Умник Дональд гл. 7

           7.
          
           Он должен был признать, что ошеломлён. Перед альбатросом он, конечно, из гордости разыгрывал спокойное безразличие, но, на самом деле, его невероятно поразил рассказ о том, как развернулись события в Общине после его бегства с материка, и ещё больше – откровения Рэя о таинственной непубличной элите пернатого мира, скрытно этим миром управляющей. А предложение, которое он услышал из уст представителя этой самой элиты, совершенно его потрясло… Он попытался успокоиться и рассмотреть новое положение дел с разных сторон.
           Он не знал, говорил ли Рэй правду, был ли он тем, за кого себя выдавал, но так или иначе требовалось понять, что ему теперь думать и как относиться к визиту альбатроса и к тому, что он от него услышал. Если до сегодняшнего утра размышлять ему было особенно не о чем, и все возможные варианты его будущего с безжалостной откровенностью ему изложил Темпестуозо, то теперь всё стало куда сложнее. Дональд начал собирать в порядок разбегающиеся мысли и впечатления, стараясь тщательно отличать одно от другого, но не пренебрегая ничем.
           Итак, думал он, сначала нужно понять, говорит ли этот Рэй правду? На сотни миль вокруг – никого и ничего, только толстый слой нефти на поверхности океана. Зачем нормальной птице летать сейчас в этих местах без особой цели? С другой стороны, появление Темпестуозо или, тем более, Пацюка, выглядит как раз случайным. Хотя тут тоже нужно разобраться – случайным ли?.. Особенно, если помнить про моё крыло, и то, что… но об этом после…
           Но даже если Рэй залетел сюда случайно и на мою скалу (мою? хе-хе!) присел просто отдохнуть, то как бы он успел, даже ради смеха, ради розыгрыша, сочинить эдакую складную и длинную сказку? Где ему было взять время на то, чтобы выяснить столько деталей, столько сведений – обо мне, об Ионафане, Пимпле, Ади?.. Нет, он попал сюда не просто так. Но думать, будто он пролетел сотни миль ради того, чтобы всего лишь посмеяться надо мной – тоже нелепо. Значит, он, действительно, меня искал – и искал с какой-то целью. Не факт, что всё, что он мне рассказал – правда, но искал он именно меня. Это точно. Так. С этим разобрались.
           Теперь, по существу того, о чём он тут распространялся… Ясно одно: я ему для чего-то нужен. Допустим, он говорит правду – об Общине, об элите, о волнениях среди народа. Есть ли в его словах то, что тебе, Скрэтчер, кажется совершенно невероятным? Если честно?.. Нет, всё это вполне возможно. И появление этих нелепых легенд об Ионафане, и даже обо мне – это очень похоже на пингвинов. Всё верно. Верить ли тому, что он сказал о невидимой элите? А почему нет? Что тут нелогичного, что тут противоречит твоим собственным взглядам? Разве ты сам не подозревал – а скорее, даже был уверен! – в собственной элитарности? Пожалуй… Почему бы не допустить, что среди птиц таких немало? Почему не допустить, что они нашли друг друга и создали особые группы? Что невероятного в том, что они научились управлять обществом? Не вижу тут ничего невозможного. Хорошо. Давай примем, что Рэй говорит правду. Итак, он прилетел за мной, потому что им, подлинной, но скрытой элите, понадобилась моя персона для целей управления обществом. И он предлагает мне в этом управлении некоторую роль. Хорошо. Идём дальше.
           Что это за роль? Насколько я понял, в Общине, да и теперь уже за её пределами, стихийно складывается культ Ионафана-Чудотворца. Они намерены его возглавить, организовать и использовать в дальнейшем для управления народом. Пернатым, чтоб вас, народом Антарктиды… Тебя, Скрэтчер, они берут для исполнения обязанностей жреца этого культа. Что скажешь, старина Скрэтчер?
           — Это подло.
           — С чего бы? Конечно, это выглядит со стороны не так уж красиво, но ведь этот Рэй прав: разве народом не нужно управлять? Ради его же блага? Нужно! Так почему бы не принять в этом участие?
           — Это предательство по отношению к Ионафану!
           — Ионафан мёртв. Как я могу его предать?
           — Его память. Вашу дружбу. Твои о нём воспоминания.
           — Это всё пустые сантименты! Нужно считаться с реальностью, а не витать в облаках лирических воспоминаний!
           —  Какой реальностью?
