Обида
Январским, морозным утром, в первый день после новогодних праздников в группу к Антонине Ильиничне вошли незнакомые девочка и ее родители: папа высокого роста, худощавый, с приветливым лицом и доброжелательной улыбкой под темными, короткими усиками и мама, лица которой воспитательница не смогла рассмотреть, ведь она была в большой, лохматой, надвинутой на глаза, шапке и в черном пальто с пушистым, песцовым воротником, в котором скрывалась нижняя часть лица…
- Доброе утро! Мы к вам, - проговорил мужчина, подталкивая вперед себя худенькую, рыженькую девочку, с острым личиком, лет шести. – Вас предупредила медсестра, что мы перевелись из другого детского садика. Это Настя Росихина, ее направили в вашу группу…
- А вы знаете, что группа переполнена, вместо положенных 25 человек – ваша дочь по списку – 29, - недовольно проговорила Антонина Ильинична. – Детям не хватает кроватей на дневной сон, ставим раскладушки в игровой комнате.
- Нам сказали, что в другой группе детей уже за 30, поэтому к вам направили, тем более по возрасту подходит. Покажите Насте шкафчик для одежды, - уже без улыбки серьезно добавил он.
- Шкафчиков только 25, поэтому придется на двоих делить один . Настя, ты будешь с Алиной раздеваться. Запомни картинку на шкафчике – лисичка. Тебе нравится? – уже с улыбкой, обратилась она к девочке. – Сейчас запишем сведения о родителях, - раскрывая тетрадь проговорила она.
Папа Насти продиктовал домашний адрес, дату рождения дочери, место работы свое и мамы. Оба работали в школе учителями. Антонина Ильинична, пока записывала, женщина незаметно удалилась…
- Странная какая-то эта мамаша, ни слова не проронила, даже не попрощалась, - поделилась Тоня своими мыслями с няней Верой, которая накрывала столы для завтрака.
Антонина Ильиничне было 32 года, еще молодая, чуть полнеющая женщина, среднего роста, кареглазая брюнетка с легкой, химической завивкой на коротких волосах. Одевалась она скромно, но элегантно: однотонные светлых оттенков блузки, водолазки, батники. Строгие узкие юбки темных тонов, брюки не любила и не носила. В садике работала почти десять лет. Вначале ей нравилось и общаться с детьми, она к каждому находила подход, и проводить занятия, читать книжки, учить стихи, рассказывать о писателях, о которых она прочла много книг, готовиться к утренникам, праздникам… Но в последние годы стало труднее работать, переполненные группы, нервозность, чаще уставала, была недовольна… Свои дочери уже учились в школе – в третьем классе старшая и в первом - младшая. Жили они в частном доме с садом и огородом, за которыми нужно ухаживать, а муж с раннего утра до позднего вечера на работе… Не о такой жизни она мечтала…
- Еще среди учебного года эта новенькая Настя появилась…Как оказалось, такая непослушная, неусидчивая, слишком подвижная девочка… Играет в основном с мальчиками, бегает с ними, конфликтует, дерется… Столько шуму от нее, - думала раздраженно Тоня, третью неделю работая по две смены, дожидаясь, когда выйдет после больничного ее сменщица.
В понедельник, наконец, дождалась Галину Семеновну, вторую воспитательницу, которая была старше ее лет на двенадцать, более опытная, строгая. Отдохнувшая и посвежевшая, она прихорашивалась перед зеркалом, причесывая свои осветленные, густые волосы, подкрашивая пухлые губы розовой помадой, любуясь собой в новом платье цвета фуксии. Галина обожала розовый цвет.
Антонина Ильинична рассказала ей о поведении Насти.
- А ты скажи родителям, матери пожалуйся, - посоветовала она.
- Так ведь вижу только отца, а мать и не появляется в детском саду, совсем видно не до ребенка, все в школе пропадает, - жаловалась Антонина Ильинична.
- Будь построже. Наказывай, не разрешай бегать. Посади ее, пусть рисует, кубики собирает или лепит. Развивай усидчивость, ведь ей через год в школу идти. Я никому не разрешаю бегать по группе, шуметь, кричать, брать игрушки без спроса, - поучала довольная собой Галина Семеновна.
- Я не могу, мне их жаль держать весь день на стульчиках. Хочется дать им свободы, пусть двигаются, развиваются, играют, веселятся, чтоб им нравилось в детском саду. Вон в соседней группе, я слышу, как по утрам дети плачут, не хотят идти в детский сад, боятся воспитателей…
- А я считаю, пусть лучше боятся меня, зато слушаются и в группе тишина и порядок, - выпалила Галина Семеновна, зло сверкнув глазами.
