Грудь богини Здоровья

Однажды во время разговора с Майклом речь зашла о разных традициях русской армии и, в частности, о ношении усов. Вы помните, я практически с первого курса ВМА обзавелся ими. Что меня заставило их носить? – не знаю. Вероятно, это был генетический подсознательный посыл, так как большинство моих предков по отцовской линии были офицерами. В этом разговоре Майкл упомянул книгу воспоминаний известного фармаколога и физиолога академика АМН СССР, героя Социалистического Труда Сергея Викторовича Аничкова «На рубеже двух веков», и сообщил, что Сергей Викторович какое-то время учился в Императорской Военно-медицинской академии и весьма забавно, по мнению Майкла, вспоминал об отношении к этой традиции в русской армии. Позже я разыскал эту книгу и прочел следующее:
   
«Нашим курсовым офицером был полковник Петр Петрович Соловьев, седенький добродушный господин небольшого роста, лет пятидесяти, отнюдь не строевого вида <…> Полковник разъяснял, как должны вести себя студенты в обществе и какие обязаны соблюдать правила. «Бороду можно носить по желанию, – говорил он, – усы же брить военнослужащим воспрещается». Таково было в то время общее правило для офицеров царской армии. Кто-то заинтересовался, чем объясняется такое ограничение. «Усы бреют актеры, – объяснил полковник, – если станете брить усы, будете походить на актеров, а это, вы сами понимаете, неприлично». Таким образом, поверьте, прилично то, что привычно, обычно, что соответствует определённой традиции.
   
Майклу, да и мне тоже, очень понравилось, что Аничков пишет воспоминания с определенной долей юмора. Сергей Викторович был зачислен в академию в 1909 году, описывает её порядки и жизнь студентов ВМА, но, я обратил внимание, не упоминает одну из достопримечательностей – уютный сквер перед клиникой Вилье с фонтаном, увенчанным замечательной фигурой Гигиеи, несмотря на то, что этот ансамбль был открыт ещё в 1873 году и уже основательно вписался в академическую жизнь. По-видимому, студенты академии в это время по выпуску не обращали внимания на её прекрасную грудь.
   
Всем известно, что под традицией, от латинского слова «traditio» (обычай), понимаются, прежде всего, некие представления и связанные с ними действия относительно устойчивого характера, имеющие свою внутреннюю логику, передаваемые и воспроизводимые из поколения в поколение в почти неизменённом виде. Прежде чем перейти к частной традиции ознаменования окончания ВМА, попытаемся проанализировать содержание и форму этого феномена в общем.
   
Занятная традиция легендарного ленинградского училища ВМФ им. Дзержинского перед выпуском надраивать определённую часть коня Медного всадника. Рассказывали, сам я этого не видел, что темно-зелёный конь с отливающими ослепительно-золотым блеском яйцами производил на всех незабываемое впечатление. Этот блеск свидетельствовал, что очередная смена офицеров-моряков пополнила ряды Военно-морского флота Советского Союза. По форме всё это выглядело, вроде бы, красиво, но вот содержание этой традиции было затуманено и, по моему разумению, подмочено.
   
Другие утверждали, что якобы указанная часть Петровского коня являлась фетишем выпускников ленинградских артиллерийских училищ, первого и второго. Хотя, если вдуматься, какое моряки и артиллеристы имели отношение к лошадиным яйцам? По моему мнению, никакого, даже такой аргумент, что Медный всадник находится рядом с Адмиралтейством (училищем) меня не убеждает. Ну, а миф, что артиллеристы 1-го и 2-го училищ, справедливости ради, делили «фаберже» Петрова коня на правое и левое, и каждый драил своё, кажется мне совсем фантастическим.
   
Совсем по-солдафонски выглядела традиция Вильнюсского командного училища радиоэлектроники ПВО в 70-е годы. Над входом училища, бывшего замка, на большой высоте издавна располагались два женских бюста наяд, как украшение фасада, на грудь которых в ночь перед выпуском одевали бюстгальтеры, а на головы – противогазы. И по форме, и по содержанию – некрасиво и не эстетично. Сразу видно, в этом училище слово «командное» стояло на первом месте.
   
Другие ленинградские выпускники натирали до блеска нос памятнику Менделеева около Технологического института, и называлась эта традиция – «утереть нос Дмитрию Ивановичу». Всё-таки, что бы ни говорили, у ленинградцев традиции, кроме моряков и артиллеристов, имели какое-ни-какое содержание, да и по форме были более изящнее.
   
Уверен, каждая военная «бурса», как заведение закрытое, консервативное и сплочённое имело свою традицию ознаменования «прощания по выпуску», передаваемую и воспроизводимую из поколения в поколение в лице выпускного курса в почти не изменённом виде. У каждого военного заведения эти традиции были разные, но нигде сочетание формы и содержания так гармонично не согласовывались, как в Военно-медицинской академии.
   