           — А такой! Шансов у тебя, у нас, то есть, на этой скале никаких! Воды осталось на один день! Еды нет вообще! Море всё в нефти! Вот такая реальность! Мало?
           — Так, значит, всё дело в этом, а вовсе не в служении народу? Ты просто идёшь на подлость ради того, чтобы спасти свою жизнь? Зачем тогда лгать? Так и скажи: я предаю память друга, я буду участвовать в омерзительном спектакле, я готов каждый день лгать и лицемерить – лишь бы выжить! Так ведь?
           — Ишь, ты – моралист! Тебе легко рассуждать! Попробовал бы встать на моё место!
           — Ты забываешь, что ты – это я.
           — То есть, я шизофреник?
           — Нет, но ты сомневаешься!
           — Сомневаюсь, значит, существую? Хе-хе… Скоро это прекратится – если мои сомнения продлятся еще сутки!
           — Так или иначе, стоит только пойти на это, и, ты, даже если твоё спасение удастся,  всю жизнь не сможешь себя уважать!.. Как тебе это? Молчишь?
           — Отстань. Думаю.
           — Ты же не сможешь жить, презирая самого себя! Каждый день, каждый миг, когда ты очнёшься от своих отвратительных жреческих обязанностей, когда останешься один – ты будешь презирать себя! Сможешь ты так жить? Или рано или поздно вернёшься к тому, что предложил тебе Темпестуозо?
           — Не знаю.
           — Знаешь. Мы оба знаем. И это ещё не всё! Ты не только будешь презирать себя, ты к тому же будешь каждый миг помнить, что ты не просто предатель, а что ты пошёл в услужение к тем, кто действительно выше тебя по интеллекту, кто сильнее тебя в характере, воле, к тем, кто просто-напросто умеет летать! – чего тебе никогда не суждено! К настоящим птицам! Ты всегда презирал чиновников Администрации. Включая самого сэра Родерика Спенсера… Теперь выясняется, что он – марионетка Рэя и его компании. Теперь его стоит презирать ещё сильнее, так ведь? Тогда чем же ты будешь от него отличаться? Кроме того, что сам-то он, видимо, преисполнен чувства собственного достоинства и уверенностью в своей правоте, а вот что останется тебе? Какое утешение? Простое физическое существование? Поклонение со стороны толпы? О да… Втайне ты всегда хотел популярности! Но ты думал достичь вершины – а теперь ты знаешь, что на вершине всегда будут другие, а ты будешь лишь царём для черни и шутом для настоящей знати. Ты готов к этому?
           — Но что же тогда делать? Отказаться?
           — Не знаю. Я знаю только, чего делать нельзя.
           — Ох ты, умник какой! Я тебе должен напомнить, ты не в башне сидишь из китовой кости, а на унылой голой скале посреди океана – так что делать что-то придётся! Вот и предлагай! А читать проповеди я умею не хуже тебя!
           — Ну, что же, соглашайся. Полетишь домой, будешь читать проповеди мадам Скарамуш-Ямпольской…
           — Низкий приёмчик! Это уже разговор не по делу, а пустая пикировка! Ты дело говори! Ты кто вообще такой? Моя совесть, что ли?
           — Не знаю. Как хочешь. Если ты просишь совета, то мой ответ: нет, соглашаться тебе нельзя. Твоя дальнейшая жизнь превратится в муку уязвлённой и каждую минуту терзаемой гордости.
           — Допустим, ты прав. Но и оставаться нельзя – погибну!
           — Погибнешь.
           — Так что тогда? Послушаться этого Темпестуозо и всё разом прекратить?
           — Почему нужно слушаться Темпестуозо? Какая для этого причина?
           — Не хочется умирать долго и мучительно! Этого довольно?! Не хочется служить пищей для падальщиков – этого хватит?!
           — Первая причина – трусость. Вторая – опять гордость. Какая тебе разница, что станется с твоим трупом?
           — Разницы никакой, а только решение я должен принимать пока я ещё не совсем труп! И поэтому я свой собственный будущий труп  не могу воспринимать отвлечённо! Что касается трусости, то я тебе могу возразить, что трусость – это остаться тут на скале и медленно остывать, до последней минуты надеясь, что произойдёт чудо. Что ты на это скажешь?
           — Скажу, что ты можешь уболтать кого угодно, даже свою совесть. Всё что мог, я тебе сказал. Вижу, мы ни к чему не пришли. Всё это оттого, что бесполезно разговаривать со своей совестью. Она может ошибаться, она может чего-то не знать, она может быть грязной и лукавой. Спрашивать нужно кого-то ещё. Кому ты веришь безоговорочно.
