Реквием по улице

РЕКВИЕМ  ПО  УЛИЦЕ

Событиям «Огненной Пасхи» 2015 г.

Глава I

Сибирь, 2014 г.

   Ника готовилась к первому в своей жизни интервью – долго стояла перед зеркалом, повторяла мысленно слова.
   Пока Максим устанавливал камеру, журналист Сергей осматривал помещение архитектурной мастерской, разглядывал демонстрационные планшеты, которые уже успели побывать на разных выставках и теперь украшали стены проектной фирмы. Наличие эффектных картинок было весьма кстати, Сергей прогулялся вдоль столов и дал указания оператору:
   - Максим, пройдись потом по стенам, картинки сними и общий план. 
   Все проектировщики тут же принялись наводить порядок на рабочих местах. Сергей установил микрофоны и быстро, по-деловому, начал репетицию:

   - Имя нашей победительницы – Ника, что, само по себе, весьма символично. Ника, примите наши поздравления с победой в городском архитектурном конкурсе на эскиз здания Школы искусств. Наверное, трудно было опередить маститых соперников такой молодой хрупкой девушке?
   - Я не ожидала, что мой проект победит, – смутилась Ника.
   - Причем тут «хрупкой девушке»? Они же не на ринге боролись, – заметил Максим.
   - Ты снимай, снимай… – недовольно пробурчал Сергей.
   Пока журналист и оператор обменивались многозначительными взглядами, Аня успела с соседнего места громко шепнуть подруге:
   - Ник, ты не забудь еще сказать, что наукой занимаешься!
   - Наукой? – тут же подхватил Сергей.
   - Она диссертацию пишет.
   - И какова тема Вашей диссертации? – полюбопытствовал интервьюер.
   - Это к делу не относится…
   - И все-таки?
   - Я исследую проблемы застройки.
   - Какие проблемы?
   - Разные. Хочу написать статью в научный журнал… и, может быть, даже, фильм снять документальный.
   - Фильм? Это по нашей части! – улыбнулся Сергей. – Правда, Максим? Может, поможем девушке? Ты же у нас мечтаешь художественные фильмы снимать, вот, попробуем для тренировки снять какой-нибудь нон-фикшн. И науку поддержим и потренируемся.
   - А еще у нас Ника поет в церковном хоре по выходным! – заметила Ольга Викторовна, недовольно зыркнув глазами в сторону веселых журналистов.
   - Ну, причем тут это… – смутилась победительница конкурса.
   - Ого! В церковном хоре! Вот это сюжет! – заинтересовался Сергей, окидывая взглядом девушку, с которой он, впрочем, и так не сводил глаз. – Не подумал бы, глядя на Вас…
   - Это просто хобби. Подружка попросила однажды помочь, а я потом и втянулась…
   - Готово, можно снимать! – сказал Максим, который все это время возился с камерой и устанавливал подсветку…

   После интервью журналисты отправились прямиком в телецентр, готовить материал к вечернему выпуску. Сергей, весьма вдохновленный новым знакомством, всю дорогу рассуждал вслух о Нике.
   - Девушка, поющая в церковном хоре… В наше время это не может не волновать воображение, правда? Сегодня чем зрителя удивить можно? Только чистотой какой-то, благородством, целомудрием, – сделал вывод он.
   - Тебе виднее, – пожал плечами Максим, все еще дуясь на старшего коллегу за «ты снимай, снимай…».   
   - А ты что, не согласен? – не унимался Сергей.
   - ТЫ журналист, тебе виднее.
   - А ты?
   - Я оператор.
   - Ну! А еще кино настоящее снимать хочешь! Или ты только как оператор снимать хочешь?
   - И как оператор тоже. Я хочу фантастику снимать, про роботов, со спецэффектами, – тут же оживился Максим.
   - А о чем фантастику-то?
   - Антиутопию какую-нибудь. Экшн.
   - Антиутопию? Тогда ты правильно на телевидение попал – изучай общество!
   - Зачем «общество»?
   - Ну… у тебя же анти-Утопия! Знаешь, что такое Утопия?
   - Город какой-то… вымышленный…
   - Утопия – это идеальное государство философа Томаса Мора! А «город» – это у Томмазо Кампанеллы. «Город Солнца».
   - Томмазо, Том-мазо… – повторил Максим, словно пробуя забавное имя на вкус.
   - Томмазо – это «Фома» по-нашему. То же, что и «Томас».
   - Фома? Как Фома неверующий?
   - Как Фома Аквинский. Давай поможем девушке фильм снять.
   - Чего?
   - Давай, говорю, поможем Нике фильм ее снять, документальный… Если не хочешь, я и один справлюсь…
   - Да, нет, я не против… Я не хочу в философские дебри лезть, я же не такой умный, как ты. Я хочу показать, как человечество может в будущем существовать сразу в трех измерениях…
   - Это ты о чем? – не понял Сергей.
   - Я про летательные аппараты, про возможности авиации будущего…
   - А, ты опять про свои антиутопии…
   - Ну, да. Я уже придумал парочку супердронов…

   Любитель фантастических фильмов даже не пытался переспорить своего слишком умного старшего коллегу – с тридцатилетним Сергеем боялись спорить все, даже сама Ирина Игоревна, хотя громкие дискуссии между ними велись в редакции постоянно.
   Максима, второго оператора, на телестудию приняли совсем недавно, и не только за то, что он хорошо снимает на камеру, но и за то, что он увлекается видеосъемкой с беспилотника, и даже имеет собственный шести-винтовой мультикоптер. За свои умения новичок получил прозвище Авиатор, потому что на студии уже был оператор по имени Максим, и как-то различать двух Максимов между собой было нужно.


Глава II

   В четверг съемочная группа телекомпании выехала в степной заповедник, на участок «Оглахты». Максим никогда не бывал там раньше, он готовился снимать обычную степь, но неожиданно оказался на берегу моря. Летали чайки, синела даль… Высокая сопка с каменной вершиной круто обрывалась в воды Красноярского водохранилища. По ее склону, до самого верха тянулась красивая деревянная лестница с перилами.
   - Это куда лестница? – сразу спросил Максим, едва оглядевшись.
   - К петроглифам. Для туристов построили, девятьсот шестьдесят пять ступенек, – не оборачиваясь ответил Сергей. – Да, положи ты свой мультикоптер, на, вот, камеру подержи…
   Группа, наконец, выгрузилась из машины и направилась в сторону визит-центра – небольшого одинокого здания на берегу Енисея в форме деревянной хакасской юрты, неплохо дополняющего дикий заповедный пейзаж.

   - Максим, попробуй сначала со стороны реки снять, а потом вдоль лестницы, до самой площадки с петроглифами, – скомандовала Ирина.
   - Я знаю, как снять, – поморщился второй оператор, уже приготовивший свой гексакоптер к запуску.
   Ирина отправилась делать репортаж с другим оператором, а Сергей пошел брать интервью у директора визит-центра.

   День был солнечный, небо было абсолютно чистым. Желтая степь, уже совсем выгоревшая к концу августа, прекрасно гармонировала с красноватыми скалами сопки, с серо-фиолетовыми склонами горы Тепсей на противоположном берегу и с синими речными далями. Вниз по Енисею быстро неслись друг за другом два белых прогулочных катера – на фоне темных скал Тепсея они смотрелись весьма эффектно. Максим поднял в воздух свой аппарат и направил его вдоль берега к сопке. «Как красиво! – думал он. – Всего пятьдесят километров от города… а я про это место даже не знал…»

   Ирина отошла от своего оператора как можно дальше, вверх по склону.
   - Макс, на длинном фокусе снимай, а то горы будут низкими казаться, – крикнула она ему и начала репортаж: – Знаменитый участок Оглахты заповедника «Хакасский» хранит множество тайн и загадок…
   В кармане зазвенел мобильный телефон, Ирина взяла трубку.
   - Да, конечно, сняли, и визит-центр тоже...  Это Максим снимает. Нет, другой Максим, тот, который у нас Авиатор… На лестницу еще не поднимались…
   Она не успела договорить, как над ее головой с громким жужжанием пронесся гексакоптер. Помощник Ирины быстро спрятался за камеру, но аппарат уже успел набрать высоту – Максим-Авиатор лихорадочно выравнивал курс своей летающей камеры.
   - Максим, ты чего, совсем с ума сошел? – возмущенно закричала Ирина.
   - Простите, Ирина Игоревна, я не видел, что Вы наверху… – оправдывался перепуганный сотрудник.
   - К тебе, вон, Серега идет. Поднимайтесь, лучше, на лестницу и снимайте оттуда. 