Впервые мы, Курс Юрия Воробьева, увидели сияющую грудь Гигиеи (Гигеи) во всей красе перед выпуском наших шестикурсников в 1973 году. До этого эта великолепная часть тела дочери Асклепия (Эскулапа), богини здоровья, кормящей змею из чаши, была странным образом закрашена темной краской и свидетельствовала о жалкой попытке командования академии замаскировать «выходку» выпускников 1972 года.

Позже, окончив 1-й курс и глядя на сверкающую грудь Гигеи, рукотворное деяние выпускников, каждый из нас думал о том, что пройдёт пять лет и появится возможность и, в конечном итоге, полное право прикоснуться последний раз к груди, олицетворению, по нашим представлениям, Alma Mater, и оторвавшись от её сверкающей части вступить в новую жизнь на правах последователей Эскулапа.
   
Известно каждому студенту медику, что грудь по-латыни – «мама». Таким образом, связь между грудью и «Матерью кормилицей» самая прямая и непосредственная. Alma Mater – старинное студенческое обозначение университета, в самом широком смысле этого слова, учреждения для получения высшего образования. Много раз я, когда учился в академии, проходил по Боткинской и Карла Маркса, и если у меня было время, останавливался в маленьком уютном скверике на их пересечении, усаживаясь на скамейке, закуривал сигарету «Родопи», тогда я ещё курил, и любовался богиней «Здоровья».
   
Особенно меня привлекала грудь Гигеи, она была обнажена и, разумеется, наводила на разные мысли. Мне казалось, это неспроста, обнаженная грудь сотворена намеренно, чтобы обеспечить, в переносном, абстрактном смысле, свободный доступ к божественным медицинским знаниям, равно доступным для каждого, кто к ней прикасается.

Я нашёл подтверждение этой мысли в Эрмитаже, где увидел дочь Асклепия в более раннем исполнении: она была в тунике и грудь её была закрыта. Тогда я нашел подтверждение, повторюсь, своим мыслям: «Да, действительно, две эти Гигиеи, при общей внешней атрибутике, тем не менее, образы разные, – наша не просто богиня «Здоровья», но, прежде всего, академическая «Мать кормилица» для нас – её воспитанников – её грудь всегда открыта.
   
Годы учёбы пролетели и настало время расставаться: с друзьями однокурсниками, с «седой» академией, кафедрами, с любимыми преподавателями и с нелюбимыми тоже, с замечательным Ленинградом – городом нашего взросления.
   
5 июня 1978 года в понедельник в кабинете начальника II факультета ВМА генерал-майора медицинской службы Е.В. Зозули с участием его непосредственных подчинённых состоялась «тайная вечеря». Первым заговорил хозяин кабинета:
– Вам известно, товарищи, приближается выпуск всех факультетов этого года. Начальник академии предупредил о необходимости подготовки к этому мероприятию, однако, как известно, к этому событию ежегодно готовимся не только мы, но и выпускники. Особое внимание генерал-полковник Иванов обратил на принятие разного рода предупредительных мер, вы знаете о чём я говорю, в том числе, о недопущении осквернения памятника Гигиеи. Какие будут предложения?
   
Первым нарушил молчание полковник медицинской службы А.Н. Веретенко, он заговорил словно на одном выдохе и на высокой ноте:
– Это вандализм, сколько можно с этим мериться? Предлагаю усилить патрульную службу от факультета, а также обратится в УВД Выборгского района за помощью. В конце концов они обязаны контролировать территорию района с помощью милиции, они же должны следить за сохранением памятников.

Выслушав предложение своего заместителя Зозуля возразил:
– Боюсь ваше предложение начальнику академии не понравится. Александр Николаевич, представьте, если милиция задержит кого-нибудь из выпускников на памятнике Гигиеи.  Какой будет резонанс? Вы же знаете: сейчас все выпускники ходят в гражданке, а милиция разбираться не будет.
   
Однако Веретенко не сдавался:
– Тогда предлагаю отловить вандалов своими силами и, хотя бы одного из них, примерно наказать – уволить из рядов Вооруженных сил. Для всех остальных – это будет уроком, и этот идиотизм сразу же прекратится.

– Сан Николаевич, вы опять склоняете нас к скандалу. Да и как уволить? Через Министра Обороны? Вы представляете сколько государственных денег потрачено на каждого выпускника за шесть лет? Нет, это никак невозможно, – возразил начальник факультета.
   
После некоторого молчания заговорил главный политработник факультета полковник Н.Ф. Сергеев:
– Согласен, ситуация тупиковая. Мы с комсомольско-партийным активом её обсуждали. И вот к какому выводу пришли. Если на ситуацию никак нельзя повлиять сверху, надо перехватить инициативу у этих поборников старых традиций … вы понимаете, я говорю о них с иронией, – зам. начальника факультета по политчасти взял паузу и заулыбался.

