М. М. Кириллов Рыла и рыльца Очерк

М.М.КИРИЛЛОВ

РЫЛА И РЫЛЬЦА

Ассоциации с великим Гойя

       Лет 65 тому назад мы с моей будущей женой, впервые побывав в ленинградском Эрмитаже, увидели картину великого испанского живописца Гойн. Портрет молодой женщины. Как-то обидно стало, что такой богатый музей располагал всего единственной картиной этого художника. Но рядом с картиной были офорты этого же автора в витринах. На них были изображены задавленные горем люди, буквально облепленные тесным роем каких-то гадких грызунов или птиц. На их головах, плечах и одежде. Причём так плотно, что несчастным, кажется, трудно было даже дышать. Да и смотреть на эти картины было как-то невмоготу. Мне даже показалось тогда, что художник таким образом осязаемо выразил состояние не только своего личного, но и общественного удушья.
       Я не рассматривал офорты подробно. В них изображались людские пороки, и это было интересно само по себе. Но было и то, что обязательно повторялось в каждом из них. Показалось, что на подавленных горем людей обрушилась лавина безжалостных рыл и рылец. Я даже сам невольно и назвал увиденное мною в офортах именно так. Во всяком случае, это было что-то наглое. Как же должно было трудно жить самому художнику, подумал я, при создании им. этой уродливой нечести. 
           На ознакомление с работами Гойи (это было без экскурсовода) ушло минут 15. Я увидел и понял только то, что успел. Узнавать что-то большее было невозможно, в голове тогда только что поместился весь Эрмитаж. Но сейчас я только об этом коротком воспоминании и пишу. Читателю, который хотел бы узнать больше, должен найти другого писателя или иначе получить дополнительные сведения.
        Прошло с тех пор лет тридцать, а я об этой единственной встрече с Гойя, не знаю почему, даже не вспоминал, хотя в Эрмитаже бывал много раз. Вспомнил я об этом почти забытом впечатлении только в девяностые годы, прочитав статью драматурга Виктора Розова о звероподобных мутантах, которых он увидел в стрелявших из танков по Дому Советов и из автоматов по безоружным москвичам в Останкино в 1993 году. Сейчас этих мутантов чаще именуют гибридами.
     Вот тут-то прежние видения рисунков Гойи как бы вспыхнули во мне. Рыла и рыльца, мутанты, гибриды – это же, в сущности, одно и то же. Времена объединились. Их объединило что-то античеловеческое. Просто Гойя был одним из его провидцев.
      Последующие события в нашей стране в те недавние 90-е годы разворачивались трагически. О самом художнике я и тогда знал немного. Что я знал? Придворный художник, приближённый испанского короля Карла IV, а так беспощадно выразил наступивший ужас перемен того времени. Оказалось, что и Гойя по своему то же жил в эпоху «лихих девяностых», но в 18 веке, ровно за 200 лет до хорошо известных событий у нас в России и, видимо, то же внезапно испытал кризис уничтожения всего святого и человечного, случившийся в то время, и выразил этот ужас как мог своей фантазией.
       А что тогда было-то? Шла Великая Французская Революция, на гильотинах гибли народные  герои, на Европу наваливался деспотичный Наполеон Бонапарт. Это отражалось на соседней Испании. Устои шатались, наступило время перемен. Наверное, как-то пострадал тогда и сам художник или испугался за себя и за свой народ, подумал я. Художник «кричал». Именно тогда  из его рук вырвались эти страшные офорты. Как пишут, их было несколько сотен, но поначалу их просто не заметили. Не до того было. И только десятилетия позже их всех растащили по музеям мира. Что-то попало тогда и в Эрмитаж.
       Одинокий крик люди часто не слышат. Помните, норвежскую картину с названием «Крик», на которой изображён такой неуслышанный крик одиокого человека на мосту? Может быть, таким был и крик Гойи ?
       Удивительная всё-таки история. Гойя - художник больших классических картин 18 века, широко известный и почитаемый, и его – офорты – то же событие, но не столько в живописи, сколько в истории и философии человечества. Событие, насколько я знаю, редкое в искусстве.