   Сергей и Максим поднялись к петроглифам. С верхней площадки открывался фантастический вид на реку.
   - Как с самолета! – ахнул Авиатор.
   - Как с дрона, – уточнил Сергей. – Какой смысл снимать твоим аппаратом снизу, если можно просто подняться сюда и обычной камерой все снять?
   - Я там вдоль лестницы прошелся вверх, классно получилось… И отсюда сейчас сниму, вдоль скал и над вершиной…
   - А куда садить будешь?
   - На склон. Издалека бы снять, с того берега… сразу всю панораму участка…
   - Слушай, я вчера Нике звонил, – поделился с другом Сергей. – Договорился с ней на послезавтра.
   - Уже насчет кино?
   - Да. Ты с нами?
   - Конечно. Аппарат брать?
   - Не бери пока, только камеру. Там видно будет…
   - А куда едем?
   - В Минусинск.
   - Почему в Минусинск? – удивился Максим и сразу посмотрел на другой берег, пытаясь разглядеть вдали окраины соседнего Минусинска.
   - Она говорит, что родилась там. Лично мне все равно, где снимать. В субботу, в восемь утра, мы с ней встречаемся возле театра.
   - Мне на машине подъехать?
   - Не надо, на моей поедем. Твоя сильно страшная.
   - Ну, хорошо.
   - Не опаздывай только.
   - Ладно.


Глава III

   В субботу они встретились на площади, возле театра.
   Парни пришли раньше на полчаса, Ника явилась ровно в восемь. Она была вся в светлом: бледно-серый джинсовый костюм, белая футболка, белые кроссовки. Длинные светлые волосы уже не были стянуты резинкой, свободно  лежали за спиной. «Такая чистенькая и стройная, как балерина», – подумал Максим, восхищенно уставившись на нее. Его старший друг, наоборот, боясь смутить девушку, по-деловому поздоровался и велел всем садиться в машину.
   - Вы, наверное, когда-то танцами занимались, – серьезным тоном начальника спросил Сергей, после того, как машина тронулась с места. – У Вас осанка танцовщицы.
   - Занималась. И моделью подрабатывала, пока в институте училась, – просто ответила Ника.
   - Моделью? А как же церковный хор? – удивился Максим, сидевший сзади.
   - Я же говорила, это просто хобби, – пожала плечами девушка. – У людей бывают разные хобби. И работы тоже разные. По подиуму ходить – это, между прочим, очень тяжелая работа…
   - Извините моего юного коллегу за бестактность, – вмешался Сергей.
   - Почему «юного»? Мне уже двадцать пять, – насупился Авиатор.
   - А мне двадцать шесть, – улыбнулась Ника и, чтобы смягчить обстановку, тут же предложила: – Мы все тут почти ровесники, может, перейдем на «ты»?
   - Хорошее предложение, – отозвался первым Максим, – Так, куда мы едем, где ты хочешь снимать?
   - Кстати, да… куда ехать? – подхватил Сергей.
   - В Минусинск, в новые районы, – скомандовала Ника.

   Машина остановилась на одной из улиц современной коттеджной застройки Минусинска. Пока Максим готовил камеру, Ника и Сергей осматривались по сторонам.
   - И какие тут «проблемы застройки»? Вон, каких дворцов понастроили! – развел руками журналист.
   - Проблема не в домах, а в том, во что превратились улицы! – ответила Ника.
   - Улицы? – удивился подошедший Максим.
   - Ну, да. Их уже улицами-то не назовешь, так, проезды какие-то. Смотрите – окон не видно, одни заборы…
   Парни огляделись по сторонам, пытаясь увидеть застройку глазами своей подруги-проектировщицы. Вокруг были обычные коттеджные участки, немного напоминающие дачи, между ними – узкий проезд с разбитой грунтовой дорогой, по обеим сторонам – бесконечные деревянные заборы, с торчащим из-под них бурьяном…
   - Ну и что, что заборы? Мы, что ли, их будем снимать? – разочарованно спросил Максим.
   - Я хочу назвать свой фильм «Реквием по улице», – заявила Ника.
   - «Реквием по улице»? – поморщился журналист. – Почему «Реквием»? Это как-то… вычурно, претенциозно… как-то банально… И зачем по-латыни, мы же не католики?
   - Автор имеет право называть как угодно, – возразил оператор.
   - Ну, ладно, «Реквием», так «Реквием», – пожал плечами Сергей. – Но, как людям жить без заборов-то? Они же охраняют свою… приватность. Капитализм, однако. Все как в Америке: «Человек человеку – конкурент!».
   - Неправда! – с жаром возразила Ника. – Я изучаю одноэтажную застройку и у нас, и за рубежом... И это ужасно!
   - Что ужасно? Что изучаешь застройку? – усмехнулся Сергей.
   - Вот это все ужасно! – девушка махнула рукой в сторону коттеджей. – Поедемте, я покажу вам сначала старые улочки, и вы сами все поймете!

   Они снова сели в машину.
   - Куда ехать? – спросил Сергей.
   - В старую часть города, – сказала Ника, разворачивая карту Минусинска, – сразу за мостом будет  собор, надо проехать прямо и затем налево. Там будет улочка такая красивая, где моя бабушка жила.
   - Ну, бабушка, так бабушка.

   Сергей вернулся на трассу и въехал в старый центр города через мост. Справа открылся вид на величественный храм.
   - Спасский собор! – кивнула Ника. – Это исторический центр города: собор, по правую руку у него знаменитый музей, по левую – знаменитый театр. Вот оно, триединое сердце Минусинска.
   Она обвела пальцем на карте собор, музей и театр.
   - Триединое сердце? – удивился журналист Сергей. – «Триединство религии, науки и искусства»… почти по Рериху.
   - Эти понятия трудно разделить. Никто не знает, где кончается наука и начинается искусство, где кончается искусство и начинается религия... Вот, раньше шаманы были – они и знахари, и жрецы, и сказители. Три в одном – и наука, и религия, и искусство сразу.
   - Триединое сердце… собор, музей и театр, – задумчиво сказал Максим, разглядывая проплывающие мимо башни храма, – все, что нужно для города.
   - Для города нужны дома и магазины в первую очередь. Ну, и немножко зрелищ – стадионы, кинотеатры, – возразил его друг.
   - Это не сердце уже, – засмеялась Ника. – Дома это «тело», а магазины – это «желудок» и остальные «потроха»…
   - А мозг? – серьезно спросил Максим.
   - Здесь, – девушка ткнула куда-то в карту, а затем показала на свою голову, – и здесь.
   - Ну, здесь администрация, а здесь что? – не понял Максим, тоже постучав себя по голове.
   - Здесь замысел проектировщика! – сказала Ника каким-то очень серьезным, даже торжественным, тоном. – Мы, архитекторы, мы проектируем города для людей! Мы проектируем будущее!
   Ее спутникам такая неожиданная высокопарность показалась даже забавной.
   - Проектировщики – «ум, честь и совесть нашей эпохи»! – улыбнулся Сергей.
   - Сейчас, пожалуйста, налево… – перебила его Ника. – Вот, здесь выходим…
   
   Они вышли из машины на одной из улиц старого города и сразу попали в позапрошлый век, только дома были уже обветшалыми, они сильно вросли в землю, так, что окна были на уровне глаз прохожих. Максим сразу полез за камерой. Улочка, нетронутая цивилизацией, для любого репортера, несомненно, имела ценность – это наверняка может где-нибудь потом пригодиться.

   - Ну, вот! Видите разницу? – сразу заявила Ника. – Здесь перед фасадами нет никаких заборов, все окна выходят на улицу! Окна – это же глаза здания!
   - А, резные наличники, выходит, это косметика? Тушь для ресниц и тени? – предположил Сергей, разглядывая ставни на окнах.
   - Нет, это сами ресницы, – улыбнулась Ника. – Посмотрите, какие красивые цветы на подоконниках! У моей бабушки такие были! На этих улочках раньше кипела жизнь. Люди жили у всех на виду, знали друг друга, могли разглядывать прохожих в окно. Вечерами надевали нарядные платья и прогуливались по тротуарам…
   - Да, раньше все дома были окнами на улицу. Сейчас так не строят, – согласился Сергей.
   - Раньше люди беднее были, – сказал Максим.
   - Нет, не из-за этого, – возразила Ника. – Смотрите, вон, купеческие дома, каменные, двухэтажные – в одну линию с простыми деревянными домами стоят, и никаких заборов! Не в богатстве тут дело, людей раньше объединяло что-то, а теперь не объединяет.
   - Что объединяло? Царь? Бог?
   - Не знаю. Нравственный закон какой-то. Люди не только воров боялись… Знаете, почему я привезла вас сюда?
   - Здесь твоя бабушка жила, – вспомнил Сергей.
   - Нет, не поэтому… не только поэтому. То место, куда мы вначале заезжали, это та же самая улица, понимаете? Продолжение этой улицы. Это все одна и та же длинная улица города Минусинска. Здесь ее начало, а там – ее бесславный конец.
   - Почему бесславный? – удивился Максим.
   - Это долго объяснять, – с грустью сказала Ника… 


Глава IV

   Через неделю Ника неожиданно позвонила Максиму сама.
   - Привет, Максим. Ничего, что я тебе звоню? Мне твой телефон Сергей дал.
   - Ничего, конечно, ничего… – растерялся парень.
   - Я бы хотела еще в одно место съездить поснимать… Ты говорил, что у тебя есть машина… Ты не хочешь со мной съездить?
   - Я… конечно, хочу. Давай, съездим. А что, Сергей не поедет?
   - Мне не хочется его от дел отрывать, – уклончиво ответила девушка. – В этом деле ты главный помощник, камера-то у тебя. В субботу сможешь?
   - Смогу, конечно.
   - Тогда встречаемся там же, у театра.