– Николай Федорович, ближе к делу, пожалуйста, поконкретнее и по существу, как мы сможем перехватить, как вы выразились, инициативу? – прервал монолог главного идеолога факультета Зозуля, – и будьте посерьёзнее, товарищи.

– Я очень коротко. Вы конечно слышали, что моряки одевают на памятник Крузенштерну специально сшитую тельняшку, таким образом, и памятник остаётся целым и традиция соблюдается. Я понимаю – это тоже не дело, когда делается без разрешения командования, но из двух зол следует выбирать меньшее.

 – Ваше предложение Николай Федорович? – снова прервал нашего постоянного академического оратора начальник факультета.
 
– Так вот. Наше предложение: сшить в академической швейной мастерской белый медицинский халат соответствующего фасона и размера, в виде накидки с завязками сзади и чтобы он непременно закрывал обнажённую грудь Гигиены, – он так и сказал: «Гигиены». Впрочем, этого никто не заметил, так все заинтересованно слушали полковника Сергеева, а он, понимая, что, наконец, завладел всеобщим вниманием, продолжил:

– 25 июня соберём митинг выпускников около Гигиены. От них выступит парторг и комсорг, а нашим медалистам поручим по стремянке забраться на чашу Гигиены и на неё одеть халат. Да забыл, ещё было предложение сшить для неё медицинский колпак.

– С красным медицинским крестом, – быстро вставил Веретенко, а начальник факультета после некоторой паузы добавил, заглянув в календарь:

– Митинг планируете на выходные и это правильно, в рабочие дни должен продолжаться учебный процесс. Им ещё госэкзамены сдавать.
   
Предложение политработника было принято без голосования. Однако это мероприятие не состоялось. Не было его, так как на него никто из выпускников не собирался приходить, да и не пришёл бы, вообще, впрочем, возможно, не было и «тайной вечери» …
   
Но то, что произошло потом, нам известно со слов нашего однокурсника Шустова, непосредственного участника событий лета 1978 года:   
«Когда родилась традиция доводить до идеального блеска грудь статуе Гигиеи перед торжественным выпуском Военно-медицинской академии в конце июня, точно не знает никто. Но все курсы всех факультетов были уверены: когда утром в этот день они пойдут на завтрак и будут проходить мимо скверика на пересечении улицы Боткинской и проспекта Карла Маркса, то грудь Гигиеи, будет безукоризненно сиять в лучах утреннего солнца, ночью тщательно отполированная стараниями наиболее ответственных выпускников.
   
Отношение к этой традиции в академическом сообществе было неоднозначным. Командование относилось резко отрицательно, и перед каждым выпуском проводилась разъяснительная работа о том, что обработка химикатами и абразивами груди женской бронзовой статуи является актом варварства и вандализма и даже может привести к образованию на груди этой прекрасной скульптуры женщины дырок с необходимостью последующей длительной и дорогостоящей реставрации».
   
«С первого по пятый курс, – продолжал свой рассказ Шустов, – я считал июньские проделки с Гигиеей свинством, «жлобством» и проявлением пещерного интеллекта. Но вот приблизился наш выпуск. В душе зародились сомнения: ведь если столько лет Гигиее «чистят груди» – значит, это неспроста, значит в этом есть какой-то глубокий смысл. Требовалось лишь определиться с проблемой безопасности. Командование оповестило выпускников: по договоренности с руководством Выборгского района будет усилен объезд квартала «подвижными милицейскими группами», вместо одной академической патрульной группы ночью по территории академии будут курсировать две».
   
В этом месте Шустов сделал паузу, а затем продолжил: «Военный совет» собрали в Вороньей слободке. Проживавший там милиционер Вася заверил нас, что с 2.00 ночи до 4.00 утра ни одна группа «ПМГ» мимо Гигиеи не проедет. «Я вам это гарантирую», – заявил он. С патрульными группами, которые передвигались «на своих двух» было проще: на углах перекрестка устанавливались дозорные.
   
И вот в 3.00 ночи наступил апофеоз: в присутствии многочисленных выпускников и даже единичных жен, я и Вовка Барашков влезли на чашу статуи, и с помощью асидола и ветоши обеспечили безукоризненную полировку бюста Гигиеи. Утром все было как всегда: все курсы видели, что «лихая», «старая», «варварская» традиция жива, о чем свидетельствовало ослепительное сияние, исходившее от определенной части скульптуры.
   
В последующие годы я, почему-то, иногда испытывал стыд за содеянное в июне 1978 года. Мне казалось, чтобы ни говорили, все-таки это – вандализм. В девяностые годы прошлого века Гигиею перенесли в закрытый за забором скверик перед управлением академии по распоряжению генерал-полковника Ю.Л. Шевченко, куда можно было войти только по пропускам. Уже будучи начальником кафедры, как-то в июне я подошел к «штабу», административному зданию ВМА – были там дела – и вдруг увидел, грудь-то у Гигиеи сверкает! Тогда невольно подумал: «Живы легендарные традиции академии, а их последователи не переведутся».