Картина

Я часто задаю себе вопрос – почему я не умею рисовать? Так порой и хочется взять мольберт, краски, палитру, набор кистей, устроиться поудобнее где-нибудь в парке и целый день рисовать летний пейзаж или же делать иллюстрации своих снов. «Так научись! Запишись в художественную школу!» - скажете вы. Да, возможно, там меня научат определенным навыкам и даже, может быть, я стану рисовать хотя бы, как говориться, «на троечку». Но все это будет вымучено, выстрадано. Рисование скорее будет для меня работой, чем отдыхом и отдушиной, а без длительной практики, если такова возникнет, и вовсе утратится всякий навык. Любой талант дается Богом, а развивать его или нет, это уже дело каждого. Таланта рисовать мне не дали, но зато дали малюсенький отросточек таланта высказывать свои мысли на бумаге. А это, я считаю, везением куда большим, так как художник может отобразить на холсте только то, что видит перед собой, я же могу описать все, что впереди меня, сзади, сверху, снизу, справа или слева. А затем еще добавить описание запаха, вкуса, температуры, чувств и еще многих параметров. Такой некий куб образуется, в центре которого находится читатель, или как сейчас модно говорить – в 3D.

Ну и что же я вижу? Темновато как-то… Прохладно, где-то +10. Хотя раньше теплее было. Миллионы собак сидят на цепи в намордниках у огромной, противнейшей, слизкой, страшной золотой жабы. Вроде улыбаются, но вон бульдог ждет, когда маленькая чихуахуа хоть на мгновение отвернется, и тогда он с большим удовольствием, без малейшего угрызения совести моментально проглотит ее крохотную горсточку корма. А на ее тихое гавкание он сможет просто перегрызть ей шею…

Сверху тучи, под ногами чернозем, справа был лес, но его все меньше становится, ведь какая польза от него? Слева река пропадала, без дела текла, шумела, и решили, что хватит иждивения, пусть делом займется. И стали собаки ходить туда в туалет. Сзади какой-то туннель мрачный и там далеко виднеется свет.  Спереди тоже туннель, длинный причем, намного длиннее, чем тот, который сзади, но вот что-то без конца он. В черноту уходит.

Молодые щенки дворняги бегают из стороны в сторону, заглядываясь на золотые ошейники породистых собак. Те, в свою очередь, ищут малейшую возможность сверкнуть перед массами гравировочкой «Тузик». Мол вот он, туз, а вы все семерки, восьмерки, да и валеты, пойдите прочь. Потом ошейник царапается, бледнеет, а то и вовсе теряются и о тузике все забывают.
Шарпей таксе блох искал, мячик уступал, воды из своей миски испить давал, но однажды запутался в своей ржавой цепи, и стала жаба его душить, пусть и не специально даже, испугалась тогда трусливая такса, вскочила и убежала в толпу. А шарпей пропал.

Миттельшнауцер лает без остановки на камень, забор, столб, да и вообще на все и всех. Так она пытается достучаться, что всем срочно нужно вырыть яму, потом забраться в гору, прыгнуть с нее, найти оголенный провод и лизнуть его. Вообще молодец она. Столько сторонников и единомышленников уже.
 
Вертит пафосно мордочкой болонка, нарядная вся, с ума сводит брутальных овчарок, мастиффов и доберманов. Прям каждого норовит понюхать. Лаются кабели, ощетинились, хвост стрелой у всех. Да толку то потом? Спустя десяток сражений и баталий, выясняется, что эта шмакодявка ни команды «апорт» не понимает, ни плавать не умеет и даже охотится ни она, а за ней! Тьфу! Лишь мудрый зенненхунд выбрал скромную маламутку и счастлив. Хотя какое счастье на цепи… Да еще и повезло ему. Многие маламутки пытаются болонками стать, рефлекторно думая, что так надо.

И лишь в сторонке, все понимая, понурив морду, с грязной шерсткой, голодный, уже чуточку слепой гордо сидит одинокий старый московский сторожевой и мечтает тихо сдохнуть.