        Что это было? Это было обличение им наступившего зла доступными средствами. Его рисунки «кричали»!
       Таковы были его его «девяностые» годы. Жаль, что наши 90-е годы, спустя 200 лет, не родили своего, российского, Гойю. Хотя что-то типа хрюкающего Гайдара и пьяного Ельцина с ложками в руках в иторической памяти народа всё же осталось. И хотя тревожный стон по всей Руси тогда раздавался широко, не нашлось нового Некрасова, чтобы выразить народную боль и обличить зарвавшуюся свору. В то время в каждую семью и в каждый дом вползли новые «рыла и рыльца», вползли так же, как в 1941 году вползли фашисты. Конечно, это не было временем Французской революции, но это было сопоставимое несчастье. Люди кричали, конечно, но больше терпели и молчали. Об этом мы знаем больше, чем о Гойе.
        А что в последние годы? Знакомые всё лица! Я, конечно, хорошо вижу «догадливых» сенаторов в полуметре от себя не видящих вороватых собратьев по бизнесу, долгопрудно-добродушных Борис Борисовичей, («чистая правда»), истлевших от любви к народу  яблочников, перемудривших самих себя бывших ельциноидов и предателей Родины, легко узнаваемых сучек с сахарными зубками, прости Господи. Много их  накопилось во власти и в ток-шоу. Да и в обычной жизни. Конечно, это уже другие времена и персонажи других офортов. Но они и есть современные «рыла и рыльца». Расплодились. У них одна генетическая матрица, они же вечные. Гойя нельзя забывать, он необыкновенно современен.
        Тут, на днях, опять пришлось вспомнить Гойю. Знакомый старичок-сердечник, набегавшись по этажам поликлиники за результатами своего обследования, никому не нужный, в отчаянии обозвал всех лаборантов такими же «баранами», как, по его мнению, и вся ныне существующая власть. И действительно. Что в поликлинике, что в ЖЭКе, что во властных структурах. Порядка нигде нет, справедливости нет, даже элементарной жалости нет, одна лишь навязшая оскомину «общенациональная» идея. Живи, как хош! Вот и вырвался из его собственного «офорта» - ёмкий и выразительный образ «баранов»!
       Пришлось старичку объясняться. Какие же лаборанты - бараны!? Это власть - бараны, уткнувшиеся в кормушку. Поговорили-поговорили, на том без обиды и разошлись. А почему собственно бараны? Так ведь мужичок этот про гойевские офорты с рыльцами ничего не знал и даже в Эрмитаже не бывал. И вообще, кто сказал, что мы плохо живём!
        Но как-то всё больше понимаещь: времена меняются, а «рыла и рыльца», как их не назови (даже баранами), остаются. Получается, что и Гойя далеко не ушёл.. Имейте это в виду.
         Два слова по поводу этих моих давнишних коротких и более поздних ассоциаций с рисунками Франсиско Гойя. Я попытался в том малом, чем располагал тогда, увидеть большое. Мне показалось, что это удалось, хотя часто бывает, что и в большом малого не разглядишь.
        Но меня упрекают «учёные соседи» в том, что я вместо капитального анализа большого полотна искусства, что, конечно, требует большей полноты знаний, увлёкся поверхностной оценкой случайных наблюдений. Надёргал и смешал разные времена и их философские идеи и офорты. Получилось, как если бы я вместо великого Александра Македонского ограничился Василием Ивановичем Чапаевым с его табуретками, вместо могучей панорамы песни «Русское поле» всего лишь его единственным колоском, вместо большого мастера Гойи  и какими-то самопровозглашёнными мною «рылами и рыльцами» в его знаменитых офортах. Где Гойя, а где я! Подавал вроде бы такие надежды, а получился какой-то литературный мусор. Надо же, так продешевил…
       На самом деле, и Гойя остался самим собой, и рыльца рыльцами. Они же и в старой феодальной Испании, и в сегодняшнем буржуазном Саратове. Что-то нагло жрущее. Не замечали?! Античеловеческая суть их одна.
       Как это у Маяковского? «А Вы ноктюрн сыграть могли бы не флейте водосточных труб?» То есть почти из ничего. Да ещё за кикие-то короткие пятнадцать минут, но на всю жизнь? Надо же! Даже впечатления могут быть значимыми. Или что-то всё-таки не так?