Цена одной затяжки

Иду по пустынным улицам города. Поздно. А мне не спится. Причина моего внутреннего беспокойства – сегодняшняя находка: в кармане сына обнаружена пачка сигарет.
   Жену попытался успокоить: сын почти взрослый, и то, что он начал курить, еще не самый худший из пороков. Да и какой же это порок? Так, дурная привычка. Привычка....
   Я присел на скамейку в сквере. Вспомнилось собственное детство. В пятнадцать лет мне тоже хотелось быть взрослым. Тогда я с друзьями-одноклассниками, затаившись в кустах, затягивался едким дымом от сухих листьев (с табаком в то время было трудно), завернутых в "козью ножку".
   А иногда мне удавалось стащить две-три сигареты у отца. Он был заядлый курильщик. Начатые пачки с сигаретами он оставлял всюду. Мать прятала их, надеясь хоть как-то уберечь отца от этой отравы: у него было одно легкое, второе, прошитое пулей под Ленинградом во время войны, врачам пришлось удалить. Не- смотря на их советы и постоянные просьбы матери, он продолжал курить. А я пользовался его небрежностью в отношении к сигаретным пачкам и потихоньку таскал это зелье.
   Но однажды он застал меня на месте преступления. Не знаю, кто из нас в тот момент растерялся больше: я или он. Вообще-то отец мне доверял и, видимо,даже мысли не допускал, что я способен на такое. Неприятный холодок страха прокатился через мое сердце. Однако вспышки отцовского гнева не произошло.
–Та-а-а -к... – протянул он, и его густые брови поднялись вверх. – Ну что ж, бери всю пачку, если появилась потребность. Чего испугался? Запрещать тебе курить считаю делом бесполезным, запретный плод сладок.
   «Куда уж слаще!» – подумал я, и от одного воспоминания о курении язык у меня стал деревянным.
   Отец сел за стол, какое-то время, казалось, рассматривал свои руки. Когда же он поднял голову, в его глазах скользнула усмешка:
–Надо матери сказать, чтобы покупала тебе легкие сигареты, «Юность» называются. И название же придумали! Тебе скоро шестнадцать. Вырос – и не заметили как... Так вот, кури уж лучше в открытую, коли на обман ради этого идешь. – И словно точку всему разговору поставил:
–Я не запрещаю, но и не одобряю! Понял?
   Я кивнул. Но радости от предоставленного права выбора не почувствовал.
–Между прочим, – продолжал отец, – у меня друг на фронте погиб, и может быть, из-за одной затяжки табаком... – Кадык отца судорожно заходил вверх-вниз. Достав сигарету, он повертел ее в пальцах и сунул обратно в коробку. – Хороший парень был. Большой, сильный. Петром звали. Однажды он меня от верной смерти уберег. Случайность, правда. И все же я ему до сих пор за это благодарен.
–Па, расскажи, а, – робко попросил я.
   –Расскажу, раз начал. Остановились мы тогда на привал. Многие расположились на ночлег в брошенных немцами при отступлении окопах. Остальные – кто где. У меня мешок спальный был. Влез я в кузов полуторки, забрался в мешок и моментально уснул. Вдруг слышу: кто-то тормошит меня. Глаза открыл: он, Петро. «Пошли, – говорит, – Иван, в землянку, там уютней. Хорошую я землянку нашел, с буржуйкой, чайку согреем».
   Только отошли мы от машины, как внезапно налетели немецкие бомбардировщики. Едва успели залечь, первой же бомбой – бац! – и от полуторки, где я спал, одни щепки остались... Петро улыбается: «Вот мы    с тобой и побратались, Иван».
Отец замолчал.
–А как же он погиб? – нетерпеливо спросил я.
–В ту же ночь он пошел на задание. Нам нужен был язык. Немцы расквартировались в одном белорусском селе. Этой ночью они гуляли по какому-то случаю в клубе. А в хате, что стояла рядом с немецким штабом, жил штабной офицер. Его и решили похитить.
   Большой группе в село незаметно не  пройти. А Петр — разведчик бывалый, силой Бог не обидел, к тому же знает немецкий язык. Он пойдет один. Риск немалый, но другого выхода мы не нашли.
   Предполагалось, что офицер вернется с гулянки где-то за полночь. Петр, переодевшись в форму немецкого офицера, с помощью хозяйки спрятался у нее. План был такой: когда немец вернется, Петро, не поднимая шума, поговорит с ним по душам и выведет за околицу села как лучшего друга. Там их встретят наши разведчики.
   Первая часть операции прошла успешно. Петр, притаившись за бельевым шкафом, томился в ожидании. Гуляние затягивалось, со стороны клуба все еще доносились музыка и пьяное пение. Петру страшно захотелось курить…
   Под утро, когда ожидавшие его за околицей товарищи уже потеряли надежду, в селе раздались крики и выстрелы. А через некоторое время запылала огнем соломенная крыша той хаты, в которой находился наш разведчик.
   Потом мы узнали, что он не выдержал и закурил. Вошедший в сени немец, у которого нюх был, как у овчарки, потому что сам не курил, сразу же уловил запах махорки и, почувствовав недоброе, поднял тревогу...
   Вот так до обидного глупо погиб мой друг Петро. Отец, казалось, забыл обо мне, и, не мигая, смотрел на свет настольной лампы.
–Давай договоримся, – как бы очнувшись, сказал он, – бросаем курить вместе.
Я с радостью согласился. Но хорошо помню, что тогда не мог поверить в то, что отец сдержит свое обещание. Он даже по ночам просыпался от желания покурить. Но отец, в отличие от меня, сдержал слово. Жить ему оставалось совсем недолго. У него был рак единственного легкого. И он тогда уже знал об этом.


Октябрь, 1978