Самоубийства. Ги де Мопассан

Посвящается Жоржу Леграну

Не проходит и дня, чтобы мы не прочли в газетной хронике следующие строчки:
“В ночь со среды на четверг жильцы дома №40 по улице … были разбужены двумя выстрелами, следующими один за другим. Звук раздавался из квартиры г-на Х. Дверь была открыта, и жильцы нашли его, лежащего в луже крови и ещё сжимающего револьвер, который послужил причиной смерти. Г-ну Х. было 57 лет, это был добродушный мужчина с хорошим чувством юмора, у которого, как казалось, было всё для счастья. Полиции ничего не известно о причинах самоубийства”.
Какое глубокое горе, какое скрытое отчаяние и незажившие раны толкают на самоубийство счастливых людей? Начинают искать причину, предполагают любовную трагедию, подозревают денежные затруднения, но, так и не найдя точно ответа, присваивают этим смертям ярлык “тайна”.
Письмо, найденное на столе одного из таких самоубийц, которые убивают себя “без причины”, лежащее рядом с заряженным пистолетом и написанное прошлой ночью, попало нам в руки. Нам оно показалось интересным. Оно не раскрывает никакой катастрофы, какие ищут обычно за такими поступками, но проявляет длинную цепь мелких несчастий, роковую разбитость одинокой жизни, из которой исчезли мечты, и объясняет причину тех трагических финалов, которые способны понять только чувствительные и нервные души.
Вот это письмо:

