Иван Премудрый Часть IV Глава VI

Стоит сказать, оставшись один, да ещё в запертом состоянии и под стражей, Иван ничего лучше не придумал, как напился пьяным, первый раз в своей премудрой жизни напился. А что ему ещё оставалось делать? Какие–никакие запасы вина имелись, вот он их и употребил.

– Великий государь, утро на дворе, вставай.

На какие–то секунды Ивану показалось, что всё произошедшее вчера не более чем сон, который только что ему приснился. За это, кстати, говорила фраза, вернее, два слова из неё: «великий государь». Вот только всё приятное вместе с надеждами на сон дурацкий в прошлом, и на радость жизни в будущем, разбивались об интонацию с которой та фраза была сказана. Иван открыл глаза, перед ним сидел всё тот же мужчина, обладатель густой чёрной бороды и в блестящих доспехах. Не иначе он и был автором фразы про великого государя и интонации, с какой та фраза была сказана.

– Вставай, лицо сполосни и выходи на двор, пора тебе.
– Куда пора? – ещё не до конца проснувшись, плюс похмелье, чуть ошалело спросил Иван.
– На дворе узнаешь, куда. – усмехнулся Черномор, встал и направился к двери.

А перед этим, солнце только–только принялось ночную темень по углам разгонять, состоялись другие проводы. Царица, царевич Гвидон и Василиса отправились в порт на поджидавший их корабль. Отправились просто, да и поклажи с собой никакой не было, в открытой коляске, этакой помеси крестьянской телеги и княжеского возка. Впрочем, никто из них не протестовал и неудовольствий насчёт такой несерьёзной коляски не высказывал. Какая разница на чём? Самое главное, куда!

Да и возок княжеский занят был, в нём на тот же корабль повезли Матрёну Марковну. Уж не знаю почему, но Черномор решил: нечего её людям показывать, а ей по сторонам пялиться. Для её охраны, вернее, чтобы не отчебучила чего этого, таланты вон аж какие, Черномор приставил четырёх дружинников, ну а что да как, и наказывать не надо. Вот и получилось, отправилась в путь дальний Матрёна Марковна со всеми, в Василисином княжестве, по её поводу возможными почестями. А Василиса, хозяйка того княжества, отправилась в тот же путь в самой обыкновенной коляске больше купчишке какому–нибудь по статусу подходящей. Но тут не всё так просто. Вы сравните: что в конце того пути ждёт Матрёну Марковну, и что ожидает княжну Василису, надеюсь объяснять не надо.

***

Княжеский двор встретил Ивана, как бы это сказать: помимо утра раннего, доброго и ясного, отсутствием нервозности, так наверное. Если вчера хоть суеты особой на дворе и не было, про город не знаю, врать не буду… Сами понимаете, как та же тётка Анфиса должна была себя чувствовать, когда заявляется незнамо кто и жизнь твою, годами к одному и тому же порядку приученную, и на годы вперёд предопределённую, из привычной колеи выбивает. В таком случае самое первое дело – это покричать, поголосить да по матушке поругаться, проверенное средство. Опять же, с бестолково выпученными глазами по двору побегать, спрашивая о случившемся у таких же бестолково бегающих – тоже, целебнее ковшика бражки будет. А как тут покричишь, поматеришься, да побегаешь, если гостей этих, что б им, человек тридцать и все в доспехах? То–то же! Потому и обстановка нервная начинается, потому как непонятная, что дальше будет? А утречком, да ещё раненько, когда сам ты уже встал, а воспоминания о вчерашнем безобразии ещё спят крепким сном и сны свои видят, самое–пресамое время вздохнуть полной грудью и отмахнуться от просыпающегося «того, что вчера было». Кстати, и неважно где оно всё это будет происходить: на княжеском ли дворе, на крестьянском, или же вообще, под забором каким–нибудь, или ещё где.

– Готов? – глядя на слегка помятого Ивана спросил Черномор.
– Готов. – даже не задумываясь, к чему он готов, ответил Иван.
– Вот и хорошо. – кивнул головой Черномор. – А то нет у меня времени, да и желания тоже нету твоей готовности дожидаться. Пошли.

Всей своей походкой давая понять Ивану: «никуда милок ты не денешься...», Черномор пошёл к задним строениям двора, а Иван, а что ему оставалось делать, отправился за ним. Таким вот образом: один, знает куда идёт и знает, что второй идёт за ним как привязанный, а второй, хоть и не знает, куда он идёт, но всё рано идёт, потому как деваться ему некуда, дошли они до конюшни. А там, возле конюшни, Иван увидел осёдланного и приготовленного в дорогу коня. Почему приготовленного в дорогу? А потому что сзади, к седлу, была приторочена какая–то скатка очень даже похожая на плащ. Сбоку же, к седлу, был приторочен мешок, что тут непонятного?

