Лавочка. А под лавочкой жучки

   Наша группа из шести человек уже набрана. Встречаемся шестнадцатого июня по указанному адресу. Берите с собой красивые вещи!
   Есть! Берем!
   Я паковала вещи. Давно купленная, но ни  разу не надетая юбка, была моей гордостью. Бледно – зеленая, длиной в пол. Все! Ее время пришло. Я хочу быть красивой и накрашенной. Накрашенной! Чего я не делала несколько лет. Не хотелось. Так устраивало. А сейчас хочу! Хочу и серьги в ушах, и губы красные. Соскучилась по себе.
   Больше пяти лет у меня не было желаний. Они умерли вместе с мамой и сестрой.  Или застыли тогда же так надолго. Растопить их могло только время.
Когда приходят письма от незнакомых людей, я их удаляю. Боюсь. Спам или вирус. Ничего хорошего. А это прочла. Случайного ничего не бывает.
«Набирается группа из шести девушек для проведения перезагрузки. Шесть дней, пять ночей. Жилье в экзотичном месте».
   Я совсем не боялась. Было волнение. Это очень новое для меня. И нужное. Мне именно этого не хватало. И я схватилась за предложение. И ожила. Небольшая, незначительная цель, а принесла мне столько обновлений. Сумку достать и протереть. Туфли перемерять. Косметику сложить. Да! Не забыть купить тушь. А то уеду с засохшей тушью. И парфюм. Мой любимый парфюм! Я вся вибрировала новизной и желаниями…
   Белое строение в траве. Высокая, некошеная трава, чуть не в пояс. Метелки созревших семян треплет ветер, чуть позже летом они разлетятся и приживутся повсюду, где можно.
   Дом по типу казармы. Фундамента нет. Как стоит? От входной двери прямой длинный коридор. Налево блок с отдельным входом, где общая комната с большим деревянным столом и  небольшие комнатки. Три. Наша первая от входа. Все маленькое. Ну, может, три на три метра. Две односпальные кровати с железными матрасами. Это такие,  плетенные ромбиками из проволоки. Простенькие тканные покрывала. Кровати стоят вдоль стен. Между ними одна тумбочка. Две не поместятся. Пахнуло далеким детством и пионерским лагерем. Моя сумка кажется большой по сравнению с этими скромными размерами. Куда и вмещать ее.
   Мы приехали первыми. Я и Настя, девушка, которая работает администратором на ресепшене в крупном офисном здании.Ее работа: проверить паспорт и выписать пропуск на вход, а дальше улыбка и рукой показать, где турникеты. Она сбежала сюда от однообразия, за которым терялось что-то главное.
Пока я вытаскивала и раскладывала на  спинку кровати одежду, раздался шум и женский хохот, и ввалилась еще компания. Недостающие четыре. Мы с Настей облокотились о косяк двери и смеялись вместе с ними, хотя не знали причину смеха. Но это было и не важно. Мы были вместе, и тема для веселья подходила любая. Главное, что весело и непринужденно. Здесь и сейчас нет ничего, что мешает быть самой собой.
   Нам всем нужны эти шесть дней, как воздух. Каждая из нас приехала сюда на встречу с собой новой.
   Мы договорились, что каждая девушка в свой день будет готовить для всех какое -то свое блюдо и угощать. Это предложение всем понравилось. Мы готовы были помогать друг дружке на вторых ролях на кухне и не мешать советами.
   Сегодня вечером вызвалась угощать Анна, молодая женщина лет тридцати. Она сказала, что знает необременительные рецепты и готова всех освободить от помощи. И будет рада.. И бла-бла-бла… И мы все помчались по своим комнаткам готовиться к вечеру. Гладиться, наряжаться и краситься. В общем, быть красивыми.
   Мы не стали ждать вечера и сели за стол часа в четыре. Не обед, не ужин. Я была ужасно голодная. И ела все подряд. 
Анна начала свой рассказ. Замужем. Сын четырех лет, страдает аутизмом.
   На сердце потяжелело.
   Есть вещи, от которых женщина хочет спрятаться. Анна тоже хотела. Хотела проснуться утром, а ничего этого нет. Сын здоров. Муж не уходит в плавание на 13 месяцев.
