Черепки

Уже довольно давно оставаться наедине с собой означало для старика погружаться в воспоминания. И не обязательно счастливые. Они были дороги сами по себе.
Ну, вот, хотя бы это. Он ещё в младших классах. Первый в его жизни пионерский лагерь. Он не хотел ехать, очень не хотел. Через несколько дней обгорел до пузырей на утреннем солнце. Причина: слишком белая кожа, слишком мало пигмента. Нет защиты. К вечеру поднялась температура. Положили в изолятор. Он лежит в большой просторной комнате. Один. Ветерок колышет занавески на окнах, тишина, птичий щебет. И главное- никому от него ничего не нужно. Не так уж много нужно было такому человечку для счастья. Через несколько дней его забрали домой.
Вот ещё. Снова лагерь. Он уже постарше. Глухие удары по мячу над волейбольной сеткой в быстро темнеющем сумраке. Высокая изгородь. Вокруг лес. Тёмный, чужой.
А вот светлое, радостное. Средние классы- пятый, может быть, шестой. Весна, май. Он где-то на Владимирской горке, подальше от скамеек и аллей. Рощица. Лежит на траве. Всё вокруг жужжит, стрекочет, ползает. Везде. И по нему, в том числе. Бегут, подгоняемые ветром, облака.
А ещё, помнится, приходила к ним девчушка с маленьким братиком. То ли родственница, то ли дочка одной из маминых подруг, и они втроём бродили по улицам, по, изнывающим от дневной скуки, садам. Однажды он и сам был у них дома. Только это и сохранилось в памяти и ещё, что была она в ситцевом платьице и стоптанных туфельках  и что звали её Шеля. А потом (он был уже студентом) ему рассказали, что она познакомилась с курсантом, вышла за него замуж. После училища уехала с ним в Армению и погибла под завалами в том страшном землетрясении в Ленинакане.
Почему-то пришло в голову сравнение: осколки. Да, да. Вот именно осколки. Памяти, надежд, мечты, что там ещё? Разве не так? Чаще всего. Вдруг всплыло лицо Эрика. Эрик был старше на два, а может и на три года. Жил через дом от него. О дружбе с Эриком можно было  только мечтать. Да, собственно, и не дружба это была, скорее, шефство. Так вдруг захотелось Эрику. Сентябрь, бабье лето, они вдвоём по дороге в школу, на большой перемене, во дворе на спорт. площадке. Он был на седьмом небе. Эрик-высокий, красивый, с тонкими аристократичными чертами лица, интеллигентая, отнюдь не бедная семья. А у него.. Мать - бухгалтер, бабушка,дедушка - портные. Что-то всегда гладилось на темно-сером сукне на столе. Только недолго это продолжалось. Надоело Эрику. На том всё и кончилось. И ещё. И это очень важно. Может стоило бы написать об этом  отдельно? Но.. Вспоминать, так вспоминать. Скажите вы можете себе представить детство без кино? Я - нет. Вот куда можно было уйти, позабыв обо всём на свете. Кино и было той самой " Дверью в  стене "( Помните из Уэльса?). Как уютно, замечательно, сказочно становилось всё, как только контролёр отрывал кончик билета. Да разве передашь?
И ещё была библиотека. Вы заметили: ведь там была храмовая тишина. А она и была храмом. Вполне. Скажите, вы хоть раз слышали, чтобы в библиотеке кто-то кричал или хотя бы повысил голос? Наоборот. Его понижали. Потому что - храм. И если бы требовалось снимать обувь, делали бы и это. По той же самой причине.
Увы. Всё это в прошлом. Ушел праздник, который таки был всегда с ним, если, конечно, были деньги на билет и посчастливилось его купить. Нет больше и храмовой тишины библиотек и читальных залов, потому что их тоже нет. Ну, есть ещё немного. Что это меняет? Вопрос времени. Есть интернет. Прекрасно, доступно, удобно, море информации. Ура!  А праздника нет и храма нет.
Старик задумался. Память. Странная эта штука. В сущности, её можно поделить на ту, что хочется вспомнить и ту, что хотел бы забыть. Только не получится, потому что вторая, как клеймо, несмываема и, как судьба, непоправима.
- Почему детство, любое детство всё равно счастливое?- подумал старик.- Да потому что детство не знает или-или. Оно ещё не научилось лицемерить, мельчить, приспосабливаться. Оно ещё, слава богу, не знает всего того, от чего потом растерянно и одиноко погибает душа. Вот почему детство не бывает несчастным и любая мелочь, любой эпизод из детства, который  удалось вспомнить, кажется драгоценной находкой, как археологам черепки далёких эпох, потому что, в конечном итоге, черепки эти - кусочки, собранного по крохам, счастья. Ни больше, ни меньше. Потом он  ещё долго сидел, уже не думая, не вспоминая. Смотрел на ликующую от света, солнца, воздуха жизнь, просто сидел с закрытыми глазами. Со стороны казалось, что спит.