- Мне бы не хотелось, чтобы мой ребенок в детском саду только сидел весь день на стульчике…
- Зато у меня нет таких проблем, как у тебя. Занятия все я провожу, а уж развивают таланты у своих детей пусть родители. У меня и своих забот хватает. План надо умудриться написать и за внуком в соседней группе присмотреть, да и с няней Верой поболтать, - направляясь к двери и давая понять, что разговор окончен, недовольно заключила воспитательница.
Прошла зима и постепенно растаяли снега под теплыми лучами весеннего солнышка, потекли звонкие ручейки и, то тут, то там, появилась нежно-зеленая травка. После майских праздников на деревьях раскрылись клейкие, блестящие листочки. В один из ярких, солнечных дней, когда дети с Антониной Ильиничной были на прогулке, к участку подошла молодая, стройная женщина с рыжеватыми прямыми до плеч волосами, строго одетая, в темных солнцезащитных очках. Что-то показалось знакомое в ее облике и Антонина Ильинична спросила: - Вы за кем пришли?
- Мама! – радостно закричала Настя, подбегая и обнимая ее.
- Наконец и мама появилась, - укоризненно произнесла воспитательница. Мне давно хотелось поговорить с вами о Насте… И Антонина Ильинична рассказала все, что накопилось плохого о девочке.
- Вам нужно хорошенько заняться воспитанием дочери. Она слишком подвижная, играет только с мальчиками, - начала воспитательница.
- Это потому, что у нее братик и она с ним играет, смотрит за ним, помогает… - пыталась оправдать дочь женщина.
- Это хорошо, похвально, но она будоражит всю группу, задирает мальчиков, дерется, бегает. Я таких девочек за всю работу в детском саду, не видела. Она не слушается, я ничего не могу с ней поделать, - жаловалась воспитательница молчаливой мамаше.
- Я поговорю с ней дома, - покраснев, пообещала женщина. Ей было очень неудобно, стыдно за дочь. – Мне нужно забрать Настины вещи из шкафчика.
- Идемте, я открою вам группу, - проговорила Антонина Ильинична, направляясь к детскому саду. Настя с матерью шли за ней поодаль.
- Слушайте, кого-то вы мне напоминаете, но не могу вспомнить, - неожиданно вырвалось и нее.
- Неужели ты не узнала меня, Тоня? – изумленно воскликнула женщина. – А я тебя сразу узнала еще при первой встрече…
Антонина резко остановилась и повернулась к ней лицом. Таким знакомым повеяло от ее слов, интонации… Столько искренности и горечи в голосе прозвучало.
- Не может быть… Ирина, это ты? – смутно стала догадываться Тоня.
- Да, - с усмешкой произнесла Ирина, снимая темные очки. «Дошло наконец, - промелькнуло в ее голове с досадой и враждебностью, появившейся в этот миг.
- Боже мой! Ирина Селютина, неужели это ты отыскалась? А я все время думала и никак не могла вспомнить, - виновато оправдывалась Тоня. Она очень обрадовалась, хотела обнять Ирину, но тут встретила, как ей показалось, враждебный, холодный взгляд колючих глаз бывшей подруги. «О, Боже! Я ведь только что такую гадость говорила о ее дочери… Она мне этого не простит…» - лихорадочно думала Антонина.
- Прости меня… Я виновата перед тобой, но расскажи о себе… Как, что с тобой стало, ведь лет пятнадцать не виделись.
- Что говорить? – неохотно ответила Ирина. После школы закончила Казанский пединститут, работаю учителем русского языка и литературы в соседней школе. Вышла замуж, двое детей: дочь и сынишка 3-х лет… Даже не знаю, что еще говорить, да и некогда мне, нужно еще сына забрать из ясельной группы. - Настя, отпрашивайся и идем, - обратилась она к дочери, взяла ее за руку и попрощавшись, они быстрыми шагом удалились.