   И не смешно. Потому что ей ото всего смешно. Говорит серьезные вещи и смеется. Я уже это встречала. Это такая защитная реакция. Говорит фразу и смеется. Еще фразу, и опять смеется. Про таких говорят, она слишком эмоциональная. Не умеет держать себя в руках. А все не так.  Она не смешливая и поверхностная. Она измученная. Так происходит, когда нет сил на другие эмоции. Есть разный смех. Этот не связан с юмором. Лучше так. Потому, что если не смех, то это были бы слезы. А со стороны кажется, хохотушка. Ей пальчик покажи…
   Мы решили пойти на море, покормить скатов. Что это за предложение? Кто его придумал? Не знаю. Но все тут же засобирались на море. Кто-то взял сырую куриную ножку, ту часть, что называетcя голенью. И веселой ватагой мы потопали к морю. Солнце еще не село, чистое, нетронутое побережье. И нет глубины. Как – будто на плоскогорье налили воды, и она никуда не стекает, стоит большой лужей. Мы стояли в воде, почти по колено. Дарья опустила в воду сырую куриную ножку. Не бросила, а именно опустила. И тихо сказала: «Смотрите». Все стояли и смотрели на колеблющуюся ножку. Так казалось сверху. Откуда – то взялись скаты. Два. Небольшие, в диагонали сантиметров по двадцать.  Они как  будто подхватили зубами с двух сторон эту ножку и потащили ее подальше от нас, в глубину. Мы аккуратно сделали несколько шагов вперед. Чтобы и дальше наблюдать. Появились еще скаты. И еще. Эти были совсем крупные. Сантиметров по шестьдесят. Они шевелили своими крыльями, как оборками на платье. И все делали одно и то же. Они толкали ножку все дальше и дальше вглубь моря…
   Поздно вечером мы разговаривали о карме. Это очень тонкая и странная тема. Для тех, кто не хочет доверяться интуиции, странная и несуществующая. Для других – вполне реальная. Мы говорили о том, что когда в семье необъяснимым образом так серьезно болен малыш, то ни причин, ни времени у него не было в этой жизни, чтобы так прогневать небеса. И, конечно, когда такой ребенок приходит в семью, это карма всех. У каждого – своя. У Анны – своя, у мужа – своя, у ребенка – своя. Но понять это можно, только выйдя за пределы одной жизни. Заговорили об астрологах. Лиля сказала, что она знает  очень талантливого астролога, и стала искать в телефоне ее номер. Анна пошла за своим телефоном, записать, она верила в многократные жизни и в вечную душу.

   Второй день пребывания. На столе в стакане стоят полевые цветочки. Какая – то ранняя пташка уже позаботилась о красоте. Я застала на кухне Дарью. Она сказала, что сегодня она приглашает за свой стол, и будет готовить украинский борщ. Я возликовала. Кто и когда сварил  бы мне борща. Последний борщ, надо сказать страшно вкусный, с пампушками и салом с чесноком, я ела в кафе возле ледового дворца после хоккея. Мы сидели с А.Д. возбужденные и голодные.  Нас еще держали эмоции проигрыша его любимой команды. Больше, конечно, А.Д., но и меня за компанию. Люди заражаются эмоциями друг от друга. И тут нам принесли борщ. Такую порцию я бы ела неделю, если до дна.
   Дарья молчала и резала. Проснулась и пришла на кухню Анжела. Кофе. Прекрасное утро! Еще столько времени впереди. Я вышла на улицу.
Из двери налево возле стены - лавочка со спинкой. Я автоматически подумала. Лавочка, а под лавочкой жучки. Так говорила моя сестра, которая умерла. Она так в детстве объясняла, где мы живем. Где, где? Известно, где. Дом. Лавочка. А под лавочкой жучки.
   Я заглянула под лавочку. Пусто.
   На борщ мне однозначно везет. 
   Дарья – молодая девушка, у которой проблемы в отношениях с мамой.
   - По настоянию мамы поступила в ВУЗ. Через год бросила, так и не полюбила экономику. Поступила в институт, который выбрала сама. Институт культуры, направление драматургия. Мама от горя заболела, сказала, эта специальность денег не принесет.  В первом ВУЗе была первая любовь. Пришлось расстаться, потому что мечта об обучении на сценариста требовала переезда в другой город.
   Анжела сказала, что ей надо на кухню, замочить рис на плов. Завтра ее день. И вышла. Дарья продолжала.
