Эрнст Кшенек - Афина Паллада плачет

                Эрнст Кшенек

                Афина Паллада плачет
 
                опера в трёх актах с прологом


               
                [opus 144, 1955 год]



































                Перевод с немецкого  Ю.Е. Смирнова.
                Эрнст Кшенек
                Афина Паллада плачет
                опера в трёх актах с прологом



                Действующие лица:
 

Афина Паллада                меццо-сопрано
Сократ                бас-баритон
      
Алкивиад          друзья Сократа и его ученики         тенор   
Мелет                тенор
Метон                баритон

Алфея,                элевсинская жрица                сопрано
Наварх                баритон
Член афинского государственного совета                тенор или баритон               
Агис,                спартанский царь                бас
Тимея,                царица                сопрано
Лисандр,             полководец                тенор
Брасид,               офицер                баритон
Ктесипп,             его сын                тенор         
 

 Действие происходит в Афинах и Спарте во время последней фазы Пелопоннесской войны.
               
                *















                Пролог

                Элизиум.

ХОР ТЕНЕЙ В ЭЛИЗИУМЕ. Внемлите, внемлите ужасному скорбному гласу, наполняющему Елисейские поля! Сверхчеловеческое горе сотрясает эфир, в котором мы, тени, отмериваем вечность. Это Афина Паллада, богиня мудрости… Афина Паллада плачет. Что же произошло?

                Становится видна Афина Паллада.

АФИНА ПАЛЛАДА. Я, Афина Паллада, плачу, я оплакиваю кончину Афин. Основавшая их, я оплакиваю упадок города, в котором жила свобода. Слова поэтов иссякли, и средь пустынных стен раздаётся лишь эхо шагов слуг Спарты, жадно вслушивающихся в трусливый шёпот угнетённых. И я плачу, я оплакиваю Сократа, мудреца, которого довёл до смерти его собственный народ.

                Появляется Сократ.

АФИНА ПАЛЛАДА. Глядите, он явился сюда, дабы жить тут, в долине теней, вместе с вами.
СОКРАТ. Не скорби обо мне, великая богиня. Я дал своё свидетельское показание в пользу человека, и я знал о том, что за это должен был заплатить своей жизнью.
АФИНА ПАЛЛАДА. Приговаривая тебя к смерти, афиняне распинали меня, свою богиню, на кресте.
СОКРАТ. Не суди их слишком строго. Прекраснейший из плодов твоей мудрости учил нас стремиться жить в мире под сенью свободы. Нас погубило то, что мы были вынуждены встать на путь войны.
АФИНА ПАЛЛАДА. Разве вы не боролись за мир?
СОКРАТ. Мы так думали… Но можно ли бороться за мир? Мы сомневались в этом, ибо быть свободным для нас означало: всегда видеть и иную сторону…
ХОР. Ты научил их сомнению, поэтому ты – виновник упадка…
АФИНА ПАЛЛАДА. Нет. Он очень мудр. Он учил человека познавать самого себя, дабы в его жизни царили мир и справедливость, человеческие чувства и ясное мышление, дабы человек чтил своё собственное достоинство и достоинство иных людей, дабы он испытывал благоговение пред божественным и добродушно переносил земные тяготы.
ХОР. О, высокий образец человеческого совершенства! Неужели во дни нашей земной жизни царили мир и справедливость? Когда человек достигнет высокой цели: когда благодаря мудрости он обретёт свободу?
АФИНА ПАЛЛАДА. Когда же милость богов позволит людям стать свободными благодаря мудрости?
СОКРАТ. О, высокий образец человеческого совершенства – в мудрости обрести свободу.
ХОР. Если ты этому наставлял свой народ, то почему же Афины оказались ввергнуты в позор?
АФИНА ПАЛЛАДА. Поведай им, Сократ, о том, как это всё произошло. И, мой философ, да пребудет с тобой на Елисейских полях мир!

                Афина Паллада исчезает.
                Наступает мрак.

СОКРАТ. Так слушайте же вы, окончившие свою жизнь; (Обращаясь к публике.) слушайте и вы, иные, ещё не рождённые. Постарайтесь, если сможете, понять, как избегнуть того, что привело нас к крушению. Упадок наступил тогда, когда мы, после многолетней войны, из последних сил снарядили наш величайший флот, намереваясь нанести решительный удар Спарте в далёкой Сицилии. Чтобы избрать стратега, который поведёт флот, собрался государственный совет. Оба моих ученика, Мелет и Алкивиад, встречают друг друга на улице пред моим домом.


                Первый акт

                Улица в Афинах перед домом Сократа.
                Вечер.
             
