой хозяйкой и я ждал его три битых часа. А когда вернулся, оправдывался:
     - Ох добре отдохнули наши кони! Сейчас поедем.

     В кабинете директора совхоза снова собрались после поездки по гуртам, поделились своими впечатлениями, подвели итоги, В бухгалтерии нам дали справки о падеже скота за зимний период, об отеле и сохранности молодняка.

     Материалы рейда были опубликованы в газетах, областной и в районной.
Интересно отметить, что тогда в газетах не стеснялись давать весьма резкие оценки и выводы. Нашей статье, например, был дан такой безобидный заголовок: "Гурты Калининского совхоза", а ниже в подзаголовке тоже довольно крупным шрифтом констатировалось: "в руках кулаков, воров и жуликов". Третий подзаголовок гласил: "Гибнет скот от варварского ухода, гибнет от голода, тогда как молоко разворовывают тунеядцы (следовал перечень фамилий). И газета решительно призывала: "Изгнать из совхоза кулаков и жуликов, к гуртам - лучших рабочих-ударников".

     Через месяц меня снова послали в совхоз, теперь уже в Экибастузский, показать, как идет сеноуборка, не повторяются ли здесь ошибки прошлого года, когда по сводкам сена было заготовлено достаточно, а фактически его не хватило и совхоз закончил зимовку в тяжелых условиях. Боярский тоже дал задание написать очерк о передовой бригаде.
     - Так и назови его, этот очерк – "На сенокосе".

     Триста двадцать километров, проделанных мною на попутной автомашине туда и обратно, плюс к этому три дня затраченного времени - дали мне возможность написать только сто строчек сухого газетного материала. Поездка не удалась. Никого из начальства я не застал на месте, все кабинеты были пусты. И, разумеется, никакого очерка я не привез, так как в самую ближайшую бригаду нужно было добраться целый день, да оттуда столько же, и в бригаде следовало пожить хотя бы сутки, а таким временем я не располагал.

     *****

     Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2019/04/28/1249