I
Колеса поезда мерно постукивали в такт. Новоиспеченная семья Беловых ехала на Север, в надежде заработать на квартиру и, как говорили их родители, покрепче встать на ноги. Дома же, оставался несовершеннолетний братишка Коля – озорной подросток и баловень деревенских девчонок. Иван, отслуживший на Морфлоте и относительно недавно вернувшийся под отчий кров, взял в жены худенькую и белокурую Рину, фельдшерицу местного медпункта. Решивши на семейном совете отделиться от родителей, они собрали чемоданы и ринулись в путь.
Иван кинул нежный взгляд на спящую девушку… за время службы, она ему написала столько ласковых писем, что впору было самому завидовать своему счастью. Ведь ему несказанно повезло, что он добился ее расположения! Рину прислали в их деревню всего за пару месяцев, как Ивана забрали служить. Они и толком-то не успели познакомиться. Но на проводах, в ответ на предложение стать его девушкой, согласилась писать Ивану и ждать. Ждать с нелегкой солдатской службы. Ее хрупкий облик мгновенно вставал перед глазами, как только кто-нибудь из ребят упоминал имя своей зазнобы. Сама она была в семье – единственной, мать вырастила Рину одна. Отец пропал без вести в финскую войну.
Вздохнув, молодой муж снова уставился в окно, где сгущались густые сумерки и, очертания стремительно пробегающего леса становились все более размытыми сливаясь с окружающим его пространством. Весна в этом году чуток припозднилась, и Иван не смог родителям помочь с копкой огорода. Земля еще не поспела, рановато ее трогать, можно испортить... а жизнь – не будет ждать, как ни говори, у него теперь семья!
«Семья…» — пронеслось в голове у Ивана. Он усмехнулся, вспомнив первую встречу с будущей женой. Зашел в амбулаторию с приятелем за компанию, любопытно стало посмотреть, все-таки, появился новый человек в их деревне.
— Здрасте вам, ; приятель сдернул с головы кепку и сунул ее подмышку. — Как вы, тут, живете-можете?
Девушка в белом халате и косынке улыбнулась:
— Ничего живем, хлеб жуем и водичкой запиваем. …Проходите, я вас – слушаю.
Ребята, переглянувшись, нерешительно направились к застланной белой коленкоровой простынею кушетке и сели.
— Да мы – не по делу. А так…
— Ну, раз так… — она окинула ребят веселым взглядом. — Что ж, у нас сейчас посетителей нет, вызовов – тоже. Можно и так…
Она была разговорчива и вела себя очень непринужденно и естественно, молоденькая и симпатичная, только что окончившая фельдшерские курсы. Не то, что они, простые деревенские ребята, у которых за плечами и знаний-то особых не было, разве что школа, оконченная по весне. А Рина – девушка приезжая, городская и образованная. Любому польстит ее внимание. Правда, они тоже, не лыком шиты и женихи завидные, работящие. Статные и внешне – без изъяна. Знали себе цену. Но, Иван – не кривя душой, мог сказать, что в деревне у них, девушки подобной Рине – не сыскать!
Что ни говори, а повезло ему, повезло! Ну а теперь, ему надо думать о завтрашнем дне, о том, что их ожидает. Но он, конечно же, не мог знать, что по приезду на место, их поселят в деревянном бараке, маленькой комнатушке с тонкими фанерными перегородками. И то, что он будет, как проклятый вкалывать в леспромхозе по две смены кряду и кормить сладкой молодой кровушкой ненасытную и назойливую мошкару. Что только года через три, начальство соизволит им выделить нормальное жилье. Ему, Ивану – как передовику производства, а Рине – как специалисту-медику…
Первое время, они виделись мало. Он вечерами усталый возвращался домой и не чаял добраться до подушки. Валился на кровать и засыпал мертвецким сном. Деревенский народ к физической работе привычный, но все же возможно, что именно эта работа впоследствии, аукнулась на его здоровье. Иван не дожил и до сорока, сердце остановилось тогда, когда, казалось бы – живи да радуйся!.. Но, не будем забегать вперед.
И так, семья Беловых получив небольшую, но относительно благоустроенную квартирку в двухэтажном кирпичном доме, решилась завести наследника. Вернее, на это наконец-то решилась жена. Она его осчастливила долгожданным известием, что ждет ребенка. Иван от радости подхватил Рину на руки и закружил по комнате. Ведь грешным делом он стал задумываться о том, что здоровье у кого-то из них не позволяет заводить потомства. Только, все оказалось гораздо прозаичнее. Словно камень с души у него свалился. Шутка ли, почти четыре года прожили они вдвоем, а не было даже и намека со стороны жены. Разговоров на эту тему Иван не заводил, опасаясь узнать то, что ему не хотелось услышать. И вот, это произошло!
Когда Рина родила мальчика, богатыря весом почти под четыре кило, Иван весь светился от счастья!
Он завалился в общежитие к ребятам из своей бригады, с возгласом:
— Ребята, у меня сын родился! Представляете, сын!.. Сын!.. — и, с воодушевлением, стал отплясывать нечто среднее между «Яблочком» и «Барыней».
— О-о-о!.. — послышались со всех углов комнаты одобрительные крики. — С тебя причитается! С новоявленного папаши – магарыч!
— За мной это – не заржавеет, — широко и чуточку глуповато улыбаясь, Иван направился к стоящему у окна столу. Вынув из-за пазухи две поллитровки, прозрачной как слеза, водки, он поставил их на столешницу. А из карманов полушубка стал вытаскивать немудреную в таких случаях закуску: пару банок кильки в томатном соусе. — Налетай, братва! Пацана обмывать будем! Мужик родился, в нашем полку прибыло!..
Иван скинул верхнюю одежду и бросив ее на близстоящую койку, сел на табурет к столу. Взяв со стола лежащий нож, принялся откупоривать бутылку. На столе оказался хлеб, в миг пожаренная на электрической плитке – глазунья и, порезанное крупными кусками, соленое свиное сало. Ребята уселись вкруговую к столу, кто сидел на кровати, кто на табурете, а кто и просто стоял на своих двоих. Комната гудела как улей, когда туда вошел старший по общежитию.
— Что за шум, а драки нет?.. — пробасил тот и углядев накрытый стол, плотоядно начал потирать руки, а правый глаз у него аж нервно задергался. — Что отмечаем-то?
— Да вот, у Михалыча – пополнение в семье!.. — наперебой загалдели ребята.
— Это – хорошее дело, — пробасил старший по общежитию, направляясь к виновнику торжества сидящему к нему спиной. — В наших краях, молодые папаши проходят вот такое крещение, — и он, схватил Ивановы уши, сдавил их ладонями, пытаясь таким образом поднять виновника торжества за голову.
Иван, не ожидавший подобного оборота, приподнялся с табурета пытаясь хоть как-то облегчить состояние. Ему казалось, что у него готовы глаза из орбит повылазить от боли. Тут, держащий его за уши, внезапно разжал ладони, и Иван изо всех сил брякнулся на пол мимо табуретки.
— Добро пожаловать в ряды отцов, папаша!.. — благословил его старший по общежитию. Иван в ответ только выругался матом. Старший, пряча улыбку в соломенного цвета усах, вновь пробасил: — Это, не мной заведено! Обычай такой! Я тоже трехэтажно матюгнулся, когда меня, вот так вот, окрестили!..
Молодой папаша, щупая свои багрового цвета уши, встал с пола и подняв опрокинутую табуретку, буркнул:
— Кто только придумал такое крещение! Я бы ему по шеям накостылял за такую гестаповскую пытку!.. — ребята вновь одобрительно загалдели, заглушая невольно вырвавшиеся смешки. — Тут не только трехэтажно выругаешься, а и всех, пожалуй, до десятого колена, помянешь недобрым словом!..
— Ну, сколько ж можно гуторить? Давайте, наконец-то обмоем пацана!.. — взмолился хохол Никита.
— А что, у тебя – нутро полыхает?! Требует сто грамм?.. — насмешливо произнес черноволосый Митька, помощник бригадира. — Щас, зальем!
Все взяли по стакану и чокнулись. На свет появился человек и это надо отметить!
…Отлично же они тогда посидели с ребятами. Благо была суббота и, назавтра выходной, бухали допоздна, а на утро – голова шумела так, что упаси Боже! Пришлось лечиться. И лечиться тем, от чего и заболел. Хорошо, что Рина этого не видела, а то бы, нахмурила красиво изогнутые брови и насупилась. Правда, когда изредка случалось так, что Иван приходил домой слегка на бровях, она ему никогда ничего не говорила, только угрюмо молчала. Но Ивану хватало и этого.
Он извиняющимся тоном выговаривал:
— Я только чуть-чуть… — и пытался показать эти чуть-чуть. — Неудобно отказаться было… ведь, свои же ребята, вместе работаем… — после этих слов, сразу ложился на диван и засыпал.
Когда в квартире поселился их малыш, у них стала совершенно иная атмосфера, дом наконец-то приобрел значение настоящего дома, родного очага. Очага, где его всегда ждали любимая жена и маленький сынишка, которого назвали в честь деда – Мишей. Неповторимый уют семьи манил Ивана так, что по утрам он буквально насильно выталкивал себя из квартиры, мысленно говоря, что это лишь до вечера… вечером, он вернется сюда, чтоб снова взять пухленького Мишутку на руки, росшего прямо на глазах. Вот он начинал улыбаться, узнавая голоса и лица родителей. Вот он начинает гукать и повторять вслед за близкими гласные буквы, при этом смешно вытягивая пухленькие губки. Вот он делает попытки дотянуться до висящей над ним игрушки. А вот он пытается самостоятельно перевернуться со спинки на животик… или же, его поставили легонько на ножки, еще такие слабенькие, но Мишутка уже пытается вышагивать. Ему это так понравилось, что, когда Иван оторвал сынишку от поверхности стола, тот стал делать шаговые движения в воздухе… Особенно, Мишутке нравилось лежать голеньким на столе и принимать воздушные ванны. Он довольный лежал на животике и живыми голубыми, как у матери глазенками поглядывал на окружающие его предметы. Иван удивлялся чуду, происходившему на глазах. Этот маленький человечек, постепенно осваивая окружающее пространство, становился властелином мира и тех, кто жил рядом с ним, кто день ото дня его терпеливо и кропотливо пестовал. Ребенок превращался из маленького и писклявого существа в живого кукленка, со своими растущими потребностями. Взгляд малыша принимал более осмысленное выражение и, устремившись в какую-нибудь сторону, казалось, говорил: а это – что такое и с чем его едят?
— Ну, что?.. Куда пойдем?.. Где мы с тобой еще не были, а?.. — беря на руки сынишку, спрашивал Иван. Засунул в рот пустышку и, когда тот с силой выплюнул ее так, что она залетела под диван, засмеявшись восторженно прокомментировал: — Правильно! Не затыкайте мне рот! Чего ты сам, мол, спрашиваешь и в рот всякую гадость суешь?!
Рина подняв с пола пустышку улыбнулась:
— Это ему просто сейчас – не нужно. А вот попробуй без этой, как ты говоришь, гадости – усыпить его! Ни за что не успокоится! Требует свое!
— Характер выказывает!.. — гордо произнес Иван. — Мы, ведь, тоже – люди! Мы тоже – человеки! И давай нам то, что положено!..
Иван своеобразно приноровился держать сынишку подмышкой и похоже, что тому это очень нравилось. Мишутка только вертел в разные стороны головенкой и покряхтывал. Первое время Рина испугано, со словами: «что ты делаешь, ненормальный?! Уронишь же…» бросалась вызволять ненаглядное чадо из рук молодого папаши. Но потом видя, что малышу вроде как и нравится такое необычное положение, успокоилась. Разве что, после кормления запрещала держать таким образом.
— Иначе, он все отрыгнет! — Рина вытирала его пухлые розовые щечки платочком.
А Иван снова обращался к сынишке:
— Слышишь, что мамка сказала?.. — он легонько нажал на кнопочку маленького носика, малыш улыбнулся беззубым ртом и залез к отцу своими ручками в рот. — Ну какие же у тебя пальчики вкусные! Я вот сейчас их у тебя съем!.. — и принялся щекотать его ладошку губами, а тот прямо-таки заливался смехом.
Да, чудно было наблюдать, как растет их сын. Его сын… первый шаг, первое слово… Эти моменты – воедино связаны со всем личным, неотделимым от биографии самого Ивана. Тем, что входит в жизненный багаж – прошлого, настоящего и будущего. Все это индивидуально и неповторимо в восприятии каждого. Каждого, кто живет на этом свете.
Став бригадиром Иван решил учиться дальше. Поступив на заочное отделение, автоматически поднялся по карьерной лестнице. Выбрали депутатом вначале горсовета, потом области. Все в жизни складывалось как нельзя лучше. Во всяком случае, он был доволен, если не всем, то многим. В отпуск, всей семьей они срывались на родину, к родителям. Частенько ездили отдыхать на море, в Крым… Мишутка бегал по пляжу голенький, лишь в панамке. Став побольше – любил возиться в прибрежном песке, строя замки и города.
Иван заметил особенность сынишки. Стоило ему услышать мелодию, льющуюся из репродуктора – то сразу замирал и ловил всем существом звуки. Волшебные звуки, очаровывающие его.
— Рина смотри, смотри на нашего Мишку!.. — обратил внимание жены на сына. — Похоже, у нас с тобой растет будущий музыкант!
— С чего ты взял, что именно из-за музыки это… — озабочено, покосилась на Ивана жена. — Может, помимо музыки он что-то услышал…
Иван подошел к радиоприемнику и выключил его звук. Сынишка удивленно посмотрел по сторонам и скривил губки, собираясь зареветь. Но тут к нему подошла Рина и сунула в руку игрушку. Отвлекла внимание. Прошло несколько секунд, и Иван снова прибавил звук. Мишутка бросил игрушку на пол и уставился на черную коробочку, висящую на стене.
— Видишь, видишь, что творится с ребенком?! Придется нам с тобой это учесть…
— А что тут учитывать? Маленькие дети ко всему тянутся… Они способные к обучению. Но я против того, чтобы специально тянуть за уши ребенка к какому-то занятию. Мы можем сейчас только давать возможность слушать музыку, развивать его вкусы и пристрастия, но свою привязанность он должен выбрать сознательно, сам. Так что, я не вижу вопроса… — Рина улыбнулась, глядя на сына, который пытался подвиливать попкой в такт музыке. — А это у него откуда? Видишь?! Просто, он растет!.. Вот и все…
Нет, не все. Иван с этим не согласен. Определенно, у ребенка была склонность к музыке. Этого нельзя отрицать. И он стал приносить домой пластинки. Когда Иван ставил ее в проигрыватель, Мишутка, ставший к этому времени вполне сносно ходить, подходил к отцу, вцеплялся ему в ноги и слушал музыку, словно боясь пропустить мимо себя льющуюся мелодию. Народные песни, эстрада, классика, джаз… – без особого разбора. Рина морщилась, но ничего не говорила. Пусть, мол… но в конце концов, предложила сделать некую систему.
— Ты его сейчас заставляешь слушать, что ни попадя и, в его голове не сформируется никакого вкуса… представляешь, какую кашу сейчас ты завариваешь?!
— Ну, а что теперь делать? Ребенок тянется к музыке, зачем же его лишать… — обескуражено пробормотал Иван.
— У нас с тобой нет музыкального образования и мы можем навредить, понимаешь? — Рина посмотрела на мужа. — Может, он сам подрастет и выберет то, что ему нужно… а сейчас, пусть все идет, как идет…
— Ты предлагаешь пустить все на самотек?..
— А ты – что можешь предложить?.. — вопросом на вопрос ответила жена. — Говорю же, как бы не сделать хуже… Он же сейчас как пластилин – лепи, что хочешь… но не слишком ли мы с тобой спешим, торопимся?.. Или же, давай ему слушать определенную музыку. А то, все в одну кучу валишь! Говорю же, пусть все идет как идет, а станет чуть побольше – отдадим Мишутку в музыкальную школу.
«Рина, скорей всего права… — Иван смотрел, как сынишка возился с игрушками на полу. — В школе учат по программе… а что я могу дать ему в этом отношении?..» У них в деревне урока музыки вообще не было. Если не считать редких занятий пением под балалайку школьного завхоза, по совместительству. Это сейчас – все условия для детей создают, а во времена его детства в их деревне о таком и не мечтали. К тому же была война, которая все занимала собой. Все они – и стар, и млад, жили по девизу: «Все для фронта, все для победы!» Скидок не было никому.
Со временем, Мишуткина тяга к музыке стала до того явной, что переехавшая жить к ним бабушка (мать Рины) стала всерьез называть внука не иначе как музыкантом. Тот из своих ручонок не выпускал маленькой гармошки, подаренной на день рождения отцом. То и дело пиликал на ней, и со временем, у него стали выходить более-менее стройные звуки, хоть и весьма отдаленно, но похожие на некоторые популярные мелодии…
— Нет, определенно, его нужно записать в музыкальную школу!.. — заявила, наконец, бабушка. — У ребенка – дар и, негоже, чтобы он зачах! — …так что, Мишутка, с новой скрипочкой в руках, пошел в музыкальную школу раньше, чем в обычную…
Естественно, когда получаешь то, что тебе нравится – с лихвой, интерес и тяга к нему спадает… так и у маленького Миши. Через некоторое время, ему прискучило все это, и он тайком стал пропускать занятия. Не так, чтобы очень, а понемногу. Не мог отказать себе погонять мяч с мальчиками из соседнего двора, аккуратно положив скрипку на траву возле небольшого куста. Мальчик он ответственный, весь в отца. Миша не хотел огорчать родителей, днями пропадавших на работе, старался. На бабушке лежало все их немудреное хозяйство, в том числе и забота о любимом внуке. Вскоре они стали иметь общие тайны.
Как-то раз (наверное, еще учась в классе третьем или четвертом) Миша, катаясь с друзьями на велосипеде неподалеку от дома, оказался в небольшом перелеске, где и наткнулся на грибы. Там Миша набрал целый целлофановый пакет и когда повез его домой, не заметил выпирающий маленький выступ на конце бордюра. Со всей скоростью он налетел на него так, что, вылетев из седла сделал головокружительное сальто и оказался распластанным на асфальте. В голове у него отчаянно зазвенело. Придя через какое-то мгновение в себя, он увидел обступивших его испуганных товарищей. Автоматически сев, он машинально провел рукой по животу и поднял ее к лицу. На руке была кровь. Находясь в шоке, он медленно встал на дрожащие ноги и пошел по направлению к дому. Двое его друзей помогли ему с велосипедом – подняли его на четвертый этаж, где в то время жил Миша со своей семьей.
Когда дверь открыла бабушка, он стараясь сохранить невозмутимость, протянул ей мешочек с белыми грибами и тихо произнес:
— Свари, пожалуйста, суп…
Бабушка, увидев внука в порванной на животе рубахе и всего окровавленного, с распоротым животом, всплеснув руками ужаснулась:
— Убился!.. Господи, мальчик мой!.. Как же это ты, а?..
— Я тут упал и поцарапался маленько. Ты, бабуля, только маме ничего не говори, ладно?.. — и пошатываясь, направился в ванную комнату.
В ход пошли все домашние запасы йода и зеленки… и, надо воздать должное, он мужественно вытерпел все процедуры обеззараживания внушительной раны, которую пришлось зашивать в школьном медпункте. Конечно же, произошедшее нельзя было совсем утаить от родителей, но они обо всем узнали значительно позже, когда рана уже затянулась. Ито, совершенно случайно, от соседки, матери одного мальчика бывшего с их компанией. Все тайное, когда-нибудь да становится явным…
— Так, товарищ партизан, — сказала вернувшаяся с работы Рина. — Ну-ка, признавайся, что же произошло с тобой?..
Миша, хлопая глазами недоуменно спросил:
— Когда?
— А то ты не знаешь?! — Рина строго посмотрела на сына. — Почему, обо всех происшествиях я должна узнавать от чужих людей?.. — тут она обернулась к матери. — А ты – куда смотришь, мама? Почему ты молчишь о том, что наш Мишка распорол свой живот?..
Бабушка, взглянув на покрасневшего, до самых кончиков ушей, внука простодушно произнесла:
— Чай, все обошлось! Зачем вас зря беспокоить ерундой!..
Рина взорвалась:
— Ерундой?.. — она быстро подошла к стоящему в двух шагах сыну и выдернула из-за пояса спортивных брюк заправленную рубашку, задрав ее на обнажившимся шраме, красовавшемся наискось живота. — И это безобразие – ты называешь ерундой? А ведь могло бы быть и гораздо хуже!..
— Но мама, у меня же все зажило, зачем говорить о том, что не стоит внимания… — робко произнес Миша. — Я уже не маленький, чтобы бегать со своими жалобами к тебе…
— Запомни раз и навсегда, что все касающееся тебя – для родителей заслуживает не только пристального внимания… — она тряхнула его за плечи и смотрела прямо в детские глаза. — Пойми, мы с папой всегда будем тревожиться за тебя. Ты наш сын. Для нас – ты наше будущее и все, что происходит в твоей жизни – это все непосредственно касается и нас! — Рина прижала к себе голову сына и поглаживая его вихры произнесла: — Пожалуйста, не забывай это…
— Мама, ты только не сердись, пожалуйста… — он шмыгнул носом, — Я хотел сказать, но боялся, что ты будешь нервничать и ругаться… а, бабушка тут ни при чем. Это я ее попросил, чтобы она тебе ничего не говорила.
Отец одобрительно хмыкнул. Все это время он молча наблюдал за происходящим. Ему нравилось, как сын вел себя. Уже видна была его самостоятельность в поступках. Он не держался за мамкину юбку и старался, как мог отвечать за свои поступки…
Короче, Мишино детство, в общем-то, ничем и не отличалось от детства многих ребятишек. Он и озорничал, и хулиганил. В чем-то был ужасно непоседлив и шаловлив… все было как и у всех.
II
Став побольше, у Миши появилась мечта – приобрести гитару. И он, решившись купить ее, устроился на летние месяцы носить телеграммы. Каждый день проходя мимо универмага, он рассматривал ее лакированные бока с белыми кружочками на грифе за стеклянной витриной. Постояв минут пять, Миша торопливо направлялся по делам, мысленно говоря себе, что совсем скоро он будет держать эту красавицу в руках. Так и случилось. Он принес ее домой вместе с немудреными подарками домочадцам. Бабушке – нарядный платочек на голову, матери – духи «Красная Москва», а отцу – затейливо изогнутую трубку для курения… выложив покупки на стол и раздав их близким, Миша удовлетворенно вздохнул.
— Спасибо, внучек! С первой зарплатой тебя!.. — бабушка растроганно расцеловала его, а Рина только и прижалась к нему щекой. Сын догнал ее ростом.
А отец, набив табаком новую трубку и с удовлетворением зажав ее зубами, затянулся ею. Неторопливо, растягивая слова, произнес:
— Сын-то, у нас вырос уже, мать!.. И мы, похоже, можем за него гордиться!..