“Сейчас полночь. Когда я закончу писать, я убью себя. Почему? Я попытаюсь рассказать об этом: не для тех, кто будут читать эти строки, но для себя самого, чтобы подкрепить слабеющие силы и лучше проникнуть в необходимость поступка, который теперь неизбежен.
Меня воспитали простые родители, которые верили всему. Я вырос таким же.
Мои заблуждения длились долго. Их последние обрывки порвались только что.
Вот уже несколько лет во мне происходит нечто необъяснимое. Все события жизни, которые раньше сверкали в моих глазах как заря, теперь потускнели. Значение вещей выявилось передо мной в своей неприкрытой реалистичности, а истинная причина любви отвратила меня даже от нежности.
Мы – вечные игрушки глупых, чарующих иллюзий.
Теперь, старея, я принял своё участие в ужасной убогости вещей, в бесполезности усилий, в тщетности попыток, когда новый свет, отрицающий всё, явился мне сегодня вечером, после ужина.
Раньше я был счастлив! Всё очаровывало меня: женщины на улицах, сами улицы и мой дом. Я интересовался даже фасонами одежды. Но повторяемость всех этих вещей наполнила мне сердце усталостью и скукой, как это бывает у театрала, который каждый вечер смотрит на одну и ту же сцену.
Я вставал в один и тот же час на протяжении 30 лет и в один и тот же час ел в одном и тот же ресторане одни и те же блюда, которые приносили разные официанты.
Пробовал ли я путешествовать? Одиночество, которое испытываешь в незнакомых местах, пугало меня. Я почувствовал себя таким одиноким и таким маленьким на Земле, что быстро вернулся домой.
Но тогда вид мебели, стоящей 30 лет на одном и том же месте, потёртость кресел, которые я знавал новыми, запах в моей квартире (ведь каждое жилище приоретает с годами свой особенный запах) начали вселять в меня каждый вечер тошноту привычности и чёрную меланхолию.
Всё повторяется, как это ни печально. Даже манера вставлять ключ в замочную скважину, место, где я хранил спички, первый взгляд, который я бросал на комнату, когда загоралась фосфорная головка, внушали мне желание выпрыгнуть из окна и прервать монотонное существование, от которого нельзя ускользнуть никак иначе.
Каждое утро, бреясь, мне хотелось вскрыть себе горло, и одно и то же лицо с намыленными щеками, которое я видел в маленьком зеркале, часто вызывало во мне желание плакать.
Я даже не мог больше встречаться с людьми, которые раньше нравились мне – настолько хорошо я их знал, настолько я предугадывал, что они мне скажут и что я отвечу, настолько я видел их неизменный образ мыслей и изгибы ума. Каждый мозг – как цирк, где вечно движется бедная пленная лошадь. Каковы бы ни были наши усилия и повороты, арена всегда замкнута, дорога идёт по кругу, без двери, открытой в неизвестность. Нужно постоянно поворачивать, следуя одним и тем же идеям, радостям, шуткам, привычкам, верованиям и отвращениям.
Сегодня вечером туман был очень густым. Он окутывал бульвар, где газовые рожки казались дымящими свечами. На меня давил ещё более тяжёлый груз, чем обычно. Возможно, у меня было несварение.
Хорошее пищеварение – это всё в нашей жизни. Именно оно даёт вдохновение артистам, желание любви – молодым, светлые идеи – мыслителям и желание жить – всем людям. К тому же, оно позволяет много есть, а не это ли является главной радостью человека? Больной желудок вызывает скептические мысли, ведёт к недоверчивости, рождает чёрные мысли и желание умереть. Я часто это замечал. Возможно, я не захотел бы себя убить, если бы у меня хорошо работал желудок этим вечером.
Когда я сел в кресло, в котором сидел каждый вечер на протяжении 30 лет, я бросил взгляд вокруг себя и испытал такую тоску, что мне показалось, будто я схожу с ума.
Я начал думать, чем бы заняться. Любое занятие казалось мне ещё более отвратительным, чем бездействие. Тогда я решил навести порядок в бумагах.
Я уже долго думал над тем, чтобы разобраться в ящиках, так как 30 лет бросал туда вперемешку письма и счета, и этот беспорядок часто доставлял мне хлопоты. Но я испытываю такую усталось, моральную и физическую, при одной только мысли где-либо убрать, что никогда не занимался этой работой.
И вот, я сел перед секретером и открыл его, желая разобраться в старых бумагах и предать огню большую их часть.
Сначала я в растерянности смотрел на эту кипу, потом взял какой-то листок.
О, никогда не раскапывайте кладбище старых писем, если вам дорога жизнь! А если вы случайно и откроете ящик, хватайте письма в охапку и закрывайте глаза, чтобы не одна строчка не пробудила в вас воспоминаний; бросайте в огонь эти убийственные бумаги, а когда они станут пеплом, разбейте их в пыль… иначе вы погибли… как я погиб за час!
Первые письма, которые я прочёл, не представляли для меня никакого интереса. Впрочем, они были не так уж стары, их мне прислали люди, которых я ещё часто встречал и чьё присутствие не волнует меня. Но внезапно один конверт заставил меня вздрогнуть. На нём большим размашистым почерком было написано моё имя, и мне слёзы навернулись на глаза. Это было письмо от моего лучшего друга, друга детства, с кем мы вместе провели юные годы, и он так ясно предстал передо мной со своей мальчишеской улыбкой и протянутой ко мне рукой, что я задрожал всем телом. Да, да, мертвецы воскресают, я увидел его ясно! Наша память – это более совершенный мир, чем Вселенная: она возвращает жизнь тому, чего уже нет!
Я прочёл всё, что он мне писал, и почувствовал такую боль в несчастном сердце, что начал стонать, как человек, которого избили.
Тогда я проплыл по всей своей жизни, как проплывают по реке. Я вспомнил забытых людей, чьи имена уже стёрлись из памяти. В моей памяти жили только их лица. В письмах от матери мне вспоминались старые слуги и наш дом со всеми мелкими подробностями, которые врезаются в сознание ребёнка.
Да, я вновь увидел перед собой все наряды матери, сшитые в соответствии с модой тех лет, и её причёски. Я особенно хорошо вспомнил её в шёлковом платье с разводами и фразу, которую она однажды сказала мне, будучи одетой в него: “Робер, сынок, если ты не выпрямишься, ты на всю жизнь останешься горбатым”.
Затем, открыв другой ящик, я оказался лицом к лицу с любовными воспоминаниями: бальной туфелькой, порванным платочком, подвязкой, прядью волос и засушенными цветами. Тогда сладкие романы, героини которых теперь превратились в седовласых старух, наполнили меня горечью об ушедшем. О, юный лоб с завитой чёлкой, пожатие руки, говорящий взгляд, бьющееся сердце, улыбка и губы, обещающие поцелуй… А первый поцелуй… этот бесконечный поцелуй, от которого закрываешь глаза и забываешь обо всём!
Взяв в руки эти залоги былой нежности, я начал покрывать их неистовыми поцелуями, и в моей душе, опустошённой воспоминаниями, я вспомнил каждую женщину в час расставания с ней и испытал худшую муку, чем те, которые, как нам говорят, испытывают грешники в аду.
Оставалось последнее письмо. Оно было написано мною, его диктовал мне учитель письма 50 лет назад. Вот оно:

“Дорогая мамочка! Сегодня мне исполнилось 7 лет. Это возраст, в котором начинают думать, и я воспользуюсь им для того, чтобы поблагодарить тебя за моё рождение. Твой любящий сын,
Робер”

На этом всё было кончено. Я добрался до истока и оглянулся назад, чтобы проследить остаток своих дней. Я увидел ужасную одинокую старость, скорые болезни и конец, конец! И никого рядом со мной.
Мой револьвер – здесь, на столе… Я заряжаю его… Никогда не читайте своих старых писем”.

Вот как убивают себя большинство тех людей, в жизнях которых затем копается полиция, чтобы раскрыть причины трагедии.

17 апреля 1883
(Переведено 29 апреля 2019)


Рецензии