   Максим был польщен предложением молодой проектировщицы. «И правда, зачем нужен журналист, если съемки ведет оператор, а режиссер – сама Ника? – думал он. – Мы и вдвоем справимся. Видимо, ей со мной проще, Сергей слишком умный.»

   На этот раз они отправились довольно далеко, Нике непременно захотелось снять для фильма улицы села Курское.
   - Может, в село Новокурск, лучше, поедем, – робко предложил Максим, которому не хотелось ехать на другой берег, в незнакомые места.
   - Нет, в Курское. Мне друзья показывали фотографии, там определенно есть что снимать.
   - Ладно, в Курское, так в Курское, – ответил Максим деловым тоном Сергея, и направил свою старенькую иномарку в сторону моста. 

   Начало сентября на юге Сибири – красивейший сезон. Ника и Максим ехали мимо старых поселков, где в палисадниках пестрели яркие георгины и гладиолусы, где вдоль дорог сидели бабушки с ведрами красных помидоров и зеленых яблок.
   Время от времени путешественники останавливались и снимали живописные улочки.

   - Ты понял, чем деревенская одноэтажная застройка отличается от городской? – экзаменовала своего помощника Ника.
   - Тем, что в городе многоэтажки?
   - Я же говорю: «одноэтажная застройка»! Это та, которую мы в прошлый раз в Минусинске снимали, в старой части города. Чем она отличается от сельской?
   - Не знаю…
   - Тем, что в деревнях перед фасадами есть палисадники, а на тесных городских улочках палисадников нет! Вот зачем нам нужен еще и деревенский материал!
   - А-а, понятно, – кивал оператор.

   Село Курское вполне стоило того, чтобы так долго туда ехать. Правда, улица там была всего одна – село словно растянулось на несколько километров вдоль дороги, зажатое с обеих сторон холмами. Старинные домики, вытянувшиеся вдоль дороги в одну линию, напоминали декорацию к какой-то русской сказке.
   - Слушай, сюда надо зимой приехать еще раз, – воскликнул Максим. – Здесь можно снимать пейзажи для рождественских открыток, доисторические виды… Деда Мороза с собой привезти, на переднем плане поставить, а по улице тройку пустить…

   Потом они доехали до поселка Ирба. Там, в зеленой долине между холмами, был старый дачный поселок, никак не изменившийся с советских времен.
   - Смотри, старая дачная застройка, – показывала Ника Максиму с вершины холма, – это нам тоже пригодится для фильма. Между участками только невысокий прозрачный штакетник, никаких двухметровых железных заборов…
   - В такой глуши от кого прятаться? – возразил он.
   - Раньше и на наших городских дачах штакетник был, – с грустью заметила девушка. – А сейчас у всех высокие заборы…

   На обратном пути, не заезжая в Минусинск, Максим повернул направо.
   - Пожалуйста, заедем в одно место, это не надолго. Раз уж по пути… я быстренько одну панораму сниму…
   - Ты куда? – встревожилась Ника.
   - Не бойся, там вид на реку с дороги, возле горы Тепсей, оттуда «Оглахты» видно…

   Вид на Енисей с высокого берега вызвал у Ники восторг.
   - Спасибо, что ты показал мне этот вид, – захлопала в ладоши она. – Мне даже захотелось взяться за кисть…
   - Ты умеешь держаться за кисть? – пошутил Максим, устанавливая камеру на штатив и подыскивая правильный ракурс.
   - Ну, у меня же высшее художественное образование, я же архитектор!
   - А, ну да… Странно, ты – художник, а мечтаешь документальный фильм снять, а я, вроде бы, документалист, а мечтаю снять художественный…
   - Художественный?
   - Ну, да… – вдруг смутился он. – Что-нибудь про роботов… антиутопию…
   «Черт, как-то по-детски это звучит, несерьезно, – подумал он. – Роботы, самолетики… Ника не поймет.»
   Ника действительно не поняла, она как-то скорбно поморщилась и сказала:
   - Антиутопию я тебе покажу в следующий раз, когда будем снимать в наших новых районах…
   Потом, помолчав, тихо, будто про себя, спросила:
   - Максим, почему на такой красивой земле, где люди всегда жили по-людски, они теперь живут по-уродски?
   Но Максим не ответил, он думал о своем – он глядел на парящих в небе коршунов и очень жалел, что не захватил с собой мультикоптер…

   
         Глава V

   Весь сентябрь съемочная группа телекомпании разъезжала по селам, снимала репортажи. Больше всего Авиатору нравилось снимать с воздуха работающие комбайны – за ними оставались такие ровные полосы «чисто выбритого» поля…
   В конце месяца они с Никой снова встретились – Максим зашел к ней вечером, после работы, в архитектурную мастерскую. Он принес отобранные для фильма материалы, снятые во время их последней поездки.

   - Я уже набросала сценарий, – сообщила она своему оператору, бегло просмотрев его видео. – Хочешь почитать?
   - Хочу.
   - Смотри, я еще прорисовала схемы участков в объеме, их тоже обязательно надо вставить.
   Она развернула монитор компьютера в его сторону и начала показывать на экране 3D-модель фрагмента улицы, которую построила для фильма.   
   - Видишь, вот американские участки, – она покрутила на экране объемное изображение, – перед окнами у каждого дома «front-yard» – просто стриженный газон до самого тротуара, а сзади – «back-yard», задний двор по-нашему. Главный фасад открыт со стороны улицы! Вот чей опыт стоит перенять, если нам почему-то уже не по вкусу наши собственные традиции!
   - Почему именно американский опыт?
   - Ну, или европейский…  Просто, у меня дядя с семьей в Америке живет, братья обещали мне для диссертации материал об их одноэтажной застройке отснять...
   - А-а… Это было бы здорово…
   - Вот, смотри, вторая схема – традиционная русская улочка. Видишь, практически, то же самое, что и у американцев. Фасады домов выстроены в одну линию, между ними – заборы с калитками и воротами, перед окнами – или сразу тротуар, или небольшой палисадник. В советские времена, кстати, тоже так строили…
   - Ну это можно было не рисовать, мы столько их наснимали…
   - Смотри, а вот схема современной застройки, – Ника сразу помрачнела, – заборы теперь ставят не между фасадами, а по границе участка. Представляешь, по границе участка!
   - Ну и что?
   - Сейчас «красной линией» стали называть линию разделения частной и общественной зон, типа, «красная», значит «запретная», – все больше распаляясь, возмущалась она. – А мне кажется, что «красная» означает «красивая». Я всегда считала красной линией ту, вдоль которой выстраиваются фасады домов… В общем, так – давай, в субботу поедем в наши новые районы, я тебе там все покажу.
   - Может, лучше в воскресенье?
   - Нет, в воскресенье у меня служба.
   - А-а, – уважительно покачал головой ее помощник, – тогда в субботу.

   На этот раз Максим взял с собой мультикоптер – снимать предстояло поблизости, на окраине города.
   Машина остановилась в степи, возле новых участков одноэтажной застройки.
   Плотные высокие заборы из желтоватой свежей древесины почти сливались по цвету с осенней травой. Их однообразие и безликость, действительно, придавали ландшафту некоторую сюрреалистичность.
   - Они… как в парандже, эти дома… – изумился Максим, поймав себя на мысли, что уже начинает видеть ситуацию глазами Ники.
   - Мне иногда кажется, что после того, как исчез общий «железный занавес», все начали городить вокруг себя свои личные «железные занавесы», – кивнула его подруга. – Кого мы все боимся, Максим? Кого? Самих себя?
   - У нас теперь все так строят.
   - Смотри: степь нарезают на куски под индивидуальную застройку, и каждый участок первым делом обносят по границе высоким забором. Потом строят дом где-нибудь в середине участка, иногда даже в глубине его… Тут никогда уже не будет улиц, даже если снести все заборы, понимаешь, никогда! – чуть не плакала от отчаяния молодая проектировщица. – Это ведь, получается, и не поселок, и не деревня, и не город – это просто какая-то «застройка»…
   - Да, – согласился оператор. – И не поселок, и не деревня, и не город…
   - Надо срочно менять градостроительную нормативку… Почему американцы могут строить как люди, европейцы могут строить как люди, наши предки до революции и после революции могли строить как люди, а мы не можем? Почему? Если уж перенимаем западную жизнь, то почему бы не перенять у них все лучшее?
   - Мы, наверное, идем своим путем.
   - Какая катастрофа с нами случилась, Максим, что мы все друг друга так бояться стали? Какая катастрофа?
   - Катастрофа?
   - Да… И ведь никто не видит в этом проблему, – она показала рукой на заборы, – никто!