Миша покраснел. Ему было приятно слышать похвалу отца. Тот всегда больше отмалчивался, старался не комментировать поступки и действия сына. А тут… вообще-то, Миша всегда полагался на интуицию, которая его редко подводила, словно предчувствуя отцовское одобрение или недовольство к поступкам и действиям. Немногословный и сдержанный, он был авторитетом для сына. Их взаимоотношения строились на уважении и Мише очень хотелось походить на него, хотя бы внутренне… а внешне, он смахивал больше на Рину. Светловолосый, худощавый, с тонкими и правильными чертами лица. У Ивана-то, и волос темный, и скулы широкие – полная противоположность жены. Незнакомый человек с первых же минут общения чувствовал себя так, будто знал его всегда. Сила их обаяния была столь велика, что моментально рушила любые стены агрессии и враждебности. Миролюбивый нрав и добродушие – неизменное душевное качество характера мужчин семьи Беловых, за которое ценили их близкие и друзья.
Новое увлечение гитарой захватило Мишу целиком. Он не выпускал ее из рук. Неторопливо перебирая струны, он часами мог подбирать мелодию для слов, которые складывал в незатейливые тексты собственного сочинения. Так у него стали рождаться песни. Он пел их своим друзьям-товарищам во дворе, на школьных вечерах и дома для гостей… Его неокрепший еще голос захватывал собой, заставлял вслушиваться в звучащую мелодию и вдумываться в каждое слово, западающее в глубину души. Казалось, что он поет именно то, что чувствуешь ты и именно твоими словами. Это была магия. Магия слов и музыки. Магия песни, в которую человек вживается всеми фибрами души, где начисто размывается грань между твоими чувствами и чувствами самого автора.
После очередного школьного вечера, к Мише подошла девочка из параллельного класса и воодушевленно произнесла:
— Спасибо тебе за твои песни.
Миша иронично произнес:
— Кушай на здоровье!
— Я тебе серьезно, а ты… — в ее голосе послышались нотки обиды.
— И я – серьезно… — он посмотрел на девочку, которая как ему показалось, вот-вот заплачет. — Просто понимаешь, у меня привычка – ко всему относиться с юмором…
— И к своему творчеству?..
— А к своему, как ты говоришь, творчеству – и подавно! — Миша улыбнулся.
— Я и не думала, что ты так несерьезно относишься к своему таланту… — она глубоко вздохнула.
— А по-твоему, мне надо задрать к верху нос и сделаться похожим на напыщенного индюка?.. — он надул щеки и задрал подбородок к верху. — Так что ли?
Девчонка весело рассмеялась:
— Ну нет… я не это, имела в виду. Просто, я от чистого сердца хотела тебя поблагодарить, к тому же сделать тебе приятное, а ты так отреагировал… — и она растерянно замолчала.
На Мишиных щеках проступил румянец.
— Знаешь, каждому, конечно, приятно услышать похвалу в свой адрес. Только, если все воспринимать столь серьезно, без некоей доли самоиронии, недолго и в самом деле зазнаться, закопаться в самолюбование. Ах, какой я хороший и распрекрасный!.. это, по-моему, нехорошо… и потом, я же ничего сверхъестественного не сделал. Просто пою о том, что мне близко и дорого, что меня тревожит… — Миша вздохнул. — Я, правда, рад. Рад, что тебе понравилось. Только не надо снова говорить, что у меня талант и все такое… — он поморщился.
— Почему?! — она искренне непонимающе посмотрела на него. — Тебя природа одарила таким даром, а ты, получается – не ценишь этого!
— Нет, ну как ты не поймешь элементарного… — он жалобным взглядом окинул окружающее пространство. — Я, конечно же, ценю эту мою способность, или лучше – возможность самовыражения, но не хочу ставить ее во главу угла. Не хочу. Я просто хочу быть самим собой. Делать то, что мне по душе, что мне нравится.
— Лю-юсь!.. — к девчонке подбежала подруга и, схватив ее за локоть, потянула к себе. — Я тебя везде обыскалась!.. — и чуть понизив голос сквозь зубы добавила: — Познакомь…
Люся смутилась:
— Миша, это моя подружка, Таня…
— Очень приятно! — Миша вежливо улыбнулся. — Тебя, значит, Люсей зовут? Понятно. А то, сколько учимся под одной крышей, а имен и не знаем…
— Ну допустим тебя-то, как зовут – все знают. А вот ты у нас такая знаменитость, такая знаменитость!.. Где уж тебе знать, как нас, серых пташек, зовут… — жеманно произнесла Таня.
— Да уж, настолько знаменит, что скоро, боюсь, проходу не будут давать… — шутливо буркнул Миша. — Ох и чует мое сердце, что придется мне перебираться на необитаемый остров для постоянного местожительства!..
— Это почему же?.. — не сговариваясь одновременно произнесли девочки. А Таня добавила: — По-моему, это так приятно, когда тебе уделяют внимание и все узнают! Слава, известность…
— Знаешь, что я тебе скажу? — Миша хитровато прищурился. — Ответь мне на один вопрос. Что ты больше всего на свете любишь?
— Ты что имеешь в виду? — Таня широко раскрыла глаза.
— Я тебя спрашиваю, что ты любишь… ну, например, конфеты, мороженное, пирожное…
— А-а, ну кто ж, этого не любит?! — Таня с некоторым разочарованием вздохнула. — Была б моя воля, я бы каждый день – на завтрак, обед и ужин ела бы разные сладости… шоколад, конфеты трюфели и «Мишка на севере»… — Люся тихо хихикнула.
Миша с любопытством посмотрел на девочек:
— Не-а!.. Это только сейчас ты так говоришь! Тебе быстро это надоест. Приестся!.. Через какое-то время, ты даже смотреть на это не захочешь! Так же и со славой…
— Ой, ли? — Таня скептически рассмеялась. — Покажи мне того человека, которому это может приесться? Не верю!..
— Далеко ходить не надо! Он перед тобой! — Миша скромно потупил взгляд. — Все это внимание – быстро приедается.
— Тебе – приелось внимание окружающих?.. — недоверчиво произнесла Таня. — Брось кокетничать как девчонка! Ни за что не поверю!
— Я не сказал – приелось. Я только говорю, что не нравится. Слава и известность так обременительна, что порой хочется бесследно исчезнуть, испариться… потому что такой человек должен соответствовать тому образу, который создают его поклонники. А у тебя свои слабости и привычки, которые не всегда совместимы с общепринятыми образцами, эталоном поведения. Короче, я предпочитаю всего этого не замечать. Я такой же, как и все – не хуже и не лучше!.. — подводя итог разговору и вздохнув, Миша бросил девочкам: — Ладно, мне пора идти. Еще увидимся… — и направился к своим ребятам, группкой стоящим неподалеку.
Он не кривил душой говоря, что ему не нравится то внимание, которое оказывали окружающие. Эта слава местного вундеркинда-музыканта делала его неким образом рабом своего таланта. Миша не мог полностью располагать собой в то время, когда его друзья были свободны как ветер в поле. Его день был расписан буквально по минутам. Школа, домашние дела, ежедневные занятия музыкой… к тому же, негласная обязанность быть участником чуть ли не всех школьных мероприятий, включая посещение Дома Культуры, где Миша играл в ансамбле на бас-гитаре. Он чувствовал себя обычным человеком, ему хотелось просто жить и заниматься делом, которое нравилось. А излишнее внимание мешало ему сосредоточится, отвлекало и надоедливо стучалось со всех сторон. Особенно томные, заинтересованные взгляды местных девчонок, которые шушукались за его спиной и напропалую перемывая бедные косточки «ни в чем неповинного создания». Так Миша отшучивался перед друзьями, которые не доверяли этим словам, то и дело подкалывая всевозможными знаками обожания со стороны прекрасного пола. Но Миша старался не обижаться на эти выходки, хотя порой так хотелось… Взять хотя бы их мнение, что он баловень судьбы и девчонки к нему липнут как мухи на мед…
— Нужен я им только ради того, чтобы потешить самолюбие!.. — горячился он, убеждая закадычного друга, жившего с ним на одной лестничной площадке. — А я хочу по-настоящему, понимаешь?!
— Ха!.. Дурак ты, Мишка, в таком случае! — Толя недоверчиво ухмыльнулся. — Я бы, на твоем месте – пользовался этим преимуществом! Рыбка-то сама к тебе плывет! Тебе ничего делать не надо! Только собирай плоды… девчонки же сами за тобой бегают!
Впрочем, он давно перестал откровенничать даже со своим самым близким другом. Ибо как только собирались они всей компанией вместе, открывалась лишь одна тема – девчонки и их прелести. Каждый начинал нести несусветную околесицу, что Мише ничего не оставалось делать, как многозначительно помалкивать. Врать, возводить напраслину на кого-то, не хотелось. А делиться… чем? Если бы он с кем и поцеловался – то не стал бы это обсуждать. Не стал! По крайней мере, это не по-мужски. Чувство собственного достоинства он имел. И умел, как ему казалось, вести себя с девчонками, которые хотели бы дружить… но признаться ему было страшновато. У него в душе еще сидел тот робкий и наивный ребенок, который пока еще не хотел вылезать из своей уже треснувшей скорлупки. Этот ребенок смотрел на мир большими серьезными глазами и не хотел взрослеть. Он понимал, что все равно настанет время, которое насильно вытряхнет его из маленького и уютного убежища. И оно неумолимо приближалось…
Как-то, Рина стояла у окна. Увидев сына, идущего с какой-то девочкой, она с некоторым удивлением произнесла:
— Вот тебе и на!.. Я-то думала, что у нашего Мишки – еще на уме только машинки… а он уже и с девочками ходит!..
— Господи, до каких это пор, он у тебя должен в машинки-то играть?.. — в голосе матери Рины послышалась ирония. — Со своей работой, похоже, вы с мужем окончательно забываете, что вашему сыну уже шестнадцать… — она заглянула в окно. — Это должно быть Люсенька, из параллельного класса…
— А ты что, ее знаешь?.. — еще больше изумилась Рина.
— Да, она была у нас несколько раз… — спокойно ответила та. — Я еще ее пирожками угощала, хорошенькая девочка, скромница…
— Скромница?.. — эхом повторила Рина. — Знаем мы, какие они сейчас скромницы, глазом не успеешь моргнуть, превратят в бабушек!.. Ты-то, хоть не оставляй их одних в квартире, мама… натворят дел, потом расхлебывай – родители… — тут в дверь позвонили и Рина ринулась в прихожую открывать дверь. Миша, видно не ожидавший, что в такое время мать сама откроет дверь, прямо остолбенел. — Ну чего встал?.. Проходи! И гостью свою – зови…
Они робко вошли в прихожую.
— Ма, это – Люся… — как-то стушевано произнес Миша и представил мать подруге: — А это – моя мама…
— Здравствуйте! Очень приятно… — пролепетала Люся, и ее щеки залил румянец.
— На улице-то, небось, морозно?.. — подала голос вышедшая в прихожую бабушка.
— Да, мы – замерзли, пока дошли с остановки. — Миша повесил пальтишко на вешалку и помог снять Люсе шубку из кролика.
— Ну тогда я пошла ставить чайник… — и бабушка скрылась на кухне.
…Вечером состоялся серьезный разговор и его инициатором стала Рина.
— Тебе еще выучится надо, а ты совсем не думаешь об этом…
— А я – что делаю? Разве не учусь? — Миша удивленно посмотрел на мать. — Я на следующий год в музыкальное училище хочу поступить.
— Давай-давай!.. Только не отвлекайся от поставленных целей. А то, смотри, ничего у тебя – не получится!.. — Рина подозрительно глянула на непонимающего ее сына.
— Почему это – не получится? Я что, не оправдываю себя перед вами? Мама, папа?.. — он беззащитно посмотрел на родителей и, вдруг вспыхнув, добавил: — Я что – делаю что-то не то и не так? Так вы мне прямо так и скажите. Нечего вокруг да около – ходить!
— Нет, ты все делаешь так как надо. Только с девочками тебе – надо бы подождать, если ты хочешь, чтобы у тебя хоть что-то в жизни получилось! Иван ты-то, что все молчишь? Не пора ли тебе с сыном поговорить?! — Рина раздраженно поджала губы и вышла из комнаты хлопнув дверью.
— Замучили мальчишку совсем, — пробурчала бабушка. — Оставьте вы его в покое! Дайте нормально пожить, он сам знает, что ему надо!.. Ладно, я пошла спать. Только, — она обернулась к Ивану. — Смотри, не перегни палку. Иначе совсем другой результат получится. Обратный.
Отец с сыном остались в комнате одни.
— Понимаешь, Миша. Мама очень нервничает.
— А чего ей нервничать? Я же – не даю повода… — буркнул он.
— Она думает совсем иначе… — отец потер подбородок. — Ты давно дружишь с девочкой?..
— Нет. — Миша покраснел. — Так мама из-за Люси весь этот сыр-бор затеяла?.. — отец неопределенно пожал плечами. — Она – хорошая девчонка и только. Ей нравятся мои песни…
— А тебе? Тебе-то что в ней нравится?.. «Она – хорошая девчонка и только…» — передразнил отец сына. — Если б было «…и только…», то думаю, ты не привел бы ее домой…
— …и мама не забила бы тревогу!.. — закончил за отца фразу Миша. — Хорошо, больше не буду ее приглашать домой, если вам это не нравится.
— Я совсем не это имел в виду… — попытался возразить отец.
— А что же? — Мишино лицо все горело пунцовой краской. — Другие ребята девчат давно в кино водят, на дискотеки ходят… а я – пару раз привел девчонку домой, из-за того, что на улице стоять и ждать, когда вернется кто-то из ее родителей – холодно… из-за этого и разгорелся весь сыр-бор!..
— А что, ключей у нее своих нет, что ли?.. — удивился отец.
— Ну забывала она их на столике в прихожей. С кем этого не бывает?!
— Раз такое дело – я ничего в этом предосудительного не вижу. Человека надо выручать, конечно... — отец глубоко вздохнул. — Я только, что, хочу сказать… — он снова задумчиво потер подбородок. — Ты у меня – понятливый парень. Мне очень не хочется, чтобы мой сын, потом жалел или стыдился своих поступков. Понимаешь, — он бросил взгляд на сына, который сидел неподалеку от него и внимательно разглядывал рисунок висящего на стене ковра. — Иногда так случается, что сиюминутное довлеет над всем, что выстраивается на горизонте. В такие-то моменты, надо делать осознанный выбор, который и определяет наше будущее.
— Это я знаю… но какое отношение твои слова имеют ко мне?.. — не понял Миша.
— Самое прямое. Ибо это, сиюминутное – может перечеркнуть напрочь все твои планы… Короче, прежде чем что-либо сделать, ты должен все основательно взвесить и решать – что тебе выбирать…
— Папа, ты так говоришь, будто Люся угрожает моей независимости… — догадался Миша. — Но между нами – ничего такого… Во всяком случае, я не думал даже…
— А когда подумаешь, как говорит мама, – будет уже слишком поздно…
— Ну знаешь, папа… — вспыхнул Миша, — Я не маленький давно…
— Маленький ты, или нет, – это одно, но у тебя сейчас очень сложный и противоречивый возраст, да и опыта житейского – маловато. Так что, надо бы прислушиваться и к старшим… а то, особенно в такое время, – все оставляется побоку. Сам был молодым…
— Извини папа, но со своим опытом – я как-нибудь сам разберусь. Мне кажется, я вам никогда не давал повода думать вот так… — в явной обиде, Миша все никак не мог найти подходящего слова, чтобы передать обуревающие им чувства. — Как бы вы ни хотели, а за меня мою жизнь – вы, все равно, прожить не сможете! Это только мое право, это только моя жизнь! Даже если и совершу в ней ошибки – это будут только мои ошибки! Мои!.. я не хочу быть рафинированным мальчиком!.. Не хочу быть ни маменькиным, ни папенькиным сыночком! Это моя жизнь и я ее проживу так, как надо мне! — он вскочил с кресла и выбежал из комнаты, оставив отца сидеть на диване.
Минут через пять, Иван постучался в дверь сыновней комнаты и открыл ее.
— Миш, ладно, не дуйся. Ты у меня – мировой парень, и я – горжусь тобой!.. — он прошел в комнату и сел на кровать рядом с угрюмо молчавшим сыном. — Просто нам с мамой, как, впрочем, и тебе – потом, будет очень жаль, если ты не достигнешь своей цели. Ты ведь знаешь, что нам – твои мечты – не безразличны! — обняв его за плечи добавил: — Мы верим, что ты – обязательно добьешься успеха, что у тебя – все получится!..
Миша по-детски, молча прильнул к отцу, разглядывавшему противоположную стену, сплошь заклеенную вырезками из различных журналов. Пестрый калейдоскоп перед глазами – от всевозможных моделей машин, до любимого ансамбля «Биттлз». В самом центре находилась старая афиша Владимира Высоцкого… Помнится Иван сам, несколько лет назад, привез ее из Москвы. Тогда находясь проездом в столице, он совершенно случайно наткнулся на своего приятеля, с которым служил на Балтике. Тот оказался знаком чуть ли не со всем столичным бомондом (по крайней мере, он так утверждал…) – как же, ведь работал в театре осветителем. Комнатка старого холостяка была буквально завешана афишами знаменитостей. Они лежали, валялись, стояли свернутые в рулоны… вот и позаимствовал на радость сыну, который слушал его песни.
— Пап ты правда думаешь, что у меня все получится?
— А как же иначе? Ты у нас – упорный!.. Если чего захочешь – всего добьешься! — отец хмыкнул. — Помню тебе годика три было. У тебя игрушка закатилась под диван, и ты довольно долго пыхтел, стараясь ее достать. Наверное, больше получаса возился. Другой ребенок, на твоем месте, давно бы в рев ударился. Помогите, мол… а ты – нет. Я уж хотел обнаружить себя и помочь, я за тобой из-под прикрытых век наблюдал, дремал до этого. Но ты, как-то смекнул – пошлепал на кухню и приволок веник, которым после нескольких безуспешных попыток и зацепил игрушку.
Миша улыбнулся. Ему нравилось, когда кто-то из старших вспоминал, каким он был бутузом. В этих рассказах он выглядел непосредственным и с характером, и чего скрывать – нравился себе. Будь у него брат, то он бы не прочь понянчится с таким деятельным малышом. Ему казалось, что с таким человечком и особых хлопот не должно было быть. Мише нравилась самостоятельность, и не нравилось, когда, как мама сегодня, указывали – что ему надо делать, а что – нет. Это самое больное его место. Обидно, что тут Мишины желания и потребности не учитывались вовсе… «Черт возьми, — думал он в такие моменты, — другие ребята вовсю с девчонками развлекаются!.. А что я – рыжий, что ли?..»
Когда Миша впервые из школы проводил Люсю до дому. Сам не заметил, как за разговором – увлекся, время пролетело незаметно. С ней интересно и не скучно. Не то что, когда они пару раз шли из школы втроем – Таня увязалась подобно хвостику за ними. Вот уж кто, как кроме себя самого, никого и не слышал. Да и, пожалуй, ей этого и не надо было. Зациклившись на Мишиной «известности и славе», она без умолку тараторила о разных знаменитостях и их лаврах, которые, как он подозревал, не давали ей покоя. Им с Люсей только и оставалось помалкивать, слушая Танины излияния на эту тему. Эти две девчонки до того разные, что его симпатии стократно перевешивали в Люсину пользу. Хотя, он должен признать, что Таня внешне кажется более привлекательнее. Хрупкая, с утонченными чертами лица, напоминает барышню с картины кисти художника девятнадцатого века. Ее навитые иссиня черные локоны обрамляют овал лица с белоснежной шелковистой кожей, до которой так и хочется дотронуться… «Ей бы еще утонченные манеры и Люсину деликатность, — размышлял Миша над поведением этих двух девушек. — Может, тогда бы, она и подходила на мой идеал…» Люсины тощие косички не шли ни в какое сравнение. Простоватое, широкоскулое лицо, на котором значительно выделяются лишь большущие светло-коричневые глазищи с загнутыми к верху длинными ресницами. Широкие брови вразлет и пухлые детские губы… нет, конечно, Люся никак не подходит на его идеал. Но зато, с ней можно поговорить обо всем на свете. Абсолютно обо всем без исключения. И одно это, дает значительные преимущества в ее пользу. «Смуглянка» – так Миша называет Люсю про себя. Обе девчонки – худенькие и одного роста, но Люся рядом с Таней, кажется, внешне – тяжеловесней, что ли… но в конце концов, для Миши это не имеет значения. Он же не собирается жениться, как видно подумала мама и забила тревогу… У него вся жизнь – впереди!.. «…надейся и жди!..» — хмыкнул про себя Миша.
Приглашение Люси на день рождения застало его врасплох. Изрядно помучившись над вопросом – что подарить?.. – Миша купил коробку шоколадных конфет. Явившись субботним вечером в точно назначенное время к виновнице торжества, он застал там чуть ли не половину класса. Ребята с девчонками танцевали под радиолу, а Люся, открывшая ему дверь, буквально поразила… та ли это девочка? Может, это умело использованная косметика преобразила ее, или прическа? В красивом нежно-голубом платье из прозрачного шифона, с распущенными волнистыми черными волосами по плечам, девушка напоминала сказочную фею.
— Что встал в дверях? Проходи же наконец!.. — поторопила парня девушка. — Или так и будешь стоять на пороге?!
Миша тряхнул головой, будто стремясь отогнать видение:
— Людмила… у меня просто – нет слов!..
— Вижу!.. — насмешливо произнесла она. — Прямо остолбенел…
— Ну и ошарашила же ты меня! Ты ли это?.. Прекрасная незнакомка… — спохватившись, он протянул ей коробку конфет: — Ой, самое главное – забыл! С днем рождения тебя! Счастья тебе и исполнения желаний! — и он нерешительно чмокнул ее в щеку.
— Спасибо! Одно желание уже исполнилось!.. — именинница смущенно опустила глаза.
— Потом, по секрету, скажешь – какое?.. — заговорщицки прошептал Миша.
— Может быть, когда-нибудь… — неопределенно сказала она, на ее щеках заиграл румянец возбуждения. — А может и нет…
— Почему-у?.. — заинтригованно протянул Миша. — Мы же, вроде, с тобой друзья…
— Знаешь, не все можно говорить… особенно, когда дело касается личного… — кокетливо произнесла Люся. Причем, ей это шло. Впрочем, раньше она с ним никогда не кокетничала. Во всяком случае, он этого за ней не замечал. А вот ее подружка Таня – без этого вообще обходиться не могла.
Весь вечер Миша не спускал восхищенных глаз с виновницы торжества. А девушка беззаботным мотыльком порхала по квартире и меж танцующих пар. …Почему же раньше, он не видел в ней эту прекрасную незнакомку, почему? Сегодня будто пелена спала с его глаз. Вот так вот живешь-живешь и в упор не видишь того, что находится рядом. Мечтаешь о чем-то абстрактно-недосягаемом… Интересно, а смог бы он увидеть ее такой, если бы не пришел сегодня сюда?.. Да, то, что предстало перед Мишиными глазами, было похоже на сказку. Он сравнил Люсино преображение с пробуждением спящей принцессы, которая ждала своего часа. И вот он, ее час, пробил.
С этого момента все изменилось и стало иным. Его душа ликовала и пела… каждое мгновение дарило Мише что-то новое и неповторимое, песни стали дышать особой лиричностью и романтизмом. Вдохновение прочно поселилось в его душе. И Миша понял, что это – любовь… Чувство, которое помогает поэтическим натурам писать настоящие шедевры.
