Путеводная звёздочка

             
             Какая-то несуразная ерунда, не иначе, у него сегодня  из-под пера выходила:  бытописание  какое-то. Увы, не о райском  уголке, где  ни особых  забот, ни ежедневных проблем: тепло, комфортно, сытно.
             Информационно - сухо получалось. Куда-то испарился прежний живой стиль. Кто и что виной  этому? Конечно же, причина  была:  Муза  его вновь покинула. Такая капризуля своенравная.   
             Всякий раз, когда она исчезала  на неопределённое  время, сердце  его замирало: не творилось, не писалось, не рисовалось. Полный застой. Зато, стоило  ей появиться... Знала бы она, как взволнованно и радостно стучало оно   вновь!
В прошлый  раз он ей  выдал экспромтом это четверостишие:

                «Закатывай, Муза моя, рукава.
                Да вновь выручай  бракодела.
                Исправь  поскорее  пустые  слова,
                В  которых  полно  беспредела»...)))

Она обиделась и исчезла.
             "Не исчезай  же! Будь надеждой, звёздочкой и маячком. Что я  без тебя!?  Что мы друг без друга"? – шептал он ей растерянно вдогонку.   
               Теперь - то понятно,  что  она  свободна  в своём  выборе, и её право с кем быть, и кого вдохновлять.  В своё время Михайло Васильевич Ломоносов - учёный, поэт, новатор стихосложения… с присущей ему грубоватой манере о своей Музе так отозвался: "Муза - не такова  девка, чтобы её прохожим  насильничать".
               Его  же путеводная  звёздочка  с небосклона  творчества, которая  сияла, влекла и вдохновляла, улетела с гордо поднятой головой.
               Конечно же, виноват он.  Хотя?  Нет, точно виноват. И повинился, и прогнулся, не считаясь ни с гонором, ни с гордостью - гордыней, которая  есть своя у каждого, одним из тяжких пороков. Как там у Игоря Груздева...

                "Пусть одного
                пронзит стальное жало;
                Боль посильней другому не унять.
                Для наносящего удар кинжалом,
                Порой острей тупая рукоять."

               И то, что давалось  благодаря его Музе, легко и благостно, сейчас  едва, да с большими  потугами, беспомощно и наивно - коряво. 
               Однако он и сегодня  продолжал  мучить  да  изводить перо и бумагу.  Абсолютно посторонний  уже ей  человек. Поделом ему. Пусть пыжится. Будет знать. 
              "В минуты радостные  вспоминаю тебя, думаю и мечтаю. Так ты  согреваешь душу и сердце. И я благодарен тебе за то, что ты была и есть. Пусть где-то далеко и уже с кем-то другим",- поскрипывая повторяло, оставляя кляксы обид, его уже совсем бестолково-бесталанное  пёрышко.
               Такое  неловкое  признание и осталось лишь на истерзанном, исчирканном им вдоль и поперек клочке бумаги.
 
               Однако, как говорится, время лечит, где мытьём, а где и катаньем - "через тернии к звёздам": шаг за шажочком, и набил он руку, навострил перо и стало получаться. Вода ведь камень точит, а терпение и труд результат дадут. 

              - А скорее всего ОНА за его плечом стояла, таким вот Ли-лисёночком, а он и не заметил?!