Антонина смотрела им вслед и ее сердце наполнялось радостью и волнением от встречи, но в то же время и отчаянием, которое все нарастало и тревожило ее. Ведь Ирина ясно дала понять, что она уже не рада, что только через полгода Тоня узнала ее, наконец, да еще при таких неприятных обстоятельствах… «Ирина обиделась и это чувство быстро не пройдет, не забудется… Надо же было такому случиться? Светлая юношеская дружба оборвалась по вине самой Тони. Неужели нельзя было быть потактичнее, повнимательнее, деликатно и осторожно рассказать о поведении девочки, ну не преступница же она в свои 6 лет», - упрекала она себя, когда возвращалась домой с работы. И вечером, занимаясь домашними делами, Антонина постоянно и настойчиво думала о проишедшем, вспоминала события пятнадцатилетней давности…
Впервые она увидела Ирину весной 1973 года в музее имени М.Горького, на литературном объединении, где собирались по воскресеньям два раза в месяц любители поэзии. Читали и обсуждали свои стихи, беседовали о литературе. Вел занятия Марк Давидович Зарецкий – поэт, редактор Татарского книжного издательства, которое находилось в Дом печати на улице Баумана. У него вышло два поэтических сборника «Речь» и «Азарт». Он был наставником и Учителем начинающих поэтов города Казани и не только. Иногда приезжали и иногородние молодые и не очень, пробующие писать стихи… В памяти остался образ молодого, энергичного, жизнерадостного, прямолинейного в своих суждениях, Зарецкого. Его яркие, горящие вдохновением глаза, темные, густые, длинные, вьющиеся волосы над высоким, умным лбом, его пристальный, внимательный взгляд, его неподдельный интерес к каждому новому человеку, его манера – не стоять на месте, а постоянно быть в движении, не выпуская сигареты из рук, - восхищали ее. Он внимательно слушал каждого нового автора, изучал его, интересовался биографией, большое значение придавал внешнему облику человека. Он сразу определял по каким-то, одному ему известным признакам – поэт перед ним или не поэт...
В одно из апрельских воскресений появилась в ЛИТО Ирина Селютина – скромная, застенчивая, худенькая школьница, заканчивающая среднюю школу. Она рассказала, что год назад у нее умерла мама, а жили они без отца, она осталась сиротой. Живет сейчас у своей тети, очень строгой и недоброй женщины… Ей часто бывает грустно без мамы и она пишет стихи, посвященные своей маме… Она прочла из тетрадки несколько стихотворений, которые очень понравились и ее трагическая биография так тронула Тоню, что она предложила ей сесть рядом, они пообщались и, когда занятие закончилось вместе вышли из музея и пошли по улице Пушкина к кольцу. Говорили без конца, рассказывали друг другу о своей жизни, увлечениях, интересах, о стихах. Ирина знала все свои стихи наизусть и читала их. Многие были очень трогательны, до слез… Она всего на два года была младше Тони. До лета они встречались по воскресеньям в музее в ЛИТО, а вечерами гуляли, общались. С ней было интересно, легко. Порой она жаловалась на свою тетку, хотела сбежать от нее, Тоня уговаривала не делать этого, потерпеть, пока закончит школу, а потом поступить учиться и уйти жить в общежитие. Однажды она пригласила Тоню к себе. Они жили в районе колхозного рынка в старом, деревянном, двухэтажном доме в одной комнате со своей теткой – слишком располневшей, невысокого роста женщине, с неприятным, грубым лицом… Когда они вошли в комнату, она недоброжелательно взглянула, и даже не поздоровалась. Ирина отпросилась погулять и тетка строго сказала , чтобы в 9 часов она была дома, иначе закроет дверь…
В июне занятия в музее прекращались на все лето – каникулы до сентября. Ирина начала сдавать экзамены в школе, Тоня поступала в университет и встречи прекратились, телефонов сотовых тогда не было и они все лето не виделись, а к сентябрю Тоня решила уехать работать в сельскую школу… Так на целых пятнадцать лет они потеряли друг друга из вида… Вспоминая свою жизнь, Антонина не спала почти до утра., она думала, как завтра встретит Ирину с Настей…
Все утро она ждала, когда же приведут Настю в детский сад. Ей хотелось приласкать девочку, расспросить о семье, о маме…Но Настя вошла в группу в 8 часов, поздоровалась и хотела идти играть, но Антонина Ильинична подозвала ее к себе.
- С кем ты пришла сегодня ? – с улыбкой спросила она.
- С папой, - опустив голову, ответила Настя.
- А мама?
- Она пошла в школу, у нее уроки.
- Хорошо. Дай я причешу твои волосы, они растрепались, - она старалась пригладить жидкие, рыжие косцы, как бы невзначай притянула девочку к себе, обняла ее.