— Ты очень изменился… — как-то заметила Люся. — Особенно это заметно по твоим песням, которые ты поешь в последнее время…
— Я знаю. — Миша опустил глаза. — А знаешь, в чем причина?
— Ты, наверное, влюбился…
— Да. Я влюбился. Хочешь узнать – кто она?.. — он снова поднял на нее глаза цвета морской волны.
Люся неопределенно пожала плечами:
— Не знаю… Может – да… а может и нет…
Миша удивился:
— Почему?
— Я, кажется – догадываюсь, кто эта особа. Но вполне может быть, что я – ошибаюсь… Вот в этом случае, мне было бы больно это узнать… — Люся отвела глаза в сторону.
— Значит, я – тебе тоже нравлюсь? — Мишино сердце радостно подпрыгнуло.
— Да… — тихо прошептала Люся. — Причем – давно… Но ты не замечал меня. Во всяком случае относился ко мне, как и ко всем… И я не знала, как сделать так, чтобы ты – обратил на меня внимание. Мне казалось, что тебе нравится Таня… иной раз ты так на нее смотрел…
Миша счастливо рассмеялся:
— Но она – такая зануда!
— Правда?!
— Правда. — Миша обнял Люсю за плечи. — Ты даже не представляешь, как она мне надоела своими бесконечными разговорами о знаменитостях!
Люся счастливо рассмеялась, а Миша невольно подумал, что ее смех напоминает переливы колокольчика…
III
Какие кренделя выписывает наша жизнь!.. Скажи ему кто некоторое время назад, что у него скоро появятся новые заботы, новые обязанности и прочее – он бы не поверил. Конечно это все случилось не без него. Миша – принял в этом самое непосредственное участие… – тут его рот невольно растянулся в глуповатой улыбке.
Тем днем было морозно. Снег, выпавший накануне белоснежным одеялом, похрустывал под ногами. Деревья парка, где он со своей девушкой всегда гулял вместе, очень походили на людей, простерших руки-ветви к небу в мольбе.
— Я беременна!.. — нерешительно и тихо сказала Люся.
В тот момент ему показалось, что он ослышался:
— Что-что-что?!
— Я беременна… — еще тише повторила она.
Миша, от неожиданности, присел на кончик скамьи…
— Ты это – серьезно?! — у него был вид, будто его по голове ударили.
— Нет, я – шучу!.. Я теперь всегда – шучу, потому что, мне больше нечем заняться!.. — язвительно срывающимся голосом, чуть ли не перешла на крик Люся. — Мне сейчас – не до шуток!.. Хотя, что ты понимаешь в этом?! У вас всегда и во всем виноваты – девчонки!..
Миша недоуменно посмотрел на покрывшееся пятнами Люсино лицо, где была откровенная обида и злость на всех и вся…
— Ну ты всех-то под одну гребенку – не чеши!.. Все мы – разные!.. И я – в том числе… — он замялся. — Я же не снимаю с себя ответственности. Слушай, Люсь, может это ошибка, а?.. — Миша с надеждой заглянул ей в глаза.
По Люсиным щекам, оставляя темные дорожки от туши, покатились слезы:
— Ты… ты понимаешь, что – ошибки быть не может. Ты понимаешь, у меня уже два месяца как ничего нет…
— А вдруг? Я слышал такое – бывает, иногда… — очень неуверенно закончил Миша.
— Бывает… — согласилась Люся. — Но, меня уже столько раз мутило по утрам… Мама начала уже что-то подозревать. Требует, чтобы я пошла с ней к врачу…
— Ты – не была еще у врача?.. — облегченно выдохнул и встал со скамьи Миша.
— Нет… — мотнула головой Люся.
— А почему?!
— Я – боюсь!.. — и она в голос расплакалась.
Миша обнял девушку за плечи и притянул к себе. Она уткнулась носом в воротник его полушубка.
— Чего ж ты боишься, глупенькая?.. — ласково произнес он. — Неужели так страшно показаться врачу?
— Страшно… — согласилась она. — Страшно и неприятно. Девчонки рассказывали – там не жалуют тех, кто до свадьбы и в молодости себя… — она запнулась и, посмотрев ему в глаза, закончила: — В общем, кто – распутничает…
Он нахмурился:
— Чего досужие разговоры слушать?! Девчонки сами не знают, что болтают! Сами себя запугивают и на других – страх нагоняют.
— А-а легко тебе говорить!.. Ты в этом кресле – не сидел, и ног перед врачом – не задирал!.. — она покраснела еще больше и отстранилась от него.
— Господи ну и что?
— Как – ну и что? Знаешь, как они, таких, называют? Как они орут…
— Каких – таких?.. — переспросил, не поняв Миша.
— Ну таких, которые рано начинают жить…
— И как же?.. — чуть ли не насмешливо спросил он.
Люся вспыхнула и оттолкнула его:
— Ты издеваешься надо мной, да?..
— Зачем?.. — наивно и недоуменно он произнес.
— А что же тогда, ты спрашиваешь, будто не знаешь…
— А я – и, правда, не знаю… — пожал плечами он.
— Ладно из себя корчить святую невинность!.. — недоверчиво посмотрела на него она. — Все ты – хорошо знаешь!
— Нет я и правда – не знаю… — оправдывался он. — Скажешь – узнаю… а так, что я – гадать должен, что ли?..
— Б… называют!.. — вырвалось у нее. — Ты это хотел услышать?
— Ничего я не хотел услышать. Ребята этим словом гулящих девок называют. Не думал я, что и врачи употребляют ненормативную лексику…
— А они вот – употребляют! Мало того они – школьниц это заставляют выслушивать! Выходишь из кабинета вся оплеванная, облитая грязью…
— Ты – не школьница! Пусть только попробуют оскорбить тебя!..
Люся недоуменно посмотрела на Мишу:
— Да – не школьница! Но мне пока нет восемнадцати и…
— Тебе через месяц, в марте – исполнится!.. — возразил Миша.
— Хорошо, — согласилась она. — Но я – не замужем…
— Ну и что? Я пойду с тобой!..
— Зачем?.. — остолбенела она.
— Как зачем? Чтобы тебя не смогли оскорбить. Чтобы все знали, что я – не собираюсь уходить от своей ответственности…
— Ты что?.. ты – мне не веришь?.. — спросила она, озаренная догадкой.
Миша опешил:
— Почему – не верю? Просто… просто, мне хочется знать причину твоего недомогания. А если твои страхи – не беспочвенны, то значит надо принимать соответствующие меры.
— Какие меры?.. — испуганно пробормотала Люся. — Ничего я принимать не буду! Избавляться от ребенка – я не буду! На аборт я – не пойду! Я – боюсь!
— Тихо, тихо, тихо!.. — Миша снова прижал к себе девушку. — На нас уже прохожие смотрят… Никто тебя не просит избавляться от ребенка!.. — он с сожалением и тяжеловато вздохнул. — Просто нам в этом случае придется пожениться. Вот и все…
Люся посмотрела серьезно на Мишу:
— Ты это так сказал, будто тебя это не вдохновляет… будто, тебя поведут на бойню и ты должен будешь распрощаться со своей жизнью…
Он убрал упавшую на ее глаза прядь:
— Почему – не вдохновляет?.. Дело не в этом. Просто, понимаешь… мне придется внести некоторые коррективы в свои планы… а это – прибавит дополнительные сложности. Но ничего не поделаешь.
Миша еще про себя подумал, что родители были правы, пытаясь предостеречь его от поспешности. Теперь-то он понял, что они подразумевали. Женитьба осложнит обстоятельства, но не настолько, чтобы все послать к черту… правда, ему на это оставалось лишь надеяться.
На другой день они вместе пошли в женскую консультацию. Мише пришлось ждать Люсю у врачебного кабинета, так как его настойчиво попросили выйти из него.
— Пожалуйста, прошу вас, не расстраивайте мою будущую жену… — он жалобно посмотрел на пожилого врача. — Ей это – вредно…
— Молодой человек, я же сказала вам – выйдите из кабинета!.. — из последних сил пытаясь скрыть улыбку от посетителей, бросила врач. — О результатах – вам скажут… Я знаю сама, что – вредно, а что – нет. Закройте дверь с той стороны!
Чтобы все не усложнять до предела, он ободряюще посмотрел на Люсю и вышел. Время тянулось ужасно медленно… когда смущенная девушка вышла из кабинета, Мишино терпение уже было на пределе.
— Ну и как?.. — сразу кинулся он к ней.
— Я на третьем месяце.
— Уже?! — не то ужаснулся, не то растерялся он.
Что ни говори, а он все в глубине души, до последнего момента надеялся, что пронесет. Не пронесло. Надо было решать, как сообщить о случившимся дома. Недолго думая, они пошли в ЗАГС, где подали заявление…
Администратор косо посмотрела на них:
— Родители-то знают о вашем решении?
Пара молча кивнула. Пока они заполняли нужные документы, она несколько раз выходила из кабинета, возвращалась с кем-то и негромко переговариваясь, снова выходила. А дома… дома Миша все никак не мог решиться. Первой накануне регистрации узнала все бабушка. Ну а следом – и родители. С матерью, естественно, случилась истерика. Когда же шок у них прошел, настало время им собраться на совет с Люсиными предками, вполне лояльно отнесшихся к предстоящему событию. Свадьбы как таковой – не было. Просто сделали совместный вечер в ресторане с самыми близкими людьми.
Совместная жизнь молодой пары началась. Миша днем учился в музыкальном училище, а вечерами играл в том же ресторане, где они отмечали свой свадебный вечер, со своим ансамблем. Комнату, вначале, помогали снимать родители. Миша наотрез отказался жить под одной крышей с ними. Ему хотелось самостоятельности и не хотелось взваливать на кого-либо личные проблемы, в которых он сам был виновен. Правда, средств – не хватало и, частенько, приходилось зажимать свою гордость. Он надеялся, что со временем у них все наладится и одолженные деньги вернет сполна, хотя об этом никто и не заикался даже. Люся перешла на заочное отделение политехнического института и тоже устроилась в одну контору машинисткой, брала частенько работу на дом.
Когда родилась дочурка, которую они назвали Иришкой, Миша, еще не осознав, как следует отцовство, понял одно. Это крошечное создание – плоть от плоти и кровь от крови – его продолжение. И он теперь ответственен за все, что ни произойдет в ее жизни. Плохое ли, хорошее ли… неважно. Важно только то, что он ощутил себя взрослым человеком, который немало должен по отношению к близким. Точно так же, в свое время, его отец осознал себя в этом качестве. Как ни говори, а все повторяется – начиная новый жизненный виток, уходящий по спирали дальше, вверх.
Время быстро летело, а в душе он оставался все таким же, как и раньше… чувствуя в себе какое-то раздвоение, он думал о том, какие странные ощущения им владеют. Ведь многое в его судьбе изменилось. Но внутренне – он еще мальчик, душой стремящийся к чему-то неизведанному и прекрасному. Ничто неподвластно изменить это его стремление. Ни житейские трудности и неурядицы, ни ежедневные проблемы, связанные с бытовым неустройством, ни рождение дочери. Последнее, пожалуй, его даже больше обязывало. Обязывало, – чтобы ни случилось – остаться самим собой для претворения в жизнь намеченных планов. Чтобы полностью реализовать себя в творчестве, которое захватывало его целиком и полностью. И в конце концов, чтобы потом, он мог сказать не только своей Иришке, но и всем близким, не кривя душой и с чистым сердцем – он достиг намеченных целей. Достиг! Иначе – в чем смысл нашего существования?
Мишу не удовлетворяло простое прозябание в тепличных условиях. Бессмысленное и тупое, простое исполнение физиологических потребностей с поддержанием некоего жизненного уровня – это не для него. У всех есть духовные запросы, они-то и отличают людей от животных. Вообще, наличие интеллекта обязывает человека соответствовать высшему уровню.
— А в чем он заключен, этот «высший уровень»?.. — насмешливо спросил Толя.
— В чем? — Миша хитро прищурил глаза. — Ну уж, явно не в том, чтобы у человекообразного существа была одна цель: получить максимум удовольствий. Вроде того, как расслабиться в конце рабочего дня за распитием спиртного и переспать с девчонками, да бесконечно трепать языком обсуждая их достоинства и недостатки... Это – примитив. Примитив попахивающий стойким разложением морали…
— Ты еще лекцию мне прочти о том, как себя вести!.. — хмыкнул Толя. — Ты и раньше был – не от мира сего…
— Причем тут это?! — возмутился Миша. — Я не собираюсь тебе читать лекции. Каждый выбирает то, что ему хочется. То, что ему – ближе и доступно по уровню развития. И я не собираюсь растрачивать себя вот так, на мелочи… жизнь дается лишь однажды…
— …И надо ее прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы… — прервал его товарищ. — Знаем, знаем! Читали эту классику жизни… Святым решил стать? Но этого – никто не оценит. Слышишь, никто!
— А мне плевать – кто и как это будет ценить. Главное – не идти на поводу сиюминутных и сомнительных удовольствий… Буду с тобой откровенен. Что лично я получу, если сейчас разделю вашу компанию? Вообще-то, в компании – посидел бы, да вы пристанете – пей, да пей. Откажешься если, скажете, что я – ломаюсь. Извини, но выпивка мне не по нраву. От нее ничего, кроме головной боли на другой день…
— Вон как ты заговорил?! А раньше – не отказывался. Как женился – совсем от компании оторвался! — Толя скривился. — Это Люська тебя настраивает! Подкаблучником ты стал, Мишаня!
— Причем тут Люся?! Что, у меня своей головы на плечах нет, что ли? — Миша с горячностью встал со стула. — У меня есть любимое занятие, семья, ребенок…
— Хомут на шее у тебя есть, вот ты и тянешь волынку, прикрываясь высокими словами… — он разочаровано махнул рукой. — Если б не Люська, ты бы был с нами…
— Ну, допустим, с вами или нет – это еще бабка надвое сказала. Скорее всего, я бы летом махнул в Москву…
— Зачем это?.. — удивился приятель. — Интересно…
Миша улыбнулся:
— Да была у меня одна задумка. Мечтал я об этом…
— А-а столицу покорять?.. — понял Толя. — Там и без тебя хватает своих вундеркиндов…
— Причем здесь это?.. — поморщился Миша и махнул рукой. — А чего тебе говорить. Все равно – не поймешь… у тебя совсем другие интересы…
— Почему это – не пойму?.. — даже обиделся тот. — Ты из меня совсем ограниченного не делай… будто мы с тобой сызмальства не бегали во дворе…
Глубоко вздохнув, Миша помотал головой:
— Нет, Толик, я не это хотел сказать. У людей, до поры до времени, пока интересы совпадают – они тянутся друг к другу. А когда, эти самые точки соприкосновения начинают разбегаться – то тут и происходит отталкивание друг от друга. Это происходит неизбежно. Все на свете – меняется, понимаешь?
— Ты хочешь сказать, что у нас не осталось ничего общего? — Толя не знал, как отреагировать на слова закадычного приятеля. Во всяком случае, он еще недавно считал Мишу таковым…
— Да ты что?! — даже испугался Миша. — Ни в коем случае! Просто, тебя интересует то, что для меня – особого интереса уже не представляет. И, расхождения неизбежны. Я же тебя за уши не тащу играть в ансамбле…
— Я и не умею играть так, как ты… — грустно произнес Толя. — И потом, как мамка шваркнула мою гитару со всей силой о стену и разбила ее, я только во дворе и играл. В нашей компании…
Миша удивленно посмотрел на друга:
— Когда это?.. Ты мне об этом не говорил…
— А что об этом говорить… — махнул рукой он. — Мои родители не считают музыку – серьезным занятием. Тем более – мужским… Говорят, что всю жизнь терпеть меня на своей шее – не собираются. Тем более, если обзаведусь семьей. Заявили – кормить жену будешь сам! Это после твоей скороспелой женитьбы. Волей-неволей изменишь позицию по отношению к жизни, — и добавил: — Эх, повезло тебе с предками!
Миша на это ничего не ответил, а только тяжело вздохнул. Да, родители у него – понятливые люди. Никогда не слышал от них, что музыка – несерьезное дело. Все условия для успешной работы были. И Люся – никогда не жаловалась. Не упрекала что, не тем занимаешься. А ему нравилось играть и петь. Когда он во время выступлений ловил сотни взглядов полных ожидания и немого восхищения, в душе происходило нечто невообразимое. Будто зачерпнув ковшом прохладной родниковой водицы в знойный летний день, Миша пил живительную влагу из людских душ и заряжался нескончаемым вдохновением. В этом он брал заряд эмоций для новых песен, для музыки, звучащей в его ушах. Разве объяснишь это людям думающим, что занятие музыкой – простая прихоть и баловство? У него сама душа просит этой музыки. Он не может без нее. И если по какой-то причине, он не смог хотя бы один день уделить время своему любимому делу, – Миша чувствовал себя не в своей тарелке. Словно он пропустил и не сделал что-то очень важное… в таких случаях, он не находил себе места, становился меланхоличным и заторможенным, иногда даже раздраженным. Но стоило взять в руки гитару – это состояние бесследно улетучивалось.
Ему нравилось состояние творческого процесса-созидания, когда душа наполнялась мелодичными звуками, дополненными ритмичными фразами с лихорадочным поиском нужного слова и тональности его звучания становящийся на данный момент смыслом всего бытия. Миша жил в этом процессе. Он им дышал. Ни с чем несравнимо получаемое удовлетворение от новорожденного «малыша», который создан твоим умом и сердцем. Ибо в нем – частичка твоего стремления показать свой внутренний мир. Мир, который может всего лишь на какое-то мгновение стать чуточку ближе и понятнее другому человеку. И когда оно готовилось к своему первому выходу в свет, к своему уже независимому от автора странствию, его сердце буквально замирало. Его начинало волновать – какое впечатление произведет оно на окружающих, как его воспримут. Этот Мишин трепет-страх после первого же аккорда испарялся в небытие и перед окружающими представал не робкий и смущенный юноша, а переполненный вдохновением молодой человек.
Чего греха таить, Мише хотелось выйти на более широкий круг, но как это сделать? – он не знал. Если бы он мог достучаться до популярных исполнителей. Должно быть, чертовски приятно услышать свое творение из других уст. Но сокровенными мыслями Миша, боясь быть поднятым на смех, ни с кем не делился. Заикнувшись Толе о желании поехать в столицу, вовремя оборвал себя.
«Стоп!.. — сказал себе он. — Дальше – не надо! Вдруг ничего не получится, как я тогда буду выглядеть в их глазах?.. Пустобрехом, которому нельзя верить на слово…» Да и кому какое дело, зачем Миша туда поедет?.. А в том, что он туда поедет – он не сомневался. С каждым разом желание это росло и росло... и надо было его воплощать в жизнь.
Эту идею вынашивал Миша давно, но из-за своей болезненной неуверенности все откладывал. Думал, что никуда это не убежит. Да и признаться, боязно было. Смелости ему не хватало. Но надо решаться. Потому что, никто этого за него не сделает. Это надо только ему, Мише, а не какому-то там дяде. А там, в столице, останется только достать билет на концерт всемирно известной певицы Илоны. Надеясь встретиться с ней, Миша приготовил клавиры нескольких песен. Илона не могла не посмотреть их, она обязательно выберет одну или даже две. Он верил и боготворил Илону. Каждое ее выступление становилось для него событием. Ее неповторимый голос он узнавал сразу же и приникал к экрану телевизора или приемника. И наивная надежда на «его величество случай» согревала его.
IV
Его величество случай… именно он бывает решающим в нашей жизни. Хотя, кто знает, может этот случай и помогает таланту пробивать себе дорогу. Во всяком случае, все складывается так, как складывается. Наверное, нелепо думать, что все в наших руках. Иной раз – бьешься-бьешься, а ничего не получается. А иной, как говорится, и пальцем не шевельнешь, а все само собой вершится. Вот так же было и у нее.
Сейчас Илона очень известна, снимается в кино, гастролирует по всей стране и не только. На ее концертах – постоянные аншлаги… Путь к славе очень сложен и тернист. Достигши верхней планки, очень трудно достойно удержаться на ней. Особенно когда вокруг столько завистников, которые только и выжидают момента, чтобы поставить тебе подножку. Чтобы потом позубоскалить вволю и получить удовольствие от твоего беспомощного барахтанья в луже грязи. Не сложившаяся жизнь в личном плане сделала из нее матерую «бой-бабу», которая не даст себя в обиду. Что ни говори, за все Илоне приходилось бороться, за все. До памятного выступления на конкурсе – ей приходилось туго. И никто из близких не верил в победу. Но Илона – победила! И этим – все сказано. Все! Правда и сейчас, нет-нет, да и возникают некие шероховатости на ее пути стараниями недоброжелателей. Но это уже дело десятое. Теперь она многое может. Многое. И все, что Илона добилась – это достигнуто ее личными усилиями. Взять хотя бы композитора, приехавшего к ней несколько лет назад из глубинки. Вполне перспективный молодой человек. Она хмыкнула, явственно увидев картины из относительно недавнего прошлого.
…«Надо же, какой нахал!.. — возмущенно подумала Илона, вспомнив вчерашнего посетителя, еще совсем почти что мальчика. — Это ж надо! Нагло ворваться в гримерку и сунуть мне в руки свою папку…» Тут она улыбнулась. Вообще-то, ей понравилось, как он себя вел. Учтиво и не заискивал перед ней. Терпеть не могла тех, кто ради достижения личных целей готов был униженно гнуть спину перед другими. Взгляд скользнул по темно-зеленой дерматиновой папке, лежащей на тахте. Любопытство взяло верх. «Что там у него? Небось, опять, какое-нибудь, графоманство…» и презрительно-недовольно скривив пухлые губы, двумя пальцами потянула за шнурок. Узелок развязался и из распахнувшейся папки вылетела пара листов. Илона успела один подхватить, другой опустился на ворс роскошного персидского ковра и остался там лежать. Кинув беглый взгляд на нотный ряд и зацепившись за строчки текста песни, певица машинально встала и медленно, держа клавир в руках, подошла к роялю. Открыв его крышку, стала стоя наигрывать мелодию с нотного ряда.
Обернувшись на лежащую на тахте раскрытую папку и листок валяющийся на полу, задумчиво произнесла себе под нос:
— Любопытно… а что там?.. — подойдя к листку, подняв его с пола и прихватив с собой папку, вернулась к роялю. Наигрывая легкую и мелодично-грустную мелодию, Илона медленно села. — Ничего себе!.. — порывшись еще в папке она задумалась на мгновенье. — Надо позвонить Эдику… Что он скажет?!
Пересев снова на тахту набрала номер на стилизованном под ретро телефоне, который стоял рядом на небольшом столике.
— Эд, это ты?.. Привет! Я не слишком рано?.. — певица обворожительно улыбнулась, будто этот человек мог ее видеть. — Слушай, у меня к тебе есть небольшое дело. Надо тебе кое-что показать. Ты не мог бы ко мне подъехать?.. Желательно – незамедлительно!.. Через полчаса?.. Хорошо, я – жду... — она все так же улыбаясь положила трубку. Тряхнув навитыми рыжими кудряшками, Илона принялась разбирать бумаги в папке. В конце найдя записку, прочла ее вслух: — …Прошу прощения за назойливость, но если вас заинтересует мое творчество, то я остановился в гостинице «Останкино». Буду ждать вашего звонка…
Ее рука снова потянулась к телефонной трубке, собираясь набрать указанный в записке номер, но потом опустилась.
