Не пинком под ту самую пятую точку

«БРУДЕРШАФТ»
или
«Не пинком под ту самую «пятую точку»»




Дабы больше экстренно не спасать «ситуацию», «мой переводчик» решил пригласить моих коллег по работе, на сей раз из самого (в сам) Китая, а меня оставить, «в роли какой-то» «по культурному обмену».

В общем, и в целом, такая роль мне уже даже стала привычной. Я-то не в курсе всех этих «ихних обменов». Значит, в общем, и в целом, какое мне дело?

Но вот, где и в самом деле мне все дела были не только по интересам, но и по собственному вкусу, так это, естественно, «в сфере Великого Искусства», хоть ты его Китайским (не без Великого) назови.

Моё великое Китайское Искусство продолжалось, а я училась тем временем «не обтекать, а культурно впитывать».
…
По началу «дело было в офисе современных визуальных СМИ». 

Так вот, «эти все СМИ», во всех странах мира, приблизительно одинаковые. И, где касается дело культуры, – вечно задерживаются.

Хотя, если честно, я так не считаю, так как строго убеждена, что они (эти все СМИ) просто дают время «всем остальным неопаздунам» собраться не только с душой, но и «с грандиозным телом». А уж потом, всем этим телом с душой, и – от чистого сердца, в принципе, и достоверно, можно уже браться за культурную работу.

Хотя тут уже, совершенно должно быть стыдно культуру называть работой, как таковой. Потому как культура и искусство, созданы небесной рукой «только и всегда, – для истинного удовольствия».

Наше удовольствие продолжалось на сей раз «без варёного сыра тофу», но – «с новым и бесконечно талантливым моим китайским другом», которого я, «и без этого всего прочего», вообще называть не буду, по той простой причине, что совершенно не помню, как его зовут (ни единой буквы).

Но зато, я помню, как он достойно выглядит и помню совершенно «все наши почти что интимные нюансы без НЮ».

Откуда им было взяться? в моей-то китайской, «максимум культурной жизни».

Так вот именно оттуда (из ниоткуда) они все и взялись – «из максимум культурного обмена».

Мы зашли в многообещающую многоэтажку, где-то в Пекине.

Всё очень просто и обыкновенно. Не уверенна, что это была постоянная мастерская моего безымянного нового Великого Художника, но точно и отчётливо помню, что инструменты для творчества там, к тому времени, были в полном сборе. «Публика вдохновения» непосредственно в наших лицах – тоже.

Среди всех и прочих, естественно, мы – «своей не без святости троицей»: «мой переводчик», Лиу и я – «девушка на три-четыре буквы».

К тому времени, как вы все помните, я полюбила ждать.

А знаете всё почему?

Когда нечего рассматривать, и некому удивляться? удивляйтесь и рассматривайте не только свои новые возможности, но и способности.

Ведь по жизни, так уж вышло «в нашей ритмике постоянства», нам вообще некогда этим всем самым интересным заняться. Мы же (если очень честно) не успеваем присмотреться к себе. Вот же в чём вся проблема!

Эдуард Асадов писал: «Остановитесь, чтобы увидеть душу».

Вот именно тем мы в Китае («при всех культурных обменах») и занимались. Пока вот (на сей раз и поначалу), в этом экспромтном офисе. 

Сидели, ждали и рассматривали наши и «ихние» души с определённым интересом, с особой щепетильностью и, что самое важное, – ни от кого не завися и никуда не спеша.

Ох уж этот Жванецкий! Со своим: «Моё повидло…» «хочу ем, хочу… (как хочу)», где совсем не обязательно мазать (им) асфальт.

Жизнь на самом-то деле – не «обезъянничество».

Жизнь – это вроде некого парадокса, когда много чего есть сказать, но вот, «зараза»-«невезучка», некому-то.

Вот  на самом-то деле – кому?
Китайцам?
На Великом и Могучем?..

Кстати… Да… – очень даже хорошая идея, которая могла придти в голову «только в великом ожидании интригующего момента».

А «момент планировал» (тем временем) вот-вот наступить, а не склеить.

Так он же и начал таки поступательно наступать.

Сразу (в ту пору) в дверях появилась моя новая китайская коллега.

А я-то – «вся такая крашенная» блондинка»». А она-то – ««вся такая» с шикарным «брюнетчатым париком»». И тут уж, вы (хоть и с трудом), не поверите, но «всем нам натурально не натуральным», а всё-таки было очень даже комфортно улыбаться друг другу. 

Я думала, что мы ровесницы, но вот сама та дистанция, которая держала нас друг от друга «без всяких обниманий», говорила об обратном. И это «обратное» перевёл мне «мой переводчик».

Что – да, это моя коллега, но – нет, – далеко не сверстница.

«Ну и что?..» -
«Любимый Жорин вопрос без Достоевского».

Какая тут уже разница? когда мы все собрались «с единой целью в том съёмном офисе»  (не то павильоне). А цель та была, во-первых, – лицезреть «современное искусство без варёного сыра тофу». Во-вторых, приобщится к Великому современному Искусству Китая. И в- главных, – научится рассматривать себя. И если не со стороны, то хотя бы с того самого боку, откуда очень даже высока и, «ой, как хорошо» и – здоровски видно.

