Рассказы старой остячки

   Было это очень-очень давно. Я был мальцом лет пяти-шести. И жил я с матерью в двух-этажном новом брусовом доме на восемь квартир. Даже адрес назову - город Томск, улица Энергетиков 7а, квартира 5. Это второй этаж, дверь налево. Сейчас уже нет этого дома, новостройки сейчас там. И был у меня друг большой - Витька МакимОвич. Мы были одного года рождения. А он жил на первом этаже в квартире номер 4. Остяки они были, то-есть, если выражаться правильным академическим языком - СЕЛЬКУПЫ. Селькупы - это северная народность проживающая в Томской области по реке Васюган (вас - мамонт, юган - река) Сейчас их осталось на всём белом свете человек пятьсот-семьсот, не больше. У Витьки был отец - худой мужичонка, мать, как скелет, старшая сестра -лет пятнадцати и древняя бабка остячка.
   Отец Витькин каждую весну во дворе выдалбливал большой облас (лодка долблёнка из цельного дерева), потом увозил её куда-то на Север и мы не видели его до первых морозов. Сестра шалавилась с пацанами дворовыми, мать хлопотала по хозяйству, а мы с Витькой играли во дворе или в лес уходили Степановский на Толстый мыс. Бегали, жгли костёр, стреляли из рогаток и ставили стеклянные банки на речке нашей Ушайке, гальянов да пискарей ловили.
   Но самое интересное было поздними зимними вечерами. Отец Витькин вязал или садил сети, готовил на весну винтирЯ, мать давно уже спала, а мы с Витькой просили его бабку рассказать нам про жизнь Таёжную-охотничью.
   Сколько было лет бабке никто не знал, да и сама она уже не помнила. Была она маленькая, сухонькая, чёрная, как стоптанный кирзовый сапог и с длинными седыми космами. Порой долго мы просили её, что-нибудь нам рассказать.
   И вот садилась она в ночной рубашке на свой грязный топчан, говорила нам выключить лампочку, зажечь свечу, опускала сухенькие в синих опухших венах и язвах ноженьки и медленно раскачиваясь взад и вперёд начинала своим беззубым ртом рассказывать нам о своей жизни.
   Много она чего рассказывала, я теперь уже почти ничего и не помню. Но вот один рассказ врезался мне в память на всю жизнь.
   Остяки начинают охотиться с раннего малолетства, лет с пяти-шести. Сначала петли на зайцев ставят, петли на рябчиков, потом капканы на белку, соболя, горностая, ласку, а потом - лет в семь и ружьишко в руки берут. Вот и она начала охотиться лет в семь. А уже в двенадцать она одна по зиме медведя с берлоги подняла.
   У остяков жизнь короткая, мрут они рано. Рыбу едят с душком, плавать не умеют - тонут,  от водки сгорают, стреляют в друг-друга, ножами по пьяни режутся, горят в избушках охотничьих. А эта бабка как-то жива осталась, сохранилась... даже удивительно. И вот она нам мальцам, что однажды рассказала:
   Шёл ей шестнадцатый год. И понесла она от парня из соседней деревушки-племени. Начало брюхо расти, отец увидел и забрал у неё ружьишко - старую одностволочку, чтобы в Тайгу не ходила пока не родит. А время сентябрь, Тайга-матушка манит, медведь-батюшка к себе зовёт. Как быть? Нашла она колоду в Тайге с мёдом, заткнула все щели глиной, чтобы пчёлы таёжные сдохли, пришла через неделю и скачала весь мёд из колоды, ведра три накачала. Стаскала всё домой. Ночью, пока все спали, обрезала свои длинные чёрные волосы под корень, смешала их с мёдом, положила в мешок холщовый заплечный, повесила на пояс нож длинный и под утро ушла в Тайгу.
  Долго её не было, все думали погибла она.
  А она бродила по Тайге много дней. И увязался за ней на запах мёда медведь огромный. Она идёт, он за ней, она спит под корягой без костра, он рядом где-то. И вот ослабла она совсем. Медведь почуял это, подошёл совсем близко. Достала она из мешка этот большой клубок мёда с волосами, проверила нож на поясе, повернулась лицом к медведю и... пошла на него. Медведь встал на задние лапы и зарычал на всю Тайгу. Подошла она к медведю на десять шагов и кинула ему в лапы этот клубок медовый с волосом. Медведь лапами поймал и вязнуть лапы стали. Она же нож из ножен достала, и побежала прямо на медведя!... Лезвие кверху, удар в пах и вверх, живот распорот и начинают вываливаться кишки. А она - ослабшая, голодная, маленькая, беременная на шестом месяце, сухая, как былинка осенняя, проскакивает под лапами сбоку слева и отбегает.
   Это был её уже четвёртый медведь....
   Спрашиваем мы с Витькой её: 
   - Бабушка, а сколько ты медведей за свою жизнь дОбыла?
   - Сорок. Больше нельзя. Сорок первый тебя заломает. Такое наше поверье...