— Нет-нет-нет. Сначала я поговорю с Эдиком, а потом – приглашу его… — она взглянула на часы. — Ой, он уже подъезжает, а я – не готова!.. — и ринулась в спальню.
Когда в дверь позвонили, певица выглядела сногсшибательно. В узкой прямой черной юбке до щиколоток и белоснежной, в романтическом стиле, шелковой блузке. Изысканный дневной макияж и сколотые на затылке волосы… на вид ей было под тридцать, но фигура у нее была еще в полном идеале.
— Ты – как всегда – прекрасна!.. — не удержал возгласа восхищения Эдик. Он поцеловал Илону в щеку и вручил алую розу. — Какое же дело у тебя ко мне?.. — полюбопытствовал он, пройдя в гостиную. — Что ты мне хотела показать?
Илона пригласила гостя сесть и бросила ему на колени папку:
— Просмотри, я сделаю нам кофе…
Эдик пригладил ладонями кучерявые седоватые виски. Расстегнув пуговицу на элегантном белом костюме, он раскрыл папку и углубился в нее. Через пару минут вскочив со своего места, устремился на кухню с возгласом:
— Где ты все это откопала?
— Где-где?! Само в руки упало!.. — буркнула Илона, разливая кофе по чашкам. — Вчера ко мне в гримерку зашел один молодой человек и буквально сунул мне эту папку в руки!
— А где же теперь искать его, ты знаешь? Он хоть свои координаты оставил?
— Оставил. Не беспокойся. Я хотела ему позвонить, но подумала, что вначале должна поговорить с тобой…
— Да, но что ты от меня хочешь? Услышать мое мнение? Мне – понравилось. С текстами у него – все нормально. А в музыке – ты лучше меня разбираешься… — немного недоуменно произнес он.
— Мне нужно было проверить себя. У меня возникло желание помочь ему. Мне кажется, что у него незаурядный талант… а ты знаешь, я скупа на такие определения…
— Да уж… — согласился Эдик. — Звони ему, посмотрим – что за птица такая. Что он из себя представляет…
Илона улыбнулась:
— Только ты на него сразу-то не набрасывайся, а то все желание работать ему можешь отбить. Сдается мне, у этого мальчика впереди – много чего… — она ушла в комнату и там стала звонить. — Алло, это Михаил?.. Да-да, это – я. Мы тут посмотрели ваши бумаги. Подъезжайте сейчас к нам, записывайте адрес… — и Илона продиктовала ему улицу, номер дома и квартиры где она жила.
Почти через час, смущенный Миша позвонил в дверь певицы. Подарив хозяйке букет цветов, он нерешительно встал в дверях.
— Да что ж ты не проходишь-то?.. — удивилась Илона. — Вчера ты гораздо смелее себя вел!.. — Миша покраснел, ему захотелось провалиться сквозь землю. — Да ты что?.. Давненько я подобных экземпляров не встречала!.. Мне казалось, что нашу молодежь – не так-то просто вогнать в краску! Ну давай-давай проходи, садись, располагайся!.. — и легонько толкнула его к тахте. — Кофе хочешь?..
Миша смущенно отрицательно покачал головой.
— Это – Эдуард, поэт-песенник. А это наш юный друг – Миша. Это ничего, что мы с тобой – на «ты», на правах старших?..
Миша покрытый пунцовой краской поспешил заверить:
— Ну что вы. На то ваше право.
— Вот и хорошо. Кстати, у меня – дочь немногим моложе тебя… — но тут взгляд Илоны упал на Мишину правую руку. На безымянном пальце блестело узенькое обручальное колечко. — Но ты из молодых – да ранних!
— Теперешняя молодежь – торопится жить, — заметил Эдик. — По этой части и нас с тобой переплюнет. Кстати, а где Ксюша?
— У бабушки, где же еще… — недовольно пробурчала Илона. — Мне показалось, что ей на некоторое время необходимо переменить обстановку… возраст у нее сейчас очень сложный. Ну, да ладно. Давайте займемся делом… — она вздохнула. — Ну что, молодой человек?.. Должна сказать, что оставленное тобой вчера мне показалось – весьма незаурядным. И я надеюсь, что мы с тобой еще вместе поработаем… Ты – согласен?
— Я?.. Вы еще спрашиваете?! — ошеломленно произнес Миша. — Конечно, согласен!
Вспомнив этот эпизод, Илона улыбнулась. Робкий провинциальный мальчик стал писать для нее, звезды первой величины, песни, становившие после исполнения настоящими шлягерами. Запоминающаяся лиричная музыка, простые и доходчивые слова быстро находили отклик у публики. Вообще, любая его песня обречена на успех. И это поразительно! Вспомнить хотя бы его личный дебют-выступление на предновогоднем концерте. Миша сам исполнил песню, написанную на стихи одного очень известного поэта-песенника и ставшую впоследствии шлягером в репертуаре одного популярного киноактера. Она пару лет не сходила с первых строк только что вошедших в моду публикаций на газетных полосах рубрик хит-парада. Илона не ошиблась, решив помочь этому несомненно талантливому молодому человеку.
А сама она? Сама Илона долго скрывала, что является автором музыки нескольких песен и робко пряталась за псевдонимом. Правда, зачем это делала – теперь, навряд ли сможет ответить. Очень молода была, в сплошных комплексах… это сейчас она – сама уверенность в поступках и действиях. Попробуй кто, что-нибудь сказать ей против!.. Илона знает себе цену, знает!.. — так она сидела и думала. Сегодня выдался свободный денек и позволительно устроить отдых. Хотя какой отдых, если дел накопилось – страшно даже подумать. Да и проблем – хватает! Но это все – побоку. Главное – только бы с близкими ничего не случилось. Остальное ерунда, не требующая особого внимания. Вечером надо быть у Миши, устраивающего у себя вечер по случаю новоселья. Ожидалось, что будет внушительная компания из всех, кто сотрудничал с ним.
Долгое время Миша жил наездами в столице. Это очень неудобно. Бесконечно мотаться отсюда – домой, из дома – сюда. Вскоре и встал острый вопрос о его переезде… Однокомнатный кооператив Миша вытянул не без помощи Илоны, замолвившей за него словечко перед властями. Она сама тоже лишь относительно с недавних пор смогла себе это позволить. Зато теперь Миша постоянно находился под рукой. Его песни с ее легкой руки, стали исполнять и другие не менее маститые певцы. Мишина слава нарастала снежным комом. Да и сам он стал чаще появляться на концертах и телеэкране с новыми песнями.
— Эх, если бы молодость знала, а старость – могла!.. — пробубнила Илона себе под нос. — Но рановато мне еще записывать себя в старухи. Мне еще только сорок… или уже – сорок?! — она критически посмотрела на себя в зеркало. У глаз появились новые морщинки. Значит, надо срочно записаться на прием к косметологу… — Мы еще повоюем за свое место под солнцем! И это будет – что-то!.. — пообещала певица самой себе.
В комнату заглянула дочь. Вернее, в дверях показалась ее русоволосая голова.
— Ма, а что мне одеть на праздник?..
Илона удивилась:
— Как – что?! У тебя полно шмоток, неужели ты не можешь выбрать что-нибудь приличное?!
— Что именно?.. — худенькая Ксюша зашла в комнату. — Что ни возьми – это уже не носят, другое – устарело, третье – висит на мне…
— Конечно, будет висеть, если ты ничего не ешь!.. — возмутилась мать. — Худая, кожа да кости! Вбила себе в голову, что драгоценная фигура – превыше всего. Истязаешь себя всевозможными новомодными диетами! А тебе и худеть – ни к чему!
— Но, когда моя фигура поползет, будет уже поздно!.. — отпарировала дочь.
— Куда поползет? На стенку, что ли?.. — насмешливо произнесла мать и вздохнула. — Тебе пока бояться нечего! Не тот возраст. А я вот в группе риска!
— Ты, ма, не полная! Тебе это не грозит!.. — стала успокаивать дочь.
— Да?.. А это, что? А вот это – что?.. — Илона ущипнула себя за щеку и похлопала по намечающемуся двойному подбородку. — И куда все прет, как на дрожжах?! Буду скоро неповоротливой тушей двигаться по сцене?.. — она повернулась перед зеркалом, огорченно ощупывая бедра, которые и впрямь округлились.
Ксюша плюхнулась на стоящую невдалеке от двери материнскую постель, заправленную бежевым в тон обоев спальни атласным покрывалом:
— Ма, ну ты – сказанула… у тебя все соответствует возрасту! И тебе идет!
— Не болтай! Видите ли, идет!.. — проворчала она, сев рядом с дочерью. — Не надо, не льсти мне… будто я сама не знаю, что мне идет, а что – нет. …Эх, Ксюха, Ксюха… Мне б твои заботы и печали…
— Ма, а что?.. Что-то случилось? — дочь посмотрела на мать серыми глазищами. — Ты с дядей Левой опять поссорилась, что ли?
— С чего ты взяла? — удивилась Илона, пристально посмотрев на дочь.
— Слепая что ли?.. Я же вижу, что ты все время на взводе… чуть что – сразу взрываешься. Да и он – давненько к нам не заглядывал.
— У дяди-то Левы – свои интересы, а у меня – свои! Не сходятся они доча никоим образом, — вздохнув, задумчиво произнесла Илона. — Но это – не твоя забота. Сама как-нибудь разберусь. Мы с ним решили – поставить точку, пока все не зашло слишком далеко…
— Как грустно… — кисло протянула Ксюша. — Мировой дядечка был, веселый…
— А чего грустного-то, — недоумевала мать. — Ничего особенного, все нормально. Ты лучше скажи – как у тебя дела, студентка-первокурсница?..
Дочь вздохнула:
— Зря я туда поступила… скучно мне там…
— Ничего не зря! — отрезала мать. — Хоть специальность получишь, с дипломом будешь!
— Не по душе мне она, эта специальность! Не хочу я быть экономистом, не хочу!
— Думаешь по сцене прыгать и глотку драть – сладко?! Работать на публику – сладко?! Когда на душе кошки скребут, голоса не хочется подавать, а надо петь. Куда денешься, билеты-то распроданы – человек пришел на концерт отдохнуть душой. Он хочет за свои деньги получить достойное вознаграждение… Ему нет дела до того, что с тобой творится. Ксюха я не хочу, чтобы ты повторила мой путь! Сцена – это не только цветы и слава. Это тяжкий труд, грязные сплетни и завистники, которым неймется оттого, что у тебя все получается!.. — Илона тяжело вздохнула, — Ксюха ты еще многого из нашей актерской кухни не знаешь…
— Ма, ты – несчастна?.. — дочь сочувственно заглянула в бездонные материнские глаза.
— Я по-своему – счастлива. Я – занимаюсь тем, что люблю. Я достигла в этом успеха.
— Ну и я этого хочу! — воодушевленно сказала, блестя глазами Ксюша. — Это мое призвание!
— Нет! — строго оборвала Илона. — Я не хочу, чтобы моя дочь – шла по моим стопам! Только через мой труп! По крайней мере – не сейчас. Получишь диплом, там – увидим…
— Ну, почему?! — не понимая, протянула дочь. — Почему?!
— А потому, — Илона снова вздохнула. — Я не хотела бы, пока ты крепко не встанешь на ноги сама, пошла по моей дорожке…
— Значит, ты вовсе не против того, чтобы я пела?! — дочь радостно взвизгнув обхватила мать за шею. — Ой, ма!..
— Чего – ма?.. чего – ма?.. — нахмурившись, ворчливо произнесла Илона. — Забыла, что ли как после твоего дебюта со мной и после главной роли в фильме, пресса беснуясь кричала о том, что я продвигаю дочь…
— Я это хорошо помню… — тихо произнесла Ксюша. — Но это же неправда! Ты пальцем не шевельнула из-за меня. Это был свободный выбор режиссера…
Мать хмуро посмотрела на дочь:
— А попробуй докажи этой своре завистников… Они всегда и во всем считают себя правыми! Ксюха я тебя прошу, не влезай в нашу трясину, пожалуйста! Измарают так, что ничем и ни за что не отмоешься! И не докажешь, что ты на эстраде – не по протекции, а по таланту. Что за жизнь у артиста? Вечные гастроли, переезды… вся жизнь – на чемоданах. И никто с нами не считается, по сути дела. Мы перед властью особенно, должны на задних лапках прыгать. Это наша негласная обязанность. Для них мы – нечто вроде комнатных собачек-левреток. А если тебя милостью господской одарили, то будь добр, работай на износ! Пляши и виляй хвостом изо всех сил, показывай свою услужливость. И никто не хочет знать, какого тебе снисходительно «получить шубу с барского плеча»… — в ее голосе послышалась горечь. — Артистов вообще за людей не считают. Такого иной раз наслушаешься – диву даешься! Всяк унижает, как может…
Пожалуй, впервые в жизни Илона вслух высказала эти мысли. О многом она не могла позволить себе говорить, но теперь, когда в стране руководителями громогласно провозглашена перестройка и гласность – можно услышать и не такое!.. С голубых экранов телевизора и газетных полос вскрывались ужасающие застарелые гнойники системы, навевающие жуть. Словно сорвавшаяся с цепи оголтелая свора собак репортеры накидывались то на одно, то на другое, и от намеченной «жертвы» в одно мгновение оставались лишь жалкие лохмотья. Взять хотя бы недавний скандал, случившийся с нею заграницей. Кому-то не понравилось, что Илона вела там себя как настоящая Примадонна эстрады. Хотя на самом деле так и было. Фактически именно на ней, на концертах Илоны, ее страна срывала значительный куш!.. Могла же первая звезда позволить себе некоторые вольности?! Могла! Она человек со своими слабостями и прихотями! В былые времена ее быстро сделали не выездной! Но – не те времена!.. Эти скандалы делают ей только рекламу. Правда обидно, что пишут всякие небылицы. Но иной раз, она и сама пускала о себе столько уток, что сбилась со счета, подхлестывая интерес к собственной персоне.
— И все-таки Ксюха человеку нужен диплом! Без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек! — закончила Илона.
— Да толку от этой бумажки, если она будет валяться?! — попыталась возразить матери дочь. — И времени будет потеряно…
Илона строго посмотрела на нее:
— Брось ныть, хватит! Получишь диплом – делай, что тебе вздумается. Слова лишнего не скажу! А пока, будь добра – учись и не выставляй капризы!.. Я тебе – не отец, потакающий тебе во всем и не бабушка, которая только и знает, что – балует тебя! Хватит!.. Давай собираться, а то опоздаем…
Ксюша скорчила недовольную гримасу и нехотя встала с постели:
— Когда-нибудь мамочка ты поймешь, как была неправа к своей дочери… — она сладко потянулась. — Очень жестоко относиться ко мне таким образом, еще пожалеешь об этом. Вот увидишь…
Илона схватила подушку и заехала дочери по мягкому месту:
— Время покажет, балаболка!.. Собирайся!
— Господи, ну почему так в жизни – все несправедливо, а?! — дочь даже не сдвинулась с места и сделала кислый вид.
— Ну, что еще?! — раздраженно спросила мать.
— Почему Миша так рано женился?! Его жена – не подходит ему! Не подходит!
— Здрасте! Вот и договорились!.. — Илона насторожилась: — Позволь узнать, как и почему ты пришла к такому выводу?
Ксюша, спохватившись, что сболтнула лишнего, начала оправдываться:
— Ну это видно невооруженным глазом! Какой – он, какая – она?! Людка мизинца его не стоит! Замухрышка – замухрышкой!
Мать удивленно посмотрела на дочь:
— Ты говоришь – как женщина, которая ревнует. Я видела, что он тебе нравится, но не до такой же степени, чтоб ревновать?!
Ксюша разозлилась:
— Да не ревную я! Просто обидно! Она же ребенком его к себе привязала!.. Если б не это, Миша бы на нее и не посмотрел!
— Ты не права!.. — Илона тяжело вздохнула и ровным голосом продолжила: — Они так дружно живут. И дочурка у них славненькая, лапушка!.. Миша выбрал Людмилу, а остальное уже – не важно!
— Нет, важно! — заупрямилась Ксюша. — Она – не пара ему, не пара!
— Пара они или не пара – не нам судить. Запомни доча, — мать строго посмотрела на нее. — Никогда, слышишь, никогда не влезай в отношения промеж двоих. Тем более – мужа и жены. Бывает, что даже одно необдуманное слово может стоить семейного счастья. Кто знает, как бы сложилось у нас с папой, если б не… — грустно оборвала себя она.
— Ма, а кто стал инициатором развода? Ты или папа?..
— Не столь важно – кто… Главное, мы не смогли понять друг друга. А точнее, не захотели услышать самих себя. Поезд давно ушел, нечего гоняться за несуществующими призраками. — вскочив с постели Илона, с наигранным интересом потащила за руку дочь вон из комнаты. — Пойдем, подберем тебе одежду!..
Ей не хотелось, чтоб дочь ощутила ее горькое сожаление по поводу неудавшейся семейной жизни. Да и сама она, временами чувствуя себя потерянной, одинокой в этой круговерти не раз убегала от самой себя таким образом. Тот злополучный вечер, в который Илона вернулась домой после поздно окончившегося концерта, то и дело вставал перед глазами. Открыв дверь, одновременно с открывшейся дверью в ванной, Илона увидела молодую женщину с чалмой из полотенца на голове и в своем халате. Банальная ситуация с любовницей в квартире… хотя муж знал о том, что она не на гастролях. Знал…
Илона пулей выбежала из дома и уехала к другу, который еще со школьной скамьи был ее «жилеткой». Так что, хозяину квартиры пришлось провести пару ночей в маленькой кухоньке на раскладушке. Почему Илона поехала именно к нему, а не к матери, на другой конец города? А потому что, не хотелось ее расстраивать. Мать к тому же, в ее муже – души не чаяла. Впоследствии, саму Илону и обвинила в происшедшем. Любимый муженек даже и не попытался найти Илону. Словно не застукала она их на месте преступления. Словно никакой женщины она не увидела тем вечером. Илона не пришла домой – будто просто находилась на гастролях. Комок подступал к горлу не давая дышать и говорить.
Когда она вернулась домой, муж спросил о ее местонахождении, но с таким безразличным видом это сделал, что у нее, само собой вырвалось вызывающее:
— Я была у своего школьного приятеля… — и все. Хоть бы скандал закатил для приличия! Нет же, как говорится: ноль – внимания, фунт – презрения! Будто ничего не произошло. Все их отношения насквозь были пропитаны фальшью. Вся недосказанность, все недомолвки копились в душе, что, когда родилась дочь и через какое-то время он сказал, что уходит, Илона почувствовала себя гораздо легче. Больше не надо было создавать видимость благополучия семьи…
Теперь все это позади. Дочь – выросла, и скоро того гляди выскочит замуж. Возле нее достаточно крутится молодых людей, которым хотелось бы завоевать ее расположение. Только Ксюша никого пока особо не выделяла, и ходила с каждым понемногу. Илона подозревала, что та, действительно влюблена в Мишу. Ибо вечно крутилась где-нибудь поблизости, когда он заходил к ним. Мише Илона доверяла, видя его отношения к жене и дочурке. Он верный муж, нежный и заботливый отец. Может, он и чувствовал отношение Ксюши, но тактично и деликатно не показывал вида. К ее дочери относился как старший брат. Возможно из-за этого, влюбленность дочери не проходила. А вот Люсю Ксюша невзлюбила. С первой встречи. Впрочем, их нелюбовь, кажется взаимна. Вероятно, тут первое чувство дочери – не утаилось. Может, интуитивно чувствовала опасность, через это сказывалась женская неприязнь. Во всяком случае, когда Ксюша и Люся оказывались рядом, в их отношениях ощутимо чувствовался холодок и их натянутые острые отношения. Словно колючками друг в друга целились.
Вот и теперь, когда дверь открыла приветливо улыбающаяся, не броско, но со вкусом одетая хозяйка дома, они обменялись наэлектризованными взглядами. Можно было ожидать, что искры полетят в разные стороны!..
— А мы вас заждались, Илона Кирилловна!.. Ксюшенька!.. Как я рада вас видеть!.. — Люся вежливо обменялась с ними прикосновением щекой.
Из комнаты, откуда доносилась шумная разноголосица, выбежала пятилетняя Иришка. На ее пушистых завитых русых локонах красовался большущий, в тон пышному атласному платьицу, розовый бант. Ксюша нагнулась к девочке и дала ей большущую плитку шоколада.
— Спасибо! — робко взяв шоколад застенчиво произнесла Иришка.
— А это – вам с новосельем!.. — Илона протянула конверт с деньгами хозяйке. — Вы сами, лучше подберете то, что вам нужно…
Смущенная Люся поблагодарила гостью и повела прибывших в зал, где все было готово для торжества.
V
Господи, как ей все надоело!.. Как только выдерживают близкие известнейших людей. Люся горестно вздохнула. Что ж, она сама выбрала свою судьбу, сама. Зачем теперь жаловаться? Танька бы ее не поняла. Подруга всегда завидовала ей и до последнего момента надеялась отбить у нее Мишу. А может, и не надо было этому препятствовать? Именно подруга все уши прожужжала ей о ее будущем муже. Если бы не она, у нее навряд ли появилась мысль – подойти к нему. Люся просто не решилась бы на это. Захотелось ей доказать себе, да и всем остальным, что она – отнюдь не серая мышка и если захочет, то у нее все будет не так как у других. Ну доказала. И что дальше?
Миша ей нравился нескончаемой романтичностью и характером. Люсе нравилось в нем все. Но, была ли это настоящая любовь, ради которой можно потерять голову? Она не могла ответить на это со стопроцентной уверенностью. На тот момент, наверное. Но со временем школьная влюбленность стала ровнее, а может, и прошла… Люсина душа, быстро обвыкнувшись с хорошим и доступным стала стремиться к иным высотам. Ей стало тесно в узко обозначенных жизнью рамках. Обжившись на новом месте, они стали равнодушнее смотреть друг на друга. Или может, ей все казалось? Окружающее до того приелось, что ей ничего уже не в радость? Даже стремительно растущая дочь стала восприниматься совершенно иначе.
Почему Люсю стали раздражать дорогие охапки цветов, приносимые Мишей с концертов? – по утрам она буквально на каждом шагу натыкалась о них и от души, с наслаждением, чертыхалась. Точно так же, частенько она нос к носу сталкивалась в подъезде с дневавшими и ночевавшими в надежде получить заветный автограф, суматошными девицами-поклонницами. Дай таким волю – полезут и в двери и окна. Раздражало что, у ее состоявшегося мужа все идет как надо, а она нечто вроде бесплатного приложения к нему. Кто она? Просто жена Михаила Белова. Безликая личность, каких множество. А Люсе хотелось теперь иного. Вроде того, что самой в своих глазах возвыситься, приобрести весомую значимость. И не то, чтобы стать известным человеком. Нет, этого и в мыслях у Люси не было, но просто… может, сделать свою карьеру, стать профессионалом в своей области? Какого быть публично-знаменитым, она знает на примере мужа. Миша сам, пожалуй, и не замечает всех неудобств, связанных с этим. Он творческая натура, привык к славе, сжился и черпает там вдохновение. Люсю пристальное внимание со стороны ужасно раздражает и особенно – в последнее время. Чуть что – сразу готова вспылить, перейти на крик. Может, виной всему постоянные разъезды мужа с концертами по стране? Но, это его работа и никуда от этого не денешься. Хуже всего, что Миша воспринимает это как ревность с ее стороны.