   - Жить с мамой отдельно мы не можем. Она больна. И нуждается во мне. Да и я, по большому счету, не хочу. Жить вместе трудно. Она не понимает, почему я другая. Работаю в Детском дворце творчества. Дети. Репетиции. Вечером  допоздна – работа над сценарием. Никакого режима. Устаю. Денег много не платят. Бюджетная сфера.  Мама это воспринимает, как свое пророчество. Меня считает непрактичной.
    Она заплакала.
    - Наш театр называется «Синяя птица».
    Она уже улыбалась. Женские эмоции!
    - Все так хотят и ждут счастья, что в каждом городе есть своя синяя птица.
    Мои воспитанники – талантливые люди, многие из них пишут. Когда она занимают призовые места, это и мой результат.
    То, что я делаю, приносит мне счастье, но когда я прихожу домой, я почти оправдываюсь за то, что я как – то не так живу.
    Я испытываю чувство вины перед собственной матерью за то, что не в состоянии дать ей достойную или хотя бы обеспеченную старость.
    Однажды в период криза она лежала в больнице. Ее уже выписывали, и я приехала ее забрать. Она стояла на выходе из палаты, прощалась. Она выписывалась не одна. Спросила, мы поедем домой на трамвае? Я ответила, да. Она посмотрела мне в глаза и сказала.  А за этими женщинами приедут дети на машине. Ничего особенного не сказала, но при этом отхлестала меня по щекам. Фигурально, конечно.
    Спроси меня, а могла бы я работать экономистом? Сидеть ежедневно с девяти до шести. Каждый день. Каждый день. В страшном сне не хочу себя представить за этим столом.
   - Кем работала твоя мама? И чем она болеет?
   Из кухни неслись запахи чищенного чеснока, резанного лука. Анжела приступила к приготовлению плова. Она почему – то захотела начать сейчас. Иногда она заходила, стояла в дверном проеме, слушала Дарью и опять возвращалась в кухню.
   В этот вечер мы сидели долго.
   Ночью я все – время просыпалась, мешали запахи из кухни. И звуки, шкворчало мясо, лилась вода из крана. Анжела ночью готовила плов. Отговорить ее от этой затеи нам не удалось.

   Утром третьего дня я была на улице не одна. Мне компанию составил кот. Он лежал под лавочкой и грелся. Вокруг лавочки рос подорожник. Куда без него? Ближе к дорожке совсем низкий и с небольшими, белесыми, неразвитыми листьями. Я - то знала, каким бывает подорожник. Там, где  земля твердая и утоптанная, он всегда такой. А с другого края лавочки – зеленый, листья большие и упругие продольные прожилки.
   На завтрак, днем и вечером был плов. Огромный поднос плова. Он был очень - очень желтым от специй, в нем торчали изюм, барбарис, квадратные кусочки мяса. Произведение кулинарного искусства.
   Анжела с утра была героиней дня. И получала заслуженные похвалы. Плов был прекрасным.  Анжела очень переживала за плов. И привезла с собой и барбарис, и зиру.   Искренне радовалась нашим похвалам. Похвалы тоже были честными и искренними.
   Вечером Анжела поведала про гражданского мужа. Она говорила быстро, заготовленным текстом. Живет с ним шестой год. Он не предлагает жениться. Так и не развелся. Хотя с женой не живет. О причинах говорит, никаких нет, и все - равно не разводится. Работают вместе со своим гражданским мужем. На ее предприятии. Начала предприятие сама. Потом, когда стали вместе жить, то потихоньку и вместе работать. И уже он настаивает на условиях пятьдесят – на пятьдесят. Она возмущается и обижается. Считает это бесчестным с его стороны. Но продолжает с ним жить. При попытке предположить, что он – альфонс, Анжела запротестовала и стала его защищать.
   Говорить особо не пришлось. Анжела сама говорила, сама себе противоречила. Ждала чисто женской поддержки, по принципу, он – козел. Вникать,  разбираться с ситуацией, и собственным поведением, не собиралась.
   Расторопная, говорливая и открытая. В той части, что говорила сама. В той части, где слушала - нет. Там работает программа, "я лучше знаю". 
   На похвалу плову она сразу откликалась, улыбалась, шутила.  И повторяла, и вам спасибо, я старалась для вас. С похвалой в ее паре было явно что-то не так. Дефицит. Но сказать вслух никто не захотел. С Анжелой есть ограничения. Похвала - да. А не обсуждение похвалы. Казалось, что пловом она еще раз подтвердила себе, что она – хорошая хозяйка. А, значит, у нее есть ресурс удержать Костю.