   Авиатор придумал, как с помощью своего аппарата эффектно снять заборы. Он пустил гексакоптер вдоль улицы на бреющем полете – получилось красиво.
   - Классно ты это сделал, «пролет на высоте глаз», я бы не додумалась использовать дрон, – радовалась Ника.
   - А ты разве занимаешься съемками?
   - Только виртуально. У меня камеры – в компьютере, их можно там как угодно вертеть…

   После съемок довольные исследователи заехали в небольшое кафе у дороги. Там было безлюдно и тихо, можно было поесть и немного отдохнуть.
   Ника, сидела задумчивая и мрачная.
   - Тебя все это действительно так напрягает, все эти «проблемы застройки»? – удивился оператор.
   - Напрягает, – кивнула Ника и тут же озвучила свои мрачные мысли: – Наше общество безнадежно больно, Максим. Да, и есть ли оно у нас, это «общество»?
   - Ты пессимистка, однако. Наше общество только формируется, еще все впереди. В моей родной деревне, вон, ФАП новый построили – фельдшерско-акушерский пункт. Уже лет тридцать ничего не строили, а тут, построили. И улицы со временем другими станут.
   - А ты оптимист? Думаешь, люди изменятся… В какой, говоришь, деревне ФАП построили?
   - В Дмитриевке.
   - Мой, – утвердительно кивнула Ника. – В Дмитриевке – я делала.
   - О, вот видишь! Архитекторы тоже вносят свой вклад в развитие общественных отношений.
   - Архитекторы формируют эти отношения! – строго, с какими-то стальными нотками в голосе сказала Ника.
   - Вы, типа, «вершители»? – улыбнулся Максим.
   - Да, это мы организуем жизнь общества в пространстве и времени!
«Говорит, как робот, – вдруг подумал Авиатор. – Наверное, архитекторы все такие.»
   - Ну вы утописты! Значит, вы и виноваты во всех этих «проблемах застройки»!
   - Нет, это от нас не зависит, – испуганно сказала Ника, оживая на глазах.
   - А от кого зависит?
   - Это объективный процесс – «атомизация общества».
   - Атомизация?
   - Да, это понятие, противоположное понятию «коллективизации». Его еще философ Томас Гоббс описал в своем знаменитом трактате.
   - А-а! Томас Гоббс! Тогда понятно…
   - Максим… архитекторы – они профессионалы, они видят больше, чем обычные люди. Они умеют считывать информацию из пространства, они могут по обычной застройке поставить диагноз обществу, как врачи.
   - Я, кажется, знаю, о чем ты говоришь, – вдруг серьезно ответил Максим. – Да, специалисты видят больше, чем обычные люди. У меня отец… воздух видел.
   - Воздух?
   - Он дельтапланеризмом занимался, меня с собой на тренировки брал, когда я еще совсем маленьким был… он тогда еще жил с нами. Однажды он стоял перед стартом на склоне, так долго стоял… Я его спрашиваю: «Чего ты ждешь?». А он говорит: «Видишь, травинки впереди застыли неподвижно – это значит, что над поверхностью земли формируется пузырь теплого воздуха. Сейчас травинки качнутся, это будет означать, что пузырь оторвался от земли, я в него попаду, и он меня поднимет над землей»… Представляешь, оказывается воздух состоит из огромных пузырей, которые поднимаются вверх и…
   - Как интересно – «видел воздух»… красиво… Значит у тебя отец тоже авиацией занимался?
   - Дельтапланеризм – это не авиация.
   - А что?
   - Парусный спорт. Никто там не надевает «два крыла» как в песне, у дельтаплана есть только киль, мачта, парус, две консоли и трапеция…
   - А почему ты не пошел в авиацию?
   - Я бы, наверное, медкомиссию не прошел…
   - А, ты кто, вообще?
   - Я инженер, вообще. Технический институт наш заканчивал, специальность – машиностроение.
   - Специалист по роботам?
   - И по роботам тоже. Авиация – это теперь хобби, ну, как у тебя церковный хор…       


Глава VI

   На следующий день, в воскресенье, Максиму вдруг пришла в голову мысль сходить в Преображенский парк. Это был очень красивый парк на месте прежнего болота, разбитый возле нового Спасо-Преображенского собора. Видеосъемки этого места часто мелькали в телевизионных программах, но Авиатор был уверен, что с помощью дрона все можно снять гораздо лучше.
   Максим долго бродил по парку, пока с колокольни собора не послышался звон – там закончилась служба. Авиатор поспешил к воротам храма, он надеялся встретить Нику. Он прождал полчаса, пытаясь найти ее глазами среди выходящих из храма женщин, но она, в конце концов, окликнула его сама.
   - Привет, ты меня ждешь?
   - Привет… да, я тебя жду. У меня… дело… к тебе.
   У Максима не было никакого конкретного дела, он соображал на ходу, одновременно разглядывая Нику в необычном образе. На ней была довольно длинная светлая юбка и короткое модное пальто песочного цвета, собранные сзади в пучок волосы прикрывала полупрозрачная накидка. «Если бы она не подошла, я бы ни за что ее сам не узнал», – подумал парень.
   - Верочка, пока! – крикнула на ходу Нике какая-то женщина.
   - Верочка? – изумился Максим.
   - Я же Вероника, – ответила она, снимая накидку и надевая вязаную шапочку. – А какое у тебя дело?
   Авиатор поднял к небу глаза, словно пытаясь найти там ответ, и… тут же нашел там ответ.
   - Слушай, а с вашей колокольни можно снимать? Оттуда должны быть офигенные ракурсы.
   - Наверное, можно. Туда, на колокольню, даже экскурсии водят. Если хочешь, я договорюсь с отцом Василием.
   - Это было бы здорово…

   В следующую субботу они поднялись на колокольню. Оттуда был виден весь город, но Максима гораздо больше заинтересовали огромные золотистые купола, которые теперь были прямо на уровне его глаз. Сквозь них был виден парк – дорожки, фонтаны, искусственные водоемы… Оператор долго снимал купола и виды города, пока наконец не пришел к выводу, что колокольня хорошо, а мультикоптер – лучше.
   - Давай, просто посидим, – предложил он Нике, которая все это время была рядом, – посмотрим на купола…
   - Давай, я здесь тоже в первый раз.
   - Все-таки, странно, что ты поешь в церковном хоре, – сказал Максим, мельком разглядывая девушку.
   - Я всю жизнь пою в хоре, еще с музыкалки. В институт поступила – чувствую, чего-то не хватает. Пошла в студенческий клуб, записалась на хор – стало все нормально. Не могу без хора. Знакомые попросили однажды в храме спеть – мне так понравилось… вот, с тех пор и пою. Иногда даже регентую, когда больше некому.
   - Чего делаешь?
   - Руковожу хором.
   - Спой что-нибудь, ну хоть немножко.
   Максим был уверен, что Ника застесняется, но она, как будто, и сама была готова запеть, глядя на блестящие купола и кресты. «Иже, Херувимы, иже Херувимы тайно образующе…» – начала она негромко. Голос у нее был легкий и звонкий, Авиатор вдруг сразу представил себе вид с высоты. «Нужно сделать облет вокруг собора на уровне крыши…», – думал он.
   - Давай клип снимем, – предложил он, когда она закончила петь.
   - Клип на «Херувимскую»? Ты что, обалдел?
   - А почему нет? Было бы красиво – взлет к небесам…
   - Приходи на службу, услышишь, как это в храме звучит. Там акустика лучше.
   - На службу… нет, – смутился Максим. – Я туда не пойду.
   - Там не страшно, – улыбнулась Ника.
   - Я же неверующий. А ты… сама веришь?
   - Не знаю, никогда сильно не задумывалась… Теоретически, Бог – это «Слово». Библия реально существует, кто бы ее ни написал, христианское учение реально существует. И ты его или принимаешь или не принимаешь… Это хорошее учение – «возлюби ближнего своего». Но… я однажды подумала, что это значит, быть настоящей христианкой? И мне представилась такая старенькая бабушка, сердобольная, которая всех жалеет, всех прощает, всех примиряет… Я так не смогу, никогда не смогу.
   - Ты хочешь совершенства сразу? – усмехнулся Максим. – Может быть, эта бабушка грешила всю жизнь…
   - Я же говорю – это нравственные принципы, и ты их или принимаешь или не принимаешь…
   - Так только фанатики могут… сразу…
   - Причем здесь фанатики?
   - У меня есть идея, – предложил Максим. – Нам надо съездить в Дмитриевку. Я хочу тебе одну улочку показать. Там моя бабушка раньше жила, и там очень-очень красивое место.
   - Давай съездим, – сразу согласилась Ника. – Я, хоть, на свой ФАП посмотрю… Знаешь, архитекторов всегда тянет «на место преступления»…