— Не могу я совсем отказаться от выступлений, Люсь? Ты подумай сама. Илона старается вытащить меня на свет божий, а я – буду упираться. Она столько всего для меня сделала, что будет выглядеть свинством мои отказы от ее турне…
— Меня просто бесит, когда ты так говоришь! — Люсино лицо от возмущения покрылось красными пятнами. — Во-первых, она это делает по своей воле! Никто ее не заставляет помогать тебе! Во-вторых, ты и сам бы мог достигнуть всего этого и без нее!..
Миша посмотрел на жену так, будто увидел ее впервые:
— Услышь я это, от кого чужого – я бы понял. Он многого не знает. Но ты-то… хороша!.. — он тяжело и разочарованно вздохнул. — Как ни крути, без Илоны я до старости добирался бы до столицы! И сейчас не жили бы мы с тобой тут.
— Как же, жди!.. — раздраженно парировала она. — Ты всегда недооценивал себя!.. А это значит, ты по гроб жизни будешь считать обязанным ей! Будешь как собачонка перед ней вилять хвостом и смотреть ей в рот! А тебе давно пора отделиться от Илоны и давать свои сольные концерты! Давно!
— Как ты не поймешь элементарного?! Ездить одному – в копеечку влетит! Одна аренда зала – чего стоит! И потом, на Илону – зритель толпами валит…
— И на тебя – народ будет идти!
— Ты не слышишь меня?! Я – не певец, а композитор!
— Ты любому певцу дашь фору!
— Но мое место – в тени, за сценой!.. Исполню я допустим одну или две песни и, что дальше? Для концерта этого – не достаточно!..
Люся готова была съесть мужа глазами:
— И до каких пор ты будешь прятаться в тени звезд? Ты что, совсем того? У тебя же хорошие вокальные данные и не только, а ты?! Ты запросто целую концертную программу можешь составить!.. Миша, неужели ты не понимаешь, что тебя используют?! На тебе – хорошо зарабатывают, с тобой не считаются! Тебе давно уже надо отойти от тех, кто тебя кормит жалкими подачками!.. Ты должен дальше идти сам! Сам и только сам! А ты вцепился в свою ненаглядную Илону и боишься оторваться от нее. Небось и с ее дочерью готов переспать?! — тут она поняла, что ляпнула лишнего.
— Ты – в своем уме? Ты хоть – понимаешь, что сейчас сказала?! — Миша посмотрел на нее как на ненормальную. — Сдается мне что, ты на почве ревности соображать перестала?!
— А что? Скажешь – неправда то, что она – без ума от тебя?.. — Люсю понесло, и она уже не могла остановиться. Кончалось тем, что Миша в отчаянии махнув рукой, хлопал дверью и выскакивал из квартиры. И так было всегда. Но Миша не мог на нее долго сердиться. Так казалось Люсе. В то время пока он отсутствовал, она мысленно накручивала себя продолжая оборванный диалог. Люся готовилась все это выплеснуть на него. Но прочитав в его глазах: «давай, не будем продолжать пустой и бесполезный для нас обоих спор…» – она проглатывала язык, понимая, что иначе может случиться непоправимое. Ведь по сути дела, она – не права. Зря нападает на мужа. У нее не было повода обвинять его и в неверности, и в том, что он не мог обеспечить семью. Денег им – хватало. Даже более того. Но червячок недовольства грыз Люсину душу изо дня в день. Придираясь то к одному то к другому, она давала выход своим эмоциям. Эмоциям, отравляющим отношения в их семье.
Что-то с ней происходило. Но, что?.. Может, это возрастное? Ей уже к тридцати, дочь-школьница, муж – известный композитор и певец. За плечами годы учебы в институте и диплом. Политехнический Люся так и не закончила, после второго курса взяла академический отпуск, так и не вернулась на свой факультет. Сменила профессию решив, что в будущем – специальность экономиста будет востребованнее. Действительно после середины восьмидесятых – экономика стала настоящей золотой жилой. Открылись различные кооперативы, предлагающие всевозможные услуги населению. Заработать возможно на всем, только не ленись. Вот и Люся подумывала, что пора выходить в свободное плавание и кардинально изменить жизнь. Надо только воспользоваться представившимся случаем и уйти со скромной должности рядового экономиста (она выполняла функции кассира) на одном из столичных госпредприятий. Их бывший главный бухгалтер, теперь – управляющий крупным коммерческим банком, перетягивал за собой проверенных и надежных людей. Настало время действий и лишь самореализация откроет перед ней новые высоты, появятся свежие идеи. Импульс, стимул для дальнейшего роста как личности.
Собственно говоря, что такое стимул? Как шутливо однажды заметил ее коллега:
— Стимул – это такая палка с крюком на конце, которой погоняют слонов…
А Люся терпеть не может, когда ее погоняют и торопят. Она сама прекрасно знает, что и когда ей надо делать – без подсказок. Это только лишний раз отвлекает от дела, заставляет нервничать и суетиться. В таких случаях у нее все из рук начинается валиться и появляется странное ощущение суматошных действий впопыхах. Много важного можно упустить из виду. Да и что иного ожидать от спешки? Торопливость приводит к ошибкам, которые с легкостью можно избежать. А это значит, что затрачивается гораздо больше времени и усилий, чем требуется обычно. Правда раньше, в школьные годы – все было иначе. Только одно то, что нужно делать уроки, потому что – завтра в школу – заставляло Люсю садиться за учебники. Это приучило ее к организованности. Как говорит ее отец, – раньше сядешь, раньше встанешь. Вернее – освободишься. Больше свободного времени будет. Жаль, что со временем быт заедает. Из жизни бесследно испаряется поэзия и начинается сплошная прозаическая полоса, теряется новизна ощущений. Чувствуешь себя уставшей от нескончаемых жизненных проблем. Все – не по тебе. Решение принято, но нервозность от неизвестности «как-то там все будет» нет-нет да проявится. Но тут ничего не поделаешь. Любая капля – последняя.
Десятилетняя Иришка пришла из школы и не переодеваясь, села за стол.
Люся и вспылила:
— Ты и без меня так делаешь? Не переодевшись, сразу за стол?!
Иришка виновато вскочила с табуретки:
— Извини, мамочка! Я думала, что ты спешишь. Поторопилась…
— Так я тебе и поверила! Небось, тебе не жалко. Мать – стирает и гладит, работает не покладая рук и дома и на работе, выматывается из последних сил! Вы с папой нисколько с этим не считаетесь, будто я домработница какая!.. — Люся со злостью бросила полотенце на обеденный стол.
Иришка удивленно посмотрела на мать:
— Мамочка, что с тобой? Я сейчас пойду и переоденусь, не нервничай. пожалуйста!
— Господи, как мне все надоело! Устала я от вас!.. — выпалила вдруг Люся и выбежала из кухни. В такие моменты ей ужасно становилось жаль себя. Она как маленькая девочка закрывалась в ванной и взахлеб рыдала под шум льющейся из крана воды.
Она и сама не могла понять, куда ее несет течение. Скорее всего, психологический дискомфорт появившийся у нее с переездом в столицу, проявлялся именно таким образом. Ведь раньше Люся отличалась завидным спокойствием, не то что сейчас. Ее не просто было вывести из себя. И Миша уже пару раз делал ей замечание, что его жена теперь лишь весьма отдаленно напоминает ту юную девочку, которая подошла к нему на школьном вечере.
— Ты очень изменилась, Люся… — он грустно смотрел ей в глаза. — Хотел бы я знать, что тебя тревожит?..
Люся удивленно посмотрела на мужа:
— Почему ты так думаешь?..
Миша пожал плечами:
— Ты постоянно срываешься и ищешь повод для ссор.
— Я?! — она сделала большие удивленные глаза. — Я – само спокойствие…
— Да?.. — на его лице показалось некое подобие жалкой улыбки. — А кто ходит по дому с опухшим лицом и заплаканными глазами? Кто мне постоянно устраивает взбучки из-за охапок цветов, да и по любому пустяку?.. Признаться, из-за этого, не хочется идти домой… — признался он с тоской в голосе.
Люся жалобно посмотрела на мужа:
— Ты меня считаешь страшной мегерой?.. Прости меня, мне очень плохо…
Миша с сочувствием произнес:
— Я понимаю, что тебе – плохо. Но отчего? Давай попробуем разобраться. Иришка очень переживает, она не маленькая. Все видит и все понимает…
— А я – знаю?.. — она тяжело вздохнула. — Что-то мне не хватает, Миша. Но что?.. У меня такое чувство временами появляется, будто… — тут она как бывало раньше сморщила нос. — Будто я безвозвратно упустила что-то важное в жизни. Но что именно?.. Я не знаю. Может, я не готова оказалась к переезду сюда. Такой суматошный город, чужой и неуютный… может, он отрицательно действует на меня?..
Миша подошел к жене поближе и обнял ее за плечи:
— Город как город. Как и множество других. Просто ты слишком тонко все воспринимаешь. Вот и бьет тебя это по нервам. Ты может не принимаешь в душе происходящие с нами перемены… или может просто не можешь примириться с течением времени?.. Я иногда тоже очень остро ощущаю все это… — он заглянул в ее глаза. — Все в жизни меняется. С каждым годом мы становимся взрослее…
— Взрослее, мудрее, старее!.. — подхватила и уже язвительно продолжила жена. — И с каждым годом, с каждым днем рождения мы просто обречены на безропотное принятие данного неизбежного факта. Черт бы их побрал, эти набегающие годы! Временами я себя чувствую древней развалиной! Посмотри в кого я превращаюсь! Саму на себя в зеркало смотреть не хочется!.. — Люся кинула взгляд на висящее круглое зеркало на стене в прихожей, где они стояли с ней все это время и показала себе язык.
Миша, увидев эту гримасу засмеялся:
— Ты очень критична к себе, дорогая! Обычная молодая и весьма интересная особа! Конечно, не семнадцатилетняя девочка у которой все впереди…
— Вот-вот!.. Даже мужа – не вдохновляет мой возраст!.. — торжествующе она ухватилась за слова мужа.
— Да причем здесь это?! — скривился Миша и взяв жену за руку потащил ее в комнату. — Если бы меня не устраивал твой возраст я не жил бы с тобой и не терпел твои ежедневные истерики. Хлопнул бы дверью и ушел!
— Ну и пожалуйста. Я не держу – скатертью тебе дорожка!.. — Люся обиженно поджала губы. — Тем более сам признался, что тебе не хочется приходить домой!..
— Здрасте!.. Вот и приехали!.. — Миша с укоризной посмотрел на жену и покачал головой. — Я про что толкую? Про твои придирки. Ты мне всякий раз устраиваешь бесплатные концерты… при том, что – без всяких заявок!
Люся округлила светло-карие глаза:
— Ах тебе не нравятся мои «концерты по заявкам радиослушателей»!.. — она шутливо шлепнула его по мягкому месту. Миша не успев увернуться, плюхнулся на диван и потянул за собой жену. — Точнее – без заявок!.. — Люся устроилась на коленях мужа и лукаво прищурила глаза: — Я это запомню! Запомню, запомню…
— Запоминай, а то я очень устал от этого! Думаю, что так же, как и ты сама… — Миша задумчиво посмотрел на жену. — Знаешь, о чем я подумал? У Иришки – каникулы. Отправим на это время к бабушке. Давай бросим все и куда-нибудь махнем на пару недель?
— Куда?.. — тихо произнесла Люся. — Я только-только на новую работу устроилась. Кто меня отпустит? Я там без году неделя. Скажут, совсем обнаглела баба!
— Ты – не баба! Ты – моя жена! Пусть только попробуют нелестно отозваться о тебе!..
— А то, что?.. — иронично спросила она.
— А то будут иметь дело со мной!..
— Ой, ладно петушиться-то!.. Дело, видите ли, будут иметь… — передразнила она его и скептически хмыкнула.
— Что, не веришь?! Ты не смотри, что я музыкант. Драться я умею!..
— Кулаками-то махать – все умеют… — Люся прижалась к мужу. — Устала я, Миш… Мне почему-то совсем ничего не хочется… думала, работу сменю – все изменится, а вот, ничегошеньки не изменилось!
— Изменилось…
Люся удивленно отстранилась от мужа:
— Изменилось?..
— Ну, да. У нас наконец-то состоялся разговор по душам. Сколько мы так спокойно не говорили? Наверное, как сюда перебрались.
Она тяжело вздохнула и вновь прильнула к мужу. Может быть он и прав, только надолго ли воцарившаяся тишина в ее душе? Сейчас Люся чувствует себя выжатым лимоном. Словно у нее не осталось никаких эмоций. Никаких…
Впрочем, что об этом говорить. Миша прав. Она и сама смотрясь в зеркало – видела не ту наивную и юною девочку, безумно влюбленную в собственного мужа. Там отражалась совсем незнакомая для нее особа, больше смахивающая на замотанную бытом и неисчерпаемыми проблемами. Лицо хоть и ухоженное, но заметно утратившее первоначальную свежесть и худобу.
— Может, мне сесть на диету? — высказала мысль Люся. — Как ты думаешь?
— Зачем?! — Миша удивленно поднял взгляд на жену. — С фигурой у тебя – все в порядке! К чему все эти ухищрения? Вообще я не понимаю тех, кто морит себя голодом…
— Разве дело в фигуре? Просто я питаюсь неправильно, вот и раздражение из меня прет во все стороны… — устало произнесла она.
— Правильно – неправильно… много ты знаешь, дорогая!.. Наслушаешься всего, потом и не знаешь, что и предпринять!.. Если следовать твоей логике, я тоже – неправильно питаюсь?! Но почему-то, я не устраиваю тебе концертов!.. А по сути дела это – моя прерогатива. Я у тебя – артист, но концерты устраиваешь – ты…
— Ты – мужчина. Тебе необходим животный белок, а мне он – ни к чему! Я просто хочу отказаться от мяса и от мясных блюд. Женщине это ни к чему… — она отстранилась от мужа.
Миша округлил глаза:
— Ты станешь – вегетарианкой?! Боже упаси, дорогая! Ты хоть понимаешь, чего ты сейчас собираешься сделать? У тебя – дочь растет. А ты ее, похоти своей ради, хочешь лишить необходимого, для ее полноценного роста, белка!..
— Ты не понял. — повела плечами Люся. — Просто мы будем раздельно питаться. Для себя я буду готовить отдельно. Вы сможете есть то, что я приготовлю для себя, а вот я – ваше есть не буду.
— И что же ты будешь есть? — скептически спросил он у нее.
Люся снова неопределенно повела плечами:
— Салаты, овощи, фрукты…
— Значит морковку грызть или капустой хрумкать изо дня в день – прекрасное удовольствие, о котором ты только и мечтаешь? Надолго ли тебя в таком случае хватит? Через пару месяцев получишь элементарное истощение…
— И не надейся даже! Все у меня будет прекрасно! Вот увидишь, — она хитро прищурилась. — Тем более, мясо из супов, за Иришкой, подъедать придется теперь тебе, дорогой!
— Ах вот в чем дело?! Теперь мне все понятно! — Миша обнял жену. — Я куплю Иришке щенка…
— Я за ним ухаживать не буду. И не надейся даже! — поспешила она его предупредить, увернувшись от поцелуя.
— А при чем здесь ты? — удивился он. — Щенка-то я куплю дочери… — и он повалил шутливо отбивающуюся от него жену на диван.
Однако мир ненадолго поселился в их доме. Уже на следующий день события вошли в давно наезженную колею. Домочадцам ничего не оставалось делать, как смириться с данным положением дел. Когда Люся начинала переходить на крик, Иришкины худенькие плечики вздрагивали и печально опускались, будто чувствовали вину за то, что родители и дня не могут прожить без выяснений отношений. А Миша, потеряв терпение, снова и снова уходил из дома. Так больше продолжаться не могло, надо было что-то делать…
— Давай немного поживем отдельно?.. — произнес он наконец фразу, давно просившуюся сорваться с губ. И приготовился услышать в свой адрес самые худшие слова, которые существовали на свете.
Жена удивленно остолбенела посреди комнаты. Осознав услышанное, она переспросила:
— Что ты сказал?..
Миша, набрав в грудь побольше воздуха повторил:
— Давай немного поживем отдельно. Ты, наверное, устала от меня…
Вопреки ожидаемому, Люся тихонько присела на краешек стоящего рядом стула и согласилась:
— Давай…
Облегченно выдохнув, Миша произнес:
— Тогда я сейчас соберу вещи…
— Куда ж ты пойдешь?.. — Люси не было сил сказать эту фразу вслух и лишь по движению ее губ Миша догадался о смысле.
— Найду куда… — неопределенно ответил он. — Ты не беспокойся, деньги я вам буду приносить. Если ты захочешь – я сразу вернусь…
Люся промолчала. У нее в голове только пронеслось: «…вот и все. Он бросает тебя, доигралась!.. Так тебе и надо, дура небитая!..» У нее не было ни горечи, ни желания рвать и метать. Лишь только звенящая пустота, избавиться от которой первое время было нелегко. Но как бы там ни было, она стала чувствовать себя гораздо лучше, спокойнее. Перестала бесконечно дергать дочь, вполне миролюбиво относилась к подросшему щенку, и даже как показалось ей самой – посвежела. И подумала, что «не бывает худа без добра…» Если так думать то, что они видели в жизни? Прямо со школьной скамьи прыгнули в объятия друг друга, не разобравшись в чувствах как следует. Вцепились мертвой хваткой, попробуй – отдери! И ранний ребенок решил все вместо них. Впрочем, ребенок тут ни в чем неповинен. Просто пришло пресыщение… чувства ушли, остались только надоевшие и набившие оскомину привычки. Жизнь не стоит на одном месте, а движется вперед. А Люсе это все стало действовать на нервы и ее, как старую пластинку, заедало на одном и том же месте.
Пожив некоторое время отдельно друг от друга, они решили продолжить жизнь врозь. Дочь переживала. Но не жизнь, когда родители живут как кошка с собакой. А так хоть ссориться перестали, вежливо общаются во время встреч. Что еще ребенку надо? Конечно, это с позиции взрослых. Но Люся с каждым разом убеждалась, что Иришка именно так и относится к их разводу. Наверняка, ей несладко было выносить материнские нападки-истерики… можно было сохранить семью, но какой ценой? И стоило ли? Это палка о двух концах и еще неизвестно, каким концом она по тебе ударит.
VI
Да, можно сохранить семью. Только для чего, если чувства к друг другу остыли. Если совместное бытие в замкнутом пространстве становится настоящей пыткой. Постоянно хочется лишь одного – убежать. Куда подальше из дома. Миша не стал возражать против развода. Они устали друг от друга, порядком поднадоели… глупо отрицать очевидное. Люся – еще молода и обязательно устроит судьбу. Он уверен в этом на все сто процентов. А дочь? – она навсегда его, и никто не запрещает ему заботиться о ней. Это вполне естественно. А личная жизнь? Это поживем – увидим. Да и физиологическая сторона его не особо-то и привлекала. Пара случайных женщин, с кем он встречался после развода с женой, не оставили у него никаких эмоций и желаний для продолжения завязавшихся отношений. Спать с кем-либо без духовного влечения и эмоционального, так сказать, единства – все равно, что бесконечно жевать безвкусную пищу. Желудок полон, а никакого морального удовольствия и удовлетворения… Но Мише особо-то и некогда было задумываться о себе – постоянные поездки с концертами по стране, выступления, работа над новыми песнями… казалось, все идет как надо. Но Миша, очевидно и впрямь был не от мира сего. Не вписывался в типичные рамки творческой личности, ведущей богемную жизнь. Моментами на него накатывалась некая зыбкая волна – его захватывало неприятное ощущение пустоты и одиночества, в котором он не привык находиться. Всегда рядом кто-то был – родители, друзья, жена, дочь… правда, само творчество рождается в одиночестве, оно не терпит вмешательства со стороны. Но это – другое, совсем не то… Привычка показать близким результат вдохновения по окончании работы над ним – сидела в нем с самого начала. А теперь он не мог этого сделать. Мать и бабушка – далеко, жена с дочкой – почти на другом конце города. Пока доедешь до них, весь изойдешься сомнениями: вдруг тебе не откроют? Мол, тебе тут делать нечего! И к тому времени как позвонишь в родную дверь, желание показать новорожденную песню начисто пропадает. Раньше он как-то и не замечал в себе такой неуверенности. Решительность владела им во всем. Теперь было все иначе. Впрочем, он старался не раздумывать над этим. Иначе, эти мысли захватывали целиком. Это могло засосать бесповоротно в пучину тревог и сомнений, заменив реальность призрачной иллюзией. Он старался жить в работе, на одном дыхании. И это у него пока получалось. Хотя его песни навевали больше обычного грусть, и печальная нотка придавала им горчинку. Вроде как сожаление о несовершенстве нашего бытия.
Почти из каждого города где бывал с концертами, Миша привозил стихотворные сборники. В них частенько и находил стихи для песен, если сам не мог подобрать нужных слов для мелодии. Не все целиком подходили, приходилось некоторые строчки подменять другими словами. Редактировать их подгоняя по смыслу фразы. В результате – получалась совсем иная вещь. Но он надеялся, что авторы простят ему эту некоторую вольность… вольность, без которой творчество – не мыслимо.
Через какое-то время, когда он обзавелся уютным домиком с оборудованной небольшой студией в одном из престижных дачных поселков недалеко от столицы, в его жизнь буквально ворвалось нежное и юное создание из провинции. Он увидел ее на одном региональном детском конкурсе вокалистов, где Алика с блеском заняла призовое место в старшей группе. Эта девочка буквально встряхнула Мишу. Он решил, что отныне будет опекать ее, писать и для нее песни, работать над ее репертуаром. Достигнуть высот гораздо проще с чьей-то помощью, чем в одиночку. И он с энтузиазмом принялся раскручивать Алику на телевидении, неутомимо работая с ней. Они репетировали до тех пор, пока на ее милом и пухлом личике не появлялась легкая тень усталости.
— Все, на сегодня – хватит. — Миша тяжело вздохнул. — Давай по домам, до завтра…
— Но я нисколечко не устала… — попыталась возразить девочка. — Я хочу еще поработать!
Миша улыбнулся, глядя на нее:
— Вот когда ты станешь совершеннолетней, будем работать хоть до упада. А сейчас – хватит. Давай собирайся, я тебя отвезу…
— Мне почти уже семнадцать, а ты меня все еще считаешь ребенком!.. — обиделась она и огорченно протянула: — До каких же пор это будет продолжаться?..
— Пока ты не повзрослеешь. Тебе пока еще только шестнадцать.
— Но до сентября осталось совсем немного! Совсем чуть-чуть… — не унималась Алика.
— Чуть-чуть – не считается!.. Еще полтора месяца. А до твоего совершеннолетия еще год с хвостиком! Так-то, дорогая моя…
Эта девочка такая непосредственная и заводная, что и сам Миша будто скидывал прочь годы, которые вообще-то и не чувствовались особо. Просто-напросто он никогда не забывал, что со своей подопечной должен держаться как старший друг и товарищ. Если надо – учитель и наставник. Иначе и быть не могло. Алика ведь на целый порядок младше.