   На улице капал дождь. Не шел, а так, именно капал. Но с улицы потянуло прохладой. Мы объедались пловом. Болтали о разном – девчачьем. 

   Утром было сыро после дождя. Это было утро четвертого дня перезагрузки.
Сегодня угощала Лиля. И мы решили пообедать дома. А вечером пойти в поселок. Купить домашнего молока. Просто погулять, мы еще ни разу не выходили к людям.
   Ближе к вечеру мы вышли спаянным, дружным, громкоголосым, красивым коллективом.  Времени никто не наблюдал.
   Мы шли по грунтовой дороге, одна другой красивее.  Настя от самого дома  шла с веточкой в руке. Она чертила ею за собой дорожку. Дорожка получалась кривой. И все шутили про кривую дорожку судьбы.
      В поселке мы спросили, не держит ли кто корову, купить молока. Нам показали, как пройти. Пройдя несколько домов, мы поняли, что идем верно к нужному адресу. Потянуло навозом. Но нас это не расстроило, а рассмешило. Проехались по соседям, которые уже принюхались.  Хозяйка сказала, что надо подождать, она еще не доила корову.
     Молока мы купили.  И очень обрадовались. Можно без большого ужина. А молоко с куркумой.

   Лиля рассказывала свою историю отношений со свекровью. Она – второй раз замужем. Вышла недавно. Переехала к мужу. Живут в двухкомнатной квартире вместе с его мамой и племянником. Сестра мужа оставила ребенка и уехала на заработки. Подросток их не стесняет и не создает проблем. Хуже с мамой мужа. Она подозревает Лилю во все грехах. Не верит в замужество по любви. Следит. И подслушивает под дверью, когда та разговаривает по телефону. А потом нашептывает мужу. Чего добивается?
   Правда, удивляет. Надо подумать, что она отражает своим поведением? Люди не встречаются просто так. Когда люди встречаются, это обязательно зачем-то. Что-то понять в себе. Обратить внимание на какой – то процесс, который застоялся и требует обновления. Выработать новую черту характера, о которой раньше не подозревала. В конце концов, чтобы просто услышать фразу. Она будет для другого человека и по другому вопросу, но в чем – то, адресно для тебя. Так устроен мир.
Мы пытались выудить, чем особенно неприятна ей свекровь? Что Лиле не нравится в свекрови особенно сильно? Свекровь что-то отражает, скрытое у Лили внутри.
   - Чем не нравится? Она всем дает задание: мужу, внуку. Попыталась мне. Но я ее остановила, сказала, мы с мужем сами разберемся.
   Ну, вот и разгадка. Одна, во всяком случае. Лиля командует мужем. Возможно, скрытое руководство.
   Лиля принесла из кухни два вареных яйца, зажатых в руке. И хитро - прехитро улыбалась.
   - Ну что? Кто сможет раскрутить яйцо и поставить его вертикально?
   Вертикально? Я никогда об этом не слышала. Мы бились на Пасху цветными яйцами. А больше...
   Она смеялась и вызывала на соревнование. В какой руке? Анна стукнула по левой.
   Ей досталось целенькое. Они стали раскручивать яйца, каждая на своей половинке стола. Яйца вертелись, как заведенные. Аа! Чуть не слетело со стола. Второй раз. Яйцо у Анны ударилось о стакан и сбило себе темп, остановилось. Мы загородили ладонями край стола, чтобы яйца не слетели со стола. И сидели все при деле. Мы, с растопыренными ладошками. А девочки пытались раскрутить свои яйца до вертикального состояния. Яйцо Лили, действительно, встало почти вертикально. Причем, не в самом начале кручения, когда казалось-бы набрало силы, и не в самом конце,. А где-то посерединке, потом завертелось медленнее и остановилось.
   - Ну, колись.
   Мы ждали. Здесь явно какой-то подвох. Или секрет. Яйцо, как яйцо.
   - Я засмеялась, когда Анна выбрала целое. Мне это и нужно было. Потому что, чтобы оно встало вертикально, надо, чтобы оно было чуть разбитое с широкого конца. Да, ладно! Это не я такая умная. Муж показал. Также поспорил в гостях и выиграл. Кстати, что я выиграла?
   Мы аплодировали и делали удивленные лица. Подыгрывали ее фокусу. Кстати, который удался. Лиля сегодня удивляла.
   Мужа она любит. Тут свекровь ошибается, скорее всего, ревнует.
   Анна быстро вернулась с одуванчиком.