              С противоположных сторон выходят Алкивиад и Мелет.

МЕЛЕТ. Куда так торопишься, друг Алкивиад? Ты вырядился как на свадьбу.
АЛКИВИАД. В государственный совет, Мелет, я направляюсь в государственный совет. Ты же знаешь, сегодня будет избран стратег, который поведёт флот в Сицилию. Я произнесу такую речь, что все остальные претенденты на эту должность окажутся в дураках. Выбор падёт на меня, и ни на кого другого.
МЕЛЕТ. Неужели, Алкивиад, ты будешь избран, ты, попирающий своими ногами достойные уважения афинские обычаи? Нет, государственный совет не выразит тебе своего доверия, – и он скорее изберёт меня, чем тебя!
АЛКИВИАД. Иссохшие хранители добрых нравов! Вся ваша добродетель – не что иное, как горькая зависть, и по своей злости она не уступит спартанскому нравственному чистоплюйству!   
МЕЛЕТ. Попробовал бы ты в Спарте так поносить власть!..
АЛКИВИАД. Мне всегда казалось главнейшим достоинством демократии то, что она позволяет нам её поносить.
МЕЛЕТ. И подобными речами ты намереваешься привлечь на свою сторону государственный совет?
АЛКИВИАД. Убедить наших соотечественников вовсе не трудно. Они проницательны, и их умы охотно внимают любым аргументам. Они последуют за мной, ибо моя речь, обращённая к ним, будет абсолютно честна. От вас, политиков, они такого ожидать не привыкли, и это подействует на них, как чудо.
МЕЛЕТ. Ты насмехаешься над афинскими свободами и потакаешь своему взбалмошному честолюбию, не более. С таким же рвением ты стал бы прислуживать спартанской тирании, если бы это было тебе н; руку.
АЛКИВИАД. Довольно, Мелет. То, что я часто терпеливо сносил язвительные речи нашего учителя Сократа, вовсе не даёт тебе права нападать на меня с такой дерзостью. Прочь с моей дороги! У меня есть более важные дела, чем грызня с тобой!

                Алкивиад удаляется.

МЕЛЕТ (один). Как же мы убережёмся от военной мощи Спарты, если наша судьба будет зависеть от того, кто понимает, как хитрее запорошить глаза большинству?.. Древняя сила и простая добродетель отцов становятся жертвами пустословия; и враг, направляемый единым разумом и волей, сильного сопротивления не встретит…

                Появляется хор (афинский народ).

ХОР. На выборы! На выборы! Не оттягивайте срок наступления грядущей победы! Дайте нам стратега! Мы хотим отправиться в Сицилию! Долой Спарту! Афины должны освободить Сицилию! Мы хотим отправиться в Сицилию! в Сицилию!

                Из толпы выныривает Метон.
 
МЕТОН. Почему же миру не бывать? К чему нам эта Сицилия?
ХОР. Слушайте! Слушайте!
МЕЛЕТ. Метон! Метон! Придержи свой язык! До тех пор, пока спартанцы стремятся уничтожить наследственные афинские свободы, тебе не выклянчить мира своим визгом.
МЕТОН. Афинские свободы? А когда я был свободен?.. С давних пор мы сдираем друг с друга шкуру, неся рабское ярмо на военной службе.
МЕЛЕТ. За такие речи тебя отправят на колесо.
ХОР. Долой этого изменника! Долой этого дезертира, этого трусливого парня! Убейте его! Распните его!

                Хор (афинский народ) пытается схватить Метона.
                *
                Из своего дома быстро выходит Сократ.

СОКРАТ. Остановитесь, свободные афиняне! Выслушайте меня, прежде чем совершать насилие над Метоном. Мелет, ты был моим учеником, и ты способен мыслить логически. Скажи мне, зачем мы воюем против Спарты?
МЕЛЕТ. Чтобы положить конец тирании, которая нам угрожает.
СОКРАТ. Чем же нам опасны тираны?
МЕЛЕТ. Они силой лишают нас свободы.
СОКРАТ. Какой свободы?
МЕЛЕТ. Свободы мыслить, думать и говорить так, как заблагорассудится каждому.
СОКРАТ. Тогда почему же вы сейчас хотите лишить этой свободы Метона?
МЕЛЕТ. Он разрушает мораль нашего народа и препятствует нам в борьбе за свободу.
СОКРАТ. Неужели, чтобы сохранить свободу, мы должны сперва от неё отказаться?
МЕТОН. К чему борьба? Почему не быть миру, сладостному миру?
ХОР. К чему борьба?.. Неужели мы могли бы жить в мире?..
МЕЛЕТ. Сократ, твои речи опасны. Ты ослабляешь в нашей молодёжи волю к борьбе.
СОКРАТ. Они видят истину, – и я не в силах этому помешать.
МЕЛЕТ. Истина заключается в том, что мы должны победить в этой войне.
ХОР. Долой Метона! Долой изменника! Побейте его камнями!