– А теперь слушай и запоминай, – Черномор остановился и обернулся к Ивану.  – потому как, если мы с тобой встретимся ещё раз, объяснять ничего не буду, а тебе придётся пенять на себя.

Поскольку душегубства за тобой не числится, иначе разговор был бы совсем другим, а числится одна лишь самовлюблённость и прочее для хорошего человека непотребство, решили мы отпустить тебя на все четыре стороны.

– Я… – Иван что–то хотел было сказать, правда он и сам не знал чего, в очередной раз на свою премудрость понадеялся, мол, само собой определиться.
– Не перебивай! – Черномор слегка повысил голос. – Не успел ты превратиться в душегуба, только–только с нечистыми снюхался и только–только в него превращаться начал. Остановили вовремя. Поэтому езжай, езжай куда хочешь, но чтобы завтра тебя в княжестве не было.

Заметив самую малость блеснувший в глазах Ивана хитрый огонёк, мол, а как ты узнаешь, в княжестве я или нет, Черномор усмехнулся и ответил:

– А ты будь спокоен, узнаю, не один же ты, премудрый. Здесь тебе харчи собраны, ну и всё такое, что в дороге потребно. Денег–то с собой догадался взять?

А вот тут Иван даже похолодел. Первым делом, когда Черномор повелел ему на двор выходить, Иван, зная что больше в терем ему не вернуться, опять же, в силу своей премудрости, прихватил кошелёк с деньгами. Зачем? А он не знал зачем, прихватил и всё тут. А теперь, когда перед ним стоял снаряжённый в дорогу конь, а впереди была дорога неизвестной длины и неизвестного направления, Иван прямо–таки похвалил себя за такую премудрость насчёт денег. Похвалил и похолодел, когда Черномор об этих самых деньгах спросил: а вдруг как отберёт?

– Взял. – скорее прошептал, чем пробормотал Иван.
– Вот и хорошо, что взял. – усмехнулся Черномор. – Не бойся, не отберу. Это тебе как бы в виде награды за то, что в городе порядок навёл, от грязюки всякой непотребной его вычистил. Мы ж не такие, как те, кто поспособствовал боярину Захару с Никитой город в помойку превратить. Ладно, всё с тобой, езжай!

Черномор, как будто стоящий перед ним Иван растворился в воздухе и больше его не существовало, чуть было не задев его плечом, направился к княжескому терему.

***

Как неизвестная в тех краях механика под названием робот Иван залез в седло, да, именно залез, а не вскочил, как оно полагается, дёрнул уздечку и конь, как будто заранее проинструктировали, направился к воротам.

Город встретил Ивана тем, чем он встречал любого в такие часы, проезжавшего или проходившего по его улицам – на первый взгляд бестолковой, но на самом деле веками отлаженной и упорядоченной утренней суетой. Пастухи гнали вверенную им домашнюю скотину прочь за городские стены, в поля. В поля, где любая домашняя животина неизвестно за что названная скотом каждое утро находила для себя угощение, которое, если сравнивать с человеческим, тому же человеку разве что по великим праздникам выпадает, а тут, да почитай каждый день.

Некоторые лавки уже были открыты, а некоторые другие посредством всяких разных помощников и в обучении состоявших мальцов под, хоть и грозные, но на самом деле одобрительные матюки и окрики хозяев, только открывались. Тоже самое можно сказать и о мастерских: в некоторых уже слышался, где стук молотка, а где ни с чем не сравнимый звук вращающегося гончарного круга. И точно также, как и с лавками, некоторые мастерские при помощи таких же помощников и точно таких же слов и выражений, только–только открывались.

Впрочем, Иван как–то не очень воспринимал происходящее, да что там, он вообще ничего не воспринимал, голову как–будто до отказа ватой набили. Единственное, что помимо рук и ног в его организме сейчас работало, так это глаза да уши, всё остальное занималось неизвестно чем. Вот они–то, глаза с ушами, довольно–таки быстро и вернули Ивана из пребывания неизвестно где в город, в котором он ещё вчера был князем и, точно знаю, никуда уезжать не собирался.

Первым о себе заявили уши. Всем же известно, глаза, их завсегда закрыть можно, а вот уши, их даже если и заткнёшь, они, заразы, всё равно хоть что–то да слышат. Правда, Иван уши не затыкал, поэтому приблизительно на середине рынка посредством недремлющих ушей целиком и полностью был возвращён в жизнь происходящую в городе на тот момент.

