Наш дом. Глава 3

      Глава 3. Семья Кулагиных

      - Борь, а Борь, почему двигатель называется двухтактным?
      - Понимаешь, Левка, в цилиндре происходят разные процессы, так вот...
      - Борь, а почему двигатель называют дизелем?
      - Ну вот, смотри, на мопеде есть свеча, она поджигает бензин в цилиндре, а у дизеля...
      - Борь, а Борь, почему???
      Так я "доставал" старшего сына наших соседей ежедневно. В любую свободную минуту я оказывался у "нижних", так их называли, и приставал к которому-нибудь из их сыновей. Возился со мной в основном старший - Борис. Борис оставил в моём детстве самые светлые и неизгладимые впечатления, но я, как всегда, тороплюсь рассказать о самом запоминающемся, нужно по порядку.
     Кулагины жили под нами на первом этаже. Обычно, когда квартира наверху освобождалась, жильцы первого этажа просили в сельсовете, распределяющем жильё, разрешения занять её. Дом стоял не то, чтобы на болоте, но в квартирах на первом этаже бывало сыровато, и в подполье подходила весной вода. Однако, на второй этаж нужно носить дрова и воду, и, видимо, просчитав все плюсы и минусы переселения, глава семьи Кулагиных, Евгения Георгиевна, не дала на подобное действо добро.
     Евгения Георгиевна, как и Надежда Константиновна работала в школе учителем начальных классов и являла полнейшую противоположность последней. Невзрачная на вид, небольшого росточка, одетая дома весьма затрапезно, она держала своих мужчин в ежовых рукавицах и все решения принимала единолично. Авторитетом в семье и доме она пользовалась непререкаемым. Если она поставила себе какую-то цель - она под неё нагибала всё семейство, пока не наступал желанный день воплощения задуманного. Основной её целью было перебраться в город и, в конце концов, они скопили нужную сумму на кооперативную квартиру и переехали.
     Евгения Георгиевна в моей памяти осталась замечательной хозяйкой. У неё всё получалось, за что она не бралась, будь то торт "Наполеон", цветник перед домом, шитьё нарядов или огород. Она сегодня считалась бы трудоголиком, но тогда такого слова я не знал. Довольно скоро они переехали из нашего дома в другой, поновее и на две квартиры. Переезд запомнился тем, что вместе со скарбом в машину загрузили ящики с землёй для рассады, что изумило всех во дворе. Но теперь-то я понимаю, что Евгения Георгиевна и тут проявила свою житейскую мудрость, мало ли какая земля окажется на новом месте, а тут уже всё известно и проверено. Основательность и рукастость во всём, что она делала, запомнились мне на всю жизнь. Она тоже вышла на пенсию до того, как я поступил в школу, и как об учительнице воспоминаний о ней моя память не сохранила.
     Полную противоположность Евгении Георгиевне являл её муж, Николай Софронович. Статный красавец, всегда прекрасно одетый, с пышными, рано поседевшими волосами и военной выправкой бывшего офицера. На внешности, пожалуй, и заканчивались его прекрасные качества, разве что ещё он замечательно играл на гитаре и пел старинные романсы. В остальном, к жизни не приспособленный вовсе, он  по сути являлся в семье четвёртым ребёнком, всем рулила жена. Николай Софронович работал в школе учителем истории. Немного позже моего поступления в школу, его назначили директором, но проработал он меньше года, командовать огромной школой у него не получилось. Я удивляюсь, как он командовал солдатами, будучи офицером. Человек добрейшей души и характера, он никогда ни с кем не спорил и не повышал голоса, всегда соглашаясь в сложных решениях с мнением жены. В противоположность ей он ничего толком не умел делать руками, а то, что делал, получалось аляповато. Но, видно так устроено в жизни, что одному в радость, другому - горе. Как об учителе тоже не могу сказать ничего, я проскользнул по истории мимо него.
     У четы Кулагиных росли три сына. Старший, Борис, унаследовал всё лучшее из характеров родителей. Добрейший в отца, он имел железный характер матери и, если что задумал, остановить его уже не мог никто. На мопед он сам заработал и сам купил его, в планы матери не входило тратить деньги, как она считала - впустую. Внешность ему досталась мамина. Невысокий, однако спортивно сложенный, он в любых ситуациях оставался авторитетом и не только во дворе. По моим детским впечатлениям он знал всё, ни одна моя почемучка не осталась без его ответа. Наверно, в нём пропал великий учитель, потому что он обожал возиться с младшими, и они платили ему тем же. Запомнился такой эпизод после приобретения мопеда. Ребята во дворе сгрудились около него и стали расспрашивать, что в мопеде и как работает?
     - Да всё это вам сейчас Лёвка расскажет! - пацаны захохотали, мне не было и шести лет.
     - Давай, покажи-ка им как и что тут работает, - обратился Борис ко мне.
      Я не спеша рассказал то, чему научил меня Борис. Ребята открыли рты и после этого так снисходительно ко мне не относились. Но главное, я запомнил, с какой гордостью за меня, посмотрел на них Боря. Наверно, повезло солдатам, у которых он стал командиром. А может и Николай Софронович тоже на войне был таким.
      Мы долго дружили с ним. Он уже поступил в военное училище в Риге и приезжал в отпуск, но всегда во дворе рассказывал как там и что и интересовался, как я учусь и живу. После училища судьба закинула его в ЗГВ, в Германию, и связь с ним потерялась. Не знаю я, жив ли он сейчас и где, если жив.
     Второй сын, Саша. Тоже мамина копия, но с полностью отцовским характером, учился он не напрягаясь и звёзд с неба не хватал. Достался ему и отцовский талант к гитаре и пению, однако никуда он его не приложил, просто гитара сопровождала всю его не очень длинную жизнь. Когда Кулагины переехали в город, он освоил какую-то рабочую специальность и трудился на одном из заводов. Возвращаясь как-то с работы, он умер прямо в автобусе, и его нашли родные в морге лишь через несколько дней. Так трагически закончилась его жизнь. Моя детская память сохранила его весёлым пухленьким добряком, с неизменной гитарой и песней Высоцкого о друге из "Вертикали", которая так и осталась его визиткой.
      Младший сын, Вовка, рос маминым баловнем, как большинство младших во многих семьях. Постарше меня лет на пять, он представлял собой тот сорт дворовой шпаны, которой трудно удержаться в дозволенных рамках. Покуривал втихаря и баловался портвеем "три топора", как он его называл. Имея отцовскую внешность и умея играть на гитаре, кружил головы девчонкам и рано женился. Учёба давалась ему легко, и он не особенно в ней напрягался. Поступать, что тогда было престижно, в какой-нибудь вуз не стал и, как Саша, освоив незамысловатую специальность, работал в городе, куда они переехали, на заводе. Его я тоже потерял из виду, но, начав писать это повествование, думаю, что найду кого-то из них. Интернет мне в помощь и родственник в полиции того городка, куда они переехали. Пока я узнал только, что Николай Софронович умер в две тысячи втором году. Светлая память ему и Саше.