                Хор (афинские граждане) надвигается на Метона.

СОКРАТ. Метон, укройся в моём жилище!

                Сократ вместе с Метоном устремляется в свой дом.
                *
                Появляется Алкивиад.

АЛКИВИАД. Остановитесь! Государственный совет избрал стратегом меня!
ХОР. Да здравствует, да здравствует Алкивиад!
МЕЛЕТ. Нет, это невозможно, этого не может быть!
АЛКИВИАД. Вперёд! На корабли!
ХОР. На корабли!
                Все поворачиваются, намереваясь удалиться.
                *
                Им навстречу выходит Алфея.

АЛФЕЯ. Остановись, Алкивиад! Быть тебе недостойным до тех пор, пока ты не понесёшь наказание.
АЛКИВИАД. За что же, прекрасная жрица, я должен понести наказание?
ХОР. Это Алфея, элевсинская жрица. Говорят, он осквернил таинства.
АЛФЕЯ. У подземных есть для тебя, стратег, известие, для тебя одного…
АЛКИВИАД. Ступайте вперёд, я вас догоню.

                Хор вместе с Мелетом удаляется.
               
АЛФЕЯ. Алкивиад, я хочу спасти тебя от проклятия богов. С тех пор как ты осквернил священные таинства, ты стал недостоин такого избрания...
АЛКИВИАД. Неужели и ты веришь той пустой болтовне, которой полнятся торговые площади? Где доказательства того, что это именно я был в храме? Таких доказательств нет!
АЛФЕЯ. Это доказательство выжжено огнём в моей душе; и моя кровь наполняет мой слух таким шумом, что никакой болтовне я внять не в силах.
Когда мы приступили к священнодействию и я ожидала жреца, который должен был присоединиться ко мне во время аллегории мистической свадьбы, – я сразу же догадалась: тот, кто явился под личиной неистового бога, был не кто иной, как ты. Я плохо разглядела твоё лицо, но когда ты обнял меня жадной рукой и прижался ко мне своим телом, я поняла: рядом со  мной не слабосильный старец, который, долгие годы совершая свою службу, с холодным сердцем исполнял обряды… О нет! Рядом со мной стоял крепкий молодой бык, и он, с дрожью вожделения, насильно потащил меня вниз за алтарь. И я знала, что в Афинах есть лишь один человек, который способен отважиться на такое; и этим безбожным насмешником был ты, Алкивиад.   
Если бы твои приятели не нарушили ход празднества своим язвительным смехом (из-за чего священный мрак грота оказался пронизан светом факелов), тебе удалось бы утолить свою бешеную страсть, ведь я оказалась в ужасном положении… Ты убежал, и им не удалось тебя схватить; но я уже была в твоей власти… Моё жреческое покрывало разорвано навеки. Возьми меня и доведи до конца то опьяняющее бесчестье, которому ты положил начало, предаваясь порокам!
АЛКИВИАД. Алфея, ты прекрасна. Как бы мне хотелось стать человеком, который вселял бы в тебя такое пламя!
АЛФЕЯ. Не отправляйся в Сицилию. На этом военном походе лежит проклятие оскорблённых тобой богов.
АЛКИВИАД. Я вернусь назад, покрытый славой и готовый к мистической свадьбе. (Обнимает её и целует.)
                *
                Появляются Мелет и наварх.

МЕЛЕТ. Взгляни, наварх, на вашего стратега, взгляни на то, как он готовится к тому, чтобы исполнить свой высокий долг.
НАВАРХ. Флот предан ему, как никому другому. И что бы он ни совершил, в моих глазах это будет справедливым.
МЕЛЕТ. Ах! Он околдовал вас всех.
НАВАРХ (обращаясь к Алфее). Алфея, флот послал меня, капитана, к тебе, с просьбой пропеть молитвы над нашими судами.
АЛФЕЯ. Как же я могу это сделать?.. Я недостойна.
АЛКИВИАД. Если бы молитвы хотели совершать только те, кто считает себя достойным этого, то жизнь богов была бы преисполнена вызывающего ужас спокойствия. Ступай, Алфея, и соверши моление.

                Из дома выходит Сократ.
                Алфея удаляется вместе с навархом.

МЕЛЕТ. Если в тебе и есть нечто примечательное, то это твоё бесстыдство.               
АЛКИВИАД. А что ещё ты скажешь против меня, когда я освобожу Сицилию? Моё имя победоносно, и слава навеки пребудет со мной.