   - Победителю – одуванчик. И не мыть посуду.

   Утром я проснулась от шороха и приглушенного разговора. В общей комнате стояли заспанные девушки. Анна собиралась домой.
   Рано утром ей позвонил муж. Сказал, что ребенок по ней скучает. Не ест, не играет, сидит и молчит. А когда встает, то ходит одной узкой дорожкой, как – будто идет по тропинке, и ему важно не оступиться. Муж сказал, что он больше не может на это смотреть. У него сдают нервы.
   Анжела тоже стала собирать сумку. Благодарить нас за компанию. Ей казалось, что если она еще задержится, то с Костей что - нибудь случится не то. Надо ехать к делам и «брошенному» голодному Костику.
   Мы их проводили до дороги. И еще не знали, чем заняться.
   В общей комнате было пусто и тихо. Я заглянула в комнату к девочкам, которые только что уехали.  Над дверью тикали часы. Тик. Тик. Я повернулась. Я была одна.
   Выглянула в длинный коридор. Пошла в бытовую комнату. Девочки стояли рядом над раковинами и чистили зубы. Пена стекала в металлическую раковину с кругленькими дырочками по кругу. Такие раковины были очень давно. В  моем детстве.
   Что-то изменилось. Я чувствовала это. Настя сказала, что они тоже будут собираться. Днем будет еще один автобус.
   Почему? Не открывая рта, а только взглядом спросила я, мы же еще не успели рассмотреть твою проблему.
   Так же молча Настя ответила, что прошла перезагрузку. Она привезет домой новый рецепт плова, скатов, куркуму, яйца и нас. И, вообще, теперь, когда она знает, какой  требовательной бывает жизнь к другим, ее проблема не кажется ей такой уж глобальной. Надо ехать. Ехать. Надо делать дела. В голове много планов.
   - Ты собиралась мне сделать прическу.
   - А я сделаю. Приеду к тебе на день рождения и сделаю.
   Я вернулась в наш блок. В комнате, откуда только что уехали девочки, стояли новые жильцы.
   Большая. Очень большая пожилая женщина кавказской национальности. И козленок, маленький белый козленок. Она его привязывала к ножке кровати, чтобы не вышел на улицу, и не потерялся в траве.
   Да, оперативно. Хозяин данных апартаментов времени не теряет.
   Женщина разогнулась. На ней был черный платок, который закрывал почти все лицо. Черная блуза. Черная юбка. Черные хлопковые чулки. Черные кожаные мягкие чувяки.
   - Здравствуйте.
   В дверь блока вошли еще два человека, ее взрослые сыновья, они заносили ее поклажу, которой было много. Они вежливо и застенчиво улыбнулись. И ничего не сказали, они как-бы и поздоровались, и извинились улыбкой.
   Я сидела в дальнем углу общего коридора на полу и плакала. Я так и не надела свою зеленую юбку. Я ее берегла на свой день, на завтра. Которое теперь будем другим. И даже юбка в нем будет иметь другой смысл.
   Подо мной была рыжая метлахская плитка. Я чувствовала каждый ее бортик и рисунок. Эта плитка тоже из моего детства. Парадный зал в школе, где проходили линейки и где мы учились с сестрой, был тоже выстлан метлахской плиткой.
   Мне было мало. Мало! Я хотела еще.
   Когда перестаешь плакать, начинаешь видеть. Закон жизни.
   Мы встретились, чтобы что-то отразить друг в друге. И расстались, чтобы продолжиться друг в друге.
   В мое завтра войдет не каждый.  И мне в чужое завтра войти нельзя.
   Завтра будет реальна только память о сегодня. Реально сегодня. И реальна память. И реальны мы, блуждающие между реальностями.
   Я быстро встала, собрала свои вещи в сумку. И пошла прощаться с лавочкой. Когда я присела на корточки и заглянула под нее, я почти знала, что они там.  Там ползали муравьи. Маленькие, черные. Я положила на землю руку. Земля прохладная и сухая. Они стали по руке ползать туда и сюда. Заползать, спускаться. Быстро так. Еще ближе мы уже не могли быть. Через какое-то время я сказала. Всё. И мягко стряхнула муравьев на землю. Они слетали не сразу, а как  будто приклеились. Чтобы скинуть последнего, пришлось потрусить кистью. Я отерла пыль с ладошки о шорты.
   Она была рядом. Моя …
   Лавочка. А под лавочкой жучки.