Ветры надежды

   На работу я бежала радостная – Светлана очень понравилась своей простотой и открытостью. Может кроме работы, у меня появится и подруга? Пусть даже она  моложе меня на добрый десяток лет – так мне показалось, зато  обе – поэтессы, будут темы для разговора, общения. 


    Разве могла я предполагать после неудач первых дней пребывания в Пскове, что пройдёт месяц, и моя жизнь снова забьётся высоким разноцветным фонтаном?!
    В первых числах сентября я, наконец-то,  получила первую зарплату. Она была не большая, но мне к этому не привыкать. Главное – расплачусь с Ириной за очередной месяц, и на еду хватит. На радостях я купила пирожных, чтобы завтра напоить чаем у Глеба тех, кто там часто бывает.   
    Как-то утром, войдя в кабинет, я увидела, что за столом напротив, где сидел заведующий отделом пропаганды Трофимов, расположился совсем другой человек – незнакомый, молодой и очень симпатичный. Поговаривали, что Трофимов может перейти на работу то ли в какой-то райком партии, то ли в культпросветучилище, или ещё куда. Это и случилось.


    Наши с Трофимовым  рабочие столы стояли  напротив друг друга, и он мне давал дельные советы в первые дни,  и  я ценила это. Да и позже, хотя направления работы наших отделов практически не пересекались, мы часто в чём-то помогали друг другу, особенно если надо было «слинять» на пару часов.  Жаль, что ушёл человек.
    Приход нового работника, тем более москвича, взбудоражил коллектив, особенно девчонок, а их у нас было немало – это и руководители  коллективов самодеятельности, и солистки оркестра. Весь день у многих нашлось дело ко мне. Я понимала – хотелось если не познакомиться, то хотя бы поглазеть на новенького.
    А он оказался немногословным, сдержанным, спокойным человеком. Но главное  для девчонок – молодой, лет тридцати,  очень привлекательный: лицо открытое, черты правильные, достаточно строгие, но глаза улыбчивые, как будто он радовался каждому, кто к нему обращался. Звали его Алексей Николаевич. Через день-другой он уже включился в работу – готовил встречу в лектории, который был едва ли не главным в его работе.

 
     Вскоре мы уже разговаривали  с ним, вначале «по необходимости» - то номер  нужного ему телефона  подсказать, то обменяться мнением, как прошла планёрка. И к Глебу он стал часто наведываться в обеденный перерыв, так что жизнь стала веселее. Он рассказывал о московских литературных новостях, но я ловила себя на том, что какие-то наши вопросы вдруг настораживали его, и он переключал разговор на другое.   
     Глеб был человеком начитанным, любил поэзию, так что  с ним всегда было  о чём поговорить. А иногда он устраивал для нас музыкальные «пятиминутки», демонстрируя свои новые аранжировки, или «творения», как он их называл. Так что глебовская  коморка стала самым притягательным местом для работников.


     Порой туда набивалось пять-шесть человек, и все сидели впритык друг к дружке, а Глеб, как заправский бармен, колдовал над чаем или кофе и  разливал их по маленьким чашечкам, которые  мы, работники  ДКП, подарили  ему на день рождения. Из таких  чашечек не напьёшься, просто будешь испытывать удовольствие от самого процесса и общения.
      Однажды я предложила Свете зайти на кофеёк к Глебу. И такие встречи стали для неё открытием. Света или я в такие дни приносили к нему булочки или бутерброды. Чаепитие заменяло обед в столовой, но всё компенсировалось общением. От разговоров о текущем житье-бытье мы скоро переходил к творчеству. Журчали строки новых стихов, вились музыкальные кружева. Но время истекало, и мы гуськом спускались по ступенькам на первый этаж, а там мы, как птички разлеталась по своим клеткам-кабинетам.


     Непринужденная, творческая обстановка в этой комнатушке стала для Светы  особым местом, видимо, этого ей не хватало в повседневной жизни.
     С Глебом они «сошлись» и в другом: оба были любителями покурить и выпить чашечку кофе покрепче.  Когда они на пару начинали дымить, приходилось открывать форточку, ведь если открыть дверь в коридор, запах пойдёт по этажам, а курение в помещении было запрещено. Мне очень не нравилась их привычка, но тут уж приходилось мириться. Интересно, а Игорь Николаевич курит? Вскоре самой  пришлось убедиться, что он – заядлый курильщик. 
    Как-то днём Светлана позвонила мне:
   - После работы идём к нам.