                Алкивиад поворачивается, намереваясь удалиться.
                Мелет прячется в темноте.

СОКРАТ. Алкивиад!

                Алкивиад быстро возвращается назад.

АЛКИВИАД. Учитель!
СОКРАТ. Ученик! Друг! Что ты за человек!.. Я опасаюсь, что те, кто сегодня молятся тебе, однажды назовут тебя извергом. (Обнимает его.) Сыночек… Пайдион… Да хранят тебя боги!
АЛКИВИАД. Сократ… Папочка… До свиданья.

                Алкивиад удаляется.
                *
Обратившись в сторону дома, Сократ делает знак Метону, чтобы тот выходил.

СОКРАТ. Будь бдителен, Метон. Берегись их ярости.


МЕТОН. Уж лучше скрыться в пещерах Гиметта и, покидая их лишь по ночам, тайком красться в поисках растущих в земле кореньев… Уж лучше питаться ими и пить воду из скудных ручьёв… Уж лучше, избегая дружеских речей, в одиночестве влачить осенние дни… Я больше никогда не возьму в руки оружие. Разбейте мечи – и наступит мир.

                Метон удаляется.

МЕЛЕТ. С этим Метоном мне нужно немного поговорить.

                Мелет следует за Метоном.

СОКРАТ (один). Он уже грезит о том, как он сам себя покарает за то, что он совершает такое деяние, за которое он боится быть наказанным обществом; и таким образом он надеется избежать кары. Его совесть велит ему не брать в руки оружие. Но то, что он следует своей совести, сильно её тяготит. Он боится смерти, и это вселяет в него мужество начать такую жизнь, которая, быть может, станет ещё злее, чем те смертельные муки, которых он страшится.
Я тоже не герой, и я это ясно вижу. Я бодрствую в одиночестве в ночи и размышляю в ночи о людских страданиях. Я тревожно забочусь в ночи о свете духа, дабы он принёс нам радостный день после долгой ночи.

                Мрак.
                *
                Звучит интерлюдия.
                *
                Свет.
                *
                Появляется Алфея.

АЛФЕЯ. Ах! Ужасам нет конца… Осквернены священные гермы.
СОКРАТ. О чём ты?
АЛФЕЯ. Народ кипит. Когда солнце осветило этот проклятый день, каждый увидел, что священная статуя бога перед его воротами обезображена. Необходимо великое очищение. Горе Афинам!

                Алфея уходит.
                *
                Появляются Мелет и Алкивиад.

МЕЛЕТ. Злодеи должны быть найдены, и виновных следует тащить на суд.

АЛКИВИАД. Нет никаких сомнений: статуи были осквернены агентами Спарты. Они хитро рассчитывали на суеверие толпы, которая увидит, что участь государства находится в руках у смехотворных каменных глыб.
МЕЛЕТ. Если ты так отзываешься о священных гермах, то подозрение падает на тебя самого и на твою дикую шайку.
АЛКИВИАД. Это лает твоя сумасбродная зависть, Мелет.

                Алфея возвращается назад.

АЛФЕЯ. Алкивиад, скажи мне, что это сделал не ты.
АЛКИВИАД. А кто говорит, что это сделал я?
АЛФЕЯ. Если бы ты не был столь безбожен, я умоляла бы тебя дать клятву, что это совершил не ты.
АЛКИВИАД. А кто говорит, что это совершил я?

                Появляется Метон.

МЕТОН. Я – один из многих, кто так говорил. Когда они увидели, что герма перед моим домом оказалась одной из тех немногих, которые не были обезображены, они возвели обвинение на меня. Что я мог сделать? Как мне следовало поступить? Я быстро придумал отговорку: услышав, мол, шум, я вышел из дома, отпугнув тем самым этих проходимцев… Видел ли я их? – Я ответил: да, я видел их в лунном свете. – Узнал ли я среди них твоих, Алкивиад, приятелей? – Что мне было делать? Как отвечать? Я думал, что уже найдены доказательства… И я ответил: да, да, узнал. 
АЛКИВИАД. Трусливый пёс!
МЕЛЕТ. Отлично, Метон. Нам нужны люди, которые не закрывают глаз.
МЕТОН. Довольно! Против тебя имеется серьёзное подозрение.
СОКРАТ. Неужели ни одному из тех должностных лиц, которые тебя выслушивали, не пришло в голову, что нынешней ночью не было лунного света?
МЕТОН. Ох… Неужели здесь луна не светила? Что ж, ты видишь, Сократ, меня на дороге не было.
СОКРАТ. Хорошо, хорошо. Прежде чем расспрашивать тебя, они обстоятельно обдумали это дело.
МЕЛЕТ. Ты знаешь, Сократ, наше начальство бдительно.