Настя, как будто только этого и ждала, прижалась к воспитательнице. Антонина Ильинична погладила ее по плечам, поправила воротничок на платье, повертела ее, засмеявшись, похвалила:
- Сегодня ты такая нарядная, в новом платье в синюю полоску.
Девочка с благодарностью и удивлением взглянула ей в глаза, не понимая, что происходит, куда девалась холодность, недоброжелательность, отчужденность… Наконец-то, сердце воспитателя раскрылось навстречу ребенку и полюбило его.
- Иди поиграй, скоро завтрак, а после музыкального занятия пойдем гулять, погода сегодня хорошая. – сказала Антонина Ильинична.
За столом Настя вела себя спокойнее, чем всегда, видимо мама дома провела с ней воспитательную работу. Но к перловой каше Настя не притронулась, даже не попробовала, только выпила чашку какао с булочкой.
- Почему ты никогда не ешь кашу? Ты такая худенькая, у тебя сил не будет портфель носить в школу, - пробовала уговорить ее воспитательница, но Настя упрямо ответила:
- Не люблю каши.
В музыкальном зале задержали надолго, дети устали и, когда их отпустили, они прибежали в раздевалку возбужденные переодеваться на прогулку. Антонина Ильинична подошла к шкафчику Насти, помогла ей одеться, застегнуть пуговицы, хотя Настя умела все это делать сама. Но Тоне хотелось быть рядом с этой девочкой, ведь она была частицей Ирины, которая так нужна была сейчас ей и перед которой она чувствовала себя виноватой.
День был яркий, солнечный, теплый. Голубое небо почти без облаков, обещало жаркий день. На участке дети с радостью разбрелись по своим любимым местам: кто-то стал играть в песочнице, мальчики играть в мяч, Рома и Ильей на железном синем корабле крутили штурвал и спорили, кто будет капитаном… Настя задержалась у скамейки, где Антонина Ильинична раздавала игрушки детям, потом села на скамейку передохнуть, поискала глазами Настю, на площадке девочки не было, но оглянувшись, увидела, что Настя стоит у нее за спиной.
- Вот ты где, почему не играешь? – спросила она.
- Не хочу.
- Вот как? Тогда садись со мной, поговорим, - предложила Насте.
Девочка охотно села, прижавшись к воспитательнице.
- Расскажи мне, как ты живешь? У тебя ведь есть братик.
- Да, Артемка. Он в ясли ходит.
- А мама вам книжки читает?
- Да, читает.
- А что читает – сказки или стихи? – интересовалась воспитательница.
- И сказки и стихи.
- Она сама сочиняет или из книг читает?
- Иногда и сама придумывает, - сказала Настя.
- Давно, давно, когда мы были совсем молодые, мы с твоей мамой очень дружили…- начала вспоминать воспитательница.
- Я знаю, мама мне рассказывала, - призналась Настя.
- Да? А почему ты не говорила мне об этом раньше?
- А вы не спрашивали и мама не велела, ведь вы не узнали ее, - растерянно произнесла девочка.
- Да, действительно, не узнала и оттого мне очень плохо. Я вчера весь вечер думала о вас…
- Моя мама добрая, она не сердится, - попыталась успокоить воспитательницу Настя.
Антонина Ильинична усмехнулась, погладила ее по голове.
- Это хорошо, что добрая и ты тоже добрая, как твоя мама.. А теперь иди поиграй, побегай, - предложила она девочке.
- Я не хочу, - заупрямилась Настя.
- Иди, иди, рассеянно проговорила воспитательница, о чем-то задумавшись.
- Вы тоже добрая, - выпалила девочка и убежала.
У Антонины Ильиничны даже слезы выступили на глаза от такого признания Насти. Значит, она не сердится на нее, простила?..
Услышав крики, она встала и направилась разнимать подравшихся мальчиков. Разняла их, разобралась из-за чего ссора, успокоила Кирилла, нашла еще один совок для Славы, предложила им построить «замок» из песка.
- Давайте я покажу, как надо делать. Идите ко мне, - позвала она детей. Мальчики, а за ними и другие ребята подошли к песочнице и стали помогать строить – лепить из песка мосты, дороги, подземные ходы.
Весь день Антонина готовилась к встрече, ожидая вечера, когда Ирина придет забирать дочь, но за Настей опять пришел отец. Он оставил у заведующей заявление на отпуск Насти на 3 месяца. Настя больше в садик не пришла, ее перевели в другой…
Свидетельство о публикации №219050100763