   Мы встретились возле ЦУМа и по Советской улице,   не торопясь, направились к площади Победы. Они жили на Гражданской улице в трёхкомнатной квартире. Светлана, как я заметила, была не самой хорошей хозяйкой. Квартира выглядела казённой – ни вазочки, ни какой картинки – одни книги и тетради, рукописи и на рабочем столе, и даже на обеденном, покрытом клеёнкой, и на диване. Домашний уют им, видимо, заменяло творчество. Вот тогда я и узнала, что Игорь Николаевич – заядлый курильщик. Пепельницы стояли и на столах, и на диване. Я у них пробыла недолго, мы попили чай, разговор был обо всём понемногу.
    И всё-таки мне нравилось у них бывать. Они стали самыми близкими мне людьми, не считая Глеба. У Светланы, как я поняла, тоже не было подруг. Да и где ей было завести их, если на работу и с работы они шли вместе с Игорем Николаевичем, театром не увлекались. Ходили ли в кино – не знаю.


    Меня  порой озадачивали их отношения. В них не было тепла. Ужины были дежурными, Света часто раздражалась, видимо, потому, что когда курил Игорь Николаевич, ей тоже хотелось закурить, но на это было наложено «табу».
    И в то же время я не раз ловила его по-отечески ласковый взгляд, каким он одаривал её, когда она наливала ему чай в чашку или подавала приготовленный её руками бутерброд. Мне даже казалось, что не будь меня, они бы обнялись в такие минуты, и у них  всё было бы хорошо.

 
     Хотя бы раз в неделю мы со Светланой созванивались и шли с работы вместе к ним. К себе меня тоже не тянуло, с Ириной мы не стали близкими подругами.
    Частым гостем у Игоря Николаевича был Саша Гусев. Тогда вечер превращался в литературный. Чаще всего читал новые стихи Саша,  и они с Игорем Николаевичем втягивались в спор по точности изложения исторических моментов в его стихах. Я понимала, что об их  литературной форме говорить не приходилось – она была безупречна.


    А меня  они волновали глубиной проникновения в историю края, смысловой значительностью. Мы просили почитать что-нибудь из нового Светлану. Её стихи всегда казались «крылатыми», они были  наполнены какой-то особой деревенской болью и глубиной и неожиданными концовками.
    Я начинала понимать, почему Игорь женился на Светлане, хотя она ему в дочки годилась. Это был такой талантливый, самобытный цветок, что его пестовать стало радостью жизни зрелого поэта, прошедшего все тяготы войны. К той поре я уже знала всю историю их супружества. И понимала: как бы не разнились их судьбы, они были нужны друг другу. У Игоря был сын, но он жил вместе с матерью в Ленинграде. Игорь был одинок. И эта встреча с юной, красивой и такой талантливой девочкой, которая однажды приехала из глухой деревеньки Чихачёво в Псков, чтобы показать свои первые стихи. Эта встреча была для него как удар тока.


    Светлана  ещё в школьные годы ощутила за своей  спиной, готовые развернуться на воле поэтические крылья. Ведь первое её стихотворение уже обрело самостоятельную жизнь на странице районной газеты, 
    А внимание, каким окружили её Игорь Григорьев и Лев  Иванович Маляков, восхищённые полётом поэтической мысли этой юной и очаровательной девочки, не могли не всколыхнуть в ней надежду  вырваться на широкий жизненный простор. Её стихи сразу были отобраны в готовившуюся к изданию в «Лениздате» книжку-кассету.
    Светлана  была увлечена новыми перспективами, новой жизнью, наполненной творчеством и далёкой от деревенского существования, хотя именно память о нём пронизало всё её творчество, придавало своеобразие стихам.


    Она стала для Игоря, по моему мнению, одновременно и женой и дочерью. Он пестовал и опекал её. Но те привычки, что он приобрёл в годы войны, а на войне бранное слово порой могло поднять людей в атаку, так вот матерки, курево, водка – всё это сопутствуя их отношениям, накладывало свой отпечаток. Сказка первых дней, которые они провели в Ленинграде: путешествия в мир прекрасного в музеях, творческие вечера в  Доме литераторов и знакомство со знаменитостями, наконец, вечера, проведённые в ресторанах – всё закончилось с возвращением в Псков после двухнедельного праздника жизни. Семейный быт оказался тяжёлым испытанием для её натуры. У Светланы характер был не покладистый, что порождало между ними часто возникающее раздражение, разрушающее их семейный очаг.  И всё же творчество цементировало их союз.


    Однажды, когда я в очередной раз пришла к ним в гости,  Игорь Николаевич встретил меня оживлённо:
    - Хватит тебе одной болтаться, девок с мальцами развлекать! Ребёночка пора заиметь! Вот потренируйся!
    И вынес из кухни небольшую корзинку, плотно покрытую цветной тканью.

   Продолжение следует