     Приближаются члены государственного совета и афинский народ.

АЛФЕЯ. Тебя отзывают? Поход отменяется?
АЛКИВИАД. Я его ускорю.
                *
Я отправлен в Сицилию с величайшим поручением. Но я не смогу исполнить его, если на меня ляжет хотя бы тень вины. Ведите меня на суд; и если он меня оправдает, я поведу Афины навстречу победе.
ХОР. Да здравствует! да здравствует Алкивиад!
ЧЛЕН ГОСУДАРСТВЕННОГО СОВЕТА. Алкивиад, следствие, возможно, продлится очень долго…
АЛКИВИАД. Если вы торопитесь с походом, и если время не ждёт, изберите другого стратега. Я слагаю с себя свои полномочия и передаю их в руки народа.
ХОР. Алкивиад слагает с себя свои полномочия! Это низко, Алкивиад! это низко!
ЧЛЕН ГОСУДАРСТВЕННОГО СОВЕТА. Спокойно! Тихо! Слово хочет взять наварх.
НАВАРХ. Моими устами глаголет флот: «Если Алкивиад не поведёт нас вперёд, мы отказываемся от службы и поход не состоится».
АЛКИВИАД. Мой друг, благодарю тебя за твою верность.
МЕЛЕТ. Какой неожиданный поворот!
МЕТОН. Благодарю тебя, наварх. Ваше решение несёт мир.
АЛКИВИАД. Сейчас на кон поставлено нечто более высокое…
ЧЛЕН ГОСУДАРСТВЕННОГО СОВЕТА. Что ж, если таково решение флота, то пусть расследование будет отложено. Мы не принимаем твою отставку, Алкивиад .
АЛКИВИАД. Я смогу исполнить возложенные на меня обязанности лишь в том случае, если буду оправдан.
МЕЛЕТ. Под парусами – вперёд, Алкивиад! Забудь об обвинении, которое основывается на одной лишь на вздорной болтовне. Ты сам говоришь, что сейчас на кон поставлено нечто более высокое…
АЛКИВИАД. Мелет, ты хо;чешь, чтобы я сохранил свою должность?

       Мелет торжественно клянётся и заключает Алкивиада в объятия.

АЛКИВИАД. Такова воля народа?
ХОР. Да! да! Алкивиад! Веди нас к победе!
АЛКИВИАД. Хорошо! Набрать команды на суда! Мы отправляемся в Сицилию. Близится конец Спарты, скоро война будет окончена, и мир не за горами.

                Хор вместе с Алкивиадом удаляется.

МЕЛЕТ. Как только этот непобедимый краснобай покинет наши края, я сумею его обуздать. Он за это поплатится.

                Мелет уходит.

МЕТОН. Близится мир? Для Метона мир – здесь. Пойду-ка я подобру-поздорову прочь от этой безумной братии.

                Метон удаляется.

АЛФЕЯ. Я вижу: на небесах написано: несчастье!
Не покидай меня, ненавистный возлюбленный!

                Алфея уходит.
               
СОКРАТ.  Пока я не в силах распознать интриги, которые здесь плетутся, но чувствую: дело идёт о жизни и смерти. Под сенью свободы мы разобщены в бессилии, под гнётом же – объединены в безрассудстве. Разум, не испытывающий гнёта, – когда же нам забрезжит этот свет в ночи?

                *


























                Второй акт

                Царский дворец в Спарте.
               
                Агис, Тимея и Лисандр.               

АГИС. Наступление афинян на Сицилию вызывает удивление и опасения.
ЛИСАНДР. Алкивиад – высокоодарённый человек и великий военачальник.
АГИС. Отправлен именно он. Но мы более выносливы…
ТИМЕЯ. Вероятно, мы недооценили внутреннюю силу Афин. Быть может, мысль о свободе неожиданно вселила в них огонь.
АГИС. Слово «вероятно» – червь, подтачивающий наши силы. И этого червя нужно раздавить.

                Приводят Брасида, на Брасиде оковы.