   
  Глава VII

   До Дмитриевки ехать было часа два, однако, скучать им не пришлось – дорога пролегала по весьма живописной местности. Путешественники часто останавливались, фотографировали красивые пейзажи и друг друга на фоне этих пейзажей. Им было легко вместе, они уже почти подружились.
   Время от времени им попадались уродливые строения вдоль дороги. У Ники они вызывали негодование.
   - Смотри, какое уродство! Прямо возле дороги построили!
   - Ну и что?
   - Как что! Дороги, по которым ездят туристы – это лицо нашего региона, это наша «выставочная витрина». Нельзя портить виды вдоль дорог.
   В голосе Ники снова зазвучали стальные нотки.
   - Здесь не ездят туристы, – возразил Максим.
   - Пока не ездят. Потом будут. Смотри, какая красота кругом! Надо беречь эти виды. Кстати, может, как-нибудь, об этом тоже фильм снимем? О сохранении ландшафтов рекреационных зон?
   - «Реквием по рекреационным ландшафтам»? – засмеялся он.
   - Между прочим, ничего смешного, – строго ответила Ника.
   - Наверное, тяжело быть архитектором, – уже серьезно заметил ее спутник, – вокруг сплошные несовершенства.
 
   В Дмитриевке они сначала осмотрели новое кирпичное здание ФАПа. Ника, не говоря ни слова, долго ходила вокруг, то светлея лицом, то мрачнея. «Бедные проектировщики, – сочувственно думал работник телекомпании, – каково им отдавать в чужие руки свои проекты…»
   - Ну, что, нормально? – спросил он Нику, когда она закончила обход ФАПа.
   - Крыша в проекте зеленая была, – грустно сказала она. – Зачем красную сделали, это же не пожарное депо.
   - Красная металочерепица дешевле, – пожал плечами Максим. – Не переживай. Знаешь, у нас тоже так бывает – напишешь сценарий, отдашь редактору, а он по своему все переделает…
   - Ладно, поехали твою улицу смотреть.
   
   Они добрались до того дома, в котором Максим проводил когда-то каждое лето. Ника вышла из машины, огляделась и утвердительно кивнула.
   - Да, это то что надо.
   Широкая деревенская улица с желтоватой грунтовой дорогой не была похожа те улицы, которые они снимали раньше. Она отличалась какой-то особенной поэтической красотой.
   - Она как будто живая, эта улица, правда? – сказал Максим, вопросительно глядя на девушку. – Как будто у нее душа есть.
   - Она просто родная тебе. Я в Минусинске чувствовала то же самое…
   Перед окнами деревянного дома с табличкой «ул. Совхозная, 8», в котором жили уже совсем другие люди, росла большая рябина. Таких деревьев вокруг было много, почти в каждом палисаднике, это добавляло улице красок.
   - Я помогал бабушке сажать эту рябинку, – вспомнил Максим. – Нам тогда тетя Надя, соседка, саженец дала…
   - Рябины, они как будто цветут два раза в год, весной и осенью, – философски заметила Ника, любуясь деревом, – но осенью они «цветут» гораздо красивее… А в Минусинске между тротуаром и дорогой – черемухи или яблоньки-дички… Смотри, последние георгины в палисадниках, еще живые… Раньше люди цветы для прохожих сажали – на окнах, на клумбах… а теперь – только для себя.
   - Снимать? – спросил Максим, доставая камеру.
   - Снимай, конечно. Чем эффектнее мы покажем в фильме старые улицы, тем больше зрители проникнутся… Хотя… ни фига они не проникнутся…
   - Не отчаивайся, у нас все получится.
   - Плевать мне на них, – со злостью выпалила Ника. – Не буду ничего никому доказывать, буду просто собирать демонстрационный материал для диссертации…
   - Все будет хорошо, – успокоил ее Авиатор, – ты сделаешь научный анализ и всех убедишь.
   - Смотри, ведь сибиряки всегда жили «улицей», – сразу оживилась девушка, – не хуторами, не куренями, а улицей. Вот почему тебе кажется, что здесь душа есть. Потому что она есть! Не будет улиц – не будет и души. Останутся одни заборы…

   - Максим, это ты, что ли? – вдруг окликнула оператора какая-то пожилая женщина.
   - Тетя Надя, здравствуйте! – растерянно откликнулся он.
   - Ты какими судьбами к нам?
   - Да, мы тут… поснимать приехали, – он кивнул в сторону камеры.
   - Вижу. Ты, я слышала, на телевидении работаешь?
   - Да, но… я там просто оператор…

   Весть о том, что приехало «телевидение» быстро разнеслась по деревне. Пока соседка расспрашивала парня о его житье-бытье, время от времени поглядывая в сторону Ники, вокруг них собралась толпа.
   - Воду, воду когда проведут? – галдели деревенские бабушки. – Товарищи журналисты, посмотрите, в какую даль мы теперь за водой ходим, как нам жить-то?
   - Максим, поехали отсюда, – шепнула Ника, отводя своего помощника в сторону.
   - Нет, подожди немного, куда я поеду? – ответил он. – Надо записать, чего они просят, может быть, им смогут помочь. Это… неплохой материал для репортажа.
   Ника пожала плечами и отошла в сторону, а Максим, как умел, начал брать спонтанное интервью у местных жителей… 


Глава VIII

   К декабрю почти весь материал для фильма был собран.
   Ника рисовала схемы и планы, находила нужные виды из космоса и альтернативные варианты зарубежной одноэтажной застройки. Она несколько раз ездила в Минусинск, в музей – искала там старинные фотографии улиц города.
   Те дореволюционные купеческие особняки, которые в детстве казались ей старыми и страшными, на музейных снимках выглядели настоящими дворцами – такие новенькие и аккуратные. «Надо бы фотовыставку сделать, прежнее великолепие города всем показать», – думала она.
   Максим тем временем обрабатывал все отснятое на камеру, монтировал фильм.
   Оставалось только получить обещанные материалы из Америки.

   В первый уикенд декабря коллектив проектировщиков отправился в Саяны, на горнолыжную базу, открывать новый сезон.
   Ника и ее подруги, Аня и Лера, первый раз за зиму увидели снег. Выйдя из автобуса, девушки с веселым визгом, побросав лыжи и сумки, принялись кидаться снежками и делать «снежных ангелов» в рыхлых сугробах.
   - Как здорово! Хоть здесь в снегу поваляться… в Абакане, наверное, зимы нынче совсем не будет, – смеясь и отряхиваясь заметила Ника.
   - И дождей осенью не было, на даче все промерзнет, – кивнула Лера.
   - Еще только декабрь, может, навалит еще, – сказала Аня.
   - Не надо «навалит», – испуганно махнула рукой Лера, – вспомни, какое весной наводнение было…
   - Ну, да… Хотя, без снега тоже плохо, – согласилась ее подруга.
   Отряхнувшись, подружки взяли лыжи и побежали догонять коллег.

   На эту базу они ездили часто. Отсюда, с высоты, открывался чудесный вид на соседний хребет Спящий Саян, на тайгу, на дальние горы, на трассу Абакан-Кызыл, которая извивалась внизу сизой лентой. Весь день проектировщицы катались на горных лыжах, кувыркались в снегу, а когда ранний декабрьский закат начал окрашивать склоны гор в яркие цвета, они решили сфотографироваться всем коллективом на фоне Спящего Саяна.
   Ника снимала друзей, и в этот момент ей на телефон пришло сообщение – братья прислали обещанный ролик. Она тут же побежала к домику турбазы. В теплой гостиной никого не было, Ника быстро, не теряя ни минуты, скинула куртку, и усевшись в широкое кресло у камина, открыла долгожданное сообщение из Калифорнии.