В последнее время Миша чувствовал некую неловкость из-за того, что его юная звездочка стала проявлять к нему излишний интерес. В этом возрасте у всех проявляются романтические чувства. И объект для своего обожания подростки выбирают, отнюдь не руководствуясь этическими нормами. Может, будь он обременен семьей, Алика и вела бы себя соответственно. А тут он оказался совершенно свободен. Миша и не скрывал, что у него дочь почти ее ровесница. Только видимо ореол романтики юношеского возраста, их тесное сотрудничество совместной работы в студии – сделало свое дело. Да и чего иного можно ожидать от девочки, которая только начинала жизненный путь? Творческий путь совместно бок о бок еще молодого и интересного мужчины. Алика буквально боготворила его и чуть ли не в рот смотрела своему кумиру. Ничего удивительного в том, что Миша являлся героем всех ее сновидений не было. И она из кожи вон лезла, чтобы обратить на себя его мужское внимание. И крепость пала. Алике было за девятнадцать. Желтая пресса давно их с Мишей многократно поженила и развела.
После очередного аншлага на выездном концерте в одном из областных городов, они очень поздно вернулись в гостиницу. У дверей номера Алики Миша бросил: «до завтра» и хотел скрыться за своей дверью, как услышал тихое:
— Миша, подожди, пожалуйста… — Алика сделала жалобный вид. — Зайди, ко мне, на минуточку…
Он застыл в дверях:
— Зачем?
— Я хочу поговорить с тобой, мне нужен твой совет.
— Что-то серьезное?..
— Для меня – да… — она тяжело вздохнула.
— А это не может обождать до завтра? Я очень устал. Признаться, хочу спать…
— Я боюсь, что завтра будет поздно… — чуть слышно произнесла Алика и опустила глаза.
Миша бросил сумку в открытую дверь своего номера и закрыв ее, переступил порог комнаты Алики.
«Господи, у него такой вид, как будто он идет на заклание… — иронично подумала девушка. — Сегодня или никогда!..» и решительно мотнула головой:
— Миша, мне сделали предложение…
— Какое?.. — устало и вполне обыденно произнес он.
— Какое еще предложение можно сделать девушке?.. — обиженная непонятливостью своего наставника недоумевала Алика.
— Как, какое? Мало ли… организовать концертный тур по стране. Съемки музыкального видеоклипа, кино. Допустим, твоего сольного выступления. Или запись диска… да и вообще, вариантов множество…
— А тебе не приходит в голову, что мне могли сделать предложение руки и сердца?! — вспылила девушка. — Или ты считаешь, что я еще недостаточно взросла и привлекательна для этого?!
Миша поднял взгляд на взвинченную Алику.
— Почему же… Я бы сказал, что ты – очень интересная и талантливая молодая особа. И это прекрасно, если у тебя появился молодой человек…
— Ты сейчас это сказал таким тоном, будто избавился от мешающего тебе груза… — в голосе Алики слышалось столько трагедии, что казалось – она вот-вот разразится горькими рыданиями. Очевидно справившись со своими чувствами, через минуту-другую тихо выдавила из себя: — Почему ты не поинтересуешься, кто он? Почему не спросишь – люблю ли я его? Тебе видно наплевать на то, что со мной будет вообще?!
— Нет, почему же… — Миша попытался стереть ладонями усталость с лица. — Мне отнюдь не безразлично, что с тобой будет. Я несу за тебя ответственность, как твой старший товарищ по творческому цеху… — тут на красивом лице Алики появилась гримаса отчаяния, и Миша осекся внезапно осознав, что именно хотела сказать та. Немного растерянно он продолжил: — Я ведь понимаю, что если бы ты того человека, о котором идет у нас тобой речь, любила – ты просто не стала и разговаривать со мной…
— Почему это?.. — удивилась она.
— Знаешь дорогая моя, я не вчера родился. У меня есть жизненный опыт. Хочется надеяться, что научился разбираться в психологии…
— Ну и что из этого следует?.. — не то язвительно, не то насмешливо вырвалось у нее.
— Что из этого следует? А следует то, что ты либо пытаешься узнать мою реакцию – как я поступлю в данном случае. Либо хочешь обратить на себя мое внимание… — он прямо посмотрел в ее большущие отливающие изумрудом глаза. — Или я – не прав?
Алика опустила взгляд и одним движением руки распустила собранные в конский хвост густые, крашенные в цвет меди волосы. Бросив велюровый волан-резинку на диванчик, она медленно подошла к нему и, смотря снизу-вверх (так как едва доставала до его плеча), сказала:
— Если ты хорошо разбираешься в людских душах, почему мучаешь меня?
— Я?! — он был ошеломлен произнесенной фразой. — Я тебя – мучаю?! Ну знаешь, ты хватила через край!..
— Ты скажи еще, что ничего не подозреваешь о моих чувствах к тебе… — ее голос дрожал. — Признайся ты чувствуешь, что я… нет ты не отводи глаз, не отводи!..
Мише стало неловко. Он неуклюже попытался превратить все в шутку:
— О-о-о! Как же все тут запущено!.. Кажется, мы с тобой забредаем сейчас не в те дебри… Давай-ка дорогая моя – баиньки, пока мы с тобой не наговорили лишнего. Иначе мы завтра будем жалеть… — и он направился к двери.
— Нет, — Алика заслонила собой дверь. — Ты что, боишься меня?..
— С чего ты взяла?
— А ты всегда так. Как только мы начинаем говорить о нас с тобой, ты сразу находишь причину уйти или переводишь разговор на другую тему…
— Да нет же!.. — интуиция подсказывала, что этот разговор до хорошего не доведет. А уязвленная мужская гордость требовала расставить окончательно все точки над «i». Надо бы раз и навсегда внести ясность в их отношения. Девочка-то, отчасти, была права…
И Алика яростно ринулась в наступление:
— Тогда – сядь. Поговорим спокойно!.. — Миша тяжело вздохнув, послушно подошел к диванчику и обреченно сел. — Вот и хорошо. А-то сдается мне ты не то, чтобы мы лишнего наговорили, боишься. А то, что может случиться… что проснемся мы завтра в одной постели. И тебе придется на мне жениться… — в ее голосе была горькая ирония. — Не бойся, про нас давно раздули такое, что я сама удивляюсь своей невинности…
Миша покраснел как юнец, которого застали врасплох за неблаговидным занятием. «Нынешней молодежи не откажешь в искренности, они называют вещи своими именами. Не будут деликатничать лишний раз…» — пронеслось у него в голове. Его в общем-то и не волновало то, что появлялось на страницах газет. Ведь право же, на чужой роток – не накинешь платок. Да и эти сплетни, как говорит Илона, были нечто вроде своеобразной бесплатной рекламы. Правда в этом есть один минус – узнаешь о себе такие подробности, что диву даешься репортерской фантазии.
— Да-а уж… — вырвалось у него.
— Не бойся, я освобождаю тебя от всяких обязательств, по отношении ко мне… — Алика подошла к нему и присела на корточках, напротив. — Я – девушка современная, понимаю, что брак для мужчины – это нечто вроде ошейника, ограничивающего его свободу. Я не хочу отнимать ее у тебя. Я так тебя люблю, что мне хочется просто быть рядом с тобой, понимаешь?
— Ты итак всегда рядом… — недоуменно произнес он.
— Но я совсем не это имею в виду. Не так я себе представляю нашу жизнь… — она сделала упор на слове «нашу». — Я не хочу быть твоей подопечной… я жажду быть с тобой, понимаешь? — тут она вскочила на ноги. — Черт побери, Белов! Ты все прекрасно понимаешь. Ты видно просто считаешь меня маленькой идиоткой!.. А я люблю тебя, люблю, люблю. И мне наплевать на все, что ты там думаешь!.. — слезы брызнули у нее из глаз.
Это стало последней каплей для Миши. У него в груди екнуло. Он молча притянул к себе ревущую девушку и посадил ее на колени. Алика доверчиво прильнула к нему и обхватила его шею руками. Он гладил ее по покатым плечам с рассыпанными волосами, пока она не успокоилась.
— Девочка моя, я не стою твоих слез. Мне льстит твое внимание. Но будет гораздо лучше, если ты выберешь кого-нибудь из ровесников… — тихо произнес он, когда Алика перестала всхлипывать. — У всех бывают увлечения и это со временем – проходит. Ты еще встретишь настоящую любовь!..
— Белов ты идиот, если так думаешь! Мне плевать на то, что будет завтра! Я – сейчас живу, и мне нужен только ты! Ты это понимаешь?! — Алика подняла на него заплаканные глаза.
— И что же мы, парочка идиотов, теперь должны делать? — Миша с жалостью смотрел на девушку. Его раздирали противоречивые чувства. Он не мог взять и переступить через принципы. Не мог. И ситуация сложилась двусмысленная. За годы совместной работы, Алика стала для него как родная дочь. Теперь же все в корне менялось. Молоденькая, привлекательная, чуточку своенравная и капризная барышня требовала его любви. И ей мало только общения. Мало…
— Не задавай глупых вопросов, Белов! Ты же – мужчина!.. — и она сама поцеловала его в губы долгим страстным поцелуем, что Миша захваченный врасплох действием юной девицы, не мог ей не ответить.
Впрочем, он попытался остановить себя и усмирить взбунтовавшуюся плоть. Но Алика, накрепко впилась в него и распалялась все больше, затягивая его за собой в омут страсти. Окончательно утратив контроль над собой, Миша обреченно покорился жгучему и сладостному водовороту.
…Свадьба состоялась пышная, многолюдная и шумная. Собрался весь столичный бомонд. Счастливая невеста в белоснежном платье и коротенькой вуали на затейливо уложенных волосах кружила по залу в танце с отцом, затем немного растерянным и гордым женихом. Все походило на сказку и ей не верилось в происходящее. И Алика чувствовала себя настоящей принцессой. То, о чем она долго мечтала – сбылось, свершилось. Ее душа ликовала и пела. Теперь все было в ее руках. А значит, все зависело от нее. И ей это нравилось. Нравилось ухаживать за мужем, готовить по утрам легкие завтраки, подбирать одежду и наводить порядок и уют в их доме. Нравилось чувствовать себя хозяйкой положения и видеть, что муж принимает это как должное и само собой разумеющееся. После их свадьбы Миша еще ни разу всерьез даже не попытался ей возразить. Он весь ушел в творчество. Из него фонтаном лились новые песни звуча в исполнении звезд на эстраде. Да и сама Алика взяла в репертуар многие хиты, которые раньше исполнял он сам. И они зазвучали совершенно по-новому, иначе. Короче, мир для Алики приобрел совершенно иную окраску. Все преобразилось до той степени, что через какое-то время даже стало пугать. Да и сама она очень изменилась. Вообще ней уживалось сразу несколько человек. Одна из них робкая и наивная девочка. Другая – самоуверенная и немножечко вздорная. Третья – лукавая и стервозная… в общем, целый калейдоскоп личностей. Мише только и оставалось удивляться многогранности молодой женушки.
После очередного домашнего «спектакля», он только тихо улыбался и констатировал факт:
— С тобой не соскучишься, девочка моя!..
— А я и не для того, чтобы скучать выходила за тебя замуж, Белов! Если поселится между нами скука, это значит – пора разбегаться. Прощай любовь!.. — Алика подняла изумрудный взгляд на мужа: — Слушай, что-то все вокруг наших имен притихло?! Не устроить ли нам с тобой показательно-развлекательный развод, для рекламы?
— Для чего?! — протянул удивленный Миша.
— Для рекламы, — простодушно заявила Алика. — Если все вокруг похоже на зеленую трясину, можно увязнуть в болотной тине. А развод – это какая-никакая встряска!..
— Тебе что, нравится привлекать к себе внимание? — Миша иначе взглянул на супругу, в ином свете.
— Знаешь, а я развлекаюсь таким образом. Этим газетчикам только жаренное подавай. А раз мы знаем ваши вкусы – нате вам «уточку», на здоровье. Они сглотнут наживку и не подавятся! Илона права. Можно их втихую заставить работать на нас. Говорят, что артисты скандальные люди. А кто нас такими делает? Пресса. Так пусть от этого будет хоть какая-то польза. Иначе скучно на свете жить…
— Я и не знал, что моя женушка – авантюристка до такой степени!.. — и Миша подыгрывал жене.
В газетах появлялись заголовки крупным шрифтом: «Звездная разборка», «Тарелки летают – звезды тешатся», «Развод по-нашему», «Звезда в неглиже»… Последняя информировала читателей о том, как Алика появилась на званном фуршете, в нечто напоминающем комбинацию из прозрачной ткани на голом теле, чем многих сразила наповал. Да и на сцене она часто оригинальничала и вытворяла невообразимое. Впрочем, не только она. Словно среди артистов началось настоящее поветрие, кто кого перещеголяет экстравагантным сценическим костюмом и манерой исполнения, неординарным поведением...
Естественно, все это оставалось за бортом их семейной жизни. Они несколько лет прожили без особых проблем. Но постепенно начали отдаляться друг от друга. Показательные раздоры незаметно переползли со страниц и материализовывались в их доме. Они неделями могли не разговаривать и всерьез подали на развод, но не довели начатое дело до конца. А «последней» каплей послужила очередная публикация где сообщалось, что Алика посещала баню с весьма интересной личностью… что еле держалась на ногах после лошадиной дозы алкоголя. И в конце этой статьи завис закономерный вопрос – мол, интересно, что предпримет ее муж, ощутив увесистые рога на голове.
Мише эту статью подсунули в гримерку. В начале он просто не обратил внимания на очередную выходку жены. Но когда вся столица загудела, он решил поговорить серьезно.
— Ограничь пожалуйста, свою бурную деятельность и буйную фантазию…
— Что ты имеешь в виду? — не поняла Алика сидящая за туалетным столиком в их спальне. Она похлопывала себя по подбородку пухленькой ладошкой.
— А то ты не знаешь… — недовольно пробурчал он. — Все только и говорят о том, как ты распутничала с этим, бритоголовым в бане…
— Ну и что?.. Пусть говорят себе на здоровье!.. Мы-то с тобой знаем, что это все – ерунда!
— Но все думают, что ты мне изменяешь. Моя репутация страдает!..
— Ну и пусть думают! Какая к черту, блин, репутация?! Ты не в восемнадцатом веке живешь!.. — Алика кинула презрительный взгляд на мужа.
— Если тебя устраивает слава распутной девки, что ж, это твое дело. Но получается, что ты примеряешь на мою голову настоящие рога! Как с этим быть?! Мне это признаться, не нравится…
— Не беспокойся, дорогой. Если это случится то, ты будешь первым, кто об этом узнает. И минуя прессу…
— Ничего себе, утешение! — Мишу буквально взорвало от тона, каким это было произнесено. — Я теперь по твоему мнению, должен быть в глазах всех окружающих – рогоносцем?!
Алика смотрела на мужа так, будто видела впервые:
— А с каких это пор, тебя стало интересовать мнение окружающих? Фи, трагедия какая. Наши друзья отлично понимают, что все это – блеф и мишура!.. Насколько я помню, ты вообще никогда не обращал внимания на эту «мышиную возню». А теперь-то, какая муха тебя укусила?
— Какая? А вот, такая… — он задохнулся от ярости. — Я чувствую, что теперь – все иначе! Ты… ты стала совсем иной!..
— Да ты что, дорогой? Никак ревнуешь меня? Это – беспочвенно! — она плавно встала и кокетливо улыбаясь подошла к мужу. Ее левое плечо оголилось, а маленькое и упругое яблоко груди упрямо вылезло из нежно-голубого топика. — Я всегда любила и люблю только тебя! И мне никто больше не нужен… никто…
Миша буквально отпрянул от нее:
— Боже, какой же вульгарщины ты нахваталась! И откуда в тебе все это?! Где та маленькая и наивная юная девочка, которую увидел на сцене провинциального заштатного театра?! Где та непосредственность, которая была в тебе? Ты бы хоть посмотрела на себя со стороны, Алика!
— А нету давно той маленькой девочки, нету!.. Была, да вся вышла!.. — голос ее начал дрожать и почти сорвался на крик. — Да, столица всегда поглощает провинцию, если ты это хочешь сказать!.. Только учти, дорогой, что свою непосредственность, я теряла с твоей помощью, а не сама по себе! И такой, какую ты меня видишь, я стала именно с твоего молчаливого участия, а не просто так!.. — ее глаза зло заблестели, а губы презрительно скривились.
— Господи, ну почему все так получается?.. Еще скажи, что это была моя идея устраивать показательные стычки для прессы… — Мишино лицо застыло в гримасе. — У тебя что, внутреннего тормоза нет? Ты сама должна контролировать поступки и действия. Сама! Я не могу тебе всю жизнь указывать – что тебе делать, а что – нет. Пора тебе взрослеть душой, дорогуша! Тебе уже не шестнадцать, а двадцать пять!.. не девочка уже!..
— Спасибо!.. Спасибо дорогой, что напомнил!.. А то я и без тебя не знаю! — Алика смачно чертыхнулась. — С тобой придется мне постареть лет эдак на тридцать. Надеть монашескую юбку, повязать платочек и быть паинькой. Вот какое у тебя представление о взрослости…
Миша застонал от досады:
— Не передергивай, пожалуйста!.. Я только хочу, чтобы ты держала себя в рамках приличия! Пойми наконец, что как бы человек высоко не вознесся он не должен забывать, что память о нем останется та, какую он оставит после себя. Будут помнить не только хорошее, но и все плохое! Человек с самых первых самостоятельных шагов морально ответственен за все поступки и действия. И за тех, кто находится рядом. Все люди связаны между собой незримыми нитями и если начинает спотыкаться один, то – следом падают и другие!..
Алика криво усмехнулась:
— Надо же, как далеко ты хватил!.. Замахнулся на глобальный масштаб!.. К чему тебе вся эта скучная философия? Мне, например, еще рано думать о том, что я оставлю после себя! Я молода и красива, все мое – при мне! А большего мне и не надо!..
— Вот-вот! Ты только и думаешь лишь о себе… — Миша тяжело вздохнул. — А как при этом себя чувствуют другие – тебе наплевать! Это же свинство! Зачем ты вообще выходила за меня замуж, если брак для тебя – проходной двор?! Зачем?
— Прошу не забывать дорогой, что это ты настаивал на свадьбе! Я этого от тебя не требовала! Я девушка современная и мне не нужны все эти старомодные сантименты! Это ты у нас – средневековый рыцарь, которому неймется защитить репутации всех и вся. Ископаемый динозавр, которых теперь днем с огнем не найти во всем целом свете!
— Да я такой – какой есть! И я горжусь этим. Я еще не растерял понятия о добре и зле. И семейные отношения для меня – святое. А ты своими выкрутасами плюешь мне прямо в душу…
— Ну и давай тогда разведемся, раз тебя это смущает!.. — предложение прозвучало вполне миролюбиво, но именно это и возмутило Мишу. Он чуть не задохнулся от негодования. — Тогда ты не будешь чувствовать себя таким уязвленным моими причудами!..
— Как для тебя все просто! Сошлись-разошлись… сегодня – одно, завтра – другое! Ты хоть осознаешь, чем все это может окончиться? Нельзя так Алика, нельзя! Ты не маленький ребенок!..
— Перестань мне промывать мозги! Не будь таким занудой, пожалуйста! У тебя свои принципы, а у меня свои! Хватит! Если тебе это не нравится – давай разойдемся! Я тебя не держу!.. — и она выбежала из комнаты хлопнув дверью.
А в груди у Миши больно сжалось сердце. Несомненно, у них были разные взгляды и принадлежали они к разным поколениям, которые просто не могли понять друг друга. Но разве можно было относиться ко всему с такой легкомысленностью? Он не снимал с себя ответственности за все происходящее. Алика права. Не надо было во всем потакать ей, вот и ведет она себя с ним как избалованный капризный ребенок. Имеет ли он права требовать от нее, чтобы она смотрела на мир его, Мишиными, глазами? При всем его желании, это утопия. Каждый человек по-своему воспринимает окружающее. У него индивидуальное сознание и мироощущение. Нельзя ждать от другого тех же поступков, что совершаешь сам по отношению к другим. Только сам над собой человек волен командовать – он волящее существо лишь по отношению к себе. А подавление воли другого уже выходит за все границы и попахивает тиранией. Ему надо бы теснее наладить эмоциональный контакт со своей второй половинкой. И по праву старшего товарища и мужа обсуждать все происходящее, ненавязчиво формируя ее внутренний мир. Однако Миша предпочел место стороннего наблюдателя. Пусть мол, все идет как идет. Это так удобно и не хлопотно! Что ж, он пожинал собственные плоды.
Вместе с тем он любил эту девочку нежно и беззаветно, по-отечески. У них все совсем не так, как было в браке с Люсей. Тут нельзя ставить знака равенства. Это – совсем иное. Нельзя сравнивать этих двух женщин, они очень разные. Алика – рациональная и прагматичная, не упускающая своего и если чего задумывала, то упрямо шла к цели, невзирая ни на какие препятствия. Про таких обычно говорят, что «посадишь на спину – на шею сами заберутся». Был в ней маленький элементик некоего нахальства и наглости, который ей добавлял некий шарм.
Как-то в разговоре Алика произнесла фразу, которая как нельзя более точно характеризовала все ее поступки и действия:
— Наглость – это своего рода – второе счастье! В нашей жизни дорогой, все кого-нибудь да используют. Иначе нельзя. Если не ты, то – тебя…
— Если следовать твоей концепции, то ты меня тоже – используешь для своих целей? — у Миши неприятно засосало под ложечкой.
— Да ты что, дорогой?! Как можно?! — Алика сделала большие круглые глаза. — Я тебя – люблю!.. И вместе с тем, не надо отрицать и рационального зерна в нашем браке. Ты тоже заинтересован во мне не меньше, чем я. Ты пишешь песни, я – пою. У нас с тобой все получается отлично! Так называемая «звездная пара»… Ты, милый, согласен с этим?..
Миша в ответ только кивнул. Может, он слишком мягок? Через это Алика как говорит Люся, вьет из него веревки? Сама Люся этого никогда не делала. У них отношения-то были на равных. Они были ровесниками. А тут… черт знает, что. И во втором браке Мише от скандалов уйти не удалось. У Люси же, все сложилось иначе. Она недолго находилась после развода одна и через год встретила хорошего человека. Поженившись они уехали по контракту в Германию. Дочь каждый год на каникулы приезжала гостить к нему. Хорошо хоть Иришка с Аликой ладили.
VII
Гром грянул среди ясного неба. Впрочем, Алика внутренне все больше и больше отдалялась от него. Хотя их духовное единство было скорей всего очередной Мишиной иллюзией. Незаметно для себя, они перестали ссориться между собой выясняя отношения и вполне миролюбиво уживаясь друг с другом. Мир между ними установился после «показательного» развода, носившего чисто формальный характер. Миша со щемящей тоской снова уступил Алике, которая вновь сделала из этого действа очередное для нее шоу. «Разведясь» они по-прежнему жили под одной крышей и делили не только супружескую постель. Все вроде было в норме, но…
Миша с блеском провел свой юбилейный концерт, на котором присутствовали все, кто так или иначе с ним сотрудничал и был близок. Приехала даже повзрослевшая дочь, учившаяся в заграничном колледже… вместе с Аликой они дуэтом, спели его новую песню. На концерте звучало нескончаемое попурри известнейших шлягеров разных лет исполнявшиеся, как и мэтрами эстрады, так и только начинающими делать первые шаги на ней. Да и он сам вдохновленный друзьями и коллегами по творческому цеху, беззаботно творил до того момента как Алика не повергла его в настоящий психологический шок.