           — И кто же это?
           — Ты сам знаешь.
           — Нет, не знаю!
           — Этот тот, кто спас тебя, когда ты умирал, плавая на своём железном гробу по нефтяному морю. Ты просто боишься себе в этом признаться.
           — Почему это?
           — Да всё по той же причине…
           — Какой причине?
           — Из гордости.
           — Чушь!
           — Как хочешь.
           — Там на плоту, у меня просто был обморок, а потом слегка повезло!
           — Да. Так говорит и Темпестуозо. Который тебя толкает к самоубийству.
           — Если даже Темпестуозо – негодяй, то почему он не может быть прав в этом вопросе?!
           — А почему нужно ему доверять?
           — А почему нет? Тем более, он просто подтверждает мои собственные предположения – как разумное существо он выбирает самое разумное объяснение. Может, он и мерзавец, но ведь честный!
           — Ты забыл, что вчера вечером у тебя возникли кое-какие сомнения…
           — Сомнения?
           — Да, сомнения. Ты забыл?
           — Ты о чём?
           — О твоём сломанном крыле… Ну? Что же ты замолчал?
           — Да, ты прав.
           — Это требует объяснений, тебе не кажется?
           — Да. Но я не могу ничего объяснить.
           — Попроси кого-нибудь.
           — Кого?
           — Мы ходим по кругу.
           — Я… Я не могу… Я не знаю как… Не представляю… Не могу представить.
           — Попроси того, кого можешь себе  представить.
           — Например?
           — Попроси Ионафана.
           — Но он умер!
           — Ты видел его мёртвым? Кажется, ты видел его живым не так уж давно.
           — Нет, он не мог остаться в живых! Не мог попасть ко мне на плот, а потом исчезнуть! Это невозможно! Это была моя галлюцинация, видение! Я говорил тогда сам с собой – как вот сейчас с тобою!
           — Да, Ионафан был прав: к тебе тяжело пробиться – ты завалил вход разным хламом, пустой породой, камнями. Из которых самый тяжёлый – твоя гордость.
           — Это не Ионафан сказал – это была моя собственная мысль, которую я бессознательно вложил в его уста, в уста моего видения!
           — Да, ты ещё потом сказал себе, что раз такая мысль вообще могла возникнуть в твоё сознании, значит, гордость твоя  - не абсолютна. Что есть ещё шанс…
           —  Ну?
           — Ну?
           — И что ты замолчал? Что ты молчишь?!
           — Мне больше нечего сказать. Я ухожу.
           — Куда?! Постой! Нужно еще поговорить!
           — Хватит болтовни. Всё сказано. Решай сам.
           — Нет, погоди! Подожди!
           Тишина, опустившаяся на него, была абсолютной. Он не слышал ни стука собственного сердца, ни тяжёлого дыхания океана, ни шуршания водорослей на склонах скал. Он остался совсем один – словно подвешенный на узком каменном столпе между небом и землёй.
           «А действительно, что я теряю?» – спросил он себя. – «Да и не видит никто… как кажется. В конце концов, что я – глупее Ионафана? Может, я и не очень хороший пингвин, но ведь не сказать, что законченная сволочь… Почему бы этой силе, чем бы она ни была, не сделать что-нибудь и для меня? Но попросить?… Как попросить? Ах ты, чтоб тебя…».
           Дональд критически взглянул на вершину скалы, а потом – и выше. Но пялиться вот так в небо было и неудобно и бессмысленно. Он недовольно вздохнул и сел на каменную поверхность. Он закрыл глаза, стал дышать реже и постарался расслабиться. Если бы Дональд был человеком, можно было бы сказать, что он сидел в позе лотоса. Сначала он постарался вообразить себе безмерный космос во всей его астрономической анатомии и принялся посылать мысленные сигналы – как будто его мозг это радиопередатчик огромной мощности. Он представил, как его мысль несётся сквозь космос, то пронзая пространство, будто острый тонкий луч, то разливаясь широкой волной. А когда он заполнил своей мыслью практически весь ближний космос, он остановился, погрузился во внутреннее молчание и принялся ждать отклика, отражения своего сигнала от какого-то неведомого и невообразимого объекта… Сначала ничего не происходило, и он уже начал было терять терпение, как вдруг почувствовал некое колебание на границе своего сознания. Он совершенно замер внутри себя и отрешился от собственных мыслей, стараясь сосредоточиться на восприятии этих неведомых вибраций. Вибрации эти нарастали, нарастали, и постепенно начали создавать в его мозгу некоторую картину, которую он сразу про себя назвал Ясность.
