Записки от безголовья

***
Кто скажет, в какой по счету раз меня тянет пересматривать эти фотографии, как будто мне их только что показали? Можно подумать, на них и впрямь можно увидеть что-то особенное. И почему на живого человека смотришь с меньшим вниманием, чем на его фото?
Я помню, как было холодно в тот день, – но сентябрьский лес еще не успел порыжеть, и осеннее солнце пока не стесняется самого себя, как положено осеннему. Дым от костра заслоняет лица, но лучи то и дело выхватывают их: они смеются. Даже те, что по жизни привыкли к суровой мине. У нас у всех уже есть прошлое, но его не так много, чтобы захватить нас целиком, окольцевать, притянуть к земле. Того, что будет, – в тот день у нас было больше.
А глаза такие, будто только оно у нас и есть.
Я смотрю опять и опять – и тоненькой, холодной иголкой пробегает мысль: как же я взгляну на эти неизменно счастливые фотолики, когда кого-то из нас уже не будет?.. Что за вздор – ведь мы же бессмертны! Так смотреть и смеяться могут только они. Уходят другие, а мы – мы будем жить вечно. Да разве мало вам этого солнца на щеках, этих радужных оболочек, поймавших его отражение?!
Как… неужели не верите?..
Мы же бессмертны…

***
В детстве у меня был лес. Сейчас от него почти ничего не осталось. Мой первый, любимый друг, который изменит тебе только тогда, когда его не станет.
Прошло время, – и каждый раз, встречаясь с подобными ему, я как-то забываю, что все они – укрощены, приручены, лишены своей прежней мощи, наводившей ужас. Наши предки знали это тверже нас: лес опасен. Лес страшен. Лучше лишний раз не переступать границ его царства.
Но он бывает таким и теперь.
Особенно ночью. Но не летней, когда мелькают в траве светлячки, – не осенью, когда он молча и мокро скорбит о самом себе, – и даже не зимой: тогда его дороги светлее от снега. Нет, – ночной лес по-настоящему страшит ранней весной: его пробуждение началось, он зашевелился, но еще не вспомнил себя, и заходя в его влажную непроглядную темноту, ты никогда не знаешь, что скрывается в ней…
Среди людей у меня есть друг, – который похож на такой вот темный весенний лес. Его душа еще до конца себя не знает, – но в ней уже проснулась и затаилась дивная, поющая жизнь.

***
Обычная утренняя маршрутка. Коробка с гудящими нервами. Пятнадцать человек – бок о бок и лицом к лицу. Каждый соблюдает неписаное правило этого крохотного государства: не смотреть друг другу в глаза.
И без того чересчур близко. И без того – на какие-то двадцать минут столько жизней пересекается, не прося ничьего разрешения. Ты можешь только гадать, бросая взгляды на случайных попутчиков, – но никогда не узнаешь наверняка, что у этой женщины в белой куртке, которая сидит около окна, растет ребенок с неизлечимым заболеванием, что для нее уже стали почти привычными неизбежные и поначалу пугающие визиты к врачу, и каким-то непостижимым образом ей удается ехать и жить со спокойным выражением лица. А эта, у другого окна, лет на двадцать моложе, ждет сегодня звонка – она лучше других знает, от кого! – и похоже на то, что дождется… На заднем сиденье, с плеером в ушах, с озабоченным видом: предстоит тяжелый разговор с шефом, но если сегодня вечером ты кого-то должен встречать, то держи ухо востро – напротив тебя дважды была замужем и дважды разводилась. Впрочем, не во многом-то ее и обвинишь: ведь как ни крути, а первый ее муж…
– На остановке, пожалуйста!
Все, – тебе никогда уже не узнать продолжения. Обычная утренняя маршрутка, коробка с гудящими нервами и неоткрытыми судьбами, едет дальше.