   Двоюродные братья подготовили для нее материал об американских улицах. Начали, конечно же, со своей собственной, снимая и комментируя по очереди.
   - Вот наш дом, – рассказывал старший, – В этом году муниципальные власти заставили нас фасад покрасить, так что, он у нас теперь такой вот желтенький. Вот наш front-yard, а это – магнолия, она уже отцвела. Когда расцветет, мы тебе ее обязательно сфотографируем, это очень красиво.
   На ровно постриженном газоне, перед окнами дома, росло деревце с раскидистой кроной и крупными зелеными листьями – их любимая магнолия. У соседей слева на газоне росли две глицинии, а у соседей справа – олеандр.
   Братья показывали тротуары, дорожки и газоны своего маленького городка, спортивные площадки, апельсиновый сад, где любой желающий мог свободно собирать плоды…
   - А вот город Санта Роза, – комментировал младший. – До него от нас ехать сорок минут. Здесь, в принципе, такая же одноэтажная застройка, но народ здесь живет побогаче…
   Они снимали и ухоженные улицы Санта Розы, и улицы других соседних городков, и даже, зачем-то, виллы богачей на побережье океана. «Пригодится, – думала их сестра-архитектор, – все пригодится.»
   
    
Глава IX

   В редакции готовились к Новому году. Операторы, два Максима, распечатывали и склеивали праздничный плакат, Ирина наряжала маленькую искусственную елку, Сергей рылся в интернете, пытаясь найти что-нибудь интересное.
   - Вот еще парочка заголовков в мою коллекцию «Перлы конкурентов», – хихикнул он, – «В Хакасии житель соседнего Минусинска забил собутыльника кочергой из ревности», «Осужден житель Хакасии, забивший двух человек бутылками из под самогона».
   - Это в разделе «Криминал»? – спросила Ирина.
   - Это у них в разделе «Общество»,  в разделе «Криминал» там, вообще, туши свет. А вот еще… – журналист начал зачитывать забавные и нелепые названия чужих публикаций, это было его любимое занятие.

   Операторы наконец-то склеили и повесили на стену плакат «С Новым 2015 годом козы!».
   - Надо было «Козы» с большой буквы написать, грамотеи! – усмехнулась Ирина.
   - «Коза» по японскому гороскопу знак искусства, я в интернете читал, – сказал Максим. – Следующий год – наш год!
   - А мы к искусству каким боком? – удивился Сергей.
   - Мы же пишем, – подхватил другой Максим, – и снимаем. Ирина Игоревна книжку издала, а, вон, Авиатор наш, вообще, кино хочет снимать. Настоящее.
   - Если человек издал книжку, то он уже писатель по-вашему? – усмехнулась Ирина.
   - Ну, да.
   - Как сказал Томас Манн: «Писатель – это человек, которому писать труднее, чем остальным людям», – процитировала их начальница. – Максим, а ты, правда, хочешь снимать кино?
   - Ага, фантастику, – ответил за оператора Сергей.
   - Фантастику? – поморщилась Ирина. – Ну, фантастика – это не искусство, это… «жанр».
   - Почему не искусство? Там же такие мысли! Фантастика… проектирует будущее, – возразил любитель роботов.
   - Вот именно! Мысли, мысли… Фантастика – это иллюстрация мысли! А настоящее искусство – это иллюстрация…
   - Чего?
   - Чувства.
   - «Фантастика проектирует будущее!» – усмехнулся Сергей. – Это ты, дружок, у архитекторов набрался. Смотри, а то «с кем поведешься…». Кстати, передавай привет Нике! Как там у вас с фильмом-то? Процесс идет?
   - Идет, – нехотя ответил Максим. – Уже почти весь материал собрали…
   - Меня не забывайте, если помощь нужна – зовите.
   - Хорошо.
   Бывший член их команды досадливо поморщился и снова уткнулся в интернет.
   - О! В этом году Пасха 12 апреля! В День космонавтики! – громко сообщил он всем. – Ну, все, конец света будет!
   - Какой конец света? У каждого свой праздник, – возразил Авиатор.
   - До Пасхи еще жить да жить, еще зима-то толком не началась, – сказала Ирина, обматывая крестовину елки белой ватой. – Уже Новый год скоро, а еще ни одной снежинки не выпало…

   В архитектурной мастерской тоже готовились к празднику. Ника развешивала красные и золотые бантики на листья высокой зеленой монстеры, стоящей в углу. Аня и Лера приклеивали на стекла снежинки из бумаги. Большой настенный календарь с олимпийскими объектами решили пока не снимать, новый просто повесили рядом.
   - Не настоящий снег, так хоть бумажный пусть будет, – вздыхала Лера, глядя из окна третьего этажа на серые пыльные улицы.
   - Да навалит еще, вот увидишь, – не теряла оптимизма Аня.
   - Зимы ждала, ждала природа… – снова вздохнула Лера.
   - Девчонки, так пойдет? – спросила Ника, показывая подругам импровизированную «елку».
   - Пойдет.
   Еще Ника украсила бантиками свои любимые кактусы в горшках и полила их водой из самого изящного бокала: «С праздником! С праздником!». Парни притащили откуда-то колонки и включили музыку, Ольга Викторовна достала из холодильника пирожные. Можно было садиться за стол…
   
   
Глава X

   Был уже февраль, а снега все не было.
   Максим сидел вечером в редакции, занимался монтажом фильма. Он думал, что все уже ушли домой, но тут вошла Ирина.
   - Ты чего сидишь, не уходишь? – спросила она, собирая свои бумаги и складывая их в сумку.
   - Да, так. Я, тут, друзьям фильм помогаю снимать, вот, видео для монтажа готовлю.
   - Какой фильм, фантастику? – улыбнулась она.
   - Нет, это… демонстрационный материал к научной работе, к диссертации.
   - А-а!
   - Ирина Игоревна, а вот Вам… никогда не хотелось снять настоящее кино, художественный фильм?
   - Художественный фильм? – она на минуту задумалась, потом вздохнула. – Конечно хотелось.
   - Так давайте снимем! У нас же для этого все есть, давайте попробуем!
   - Для кино деньги нужны, – сразу замотала головой она.
   - Ну, может быть, нам кто-нибудь даст денег…
   - Кто?
   - Ну, наше Министерство культуры, например. Они же должны поддерживать искусство.
   - Это же не Министерство искусства, а Министерство культуры.
   - А искусство это, что ли, не культура?
   - Это разные вещи.
   - Почему разные? – удивился Максим.
   Ирина посмотрела на оператора с жалостью, как на малое дитя.
   - Люди часто путают шоу-бизнес, культуру и искусство. Шоу-бизнес это коммерция, с этим все понятно. Культура – это музей из всего отжившего, это отборная классика, национальное достояние. Это наша сокровищница, которую необходимо обслуживать. Для того и создаются министерства культуры, чтобы охранять культурный код нации – этакий «бабушкин сундук», который надо время от времени перетряхивать, чтобы не забыть, что ценилось в прежние века…
   - Музей из всего отжившего… Культура – это что-то мертвое?
   - Мертвое. И вход туда только через учебник истории.
   - А искусство?
   - Искусство это, пожалуй, самая загадочная вещь из этих трех. Это такая… большая игра, всемирный интерактивный обмен эмоциями между людьми. Никто толком не знает для чего оно, для чего люди обмениваются эмоциями, для чего подают друг другу сигналы беды и счастья… Но, самые прекрасные находки искусства как раз и составляют содержимое «сундука» культуры. Его можно перетряхивать бесконечно, находить что-то новое в хорошо забытом старом… – Ирина кивнула в сторону гравюр с иллюстрациями хакасского эпоса, которые всегда висели у нее над рабочим столом, – пополнять копилку новыми шедеврами.
   - Большая игра…
   - Большая коммуникация между живыми людьми. Настоящее искусство не ориентируется на вкусы публики… Это что-то очень личное. Искусство – это что-то очень личное…
   - А почему «жанр» не искусство?
   - Жанровое кино это товар, «ширпотреб», – пожала плечами Ирина. – Человек, покупая билет в кино, получает за свои деньги конкретную эмоцию на выбор, эмоцию, определяемую жанром. Например, хочешь посмеяться – покупай комедию, хочешь поплакать – покупай мелодраму, хочешь испугаться – покупай ужастик…
   - А фантастика?
   - Фантастика это способ популяризации научных знаний, «демонстрационный материал к научной работе», как ты говоришь. Это не искусство.
   - Ну почему! – горячо возразил Максим. – Вы же сами когда-то нам говорили, что искусство можно делать «из любого сора», на любом материале!
   - Ну, может быть … Сейчас так снимают в Голливуде – за жанровым слоем прячут художественный слой, видимый лишь посвященным… А ты что хочешь снимать-то?
   - Ну, что-нибудь вроде антиутопии… Почему обязательно мы должны делать «искусство»? Давайте снимем «жанр», иллюстрацию научной мысли!
   - Жанр? За три копейки? А с научными знаниями у тебя, кстати, как?
   Максиму вдруг сразу вспомнились слова Сергея: «Изучай общество!».
   - Вы имеете в виду… социологию?
   - Я имею в виду твое общее развитие. Ну, например, скажи, в каком году родился Иисус Христос?
   - Иисус Христос? Не знаю…
   - Вот, видишь! Изучай историю! – важным тоном сказала начальница, надевая пальто.
   - А в каком году он родился-то, Иисус Христос? – крикнул Авиатор вслед уходящей Ирине.
   - В нулевом, – уже из коридора ответила она. – Наша эра начинается от Рождества Христова!