Сколько уже написано–перенаписано о том, какой у нас народ и тем не менее, иногда приходится повторять, или напоминать, уж не знаю, как будет правильнее. Народ у нас такой, что если поиздеваться над кем–нибудь, да ни в жизнь своего не упустит! И неважно, кто ты такой, да будь хоть сам князь, всё равно народ, как тот сквозняк, щёлочку всегда найдёт, залезет и потревожит. Чего уж тогда говорить про Ивана, который сейчас был даже беззащитнее, чем напрочь раздетая женщина, которую кто–то сдуру посреди улицы выставил. Нет, в адрес Ивана никто не свистел и камнями в него не кидался, да что там, даже слов обидных ему не говорил, всё происходило гораздо хуже, с ним здоровались. Помните, как совсем недавно Черномор с Иваном поздоровался? Во, приблизительно так же, только Черномор был один, соответственно и интонация присущая приветствию была одна, а тут почитай весь город – врагу не пожелаю!

Помните песню, вернее, слова из неё: «...кто плевал мне в лицо, а кто водку лил в рот, а какой–то танцор бил ногами в живот...»  во–во, почти тоже самое, разве что в открытую не плевались, водку в рот не лили, ну и не били – князь всё–таки, хоть и вчерашний. Если бы как в песне, оно вроде бы вполне терпимо, а вот когда в два–три слова: здрав будь князь, например, человек старается вложить все свои таланты на которые способен, тогда да, не каждый выдержит.

Но Иван выдержал, видать не просто так в университории к наукам приобщался. Мало того, все эти приветствия, якобы от всей души нараспашку сказанные, они как бы разбудили Ивана, вата из головы исчезла и её место, вернее своё, законное, заняла премудрость.

Чудна всё–таки жизнь человеческая, вопрос, который хоть раз в жизни задаёт себе каждый человек и который является вторым по важности, и по значимости: «Что делать?», для Ивана оказался первым. Что интересно, первый по важности вопрос вообще куда–то исчез, потому что и без него было ясно, кто виноват: Черномор и Князь–батюшка. Но сейчас Ивану было не до них, ну а если представится случай, он с ними позже поговорит и воздаст по заслугам, а в то, что случай такой в обязательном порядке представится, Иван нисколько не сомневался. Сейчас для него самым важным было поскорее убраться из этого княжества проклятущего, а то глядишь, и вправду отловят.

***

И опять дорога убегающая неизвестно куда, и опять надо её догонять и мерить, хоть и лошадиными ногами, а какая разница? А разница такая, что шаги считать не надо, а значит места в голове свободного больше, которое с большей пользой для размышлений над своим будущим можно использовать.

Видать под воздействием утреннего времени, свежего воздуха, и природы, Ивана окружавшей, премудрость не только окончательно вернулась в его голову, но и протрезвела. Ну а коли так, то незамедлительно начала своё дело премудрое, потому что в бездействии пребывать не умела. На вариант возвращения в родительскую деревню и проживание в ней, хоть и в безопасности, зато в бедности и безвестности, Иванова премудрость даже внимания не обратила. Не обратила она внимания и на возможность возвращения ко двору Князя–батюшки: тут уж вообще надо быть сумасшедшим. Но Иван не был сумасшедшим, он был Премудрым.

Можно даже сказать: неожиданно, это без разницы, Иван вдруг понял, что всё за последние месяцы с ним произошедшее, начиная с экзекуции над боярином Захаром, и заканчивая изгнанием с трона княжеского, есть не что иное, как тренировка, да, тренировка перед тем самым, настоящим. То, самое настоящее, оно слишком громадно и значительно, чтобы вот так, с разбегу и, вот он я, любуйтесь! Здесь месяцами и неделями не обойдёшься, здесь годы требуются и судя по произошедшему годы длинные. Да и опыт, он тоже нужен, а у Ивана опыта как раз и не было, слова мудрёные были, а опыта – накося, выкуси! От таких мыслей Иван аж весь встрепенулся, как та птица, когда отряхивается и перья в разные стороны растопыривает в луже искупавшись. Ему вдруг, а может и не вдруг, может время пришло, стало отчётливо видно, что и как надлежит делать, чтобы достичь желанной цели – власти безграничной.

***

Не соревнуясь, а как бы идя нога в ногу с расстоянием дорогой определяемой, план дальнейшего будущего появлялся как бы сам собой, как бы ниоткуда и начинал оседать в премудрой Ивановой голове. Спешить было некуда, а Иван никуда и не спешил, благо, годы позволяли, да и тренировки одной хватило, другая без надобности.