           Дональд не мог бы сказать, сколько времени он провёл в таком положении. И о том, что с ним происходило в это время он также вряд ли смог бы внятно рассказать. Но когда он очнулся (сам он предпочёл бы назвать своё возвращение именно так), он вдруг почувствовал себя куда лучше. Он решил немного подождать, проверяя, не показалось ли ему, и удостоверился, что и в самом деле ощущает некоторый прилив сил. Он вскочил на ноги, удивившись лёгкости, с какой ему это удалось, и, закинув голову, посмотрел на  кромку той скалы, где утром восседал альбатрос.
           «Ну что же, — сказал он себе, — вот так штука! А Иоанафан-то каков, а? Как же он до этого додумался! Наверное, интуитивно, по простоте… Вряд ли он смог далеко продвинуться, но всё равно, стоит его поблагодарить за открытие! Так-с, а теперь к делу! Поглядим, насколько это всё реально! А то, может статься, что и это  лишь галлюцинация, видение, как тогда, на плоту». И он принялся вскарабкиваться по камням, как умеют только пингвины-скалолазы. Дело пошло поначалу даже легко, и он удивился, что ему удаётся после стольких дней без еды ловко цепляться за малейшие трещины, так легко прыгать и точно приземляться. С уступа на уступ, с камня на камень… Потом он всё же стал уставать,  но тем не менее в какие-то полчаса, если считать остановки для отдыха, он добрался до вершины. Запыхавшись, он вступил на гребень скалы и, тяжело дыша, осмотрел выветренные камни вершины.
           «Ага. Так и есть. Всё верно», — усмехнулся он, переводя дыхание. — «И он тоже… Сказочник. Ладно…».
           И он принялся спускаться вниз. Это оказалось сложнее и отняло еще больше сил. Когда он спустился к подножию скалы, он был совсем без сил. Он покинул своё место и устроился посредине каменной дуги, ограждавшей его площадку, так что скала Темпестуозо и скала Рэя оказались справа и слева от него. Там он прилёг, опираясь спиной на прохладный каменный поребрик и погрузился в размышления, очень довольный собою.
           «Ну что же… Не всё так страшно, оказывается! Мыслящее существо всегда сможет найти общий язык с иным интеллектом – пусть даже несравненно более мощным! Да! Хотя… кажется, что-то в этом роде уже сказал Рэй? Ну, да всё равно! Главное, что я открыл для себя это общение! И что это всё оказалось правдой! Конечно, нужно будет еще поразмыслить, подумать над характером такого общения, над проблемой природы самой этой силы… Уверен, что я смогу тут кое-что накопать! А тут поле для размышления – колоссальное, просто колоссальное! Очень, очень интересно – как передаётся информация, существует ли также и энергетическое воздействие на реципиента? Возможна ли трансформация этой энергии в механическое воздействие на меня? Послушай-ка, брат Скрэтчер, да тут уже недалеко и до возможности полёта! Вот, вот в чём секрет! Ай да Иоанафан! Как он это смог почувствовать? Как он туда проник?! Тут, видимо, нужно еще подумать о месте и роли своего рода интуиции в эпистемологическом синтезе… Рассуждая диалектически, прозрение Ионафана послужило антитезой моему рациональному интеллектуальному поиску! В результате интеллект, как тезис, вовсе не отбрасывается – это надо подчеркнуть! Хотя Ионафан, в любом случае,  вряд ли опирался на интеллект.  Думаю, его перспективы в этом общении были не слишком блестящи. Что действительно интересного он мог спросить? О чём важном мог поговорить? Он, конечно, милый парень, и я его люблю, но ведь… нда…
           Впрочем, пока оставим это! Вернёмся к нашим фокусникам! Ну что, клоуны – кажется, придётся натянуть вам клюв! Я вам нынче устрою разбор полётов! Не на того напали! Осталось получить последнее подтверждение!
            А вот дальше? Что дальше? Ну, теперь, когда общение налажено, думаю, меня не оставят! Не думаю, что у них ТАМ много по-настоящему мыслящих птиц… Этот Рэй предлагал мне роль фальшивого пророка, ну так теперь, когда я открыл канал, я смогу стать подлинным проводником высших энергий! Ну, а пока подумаем, как построить разговор! Ай да, Дональд, ай да сукин сын!...»
          
          
                Продолжение следует... http://proza.ru/2019/04/30/1623