— Миша я жду ребенка. И этот ребенок – не от тебя! Я ухожу.
Пока он находился в своеобразном ступоре переваривая услышанное, Алика вынесла все свои упакованные чемоданы к ожидающему ее такси на улице. Покончив с погрузкой вещей, она как ни в чем не бывало, словно собиралась выйти только на одну минутку, обратилась к нему:
— Я тебе там оставила обед на плите. Посуду тетя Катя придет – помоет. Я с ней договорилась, она будет готовить твои любимые блюда… Ну, ладно. Не поминай меня лихом дорогой…
Она была у двери, когда услышала тихое «постой…»
— За что ты так со мной?..
— Как?.. — словно, не поняв, о чем речь, Алика обернулась.
— Зачем ты меня предала?.. — у Миши не было даже сил на проявление гнева, хотя внутри у него все кипело от возмущения и обиды.
— Я тебя не предавала, дорогой… — Алика вернулась обратно. — Просто понимаешь, я полюбила по-настоящему… — она заглянула ему в глаза.
— А меня, значит, ты не по-настоящему любила?!
— Ты был моей первой любовью, а всем известно, что первое чувство когда-нибудь да проходит. И я тебе за все-все, что ты сделал для меня – благодарна. Слышишь? Не принимай меня за неблагодарную тварь, не надо… — в ее голосе послышались слезы. — Просто говорю же, что все когда-нибудь да проходит. И мое детское чувство, красивое и прекрасное, прошло. Я полюбила другого. И пожалуйста, не сердись на меня. Сердцу ведь не прикажешь…
— Кто он я могу узнать?..
— Совсем скоро ты все узнаешь. Только пожалуйста, давай расстанемся друзьями. Без сцен ревности. Хорошо? Прости меня, если сможешь…
И она ушла. Ушла оставив на его душе затяжную печаль и хандру. Тогда-то он впервые напился до невменяемого состояния. Он и раньше случалось перепивал. Правда, по пальцам можно было пересчитать данные случаи. На другое утро Миша всегда себя чувствовал чертовски скверно, что зарекался – не доводить больше свое состояние до подобного. Как еще первая жена говаривала, глядя на его страдания: «Не можешь пить – не пей!..» И он всегда знал норму. Но в этот раз – он старался залить душевную боль и впасть в беспамятство. Забыться у него не получалось. Под воздействием алкоголя все чувствовалось настолько острее, что ему все больше и больше хотелось закричать во все горло от дикой ярости и бессилия.
Их пожилая домработница тетя Катя, вначале с сердобольной жалостью смотрела на то, как Миша, напившись, или рычал как раненый зверь, или пускался обреченно плакать как маленький и беспомощный ребенок. Когда он допился до отравления, позвонила Алике и сказала простодушно и грубовато:
— Господи, дочка, Христом богом тебя прошу, приезжай! Посмотри только, что ты с ним сотворила! У меня сердце кровью обливается, глядючи на него!..
— Ничего. Это у него пройдет. Оклемается, придет в себя!.. Лучше рвать сразу, теть Кать…
— Дочка ты не права! Разве ж можно так, а? Ты ж его губишь!.. Чем он тебе не по нраву: и статен, и красив. И умом не обделен, и песни какие душевные пишет… а ты? Получается, ноги об него вытерла и дальше пошла?! — в трубке пошли частые гудки.
Домработница в сердцах грохнула трубкой и сплюнула. И пошла приводить в порядок Мишу, лежащего в беспамятстве среди пустых бутылок из-под водки, марочных вин и коньяков из их домашнего бара…
Обросший и неряшливо одетый он неприкаянно бродил по опустевшему дому. Последняя неделя оказалась самой непредсказуемой в его жизни. Впрочем, причиной непредсказуемости всегда являлась Алика, его вторая молодая и строптивая женушка. Теперь правда, уже бывшая. Ощущение пустоты, звенящее и противное, переполняло его душу. Такого еще ни разу с ним не было. Не желая никого видеть, Миша отключил телефон и не подходил к двери, когда домработницы в доме не было. Строго-настрого ей запретил говорить, что он находится дома. Она не решилась ему перечить и немногословно готовила обеды, к которым он даже и не притрагивался. Парочку своих концертов он пропустил и по столице поползли слухи одна нелепее и страшнее другой. Одни обсуждали его внезапную болезнь. Продюсеры за нее спрятали несостоявшиеся Мишины концертные выступления. Другие говорили, что он ушел в запой. Третьи вообще его похоронили, мол, покончил жизнь самоубийством. Но абсолютно все связывали его отсутствие на эстраде с тем, что его бывшая вторая супруга на днях появилась в сопровождении одного молодого и очень перспективного в рекламном бизнесе человека. Сам Миша естественно ничего об этом не знал, так как замкнулся исключительно только на себе и своих переживаниях.
К счастью, из этого пространного состояния, его вывела дочь, прилетевшая на зов домработницы. Ворвавшись в отцовскую комнату, она повисла у него на груди:
— Папка, что же ты с собой делаешь? Зачем ты себя доводишь до такой степени?! Я люблю тебя, слышишь папка! Ты мне нужен!.. Не смей даже и думать о плохом!.. — он машинально обнял дочь, и в его отсутствующем взгляде появился проблеск осмысленного выражения. — Что с тобой, папка? Ты меня слышишь? — обеспокоено посмотрела ему в глаза Иришка.
— Слышу, дочка… — произнес он тихо и стал ее гладить по голове как маленького ребенка. — Просто твой папка, слеп и наивен. Несмотря на приличный возраст. Твой папка очень неудачно врезался в столб стоящий на обочине. Нет, правильнее будет сказать – посреди дороги. Бывает иногда и такое, дочка…
— Нет папа! Поверь, что такое может случиться с каждым. Ты у меня – сильный, хороший и добрый! Мудрый и самый-самый лучший на свете!.. — Иришка легонько отстранилась от него и тяжело вздохнула. — Давай приводи себя в порядок и пойдем, выйдем на улицу! Там сейчас так хорошо. Воздух свеж и чист, кругом зелень, сады цветут, птицы поют. Вот увидишь, все у нас с тобой будет хорошо!
Сколько бы он находился еще в таком пространном состоянии, если б не приезд дочери – еще неизвестно. А так она и впрямь живо его растормошила. Миша ожил, стал приходить в себя. Но еще долго был угрюмым и неулыбчивым. Участвуя в сборных концертах, он старался не сталкиваться нос к носу с Аликой и избегал назойливых журналистов. А потом из него рефреном хлынуло пережитое. Впервые он запел лично о себе, о чувствах и эмоциях обуревающих его тоскующую душу. Казалось, что именно так он сможет избавиться от тяжкого груза. Зал молча слушал его песни, в конце взрываясь шквалом аплодисментов. «Может быть, мои песни – однодневки… — думал он. — Но зрителю это нравится. А я не могу петь сейчас ни о чем другом…» Чаще всего человек ищет в творчестве других людей сходное с его личными чувствами. И поэтому тот, кто пишет или поет о личностных вещах становится близким и дорогим. А у каждого сидящего в зале за душой – свое… переживания, трагедии, радости. Да и слушает он ту музыку, которую хочет слушать и читает то, что ему хочется читать. В такие моменты кажется, что находишься в обществе самого лучшего друга от которого нет никаких тайн. Или как в детстве, когда с каждой неурядицей и проблемой бежишь к самому близкому и родному в жизни человеку – матери. Да и по сути дела, мы всегда находимся наедине с собой. Никто нас не понимает лучше так, как мы сами себя понимаем. И неважно как обстоят дела с окружающим миром, но если на душе нет лада с самим собой, то вся жизнь начинает походить на настоящий ад! Который из внутреннего мира перебирается во внешний. Поэтому, жить в гармонии с собой – очень немаловажно.
Пожалуй, для Миши, после отцовской смерти, уход Алики стал настоящей трагедией. Розовые очки, сквозь которые раньше смотрел на мир – окончательно в дребезги разбиты. Его глаза не загорались огоньком посетившей идеи. Были тусклыми и холодными. В свои сорок четыре года Миша окончательно избавился от всех иллюзий. Хотя в душе вопреки всему оставался все тем же наивным песенным романтиком.
Жизнь текла неспешно и монотонно. Настоящим спасением от самого себя стали длительные поездки с концертами по стране и небольшая семья, живущая в его доме. Мишина мать Рина и бабушка, что в семьдесят восемь лет держалась бодренько. Жизнь не терпит пустоты. Он ее заполнил теми, кто не мог его предать. Он не собирался связывать судьбу с кем-то еще в серьез и надолго. Купив в столице небольшую квартирку в элитном доме иногда оставался ночевать там, устраивая своеобразные немногочисленные вечеринки с коллегами-музыкантами. Живя с Аликой вместе, они завели традицию – раз в неделю обязательно собирать у себя гостей. Он не стал отменять эти вечера. Но стал собирать их реже и гораздо в меньшем количестве. Не в пригородном доме, куда Миша частенько прятался от бестолковой городской толчеи и суеты, чтобы побыть в одиночестве и отдохнуть в окружении близких.
Внешне он казался спокойным и уравновешенным, даже чуточку меланхоличным. На душе у него никак не могла улечься буря, поднятая уходом второй жены. Недоумение, обида, горечь… он не мог сказать, что тут было больше. Видя ее сияющую и под руку со своим кавалером с заметно обозначившимся кругленьким животиком, он ощущал в себе изматывающее негодование. «Что это – ревность, или уязвленное самолюбие?..» — спрашивал он у себя и не находил ответа. Он только знал, что не может отпустить ее. Не может простить ее. Не может забыть ее… не так-то просто вычеркнуть годы, прожитые вместе. Но почему с Люсей они расстались без боли, а Алика – словно вырвала из него целый кусок? Причем безо всякой анестезии, в живую…
К Мише подъехали с предложением снятся в телешоу, спонсирующей одной очень известной компанией. Это была обычная авантюрная многосерийная игра, где группа примерно из двадцати девушек борются между собой за право любви принца. На исполнение роли у авторов было два претендента. Первый – молодой и талантливый оперный тенор, чье семейное положение заставило отказаться его от участия в съемках. И второй – он, как идеальная фигура по всем параметрам.
— Но это же явный абсурд, бред!.. Я что, должен буду жениться на этой девушке?! — Миша возмущенно завелся, когда вник в самую суть. — Я вообще не собираюсь жениться!
— Что вы, что вы!.. нет же!.. Вас и никто не заставит это делать!.. — представитель компании улыбнулся. — Это просто шоу. Победившей девушке будет предложен миллион как альтернатива. А кто откажется от денег в наше время? Вы внесете элемент романтики и сказки. Представьте сами: современные Золушки, мечтающие о настоящем принце… Вы – идеально подходите на эту роль!.. Съемки планируются провести этим летом, в самом настоящем дворце одного из польских воеводств. В конкурсах вы сами будете отбирать тех, кто достоин продолжить борьбу. Выбывающие претендентки получат драгоценности, предоставленные нашим спонсором, из ваших рук. Это так занимательно…
— Кому в голову пришла эта идея?! — чуть не взорвался Миша. — Получение откупных… Вы хоть представляете, как будут чувствовать себя девушки?
— Они себя будут чувствовать прекрасно! Вы не идеализируйте этих нежных созданий. Все люди подвержены меркантильным соображениям. Еще у вас будет возможность использовать свои песни в этом проекте. Для вашего творчества – это будет своеобразная реклама. Уж поверьте мне, что отказываться – не разумно!
— А разве разумно устраивать развлекательное шоу на игре чувств? Это же некрасиво!
— Мы с вами взрослые люди и хорошо понимаем, что вся наша жизнь – это сплошная игра. Еще гениальный Шекспир это заметил! Все будут играть свои роли. Разве что не все смогут показать свой истинный талант. Вот и ваша задача – отыскать ту, которая сможет себя полностью раскрыть и заблистать. Вы не представляете, какое колоссальное удовольствие получат девушки общаясь с вами, со звездой и композитором, автором стольких шлягеров! — Миша при этих словах поморщился так, будто съел целый лимон, причем, без сахара. — Жизнь в провинции скучна, сера и обыденна. А это согласитесь грандиозное событие в их жизни. Оно встряхнет девушек основательно и заставит с оптимизмом смотреть в будущее! Вы не отказывайтесь сразу. Подумайте, обговорите все с близкими, а потом – решите… Мы готовы подождать…
«Чего ждать-то?! Ясно как божий день, что я не соглашусь на такую авантюру!.. — буквально читалось на Мишином лице. — Если я соглашусь то, значит перестану уважать себя…»
— И что ты от этого потеряешь, скажи мне на милость?.. — его давний приятель певец и композитор. Он с воодушевлением принялся уговаривать его на эту роль. Его чуть отросшие вихры цвета соломы непослушно торчали в разные стороны. Бледно-голубые глаза, обрамленные выцветшими ресницами, загорелись задорным огоньком азарта. — Лично я подобную возможность не упустил бы!.. Правда не похож я на романтического героя так, как ты!.. Но это грандиозная идея и хвала тому, кому она пришла в голову!..
— Но она противоречит моим моральным принципам, как ты не поймешь?! Я себя буду чувствовать законченным негодяем и моральным уродом… Молоденькие девушки и я?! Они будут бороться всерьез за мое внимание, в тайне надеясь на мое ответное чувство!..
— К черту – моральные принципы!.. Ты живешь в двадцать первом веке, а не в романтической эпохе! Да и тогда все было гораздо прозаичнее, чем ты себе представляешь! Никто и не считался с чувствами дочерей. Везде был голый расчет! Это сейчас мы сами себе вообразили разное такое. Мол, любовь и все такое!.. А женщины – примитивные существа, Миш. Им бы только устроиться получше, да плюс ко всему за счет другого… то бишь – нас!.. — тут он кинул взгляд на собеседника, ерзающего на диване от нетерпения возразить. — Что, скажешь – не так?! А твой пример, как нельзя лучше, иллюстрирует это! К черту все сомнения! Соглашайся и – баста! Дураком будешь, коли откажешься!
— Нет, я бы не хотел, чтобы моя дочь нарвалась на такой цинизм! Как представлю себе это…
— А ты – не представляй! Ты лучше сам с ней поговори. Послушай, что тебе она скажет! Нынешняя молодежь – гораздо прагматичнее, чем ты думаешь! Они лишены нашей романтики! Это мы воспитывались совсем в ином духе. У них – всем заправляет механика и золотой телец. Деньги, деньги, деньги… — и он отпил из бокала глоток коньяка. — Я даже рад тому, что у меня нет детей. Я свободен и живу как заблагорассудится. Сегодня с одной, завтра – с другой… Иначе гораздо тяжелее. Проблем было бы куда-а-а больше!..
— А ты уверен, что у тебя действительно нет отпрысков?.. — криво усмехнулся Миша.
— Я о таких – не знаю. Меня в известность не ставили. А если бы и поставили, то я без генетической экспертизы – не поверю! Но и в это – нельзя верить! Сейчас за деньги можно абсолютно все сварганить. Все продается и покупается, надо только знать цену…
И когда Иришка одобрила это предложение, непосредственно сказав: «…я за тебя очень рада, папа!..» ему ничего не оставалось делать, как подавленно произнести:
— Или мир сошел с ума, или я – ничего не понимаю в жизни!
Впрочем, его позиции не понимал никто. Дилемма, пред которой он невольно оказался, внутренне для него была неразрешимой. Только расчет брал верх. У него был карт-бланш, решающий все. Последний гвоздь в «крышку гроба сомнений» забила его же мать.
— Сейчас все используют, что ни попадя в личных целях. Почему ты должен поступать иначе и отказываться от подвернувшегося случая? Мне кажется, ты ничего не потеряешь, участвуя в этом проекте! А приобретешь более, чем достаточно!..
«Может, они правы?.. Я ничего и никому не обещаю. Ничего плохого не делаю. Это всего лишь игра. Если у девчонок разовьются на мой счет бурные фантазии – не моя вина…» — пошел он на сделку с самим собой, решившись на съемки.
Миша откровенно скучал, глядя на то, симпатичные, одна краше другой девушки из кожи вон лезут, пытаясь перещеголять друг друга в изобретательности и остроумии. Почти все они увязали в банальности и откровенной пошлости. Однако постепенно – к их чести, шаг за шагом, они вырастали из затертых шаблонов. Из шелухи и всего наносного проявлялась действительно оригинальная манера вести себя в той или иной ситуации. И Миша сам не заметил, как втянулся, вжился в образ сказочного принца. Проводил совместно с ведущим игры различные конкурсы. Пел девушкам свои старые и новые песни. Слушая их манеру исполнения, оценивал в итоге увиденное. Выбывающим вручал утешительные призы, призванные чуточку подсластить горечь поражения…
Возраст и профессии, принимающих участие в проекте девушек, варьировались значительно. Были и молоденькие – чуть ли не вчерашние школьницы, и те, кому «без пяти минут тридцать». Фотомодели, учителя, менеджеры, инструкторы модных секций шейпинга… вообще, разнообразная палитра от которой рябило в глазах. Половину отсеял безжалостно. А вторая половина поставила его в тупик. Может быть, потому что Миша стал узнавать их чуточку ближе? По сценарию он должен был с каждой провести один день или вечер… тут-то они и предстали перед ним во всей красе. Естественно, что каждой хотелось показать себя в гораздо лучшем и выгодном для себя, свете. У кого-то это получалось лучше, у кого-то хуже. Он втянулся в эту игру всеми фибрами души, как очередная ситуация, развитая по меняющемуся, по ходу съемок сценарию, окончательно опустила Мишу на грешную землю.
Игра неуклонно двигалась к логическому финалу. Девушек в очередной раз разыграли тем, что объявили, о произошедшей замене.
— Михаил Белов на самом деле подменял другого знаменитого певца…
На этом этапе и появился тот самый оперный тенор, которого сначала подумывали пригласить на роль «принца». Что тут началось твориться с девушками! Одна впала в невменяемую настоящую истерику, горькие слезы ручьем полились из ее глаз. Вторая спокойно заявила, что не может вот так вот взять и перевернуть мысли и чувства на сто восемьдесят градусов.
— Я не бесчувственная машина! Тем более, мы с самого начала, боролись за внимание Михаила…
А третья, не задумываясь и сияя от счастья, с восторгом заявила:
— А я очень давно – обожаю его!.. — и в результате вышла из игры держа в руках лишь компакт-диск с автографом того певца. На ее лице читалось чувство досады и разочарования.
Миша впал в настоящий ступор – немая сцена достойная самого Гоголя! У него создалось впечатление нереальности происходящего. Так и не выбрав достойную финалистку, отговорился тем что, вероятно он ее упустил еще в середине игры. Ему не хотелось никого обижать. Он вообще ни в чем не был уверен на все сто процентов. Хотел он этого или нет, но эта игра стала для него еще одним лишним подтверждением тому, что слава и знаменитость несут с собой не только любовь, но и острые шипы, от ядовитых уколов которых еще и остаются шрамы на душе.
С горькой иронией он говорил приятелю, который прошлой зимой яро уговаривал Мишу дать согласие на эти съемки. — Ты, к сожалению, был прав!.. Сам герой, его внутренний мир – для большинства – ничего не стоят! Интеллект не привлекает так, как тугой кошелек!..
— А я чего тебе говорил?! Смотри на все это проще! Если всему придавать колоссальное значение и рвать себя каждый раз на кусочки – то от тебя ничего не останется! Внутренний мир – это вообще уязвимое место. Желательно его скрывать ото всех! — приятель положил ногу на ногу. — Всякий кто осведомлен – так и норовит пнуть тебя ногой туда. И как можно больнее! Нет уж, избавьте меня от такого удовольствия!.. Хватит и того, что твой внутренний мир – проглядывает в твоих творениях. Эта искренность подкупает и привлекает зрителей. Иначе, зачем они толпами валят на наши концерты?..
— Не знаю. Я теперь уже ничего не понимаю. Может, тут еще что-то другое примешивается. Вроде как престижно. Другие ходят, а почему я не могу пойти?! Чем я хуже Иванова, Петрова или Сидорова? Вон, на Илону – какие цены на билеты астрономические!.. Ито – не достать! Ажиотаж как в незапамятные времена дефицита!.. Она не ездит с гастролями по провинциям. Считает ниже своего достоинства получать маленькие гонорары. Выбирает!..
— Может себе это позволить. Может. Она диктует условия, а не ей! Положение – обязывает!
— Я признаться, не понимаю такой позиции. Может я и не прав. Она – прима! Но нельзя до такой степени возносить себя над всеми, отрываться от всех…
— Илона!.. Это – брэнд, марка, что и говорить!.. У нее один принцип – продать товар в виде творчества как можно дороже, не продешевить! И это естественно. Есть авторское право. Да и мы живые люди и тоже хотим кушать, получая деньги за свой труд. Тем более во времена рынка, никто бесплатно работать не будет. Жить-то всем надо! Тут я ее принцип поддерживаю! Для нее и для меня тоже, зритель делится на две категории: интеллигенция и быдло. Интеллигенция в любой ситуации ведет себя одинаково, это самая благодарная и воспитанная публика. Ее не купишь на дешевке. Ей подавай все качественное и пусть даже втридорога, она не предаст свои вкусы. А быдло… эти людишки все проглотят, у них нет ни слуха, ни вкуса. Им по большей части все равно кто поет: Илона, ты, я или кто другой. Пусть даже безголосый выскочка и бездарь. Горло дерет и ладно. Главное – модно и круто! Еще совсем недавно они ходили в малиновых пиджаках. Теперь же, они делают погоду на все. У этой публики сейчас – деньги, положение, власть… а кто платит, тот и заказывает музыку!..
Миша грустно качал головой, соглашаясь со сказанным. Но минуту спустя, словно спохватившись, изрек:
— Ты немножечко не прав. Не вся интеллигенция имеет сейчас тот же достаток, что и прежде. Многие просто вынуждены от многого отказываться и не могут позволить себе пойти на концерты, стоимость билета на который исчисляется даже двумя нулями.
— Из этого только следует, что в зале сидит серая безликая масса… — подхватил приятель.
— Как бы ни было, зритель – это зритель, а не серая и безликая масса! Я с тобой не согласен. — Миша тяжело вздохнул. — Давай на чистоту. Нельзя зрителя называть быдлом. Это прямое неуважение к самому себе. Скажи пожалуйста, что ты стоишь без зрителя и поклонников?.. — перехватив недоумевающий взгляд приятеля, поспешно добавил: — Уточняю. Если творишь по душевной потребности и несешь потом это зрителю, которого не уважаешь?! Ты мне кажется, немного кривишь перед собой… Ты смог опуститься до этого?.. — тот красноречиво промолчал. — Тогда, прости меня, это означает одно. То, что начинается звездная болезнь! Я считаю этот признак первым симптомом этого грустного и тяжкого заболевания. Значит, надо завязывать…
— Майкл, ты законченный идеалист! Последний из Могикан!.. — неодобрительно покачал собеседник головой. — Ты неисправим! Поэтому-то, тебе и достается! Сейчас невыгодно быть романтиком!