Глава XI

   Снега так и не было в этом году.
   Ника и Максим упорно работали над своим фильмом, и уже к концу марта «Реквием» был почти полностью смонтирован, оставалось только сделать титры и озвучить. Компьютерную графику проектировщица взяла на себя – она сама подбирала шрифты и писала тексты. Но для озвучки нужен был какой-то солидный голос, такой как у Сергея.
   Ребята боялись, что журналист не согласится им помочь, но он согласился, и в субботу утром Максим уже ждал Нику, чтобы отвести ее в студию телецентра.
   Он встретились, как и обычно, возле храма, в Преображенском парке, и отправились через весь парк к остановке.

   - Он сразу согласился? – спросила Ника.
   - Почти. Дулся сначала… а потом я начал ему заливать, какой у него прекрасный голос, и что ты хочешь только его голосом озвучивать…
   - Ты что, совсем с ума сошел, зачем ты ему про меня наплел?
   - Ну, извини. Военная хитрость… Тебе же нужен этот фильм.
   - Нужен, – вздохнув согласилась она.
   - В общем, я все уладил… Знаешь, а в этом году Пасха с Днем авиации и космонавтики совпадает, – перевел он разговор на другую тему. – Выходит у нас с тобой, вроде как, общий праздник.
   - Почему общий праздник?
   - Ну, меня на работе Авиатором называют, а ты… в церковном хоре поешь.
   - И что? Ты авиатор, а по земле ходишь, а я… я всегда во всем сомневаюсь. Мы с тобой одинаковое к небу отношение имеем.
   - А еще этот год – год Козы, а Коза по японскому гороскопу – знак искусства! Ты архитектор, значит это твой год. Видишь, как все в один день сошлось – и искусство и наука и религия!
   - Архитектура не искусство, – с грустью сказала Ника.
   - Искусство. По определению – искусство.
   - В редких случаях. В целом это, скорее, дизайн, эстетика. Мы, архитекторы, лишь гармонизируем среду, организуем жизнь человека в пространстве и времени.
   - Вы создаете «программируемые эмоции», как жанровое кино?
   - Жанровое кино?
   - Ирина Игоревна говорит, что жанровое кино – это эмоция на заказ. Конкретная эмоция на выбор.
   - Ну, она права. Только у нас без выбора. Мы – специалисты, нам виднее, что нужно человеку для жизни.
   - Но людям нужно разное! Почему кто-то должен за меня решать, как мне жить, что и когда делать?
   - Мы же в обществе живем, а в обществе есть правила. Видишь вон те грАффити? – Ника показала на железобетонные плиты забора, отгораживающие парк от автостоянки. – Вандалы делали что хотели, в результате – испортили стену. А если каждый будет делать что хочет? А если люди законы соблюдать перестанут?
   - Ну, законы, конечно, надо соблюдать… а граффИти, это, между прочим, искусство. Стрит-арт. Ты, что ли, против искусства?
   - Ну, уж нет! – с жаром заявила проектировщица. – За такое надо в тюрьму сажать! В городской среде может быть только один вид искусства, специально для нее созданный.
   - Какой?
   - Монументально-декоративное искусство!
   - Которое дает запрограммированную эмоцию? Возвышенно-помпезную, как фонтаны ВДНХ?
   - А хоть бы и фонтаны ВДНХ, что ты имеешь против? Главное, чтобы эта эмоция была положительная. Или нейтральная, спокойная. Чтобы не несла негатива, понимаешь? У людей своих бед хватает, зачем им еще, идя по улице, слышать чьи-то вопли?
   - Какие вопли?
   - Вот эти! – Ника показала на граффити. – Искусству не место на улицах! Архитектура призвана устанавливать гармонию в мире, а искусство – это дисгармония, это нерв, это экспрессия. И показывать его надо в специальных местах, в галереях, на выставках. Не надо выливать свой юношеский негатив на прохожих! Искусство – это что-то очень личное… Надо уважать других людей, уважать общество, соблюдать порядок и не портить гармонично сформированную профессионалами среду!
   - Вы, архитекторы, любите порядок, – немного ехидно заметил Максим.
   - Мы любим ансамбль! Что может быть прекраснее в архитектуре, чем ансамбль, когда все пространство работает как единый арт-объект, когда оно поет, как единый слаженный хор…
   - Ну ты регент! – усмехнулся он.
   - Все архитекторы немножко регенты… – вздохнула Ника, успокаиваясь, – и немножко утописты…
    «Искусство – это что-то очень личное…», – тихо, про себя, повторил Авиатор. Ирина Игоревна тоже так говорила…
   - Фу, опять дымом пахнет… – Ника зажала нос рукой.
   - Это степь горит. Мы вчера со съемок возвращались, видели. Трава сухая, за всю зиму ни одной снежинки, а люди все равно палы пускают. Придурки, доиграются!
   - Фу, как грубо, ты ведь журналист! – поморщилась девушка.
   - Я оператор, мне можно.
   - Только не при мне.
   - Хорошо, при тебе буду выражаться только по-вашему, по-культурному, – улыбнулся Максим.
   Ника тоже рассмеялась вместе с ним.

   По вершинам лысых сопок за Енисеем, хорошо видных из города, расползались черные пятна степных палов – там горела пересохшая за зиму трава…


 Глава XII

   Ранним утром двенадцатого апреля в соборе заканчивалась пасхальная служба. Петь было тяжело, у Ники постоянно перехватывало горло. Над городом уже несколько дней висела тонкая белесая дымка от дальних степных пожаров, никто не знал, когда же они закончатся. Люди ждали ветра, но в это утро именно ветер принес беду – город заволокло настоящим дымом…
   Колокола весело звонили, но в воздухе висела тревога. Ника шла домой после службы и ей было тоскливо, ее тяготило предчувствие чего-то страшного.

   Максим проснулся утром от звонка Ирины. Она велела срочно собираться. Он лихорадочно стал натягивать штаны и футболку, быстро умылся, проглотил на ходу пару пасхальных яиц, запил их чаем под причитания мамы, и в девять уже был на перекрестке, где ждали его Сергей, Ирина и шофер Володя.
   - Христос воскресе! Куда едем? – спросил Максим.
   - Воистину! – сонно отозвался Сергей.
   - Едем в Новоенисейку, – ответила Ирина. – Там пожар.

   Они ехали по трассе через степь. Над дорогой висел плотный белый туман, видимость была плохая. В деревню въезжать было страшно – там все горело.
   Журналисты вышли из машины. Максим достал камеру, снял пожар издалека, потом они прошли дальше. Там уже полыхали целые улицы – вокруг метались люди с ведрами, женщины кричали и плакали. Визжали собаки, сгорающие живьем на цепях, мычали коровы, которых хозяева тщетно пытались вывести из хлевов. Всего одна пожарная машина встретилась им, и этого явно было мало.
   - Давайте, хоть, поможем как-нибудь, – не выдержал Максим.
   - Поздно уже, чем мы тут поможем? – с досадой ответил Сергей и показал пустые руки.
   Раздался сильный взрыв, они невольно присели от страха, затем раздался второй – в горящих домах рвались баллоны с газом.
   - Едем отсюда! – решительно скомандовала Ирина.
   - Как едем, мы же только что приехали… – возразил Авиатор.
   - Быстро в машину! Я за вас отвечаю, мне и решать, – крикнула начальница.
   Они добрались до основной дороги, но отъехать смогли недалеко – впереди, в полукилометре от них, горела степь. Огонь мгновенно достигал трассы, легко перелетал через асфальт, и несся дальше …
   - Назад! – крикнула Ирина. – Едем назад!
   - К реке надо, в объезд, – сказал шофер. – Там вдоль Енисея проселочная дорога идет до Саяногорска.
   - Давай в объезд, – махнул рукой Сергей.
   Они повернули назад и снова направились в сторону Новоенисейки. Приблизиться к деревне им не позволил черный дым, который теперь валил им навстречу. Шофер Володя чертыхнулся, вывернул руль направо, съехал с дороги и поехал прямо по степи, по бездорожью, почти вслепую.
   - Только бы здесь пала не было, – сказал Сергей, тревожно глядя в ту сторону, откуда дул ветер. – От такого пламени и по асфальту не убежать…
   Дыма возле реки было меньше, они нашли дорогу и кое-как доехали до Саяногорска. Только поздно вечером, когда движение по трассе было открыто, журналисты тронулись в обратный путь.