АГИС. Кто это?
ЛИСАНДР. Это Брасид, офицер южной городской стражи. У его сына возникли подозрения относительно убеждений его отца, и он решил его испытать, заявив о том, что успехи афинян вызывают опасения. Брасид не наказал его – и его сын на него донёс.
АГИС. Брасид, признаёшь ли ты свою вину?
БРАСИД. Да, да, мой царь, я с величайшим сокрушением признаю её, и я обещаю, что более – пока я жив – не допущу ни одной ошибки.
АГИС. Мы поможем тебе сдержать твоё обещание.
Отрубить ему голову. Прилюдно. А что же сын?
ЛИСАНДР. Его сын получит его должность.
АГИС. Отлично.
БРАСИД. Ах! Позвольте мне ещё раз увидеть моего любимого сына!
АГИС. Быть может, ты хочешь покарать его теперь? Слишком поздно.
БРАСИД. Я хочу обнять его. Я так его любил…
АГИС. Прочь, мягкосердечный дуралей!

                Брасида уводят.
                Лисандр удаляется.
 
ТИМЕЯ. Агис, мой царь и супруг, я всегда была предана тебе, и я верила в тебя и в нашу цель. Но с тех пор как я поняла, что нашу страну разрушает кровавое правление, я стала чувствовать неимоверный ужас, и этот ужас меня удушает. Не ты ли сам только что произнёс те же самые речи, за которые Брасид ныне покидает этот мир? Неужели ты не видишь: ты лишил  своих подданных всех человеческих черт, и даже сын подставляет своего отца под нож? Разве ты не видишь, как юное чудовище, побуждаемое одним лишь гнусным честолюбием, разожжённым в этом исчадии тобой, – отправляет на смерть своего дорогого отца? Агис, эта кровь – на твоей совести.
АГИС. Тимея, твои речи опасны. Не хватало, чтобы мораль народа потребовала от близко стоящих к трону кровавого свидетельства о правом деле!
ТИМЕЯ. Я любила тебя, Агис.
АГИС. Я знаю это, и это давало мне силы следовать путём, полным величайших опасностей. С него не сойти, – и сомнение, лёгкое колебание и малейшее промедление должны быть истреблены огнём и мечом. Мы видели свет, мы знаем, что нужно нам и всему человечеству. Чудовищное напряжение – вот что необходимо, а малейшее проявление слабости может нас погубить.

                Врывается Лисандр, он очень взволнован.

ЛИСАНДР. Повелитель, я не решаюсь поведать о том, что произошло.
АГИС. Отдышись. Что же случилось?
ЛИСАНДР. Алкивиад, этот опаснейший враг, стоит в передней. Он убежал от афинян, чтобы служить нам.
АГИС. Алкивиад? Ты в этом уверен?
ЛИСАНДР. Взгляни на него, повелитель. Ты знаешь его в лицо.
АГИС. Веди его сюда.

          Лисандр удаляется, а затем возвращается вместе с Алкивиадом.

АЛКИВИАД. Царь Агис, ты знаешь, как я боролся против тебя. И если я продолжу свою борьбу, ты рухнешь со своей высоты и примешь смерть, или закончишь тем, что станешь рабом в афинских мраморных карьерах, который будет волочить глыбы для памятника в мою славу. Погонщики ослов будут пинать тебя в зад и кричать: «Глядите, это Агис, пред которым мы прежде дрожали! Пошевеливайся, шелудивый пёс!»
АГИС. Не думаешь ли ты, что я позволю тебе улизнуть снова? Из моих темниц не убежать.
АЛКИВИАД. Я явился сюда по доброй воле. Твоя тирания вселяет страх в одних лишь пожилых афинских женщин. Я её не страшусь.
АГИС. Ты прибыл сюда поведать мне об этом?
АЛКИВИАД. Если бы это было так, цель проделанного мной пути была бы слишком ничтожна. Более тебе не следует меня опасаться. В Афины я больше не вернусь, разве только во главе твоего войска, чтобы под звуки флейт превратить её дурацкие городские стены в руины.
АГИС. В чём же причина такой перемены?..
АЛКИВИАД. Свободный афинский народ послал меня в Сицилию с тем, чтобы погубить вас. Теперь же, когда я держу в своих сетях Сиракузы, отцы города зовут меня назад, чтобы я держал ответ по поводу их обезображенных каменных истуканов. Один негодяй, Мелет, желая натравить на меня этих свободных идиотов, только и ждал того, что я буду направлен под парусами з; море. Агис, повредить эти каменные фигуры, обезобразив самые благородные их части, – это был тонкий удар. Сознайся, это совершили твои люди, не правда ли?
АГИС. Я ясно вижу: это нам н; руку. Захотел бы я – и мы сделали бы это.
АЛКИВИВАД. Природа никогда особенно не баловала вас воображением…
Так кто же это был? Кто это совершил? Кто?
 
                Агис обменивается взглядами с Лисандром.