— А я и не хочу исправляться! Пусть другие – исправляются! — беззлобно и простодушно заявил Миша. — Каким я родился – таким и помру. Все равно я верю, что духовность перевесит материальное! Верю!..
— Но ты же не даешь бесплатные концерты?! — с долей злорадства поддел его приятель.
— Почему?.. Иногда я провожу концерты по чисто символической плате! — Миша скромно улыбнулся. — На родине родителей, например…
Скептически настроенный приятель удивленно поднял бровь:
— Ну-ка, ну-ка расскажи! Что-то об этом я от тебя раньше, ничего не слышал…
— Я о своей благотворительности должен кричать, что ли?.. Это касается лишь меня одного…
— И сколько подобных концертов ты уже дал?.. — в его голосе слышалась ирония.
— Да всякий раз как оказываюсь там, — неопределенно ответил Миша. — В последний раз это случилось лет пять назад. Меня пригласили на один завод в областном городе. Я и заехал по пути в деревню, проведать дядю. Вот… — он замолк.
— И ты выступал там, в деревенском клубе?! — удивленно воскликнул тот.
Миша даже обиделся:
— Ну и что в деревне! Это когда-то было очень даже преуспевающее, передовое хозяйство! В советские времена оно гремело на весь союз! У них не клуб, а настоящий Дворец Культуры!.. Правда от прежнего шика у них остался один пшик…
— Вот. Что и требовалось доказать! А ты еще – петушишься… брось, не стоит. Если хочешь знать, я и сам того, не лишен сентиментальностей… — приятель понизил голос. — Я и сам не без «греха»…
Миша недоверчиво посмотрел на него. Ему мало верилось в искренность сказанного. Все знали, что этот товарищ своего не упустит. Да и зря он затронул эту тему. Зря. Теперь-то уж точно, что эта информация где-то и выскочит. Ну да ладно, черт с ним!..
VIII
Концерт подходил к концу. Затих последний аккорд и зависшую тишину мгновенно взорвало аплодисментами. Его глаза вдруг выхватили из зала взгляд, полный тоски и отчаяния. В нем было столько слез, что казалось еще немного, и они затопят собой все окружающее пространство. Повинуясь какому-то шестому чувству, Миша взял в руки микрофон.
— А сейчас, для прекрасной незнакомки с печальными глазами из четвертого ряда, я хочу исполнить свою старую и добрую песню – «Не грусти, дорогая…» — Миша снова коснулся гитарных струн. Не мигая, словно завороженный, смотрел прямо в глаза молодой женщине и пел только для нее одной. Все вокруг будто исчезло. Во всем мире остались только они вдвоем. Она – сидящая в пустом зале и показавшаяся ему самым близким человеком, и он – на сцене. Всего лишь на мгновение Миша оторвал взгляд… и потерял ее. Точнее там, где она сидела – сиденье уже пустовало. В панике его глаза стали искать ее – куда она могла деться. И краем глаза увидел, как женская фигура скрылась за дверью в фойе. «Как жаль… жаль… жаль…» — быстро пронеслось у него в голове.
На другой день оставив свою небольшую по составу группу сопровождения, он решил на пару дней заехать к дяде. Расписание гастролей позволяло. Да и включил он этот республиканский центр в так называемое «турне», именно с таким расчетом. Давно он не бывал у родственников. Когда был жив отец, Миша чуть ли не каждый год гостил в деревне. Но как не стало отца, эти специальные поездки стали редкими. Миша стал заезжать туда лишь в том случае, когда оказывался поблизости с концертами.
За окном такси быстро пробегали стройные березки с сочной красочно-зеленой листвой, дубовые рощицы и перелески. Небольшие деревеньки с разномастными домами – старые деревянные и совсем новые, кирпичные, со смешными местными названиями на обочине. Помнится, отец говорил, что эти странные названия населенных пунктов остались еще со времен татаро-монгольского нашествия.
— В нашей крови немало их иноземной крови намешано… — отец вздохнул. — Много черненьких, узкоглазых и широкоскулых… Коренные народы испокон века живущие на этих землях, никогда и ничем не отличались внешне от русских. Трудолюбивые и расторопные, добродушные и гостеприимные. На нашей земле никогда не различали национальность. Не это в жизни главное, сынок. Главное – каков сам человек…
Миша с улыбкой вспомнил деревенского приятеля Гришку, которого он беззлобно звал япончиком из-за характерного разреза глаз и монголоидной внешности. Они везде бегали вместе – на рыбалку, в лес за земляникой и малиной, на танцы… веселое было время! Как он? Где сейчас? Дядя Коля вроде говорил, что, женившись, перебрался жить в город. Сколько они уже не виделись? Наверное, лет двадцать… столько воды с тех пор утекло. Хорошо бы увидеться, поболтать. Да и с родственниками он не виделся порядочно. Братьев двоюродных, сыновей дяди Коли – Егора, его ровесника – давненько не видел. Как отгуляли на его свадьбе по приглашению – так и все. Ванюшке, младшему, лет десять тогда было. Сестренку Марию, среднюю дочь дяди, Миша видел в последний приезд. Красавица. Мать троих погодков. Зять – понравился, деловой, энергичный мужчина. Они все живут одной семьей. А сыновья – разлетелись кто куда. Деревенская жизнь раньше, как помнил Миша, бурлила через край. А может, он сам тогда живей был? Кто знает… сейчас же, больше смахивает на сонное царство-государство. Даже на звук подъезжающей к дому машины никто не вышел.
Миша расплатился с таксистом и открыл калитку. Прямо на него лениво переступая лапами, двигался пушистый серый котяра. Не дойдя до гостя около метра плюхнулся поперек тротуара и растянулся.
— Жив курилка?! — Мишин рот сам растянулся в улыбке. Он подошел к распластавшемуся коту и погладил его. — Так-то Васька, ты меня встречаешь?.. Взял и перекрыл дорогу… Где ж твои хозяева-то, а?.. — кот только зажмурился.
Взяв сброшенную с плеча сумку, пошел по тропинке уложенной битым кирпичом к добротному белокаменному дому, построенному в конце семидесятых годов. Миша помнил, как приехав однажды в гости, они застали стройку в самом разгаре. За один день всей деревней возвели стены. Со стропилами и крышей возились недолго, к осени дядя их пригласил на новоселье. Маленькую лепту в строительство этого дома Миша тоже внес. Тогда он подносил кирпичи, пару раз даже пытался класть, но у него получалось неуклюже и коряво. Сейчас вокруг дома вовсю разрослись садовые деревья – вишни, яблони, сливы. Разбитые клумбы утопали в пышных цветах, а застекленный крылец почти скрывали тянущиеся вверх по ниточкам вьющиеся растения. Миша полной грудью вдохнул вкусного деревенского воздуха. Тут на крыльцо вышла загорелая босоногая девочка в простеньком ситцевом сарафанчике лет десяти, чем-то неуловимо похожая на его дочь Иришку в детстве. А Мишина дочь внешне больше взяла от деда, чем от своих родителей.
— Привет! Ты моя племянница, наверное?.. — он широко улыбаясь протянул ей руку. — Твои родители дома?
— Здравствуйте!.. — робко ответила она и смущенно добавила: — Дома только мы с мамой…
— А куда ж все подевались-то?..
— Все пошли помогать Севастьяновым, у них строят гараж, дядя Петя машину купил…
— Это какие Севастьяновы? Которые за речкой живут, да?.. — переспросил Миша у девочки. Та молча кивнула и ее косички мгновенно оказались за худенькими плечиками.
— Юленька, кто там?.. — послышался женский голос из дома.
— Ну пошли, а то еще мама потеряет тебя… — шутливо произнес Миша и они вместе с девочкой зашли в дом. — Это я приехал, Маша… — чуть полноватая и невысокая женщина резко обернулась на Мишин голос, и он увидел знакомые глаза. Ошибки быть не могло. Это были те самые серые глаза, взгляд которых поймал он вчера в зале. — Простите, я думал, что в доме моя двоюродная сестричка…
— А вы – Михаил… Мне Ваня рассказывал о вас… — она смущенно опустила взгляд. — Я… я его жена, меня зовут Соня. А Юленька – наша дочь… Проходите, пожалуйста… — и обратилась к дочери, — Юленька, сбегай за тетей Машей. Скажи, что гости приехали!.. А я сейчас – обед разогрею… Вы с дороги, должно быть, голодны. Отдохните немного…
Миша приветливо улыбнулся:
— Не надо беспокоиться, не надо!.. Постой, Юленька, возьми гостинец… — он достал из сумки целый пакет разных вкусностей, сластей. Девочка посмотрела на мать и нерешительно подошла к нему. Миша дал ей в руки пакет. — Угости всех, хорошо?
Девочка согласно кивнула и взяв одну большую конфету в блестящей обертке, сказала:
— Спасибо!.. Я пакет унесу на кухню?! — и убежала.
Тут Миша, взглянув на женщину, вопросительно произнес:
— У меня тут еще кое-что, из провизии… тоже желательно на кухню, в холодильник разгрузить…
Соня согласно кивнула:
— Хорошо, пойдемте…
Освободив сумку почти до дна, там остались лишь его запасные рубашки и сменное белье, Миша поднял голову и спросил:
— А вчера Ивана я не заметил… впрочем, я и не узнал бы его. Давно не видел…
— Я была на концерте одна. Ваня погиб. Три года уже… — тихо ответила Соня. В ее голосе были слезы.
Миша стоял пораженный этой новостью:
— Простите, я не знал… Простите меня…
— Он… он погиб на работе. Дикая несуразная случайность, был ураган, а он на территории завода как раз что-то там делал. Ветром сорвало громадный рекламный щит и забросило прямо на него. — Сонин голос звучал тихо. Она поправила сбившуюся прядку темных и длинных, заколотых в хвост, волос. А на ее левом виске запоминающее серебрилась целая двухсантиметровая полоса седины. Если бы не это, то она вполне сошла бы за двадцатипятилетнюю… Миша молча смотрел и слушал ее. Чувствовалось, что ей хотелось объясниться и выговориться. — После его смерти я решила сменить местожительство и перебраться поближе к родным мужа. У меня больше никого нет. Купила квартиру в городе, по выходным приезжаем сюда. Юленьке нравится тут… А вчера… мне коллеги по работе позвонили, предложили пойти вместе… я и пошла. Мне очень нравится моя новая работа, люди вместе с которыми я работаю… такие добрые и отзывчивые.
— А где вы работаете?
— В лаборатории гидрометеостанции, лаборантом…
— Зарплата хоть приличная? — Миша вдруг разозлился на себя. «И чего это я такой любопытный?.. Если сейчас она меня пошлет ко всем чертям – так мне и надо! Какое мне дело до ее зарплаты?!»
— Хватает, — с готовностью ответила Соня, пожимая плечами. — На Юленьку еще небольшая пенсия… Конечно не так свободно, как когда мы вдвоем с Ваней работали. Но у других и того меньше. Нам еще Ванины родители помогают. Что бы я без них делала?.. Простите меня. Я все о себе, да о себе… совсем заболтала вас… — и украдкой смахнула с глаз слезу.
— Ну и хорошо. Я совершенно ни о чем не знал. Хорошо, что вы мне рассказали о вашем горе, несчастье. Это такая трагедия для вас и Ваниных родителей. Неудобно только, с ходу полез с расспросами. Мне нет прощения!.. — недовольно качал он головой.
— Ну что вы… — она вздохнула и сменила тему. — Я вчера, на концерте будто душой отдохнула, мужа вспомнила… он мне все серенады под окном общежития из ваших песен распевал… — Соня грустно улыбнулась и печально призналась: — Мне так его не хватает!.. Все кажется, что откроется дверь и зайдет он… — Мише было знакомо это ощущение. Он молча кивал, соглашаясь с ее словами. Когда умер отец он сам все никак не мог поверить, что его на свете больше нет. Странное чувство потери реальности. Долгое время мерещилась полноватая отцовская фигура среди людской толпы. Не раз и не два отчетливо видел знакомое до боли, добродушное выражение лица. При приближении оно оказывалось лишь отдаленно схожим… – таким образом, тоскующая память изливалась в настоящее. Потеря близкого человека, любимого, щемящая ностальгия по прошлому… — Простите…
— Я вас прекрасно понимаю. Это естественно, для любящих сердец. И очень страшная потеря… Он был так молод…
— Ему исполнилось бы в этом году тридцать пять… — она тяжело вздохнула.
Соня лишь годом моложе Вани и с его смертью потеряла половину своей души. Что и говорить, если жизнь для нее была окончена навсегда. Маленькая дочурка поддерживала ее, кое-как удерживала на плаву. Иначе было бы еще хуже и во много раз. Последние годы она только и делала, что вспоминала их совместную жизнь, первую встречу, знакомство произошедшее чисто случайно.
…Ваня подошел к ней на остановке и попросил двушку, позвонить. Потом тут же ее вернул, со словами «не дозвонился». Слово за слово они разговорились. Оказалось, что жили они, не зная о существовании друг друга в одном общежитии, но на разных этажах. Он по специальности – инженер, технарь, как себя называл. А Соню поселили в заводское общежитие из-за отсутствия свободных мест в других. Она ездила на другой конец города, на уроки в свою школу, где преподавала биологию. Долго подумывала подыскать себе подходящую квартирку поближе к месту работы. Но то цена не подходила, то еще что… а когда встретила Ваню – все ее поиски прекратились. Через пару месяцев они поженились. Романтичный и самостоятельный Ваня заполнил ее жизнь до отказа. Всегда трезвомыслящая Соня, на этот раз вняла голосу сердца, которое сладко замирало и падало куда-то вниз, как только слышала Ванин голос и неизменное ласковое обращение к ней – «солнышко мое»…
Как раз тогда, в первый год их совместной жизни, Соня потеряла родителей, погибших при пожаре. Их дом загорелся от перегревшегося и не выключенного телевизора, уже на рассвете. Говорят, что они задохнулись во сне от едкого дыма… а потом, у молодой семьи родилась дочь и им выписали ордер на однокомнатную квартиру, которую впоследствии удалось удачно обменять на двухкомнатную. Жили они, душа в душу благодаря Ваниному характеру, который Соня считала золотым. И руки у него – умелые, все делал сам. Вся мебель в их квартире собрана его руками.
Но ничего не поделаешь, такова жизнь – сладкий сон развеялся и осталась Соня одна со своей дочерью. Ванина мать все говорила, что невестке надо думать о личном счастье, искать себе пару.
— Только об одном тебя Сонечка просим – не забывай о нас. Юленьку на лето привози к нам, и сама приезжай. Не чужие вы нам…
Она в ответ помалкивала. Да и зачем это говорить, без слов ясно. Второго такого человека как Ваня, не найти. Никто ей больше не нужен… «Не нужен!..» — мысленно повторяла она всегда. Несмотря на свою общительность, Соня трудно сходилась с людьми. И если ей случится делать вторую попытку налаживать личную жизнь, то она очень сомневалась на свою решимость. Новый человек – это значит – новые обязанности и привычки, а характер уже сложился. Как следствие – придется ломать привычный уклад, размеренный ритм и вообще… она до ужаса боялась всего нового, неизвестного. Все, кто мало знал ее, считал Соню гордой и неприступной, строгой и независимой. Но в душе она была очень ранимым человеком. Впрочем, про каждого человека можно сказать такое. Наверняка, многие могут вспомнить неприятные ощущения зыбкости и страха перед новым и неизведанным. Перед ощутимым и неизбежным поворотом судьбы, когда все устоялось и сложилось. Когда все столь внезапно разрушилось почти до основания и все надо начинать с нуля. В таких случаях у человека нет иного выбора и приходиться идти вперед упрямо, стиснув зубы. Но почти всякое изменение в судьбе приносит это чувство и у каждого – своя «Ахиллесова пята».
«Нет, мне никто не нужен!..» — думала Соня, когда кто-то тактично или уж совсем беспардонно спрашивал ее о личной жизни.
— Моя личная жизнь – Юленька и работа!.. — грустно отшучивалась она, на корню пресекая всяческие дальнейшие расспросы на эту тему. Ей было с чем сравнивать, было…
Ванин образ всегда вставал перед Сониными глазами. Миша внешне был с ним схож. Как-то они с Юленькой смотрели по телевизору концерт с Мишиным участием. Дочь еще не зная, что этот человек является родственником, заявила:
— Мама, а ты не замечаешь, что он похож на папу?! Только волосы подстричь и покрасить в темный цвет и – будет точная копия папы!..
С тех самых пор, когда в концертах выступал Миша, Юленька бросала все и бежала к телевизору. И пока материализовавшийся Миша гостил у дяди, Юленька все время крутилась возле него. Соня подозревала, что дочь тоже очень тоскует об отце. Долгими зимними вечерами они обе вместе перебирали старые фотографии и говорили только о нем… а теперь, Соня даже стала ревновать ее к Мише, которого детское внимание нисколько не утомляло. Но ребенок и есть ребенок. Он быстро привязывается. Не трудно найти путь к его сердечку искренностью и любовью…
Соня раньше даже и представить не могла, что Миша будет так прост в общении. Ей казалось, знаменитости полны самомнения и напыщенности, что они на всех смотрят свысока. А Миша своим поведением все это отвергал.
— Хотите, приезжайте ко мне в гости!.. — предложил он за прощальным обедом. — Дядя Коля, у вас же есть мой адрес. Вы обещали приехать и погостить у меня, а до сих пор этого не сделали!.. — в Мишином голосе слышался явный укор.
— Подожди вот, внуки закончат школу, — пробасил седоватый, с правильными чертами лица пожилой дядя. Он посмотрел на загорелого паренька, сидящего рядом с ним за столом. — Женьке вон, на следующий год поступать, может и нагрянем… а то и повода-то особого не было…
— Вот-вот, вы только повода-то и ждете!.. — грустно произнес Миша. — Короче, я ловлю вас на слове. Приезжайте, пожалуйста! У меня большая квартира, можно и на дачу съездить. У меня там мама с бабушкой хозяйничают… Я вам покажу нашу Москву… — он оглядел всех собравшихся за столом. Марию – худенькую и черноволосую. Ее курчавого мужа – его ровесника-богатыря. Дородную и добродушную тетю, то и дело следившую за тем, чтобы тарелки обедающих не пустовали… Соню, сидящую напротив него и Юленьку… — Жаль, конечно, что не смог отсутствующих увидеть, ну да что ж теперь…
— А может, останешься еще на недельку, а?.. — тетя умоляюще посмотрела на Мишу. — Что ты, лишь на пару дней только всегда заезжаешь… только нос свой покажешь и все. Тут и смена лагерная закончится – дети вернулись бы, да и Егор со своим семейством обещал подъехать. Оставайся?!
— Нет, нет. Я и так буду догонять группу, прямиком в аэропорт от вас поеду, чтобы успеть на самолет. У меня завтра вечером трехчасовой сольный концерт. Вы передайте мои приветы. И пожалуйста, не пропадайте. Мы ведь, родня, нельзя нам рвать связующие нити. Тут дядя Коля прав!.. Да, чуть не забыл такси вызвать, извините… — он встал из-за стола и отойдя от него, вытащил из кармана сотовый телефон. Сделав заказ, вернулся за стол. Удовлетворенно вздохнул и посмотрел на Юленьку. — А ты курносая, приедешь ко мне в гости с мамой?
Карие глаза девочки вспыхнули огнем:
— Приеду, если мама возьмет…
— Но Юленька, в этом году, у нас с тобой ничего не получится. — Соня начала было оправдываться. — Я еще весной отгуляла отпуск…
— Ну может, можно что-то придумать?.. — Миша с откровенной надеждой посмотрел на молодую вдову. — Хотя бы на недельку… Я в конце лета буду свободен, повел бы Юленьку в цирк, зоопарк…
Тут тетя будто спохватилась:
— Миш, а ты захвати Сонечку с собой. Ей завтра спозаранок вставать и мчатся в город… — они с мужем переглянулись. — Заодно она от всех нас тебя и проводит…
— А что, можно!.. — искренне обрадовался Миша. И грустно добавил: — Давно меня никто не провожал…
Соня почему-то смутилась. «Они меня специально с ним провожают… — пронеслось у нее в голове. — Ну не так, так по-другому… Ох и не умеешь ты хитрить, дорогая свекруха…»
— Мама, ты привези мне мою Барби. В пятницу… не забудь, ладно?.. — девочка вопросительно посмотрела на мать.
— Хорошо, привезу…
В аэропорту, Миша смотрел на Соню и думал, что должен во что бы то ни стало постараться сделать так, чтобы жизнь этой женщины стала совсем иной. Нельзя жить прошлым, нельзя. Она еще так молода и красива, грех прятаться от жизни и довольствоваться лишь ее жалкой имитацией. Хотя сам он только и делал это, до недавнего времени. До того самого концерта, где он встретился с ее откровенным взглядом. Ее глаза тогда в зале, заглянули в самую глубь его души, и все там перевернули. Перевернули до основания. Им еще предстояло хорошо узнать друг друга. Понять и принять себя такими, какими они были. Вполне возможно, что это произойдет не сразу. Естественно, что торопиться не стоит. Но ему очень хотелось верить, что их совместное будущее зависит только от них.
— Ты – звони мне… — попросил он.
Сонины глаза широко распахнулись:
— А ты?..
— А я как доберусь до места – сразу же позвоню. И буду звонить часто… — Миша заглянул ей в глаза. — Странно. У меня такое чувство, будто я сейчас оставляю тебе частичку самого себя. Со мной раньше никогда такого не было!..
Она с недоверием посмотрела на него и тихо произнесла:
— А у меня такое ощущение, что мне хотят заморочить голову…
— Это не в моих правилах!.. Но по всему видно, что ты мне не доверяешь!.. Ладно, оставим это на потом. Я только очень прошу, не забывай нашу беседу. Поверь, что я был искренен… я тебя торопить не буду, так как понимаю, что еще очень мало времени для тебя прошло. Тебе тяжело свыкнуться с мыслью, что как бы там ни было, а жизнь идет вперед… Короче, позволь мне заботиться о вас. Большего я не прошу…
Соня смотрела на него и думала, что сейчас он улетит от нее, может быть и навсегда… «Ну согласись с его словами, чего тебе стоит… пусть он назавтра и не вспомнит о тебе, зато твоя память – с тобой. Ты-то его будешь помнить! То немногое, что было…» А что было? Ничего. Лишь долгий разговор до первых петухов в саду. Всю свою жизнь они рассказали друг другу… Давно уже не было на душе такого умиротворения, покоя. Давно… как не стало Вани. «Прости меня, я ни в коем случае не предаю память о тебе… — пронеслось у нее в голове обращение к образу мужа. — Мне просто показалось, что я встретила родственную душу и все. И у этой родственной души – своя жизнь. А у меня – своя…»
Миша нежно прикоснулся губами к Сониной щеке и пошел на посадку. А Соня молча смотрела уходящей атлетической фигуре в след и думала о том, что Миша с Ваней, все-таки, похожи не только внешне. На сколько?.. – это покажет время.
Розы славы и любви
© Copyright: Людмила Андреева -Виталинка, 2019
Свидетельство о публикации №219042801411
Свидетельство о публикации №219042801411
Рецензии