Мне именно так и было видно.

Пришёл, как свет, но не из тьмы, а – «в номер ожидания высокой культуры», «тот, кто готов был дать мастер-класс».

И мы его, все собравшиеся, получили.

Не сдачу.

Не по морде тряпкой.

«Не пинком под ту самую пятую точку», «без пятой колонны».

А – «по полной программе».

Программа же, тем временем, начиналась уже привычным для зрителей (а сейчас читателей) способом – с того, что мы «впитывали «всеми доступными нам частями» благородного тела». 

Я так – глазами и «железным другом Фотиком», а «все посвящённые», – «плюс ко всему прочему»,  – ушами.

«Не посвящённым» же, приходилось всё компенсировать (для своего не посвящённого тела) эмоциями, которые, по случаю, переходили в «ненавязчивую тактильность».

Тактильность, между прочим, мой профессиональный, но прежде – «врождённый конёк».

Не «белая дикая лошадь», не «тёмная необузданная лошадка»… Пусть «для всех тех аллегорий», «без сильных расхождений во всех смысловых нагрузках», «называйте, мой конёк морским».

«Мой морской конёк», «по всем констатациям», просыпался во всей своей прекрасной амуниции, – где душа музицировала, а зрение восторженно хлопало глазами.

Люблю я природные дары!

Сколько же интересного в нас самих таится! – что порой аж страшно, – что совершенно нет никакого дела до всех остальных.

Этот случай срабатывает порой и со мной. Но, естественно, этот самый случай, по своей счастливой случайности, в Китае наступить со мной попросту не мог, т.е. – «ни единому китайцу! на все те пятки!».

Так вот…
… даже если с ванной вдруг исчезнет пемза, не особо-то расстраивайтесь, так как «морской конёк» расцелует ваши пяточки «и без пемзы до неузнаваемости».

Моя же неузнаваемость потихоньку испарялась не в миллионном, а в миллиардном обществе. А восторг всех органов ощущений набирал свои пределы «с каждой новой каплей впитывания».

Представьте себе, что питался даже «загадочный парень на четыре буквы». То бишь – серенький, не без морщинок познания, – мозг. Этот-то «невероятный мускул» подтолкнул меня ближе к делу, ну, и соответственно, – к телу современного Великого Художника, который, тем временем, творил.

Зачем вообще рассказывать о картинах?

О картинах говорят сами картины.

Как по мне, то куда поинтереснее, – рассказать о той самой атмосфере, которая дышит всем этим творчеством.

Вот потому-то, я всё ещё и рассказываю.

Но это только, – что касается мастер-класса. А, что касается всего прочего, то мы ещё до него доберёмся.

И поверьте вы мне, «журналисту с путеводными заметками», в Тибеты пока ещё идти не очень-то обязательно, по той самой простой причине, что с первого раза такой восход может получится только у тех, кто испытывает «восторг уже только от идеи восхождения».

Послушайте себя.

Есть у вас подобное чувство?

Ну, хоть «ноточка»?
Ну, хоть капелька?
Ну, хоть вообще – «одна единственная мурашечка» бегает ли по телу от всего происходящего?

Нет?

Собирайте все свои части души и тела и – «на выход!», как говаривал мой Великий Переводчик.

Странным было то, что в ту встречу, «никто не сообразил на выход». Значит, и, скорее всего, все «заразно и с задором» начали копаться в самих себе.

А вот это, господа мои, (хоть и не все офицеры), – замечательно.

Замечайте всегда и всё самое лучшее и только тогда «всё это счастье с удачей», как «и хорошее настроение, не покинет больше вас».

А мы, тем временем, и в самом деле, «широко улыбались с широко раскрытыми глазами». Мы же «печатлились на все памяти», которым это было нужно.

Потом?..
...последовало «интервью с исправленной оплошностью». То бишь, – мои китайские коллеги брали «то самое подготовленное интервью» у Великого современного Художника. И «плюс» к нему, как «жменька изюма в пасхальный кулич», – у моего неподражаемого Лиу.

Чем же на самом деле был неподражаем мой Лиу?

А он, не будучи Гуинпленом, улыбался «всегда, без слова «постоянно»».

Он вообще, – родился с натуральной, не «оскальчатой улыбкой». Такой (представьте себе) доброй и неподражаемой. Что если на самом деле представить, то не увидеть(?) – невозможно.

Думаете, он улыбался исключительно для меня? (мне так бы тоже хотелось бы думать, так как это бы мне безусловно бы польстило), но я-то точно знаю, что он таким неподражаемым родился.

«Всей нашей неподражаемой компанией», после всех запечатлений и впечатлений, мы направились…  Куда? Естественно, – в ресторан.

И там, на сей раз, в наших кругах не уменьшилось моих любимых китайцев, а – только приросло. И приросло на столько, – на сколько я впитала китайской культуры в этот день.