АГИС. И что же произошло?..
АЛКИВИАД. Они прислали за мной самое быстрое судно, чтобы как можно скорее притащить меня на суд. Я сделал вид, что сохраняю благоговение к великому полису, и поднялся на борт судна. Когда же они, достигнув побережья Пилоса, сделали там остановку, мне удалось… Что ж, о дальнейшем мне рассказывать ни к чему: твои разведчики тебе подробно об этом доложили.
АГИС. Мои разведчики? Да… да… конечно.  Нам обо всём известно.
(Несдержанно.) Лисандр!
АЛКИВИАД. Я вижу, вы ничего не знаете. В таком случае я не стану разглашать то, какие пути мне удалось разыскать: они мне могут понадобиться снова. 
АГИС. Неужели я должен тебе доверять?
АЛКИВИАД. Ни в коем случае. Тебе не следует раздаривать столь драгоценное добро. Но у тебя нет выбора. Ты не умертвишь меня. Я – слишком дорогой залог в том случае, если в Сицилии твои дела пойдут худо. А в этом нет никакого сомнения, ведь у Афин есть в Сиракузах превосходные полководцы, и они сомкнут сети по моему плану, невзирая на то, в Афинах ли я ныне или же сижу здесь в темнице.
АГИС. Твоё легкомыслие свернёт тебе шею.
АЛКИВИАД.  Пока ты, Агис, не направил свой муравейник к новым свершениям, оставь при себе свои нравоучительные изречения.

                Агис жестом указывает, что разговор подошёл к концу.

АГИС. Лисандр, отведи нашего… гостя в зал, там мы обсудим с ним военный план.

                Лисандр уходит вместе с Алкивиадом.
АГИС. Если мы будем достойно заботиться об этой драгоценной птице, она полетит впереди нас навстречу окончательной победе. Многое зависит от тебя, Тимея.

                Агис уходит.

ТИМЕЯ. Неужели этот ослепительный мужчина – порождение преисподней?
Он прекрасен, словно злой дух, сияющий, обольстительный… Его овевает дыхание свободы. Словно тонкая струя страстного ветра пустыни, он пронзил затхлый, спёртый воздух этой тюрьмы, расплавил панцирь ужаса и воспламенил моё сердце.

                Появляется Алфея.

АЛФЕЯ (делая размашистые жесты руками, словно гигантская птица). Услышь моё предостережение, царица. Меня тоже опалил ветер пустыни, – и ныне я увядаю.
ТИМЕЯ. Кто ты? Чего тебе надо?
АЛФЕЯ. Я богомолка, ищущая нового бога. Я ищу его с тех самых пор, как, после внезапной бури, вскипевшей в крови, были разрушены основы моей веры и всё, чему я была привержена, унеслось прочь в бурлящем потоке.
ТИМЕЯ. Твой говор свидетельствует о том, что ты прибыла из Аттики.
АЛФЕЯ. Я явилась из Афин, я прокралась между двумя враждующими войсками.
ТИМЕЯ. Если бы я захотела, я была бы столь же мужественна, как и ты, – и тогда, быть может, мы встретились бы с тобой на полпути. Меня влечёт прочь из этой кровавой тюрьмы, влечёт туда, где люди по-прежнему вправе свободно дышать, мыслить, говорить, смеяться и насмехаться…
АЛФЕЯ. С тех пор как нас покинул он, этот нечестивый, ослепительный, ветреный, изворотливый, гнусно-пленительный изменник, наше сияние померкло.
ТИМЕЯ. Алкивиад?
АЛФЕЯ. Да, Алкивиад. Я знаю, он здесь. Я его не оставлю. Я окружаю его властными чарами. Своими взмахами я призываю из волшебной глубины приколдовывающий круг, дабы привязать к себе беглого гостя на вечную, преисполненную радости муку.

                Алфея останавливается и прислушивается.

Меня нельзя здесь видеть. Берегись, Тимея. Я здесь.

                Алфея с видом призрака удаляется.
   
ТИМЕЯ. Останься! Куда ты направляешься? Кто эта женщина?  Демоническое привидение? Порождение его страсти? Какое же волшебство от него исходит! какая сила!
               
                Входит Агис, с ним Алкивиад и Лисандр.

АГИС. Мы знаем всё, что необходимо. Ступай, Лисандр, позволь нам составить приказы для наших военачальников. Тимея, позаботься о госте. Он окажет нашему царству важные услуги.

                Агис вместе с Лисандром уходит.

