Театр, голые факты и фанера

Некоторые персонажи новеллы, участники и свидетели происшедшего: 1. Эдгар Прошкович, 2. Юра Полушин, 3 Сергей Шустов и 4. Сергей Воликов.

***
«Бани у нас неплохие, мыться можно» – это начало «Бани» Михаила Зощенко. Я знал этот рассказ в юности наизусть, да и сейчас помню почти дословно. Считаю, бани – это полное общественное обнажение, полное оголение, и ничего с этим не поделаешь, остаётся только смириться.
   
Когда мы на курсе увидели друг друга в бане, один из нас сразу же получил прозвище «Болт», и, чтобы понапрасну не пугать никого, чтобы хоть как-то уменьшить эффект увиденного, и чтобы не обижать «Болта», на курсе прижился эквивалент первоначальному, уменьшительно-ласкательное – «Болтик».
   
Про другого нашего однокурсника родилась целая история. Было замечено, что он периодически зачем-то отводил голову влево, словно хотел посмотреть за своё левое плечо, затем голова возвращалась в исходное положение и так повторялось по нескольку раз.
   
Никто не мог объяснить, почему и зачем он это делает. Некоторые умники на курсе безапелляционно заявляли – это нервный тик. Стали наблюдать и заметили – движения головы происходили чаще, когда он о девушках рассказывал, следовательно, говорили они – это реакция моторных (мышечно-рефлекторных) зон головного мозга как результат перенесенной раннее психотравмы на любовной почве. Вот такие делались первоначальные выводы.
   
Секрет этого феномена был раскрыт после того, как мы увидели нашего статного «качающего-головой» в бане. Дело в том, что нашему аполлону «Болтик» годился, разве что, только в младшие братья, и когда аполлон двигался, а его «маятник» уходил вправо, голова, вполне закономерно и вынужденно, отклонялась влево, чтобы тело могло сохранить равновесие. Вот она разгадка! Вот они голые факты! Вот он укор курсовым умникам …
   
Никто не задумывался, чем хорош оперный театр? А что общего между театром и подворотней? Эту тождественность для меня впервые открыл Вульфий. Началось всё с мелочи, когда Вульфий после очередной «винистической акции» выходил от Дроня и, попав в Петроградскую подворотню, делал так: поднимал указательный палец вверх, словно указывая направление звуку и тем самым без лишних слов привлекая внимание, раскрывал рот и его диафрагма выдавливала вполне сформировавшееся оперное «Ааааа!!!» Акустический эффект был замечательный и было видно по лицу нашего однокашника, что он им доволен.
   
Для тех, кто не в курсе – Вульфий обладал центральным басом, по крайней мере, он так сам говорил, а я, далёкий от музыки вообще, и от оперной в частности, ему верил. Это уже потом я понял, что Вульфиев было много, как и низких музыкальных регистров: бас-профундо, центральный бас, высокий бас и бас-баритон, и Вульфий, в зависимости от своего настроения, выступал для своих сокурсников в разных ипостасях.
   
Тому, на кого он хотел произвести впечатление, говорил, как бы между прочим: «А не прогуляться ли нам в Петропавловку!», – и там в подворотне, выходящей на Неву, он играл на гитаре и пел, на своём поле, на котором равных ему не было. Девушки визжали от восторга, окружая его, оставляя в растерянности наших расписных курсовых кавалеров.
Вульфий, зная особенность звучания своего голоса в подворотнях, намеренно искал такие помещения, в которых звук приобретал бы неповторимые музыкальные оттенки.
   
А вот, что рассказывал Шустов. Иногда на старших курсах некоторые представители нашей компании (Воликов, Прошкович, Полушин, Барашков, Попов и я) ходили в баню на ул. Чайковского. Баня самая заурядная, не подумайте, ни какая-нибудь там элитарная сауна, – обыкновенная, без излишеств. Всё как везде: предбанник, мыльная, парная.   
   
Привлекала она тем, что помывочная была не очень большая и довольно чистая, а в предбанник можно было выйти «остынуть», и восстановить потерянное после парной с помощью пивка, принесенного с собой. Выносить пустые бутылки банщики, по известным причинам, запрещали.
   
Одно из мест в мыльной занимала ванна с ледяной водой для любителей экстрима после парной. Мыльная была не квадратная – в ней имелся закуток около парной, который был не видим с основной части зала. Это банное помещение отличалось изумительной акустикой, весь секрет которой заключался в том, что невозможно было определить, откуда исходил звук.
   
Очередной раз попарившись, наша компания повыскакивала из парной в общий зал. Прошкович улегся в ту самую ледяную ванну. Воликов спрятался в закутке и, неожиданно для всех моющихся, во всю мощь голоса запел куплеты Мефистофеля из оперы Шарля Гуно «Фауст»: «На земле-е-е весь род людской / Чтит один кумир свяще-е-н-н-ый, / Он царит над всей вселе-е-н-н-ой, / Тот кумир — телец златой!».
   
Откуда раздавался оперный голос для моющихся, кроме нашей компании, оставалось загадкой, и все стали крутить головами. Видя это замешательство наш импровизатор Прошкович среагировал на недоумение окружающих мгновенно, и лежа в ледяной ванне стал синхронно открывать рот и жестикулировать. Все в мыльной были уверены, – поет парень из ванны.
   
Когда куплеты закончились, баня взорвалась овациям и криками «Браво!». Надо отдать должное Прошковичу, Эдик весьма благосклонно отнесся к восторженному обожанию толпы, не вылезая из ванны, привстал и артистично раскланялся. Моющиеся остались чрезвычайно довольны, они получили все удовольствия: помывку, парную, пиво и концерт классической оперы от Прохи.
   
Когда Шустов закончил свой рассказ, у меня промелькнула мысль: «Вот она настоящая добротная, можно сказать классическая, фанера. Вот оно – классическое надувательство – и наши рассказы не идут с ним ни в какое сравнение, ибо чистая правда». Когда же я представил, как Вульфий вышел из закутка в расчете на аплодисменты с довольным лицом, – мне стало грустно.