Я всегда сидела далеко от «моего переводчика». А он, тем временем, был среди нас всех «здорово собравшихся» самым, что ни на есть, настоящим индивидом. Так как он, – «единственный, который знал не единственный мировой язык общения». Он их вообще-то знал целых три! и все – мировые: русский, английский, китайский.

Я была в восторге.

Был ли в восторге он?

Откуда же мне знать? если «мой переводчик» – самая таинственная личность на Земле.

Никулинским «Мама Мия, кургуду!» – дело дошло до «брудершафта»…

… и мы, с моим Великим Художником, его сделали.

Очень нежно. (Хоть и безукоризненно прилично).

Ведь я-то (к тому времени) на приличном уровне знала лишь единственный мировой язык, и то – не тот, который знал Современный Художник Китая по правую руку.

Люблю пить вино в художественной компании.

Особенно – если по правую руку сидит художник, с которым можно сделать «брудершафт».

Тут уж даже «мой переводчик» был в восторге.

Который, «после всех тех культурных ресторанов», сказал «на выходе из»:

- Ну, ты блин даёшь!
- Я?
- Ну, ни я же?
- А кто вас тут всех знает?

Так вот для того, чтобы лучше меня узнать, «мой переводчик», решил меня познакомить и «с местным колоритом без вуали».

И мы с ним, ««завуалировавшись» под туристов», отправились в русский ресторан в Пекине. Кто-то подумает, «чтобы догнаться», а мы то (на самом деле), – «чтобы разоблачиться чуточку больше друг перед другом».

Про пирожок, где «сели, поели и дальше пошли», – так это уж точно не про нас.

Ведь мы-то, с «моим переводчиком», «на пирожков тех» совершенно не похожи.

Откуда? – Когда собственная энергия их у нас тут же забирает в корзину и – «по всем тем лесам!» и даже – «без всех тех красных шапочек».

А нам же оставалось те самые пирожки «печь да печь».

Пекли.

Но для начала – заказали по порции русских пельменей… Естественно, – со сметаной.

На сколько? пельмени были русскими? «я точно не отдегустировала», но тот градус, который в наш организм вливался, в общем и целом, – был вполне себе русским.

К нам подсели.

Люди.

Двое… Пара… Муж и жена (как они говорили. И с чего бы это нам не поверить? что всё «в той самой достоверности без вуалей» всё так и было). Они приехали в Китай «не за впитыванием культуры», и «не по культурному обмену», а всего-то – «за обувью для индивидуальной коммерции».

Я же, на самом деле, – никакой вам не сапожник. А только себе так помаленьку учусь.

И не для того, чтобы стать матёрым сапожником, а, чтобы не оказаться вдруг без обуви вообще.

Так вот учёба, после тех моих тогдашних впечатлений, заходила самым медленным способом, т.е. – никак. И посему, я решила «в русско-китайском ресторане на другом конце света» потанцевать.

«Мой переводчик» поначалу подумал, что я так чуть-чуть пошутила. Но думал он так только «до тех золотых времён», пока не начался медленный танец. И я, как «китайская (со славянским акцентом) королева» решила устроить белый танец.

Пошла себе и – пригласила… Высокого, видного парня славянской внешности. 

Он оказался из (откуда никогда не представишь на другом конце света) Могилёва и звали его (не как иначе, как) Александр.

Ничего не подумайте (вдруг), он был моего возраста и – совершенно без усов (так как я очень люблю).

Но вот сам факт, что – в Пекине! «в никому неизвестном ресторане»… буквально за соседним столиком, как в той песне «В шумном зале ресторана, средь веселья и … Пристань загулявшего поэта». Спасало «ситуацию» только одно. Я была – не поэт, а – всего-то поэтесса.

Восхищало (ко всему прочему), то самое незаурядное совпадение, что «мой переводчик» был тоже с тех мест, откуда и мой видный партнёр по танцам. И восторгало то событие, что он («мой переводчик») даже неким дивным способом «приревновал». Ему «почти что не понравилось», что мы весь танец проговорили с тем видным парнем. Ведь о чём мы говорили? слышали только мы.

И все те разговоры сработали в нужном русле.

Во-первых, «мой переводчик» вышел танцевать.

Во-вторых, мы перестали добавлять градус по всему организму.

В-третьих, мы лицезрели, как в русско-пекинском ресторане танцуют грузины.

И в- главных, мы больше не ходили в рестораны, чтобы «догнаться из-за ностальгии».

Где там?

Куда там? всем тем ностальгиям за нами-то было угнаться.

Ведь в тот самый раз мы то ехали в «наш совместный отель» на такси с песнями, которые пели не по радио на их могучем и международном, а ехали мы все под мои песни, т.е. «в моём исполнении на единственном и могучем». «Мой переводчик», боясь «моего задорного состояния», отсел в первый ряд к водителю.

Видимо, пытаясь ему «впитать сказку» о том, что «все русские женщины такие».

Но!..
... если вдруг дело дойдёт и до этого перевода! то я вас прошу, не пугайте миллиардное (с большим плюсом) население, потому как – не все такие, а точнее, – вообще такая только я!

Потому как «в нашем неподражаемом культурном мире», все в своём роде единственные.