   Во вторник съемочная группа уже снимала с воздуха страшные последствия воскресных пожаров. Они ездили от села к селу, от деревни к деревне по обугленным остывшим окрестностям, теперь уже спокойно, не боясь огня. Максим запускал свой мультикоптер над пепелищами, делал облеты того, что осталось после катастрофы. Жители республики только-только начали отходить от шока и осознавать, что же произошло.
   Вечером Сергей показывал усталому оператору готовый ролик, смонтированный из отснятого материала. На мониторе медленно проплывали страшные кадры разрушений…
   
   - Смотри, я титры наложил, – сказал Сергей.
   На фоне аэросъемки появился текст: «12 апреля 2015 г. в Хакасии сгорело 1300 домов, погибли 32 человека, 5 000 человек остались без крова, уничтожены 10 000 голов скота (в степи и на подворьях), пострадали 42 населенных пункта – Сабинка, Новоенисейка, Бей-Булук, Краснополье, Новокурск, Дмитриевка…»
   - Дмитриевка… – тихо прошептал Максим, выхватывая глазами название родной деревни из длинного списка деревень и поселков на экране.
   - Смотри, теперь музыку добавим, – сказал Сергей и включил печальную мелодию.
   - Какая-то музыка знакомая…
   - Ты что! Это же «Реквием» Моцарта, «Lacrimosa»…
   - «Реквием»?
   - «Реквием», – кивнул журналист, сразу догадавшись, о чем подумал Авиатор, – «Реквием… по улице». Я же говорил, что это плохое название.
   - В смысле?
   - Ну… не люблю слово «накаркали»…
   - Ты хочешь сказать, что это мы виноваты? – удивился Максим.
   - Я хочу сказать, что с названиями надо осторожнее, – огрызнулся его старший товарищ.
   У оператора по всему телу побежали мурашки – то ли от возмущения, то ли от чувства вины, которую почему-то возложили именно на них. Он не мог избавиться от этого чувства и на следующий день – на душе было как-то мерзко. Он хотел позвонить Нике и пожаловаться ей на несправедливо брошенное обвинение, но тут же передумал. «Зачем я ее буду расстраивать, – рассуждал Максим, – она будет сильнее меня переживать. Если это действительно все из-за нас… пусть это будет мой грех. В конце концов, это же я снимал фильм…»


Глава XIII

   В архитектурной мастерской был аврал. Проектировщики срочно готовили проектную документацию для нового масштабного строительства – в республике начиналась операция по возведению к осени домиков для погорельцев. Столы были завалены альбомами чертежей. Принтеры и плоттеры работали без остановки. В последний вечер перед сдачей Ника раскладывала отпечатанные листы по номерам, готовила альбомы к сшиванию…
   В кабинет заглянула Юля из бухгалтерии.
   - Вы «на погорельцев» сдавали?
   - Сдавали. Мы тут вещи принесли… – ответила Аня.
   - Вещей уже много, сказали не надо. Там сейчас надо моющие средства – мыло и порошок…
   В комнату зашел директор. 
   - Ну что, девушки, успеваем? Сегодня надо закончить, кровь из носу! Завтра в семь утра Миша чертежи отвезет…
   - Сдаем, Юрий Анатольевич. Сейчас, еще два альбома и все...
   - Быстрее, девушки, не сидеть же тут всю ночь.

   Поздно вечером уставшая до изнеможения Ника вышла из дверей проектной фирмы. Ее ждал Максим на своей машине, чтобы подвезти до дома.
   - Привет! – сказал он, открывая дверцу.
   - Привет! – ответила Ника, садясь в машину и озабоченно глядя на часы. – Ого! Уже пол-одиннадцатого! Давно ждешь?
   - Не очень. Ну как, все доделали?
   - Все. Сдали. Представляешь, до сентября это все надо построить! Больше тысячи домов! Неужели успеют?
   - Должны успеть.
   Машина тихо двигалась по ночной улице.
   - Представляешь, если бы все это случилось в девяностые? Дали бы людям компенсацию по сто тысяч и все… – заметила Ника, уже сквозь дрему. – Наверное, это хорошо, когда есть сильное государство, когда люди защищены…
   - Теперь ты стала оптимисткой?
   - Я пессимистка только насчет того, во что наш народ превратился.
   - А во что он превратился?
   - Сейчас государство для нашего атомизированного общества – единственная формообразующая оболочка. Если кристаллической решетки уже нет… нужен крепкий мешок… чтобы не рассыпались как горох…
   Максим хотел ей возразить, но увидел в зеркале, что Ника уже спит.

   По телевизору каждый день показывали, как идет строительство в пострадавших селах. Все лето съемочная группа телекомпании колесила по деревням и поселкам, делала репортажи.
   Целые улицы из типовых желтых домиков вырастали на месте недавних пепелищ.
   - Сколько же их! – удивлялась Ирина, когда они проезжали мимо одной из новостроек.
   - И какие они одинаковые, – заметил Максим. – Это, наверное, будет идеальный архитектурный ансамбль. У меня есть знакомая, архитектор, так она говорит, что в архитектуре больше всего ценится…
   Он запнулся, уловив на себе взгляд Сергея.
   - Ансамбль это не тогда, когда все элементы одинаковы и выстроены в ряд, – возразила Ирина. – Ансамбль, это когда они работают на одну идею, когда поддерживают друг друга.
   - Когда вместе работают, – кивнул Сергей. – «Ансамбль» по-французски означает «вместе».

   В сентябре президенту, посетившему Хакасию, уже показывали готовые улицы из желтых домиков. К весне окончательно оформились и участки.
   Пока Сергей был в отпуске, Ирина с Максимом вдвоем делали передачу к годовщине «Огненной Пасхи». На этот раз снимали в селе Новокурск, на улице Степной. Максим хотел увидеть новую улицу из одинаковых домиков, уже достроенных и обжитых погорельцами, но вместо этого увидел только длиннющий металлический забор, из-за которого едва виднелись щипцы крыш.
   - Уже забор сделали, – грустно констатировал он. – Совсем глухой забор… Зачем же так закрываться-то… от ближнего своего?
   И вдруг страшная мысль промелькнула у него в голове. Настолько страшная, что он тут же замотал головой, прогоняя ее прочь: «Нет! Не может быть!»
   И на следующий же день помчался в Дмитриевку.

   Он поехал туда без Ники. Они давно не встречались, Максим не знал, защитила ли она свою диссертацию, показывала ли кому-нибудь «Реквием». Он был уверен, что этот фильм, даже если и вызовет некоторый интерес у профессионалов, простому зрителю будет неинтересен – не все умеют «видеть воздух». Он и сам поначалу не очень-то понимал о каких проблемах толкует ему молодая проектировщица.
   Он ехал в свою родную деревню один, движимый горьким предчувствием. Это было что-то очень личное…
   Вот и указатель на дороге – «Дмитриевка». Но все вокруг не то.
   Он ехал по памяти, с трудом ориентируясь в хаосе новой застройки, и не поверил своим глазам, когда увидел на глухом заборе из темного профлиста свежую табличку-аншлаг: «ул. Совхозная». Это была не его улица, это была какая-то чужая улица – два длинных металлических забора и между ними пустой проезд…

   Максим вышел из машины. Он долго стоял и смотрел на то, что было когда-то его родиной, смотрел и не мог поверить, что все это правда.
   Потом он открыл багажник, достал свой мультикоптер и пустил его на бреющем полете вдоль улицы. Пустил просто так, непонятно зачем, ведь «Реквием» был давно закончен. «Нет, – думал он, – никаким документальным фильмом не передать скорби… Не поймут люди, ведь это что-то очень личное. Ирина говорила, что искусство – это иллюстрация чувства… Здесь нужен не документальный фильм, а художественный.»

   Мультикоптер мягко шлепнулся на обочину дороги, и уткнулся камерой в темно-коричневый забор. Авиатор подошел к аппарату и выключил камеру.

Конец
   


От автора

   Сценарий переделала в новеллу. Получилось что-то среднее – и не сценарий, и не новелла.
   Все события и персонажи здесь вымышлены, все совпадения случайны. Названия населенных пунктов также вымышлены, не стоит искать прямого соответствия с реальными фактами. Впрочем, при описании пожара использовались воспоминания очевидцев.
   
   Трагедия в Хакасии произошла 12 апреля 2015 г., трагедия в Санта Розе (Калифорния) произошла гораздо позже – 9 октября 2017 г.