Первым делом Иван решил догнать послов, тех самых, что из северных земель к нему пожаловали. Догнать и уж, Иван пока не знал, как, решил, на месте разберётся, напроситься с ними, в их северные земли. С послами, с ними что и о чём разговаривать, если они люди подневольные? Им что ихние государи приказали, то они и делают, иначе: голова отдельно, всё остальное тоже отдельно. Дело, которое благодаря премудрости уже успело залететь в его голову предстояло слишком масштабным, чтобы рассказывать о нём каким–то послам. Тут нужен уровень не ниже государей, они у них королями называются, так что сами понимаете…

Иван надумал предложить северным королям не какое–нибудь княжество, ну того же Князя–батюшки на единоразовое разграбление, а предложить себя в качестве князя в том княжестве с тем, что будет выплачивать этим королям, ну что–то типа дани, лишь бы помогли согнать с трона Князя–батюшку, а его, Ивана Премудрого, на тот трон посадить. Разумеется, Иван аккуратно будет выплачивать дань, а вот как долго, пока неизвестно, время покажет. Это первое, для начала, так сказать.

Вторым важным делом Иван для себя определил, как сделать, чтобы усидеть на новом троне, чтобы свои же земляки не согнали. Да, Иван не собирался отпускать Князя–батюшку на все четыре стороны, вот ещё, баловство это! Чего доброго отсидится у кого–нибудь, у того же царя Салтана, и попрётся своё княжество возвращать. Голова в корзину и все дела! Да и возраст у Князя–батюшки подходящий, пожил своё, хватит, дай другим пожить. Так вот, чтобы усидеть на новом для себя троне, перво–наперво надо всех тех, кто к горшку с кашей допущен, бояр и прочую сволочь, перебить к едреней матери. А на их место выдвинуть тех, которые пока ещё голодные, те кого хочешь сожрут, чтобы нажраться от пуза. Ну и воины–патриоты, те тоже пригодятся, правда не надолго.

Оно ведь как: в любом человеке можно отыскать то, что лежит у него на душе, чем он недоволен, что–то похожее на камень. Если у кого есть такой камень на душе, попробуйте, скиньте его, просто так скиньте, потому что захотелось. Не пытайтесь, не получится! Для того, чтобы оно получилось необходимо какое–то определённое действие, а оно одно – это война. Здесь самая главная задача – отыскать у воинов–патриотов одно большое и общее их недовольство, и удачно его расковырять, всё остальное – ерунда, тем более в университории этому обучали.

Ну а как только Иван разозлит всех этих патриотов на придурошных детей похожих можно начинать расширять владения своего нового княжества, да прямо вплоть до княжества Руслана, пригодится. Вообще–то, не иначе премудрость постаралась, самым большим планом Ивана был план целиком и полностью подмять под себя Самое Синее море и царство царя Салтана под себя взять. Но сами понимаете, это хоть и желанная перспектива, зато слегка отдалённая.

Так, что там дальше? Да, постепенно, чтобы не очень было заметно, по мере прирастания владений, а значит и армии, всех изначальных воинов–патриотов потихонечку передавить. Передавить их, эх, куда Тимофей подевался?! Вот помощник ценный и незаменимый! Впрочем, почему незаменимый? Иван подумал так: если не отыщет Тимофея, то наверняка отыщет кого–нибудь другого, такого же как Тимофей, а то и получше. Да и вообще, надо опираться на тех, которые голодные, пока ещё голодные, и на тех, для кого чаща лесная – дом родной. Они, чтобы нажраться, да побольше себе нахапать, кого угодно вместе с сапогами сожрут. Единственное, за чем надо будет внимательно следить: как только, что те, что другие, первую сытость почувствуют, к едреней матери, всех, без разбору. Где брать других, пока ещё голодных? Да их таких по земле столько с горящими глазами шастает, лет на тысячу хватит, а то и больше хватит.

И ещё, и это пожалуй самое главное: надо как–то с Кощеем Бессмертным сдружиться, потому как, и Иван это прекрасно понимал, даже при всей его премудрости всё им задуманное одному не по силам. Кстати, вот тогда можно будет и с Черноморами поговорить: и с тем, который до девиц охочий, и с тем, который в доспехах.

Это только кажется, что задуманное Иваном слишком сложно и громоздко – ерунда! Так думают исключительно те, кто в университории не обучался, а значит не обладает премудростью. А Иван, он в университории учился, а значит и премудрость при нём. Опять же, если что–то одно, большое, разделить на маленькие части и по одной их перелопачивать, то и не заметишь, как всё получится, причём в лучшем виде. Вот она, где премудрость, учитесь!