Выпускница Бестужевки. 8. Настоящее чудо

Предыдущая: http://www.proza.ru/2019/04/26/882


8. НАСТОЯЩЕЕ ЧУДО

     Мой любимый внук – настоящее чудо! Судите сами: в девятом классе был второгодником, после окончания школы получил аттестат, где одни тройки. Но, по моему совету, он отнёс его в областной пединститут на Естественный факультет (биология и химия).

     Я узнала, что только там вечный «недобор» и туда зачисляют всех юношей. Так и произошло.
 
     В 1957 году он успешно окончил институт и стал работать сельским учителем.
    
     Но через год неожиданно для меня оказался инженером Всесоюзного Ордена Ленина Электротехнического института им. В.И.Ленина, а заодно Института Атомной Энергии, окончив какие-то там краткосрочные курсы!

     Разумеется, я спросила его:

- Как тебе это удалось? Всё как на блюдечке – и московская прописка, и комната в 11 метров напротив Вахтанговского театра. И очень хорошая зарплата с премиальными каждый месяц.

- Баха, у меня внезапно обнаружились необычайные способности в области ядерной физики. Теперь я там – самый главный эксперт. Сейчас работаю вместе с академиком Курчатовым за одним столом. Слышала о таком? Игорёк, конечно, неплохой учёный, но вот его борода! Как у Черномора, грязная и нечёсаная. Она вызывает отвращение у всего научного мирового сообщества! Но ты меня знаешь: защищаю его, как могу. А то, ишь ты!

     Я сначала подумала: внук врёт! Но тогда откуда у него всё это? Как с неба свалилось. Ведь я и Кротика считала фантазёром, а он оказался умницей. Неужели я, старая дура, не разгадала тайных способностей моего внука? Надо всем рассказать о нём и покаяться. Он говорил правду – я сама видела записи в его трудовой книжке.

     Но Юра категорически запретил мне делать это:

- Ты что, с ума сошла? Ни одного словечка никому! Я тебе по-родственному выдал Государственную тайну! У меня высшая форма секретности – первая! Ты проболтаешься – и всё. Кранты. Меня тут же обязательно расстреляют, а тебя – повесят. Баха, я тебе верю. Даёшь слово молчать? Не подведёшь?

     Ну, конечно, я согласилась. Но взамен потребовала, чтобы он рассказывал мне всё и всегда.

     Проработал он там два года, три месяца и четыре дня. И заболел. Попал в Пироговскую больницу. Сразу позвонил мне оттуда:

- Сюда никого не пускают. И передачи не принимают. Так что теперь будем только перезваниваться.

     С работы он уволился. Потом я обнаружила его стихи того времени и всё поняла.

«…Реактор – это ах!
Прилип к нему спиною.
И руки в волдырях,
Вонючие от гноя.

Лицо опалено,
Уродливо опухло.
Лысею, как бревно,
И не хватает духа

Признаться - виноват,
За то, что жив как будто.
Я - только экспонат
Врачей мединститута.

Лежу я на спине.
Мне тычут в нос указкой,
Студенткам обо мне
Рассказывая сказки.

В красавицу влюблён,
Хоть с нею мы не пара.
Кругом пронизалон*
И горы синолара**…»

«…На кладбИще деревьев живая ограда.
На кладбИще так сладостно петь соловью.
Если в рай попаду – будет бабушка рада.
Если в ад – то врагам её морду набью…»

     После больницы он лечился амбулаторно, долго, лет тридцать. Устроился в Московском технологическом институте читать лекции по неорганической химии.

     Жили мы с внуком в его комнате на Арбате дружно. Стали настоящими москвичами-театралами. «Принцессу Турандот» в постановке самого Вахтангова и «Дамы и гусары» посмотрели раз десять. В нашем доме на первом этаже было кафе-мороженое.

     Случайно я обнаружила, что многие актёры облюбовали это кафе. Во время антрактов они появлялись там в театральных костюмах, садились за один и то же забронированный столик около окна, восклицали дружно: «А вотр шанте!» (фр. – «За ваше здоровье!»), выпивали по бокалу шампанского с морожеными и удалялись сразу же на сцену.

     Я тоже договорилась с официантом, и мы с внуком часто сидели с ними по соседству. Быстро подружилась с артистами. Я появлялась там в чёрном парадном платье с белым кружевным воротничком. Когда играла музыка, мне очень хотелось закружиться с актёрами-гусарами в танце, как на балу в Бестужевке.

     Оказалось, что актёры прятались в кафе от режиссёра-постановщика Ремизовой. Они говорили, что она звёзд с неба не хватает, но преследует их своими замечаниями и наставлениями в антрактах. «Пусть побегает за нами по всему театру в тщетных поисках!»

    (Через много десятилетий народный артист СССР Михаил Ульянов, вспоминая то время, в телеинтервью скажет: «Теперь скрываться негде, не с кем и незачем…») – Ю.Р.

     Миновало десять лет. Я переехала от внука, потому что получила комнату, и тоже на Арбате, но в другом доме. Сюда часто стали наведываться мои друзья с Кавказа и из Норильска. Я стелила им матрас прямо на полу, и они оставались довольны: было у кого переночевать в Москве.

     Меня выбрали старостой в нашей большой коммунальной квартире. Появились новые хлопоты и заботы. Мне даже удалось выселить «живой кошмар» квартиры - безнадёжного пьяницу-дебошира и тунеядца. Предварительно наказала его: он поменял свою старинную люстру на мою бутылку водки. Теперь эта люстра украшает квартиру внука на Малой Грузинской.

     В начале 70-х годов Юра преподавал химию в Высшей школе МВД СССР для иностранцев пожарной службы. Он попросил одного поляка навестить меня, потому что я тоже «польских кровей». Гость явился ко мне на свиданье в военной форме, в белых перчатках. Я неожиданно для себя заговорила с ним по-польски. Я была очень благодарна ему за эту встречу.

     Когда в Москву из Лувра привезли Джоконду Леонардо да Винчи, то картину выставили в Пушкинском музее. Разумеется, я решила увидеть её, лучше всего бесплатно. Надела свою любимую панамку – и в путь! Очередь в музей была длиной километра три. Я стояла в самом хвосте в полном отчаянии.

     И вдруг почти перед самым моим носом останавливается автобус с иностранными туристами. Я знала давно, что их везде пропускают свободно, поэтому сначала пристроилась к ним, а потом и внедрилась в их группу. Всё шло хорошо.

     При входе билетёры, стоящие на контроле, раскусили меня: «А ну-ка, старушенция, ступай к другому входу!» И это несмотря на мою маскировку - панамку!

     Но вдруг иностранцы взяли меня под локотки и доставили на второй этаж прямо к ненаглядной Джоконде. Я была так растрогана этим, что попыталась сделать глубокий реверанс и чуть не упала. Оказалось, это американцы.

     И тогда я вспомнила, как Кротик мне сказал однажды: «Америка – страна свободных ковбоев, поэтому неуважения со стороны любой власти они не терпят, не то, что мы, грешные…»


*,** - мази от радиоактивных ожогов.


Продолжение: http://www.proza.ru/2019/04/30/1457