АЛКИВИАД. Царица, сияние твоей красоты ослепляет меня; и если я стану искать дорогу из дворца, мне, ослеплённому, её не найти.
ТИМЕЯ. Неужели, Алкивиад, ты уже хочешь нас покинуть?
АЛКИВИАД. Тебе не составит никакого труда удержать меня здесь, удержать навсегда в оковах, но я мог бы – и я хотел бы – служить тебе лишь на свободе. Боюсь, Агис скоро уготовит мне совсем иные оковы…
ТИМЕЯ. Не бойся его. Он хочет, чтобы я была к тебе благосклонна; и много может остаться безнаказанным, даже здесь…
АЛКИВИАД. Тимея, ты открываешь мне Элизиум?
ТИМЕЯ. Вступи в него, мой друг.
АЛКИВИАД. Тимея! Я прекрасно вижу, что он не хочет изгонять меня из Элизиума, потому что богиня, которой принадлежит Элизиум, ко мне благоволит. Но я понимаю, что если бы я был на его месте, то я тотчас же посадил бы гостя в темницу; и он находился бы там до тех пор, пока я не убедился в том, что военные планы, о которых я узнал, соответствуют истине. В любом случае, гость был бы изгнан из Элизиума.
ТИМЕЯ. Значит, ты хочешь удалиться отсюда и оставить меня здесь? Значит, ты не намерен, возглавив наше войско, покарать афинян?
АЛКИВИАД. Так или иначе, Агис по меньшей мере отправит меня в темницу…
ТИМЕЯ. Тогда… позволь мне… уйти вместе с тобой!
АЛКИВИАД. Тимея!
ТИМЕЯ. Неужели тебя не прельщает мысль похитить подругу из клетки тирана, которого ты презираешь? Я хочу отправиться вместе с тобой!
АЛКИВИАД. Фортуна не отворачивается от тех, кто ей мил! Изгнанный с родины, я уверен в том, что грядущая месть неотвратима, и самая красивая женщина Спарты принадлежит мне.
ТИМЕЯ. Новый Парис, ты похищаешь новую Елену.
ОБА. Пусть же свершится то, что нам суждено!

                Алкивиад и Тимея стремительно удаляются.
                *
                Возвращаются Агис и Лисандр.

АГИС. Приказы разосланы. И если всё, о чём нам поведал этот несусветный прохвост, правда, то – прочь сомнения! – на наших флагах начертано: победа!
ЛИСАНДР. Не будет ли разумным взять его под стражу, пока мы не станем уверены в успехе нашего дела?
АГИС. Прекрасная идея. Где же Алкивиад?

                Агиса охватывает беспокойство.
   
Где Тимея? Живо! Приведите мне его сюда!

                Лисандр удаляется. 

Тимея! Тимея!

                Лишь эхо отвечает Агису.   

Лисандр! Где они?

                Появляется Алфея, за ней следом Лисандр.

АЛФЕЯ. Небесные боги, низвергните на землю свои молнии и обрушьте на их путь огненный дождь! Они устремились прочь! прочь! Эта лицемерная тварь и твоя супруга. Он прельстил её. Точно так же и меня он некогда ввергнул в позор. Но это ему даром не пройдёт. Обняв меня своей нечестивой рукой, он скрепил священные узы, которые он не в силах расторгнуть. На этих узах лежит печать ужасных проклятий богов смерти.
АГИС. Что ты там кричишь, словно менада?
АЛФЕЯ. Алкивиад похитил у тебя царицу. Вскочив на быстрых коней, они умчались на север.
АГИС. Нужно немедленно послать за ними погоню. Отдай распоряжение, Лисандр!

                Лисандр убегает прочь.

АЛФЕЯ. Я укажу вам дорогу. Моё предчувствие подсказывает мне, куда они направились.

Появляется Ктесипп с гигантским мечом. Своим видом Ктесипп напоминает ангела смерти.
КТЕСИПП. Мой царь, я к твоим услугам. Я Ктесипп, и некогда я был сыном недостойного отца, Брасида, (Агис вздрагивает.) которого ты справедливо покарал. Слава Агису! Слава! Слава!
АГИС. Поведёшь ли ты боевой отряд преследователей?
КТЕСИПП. Да, мой повелитель.

                Агис жестом отсылает его.
                Ктесипп и Алфея стремительно удаляются.

АГИС. О, кровавый призрак Брасида! Злосчастная тень! Неужели ты не обрела покой в могиле? Ты явилась покарать меня в моём собственном дворце? Чего ты от меня хочешь? Ты умер за дело. Твоё предательство сделало из тебя мученика. И я плачу за это своим страданием…

               
                *

               


               






 




 


 








                Третий акт

                Первая картина
 
                Пещера в горе Гиметт.

МЕТОН (один). Одичавший, словно зверь, сижу я здесь, в тёмной пещере… Крысы, черви, скорпионы и пауки – мои приятели; буря, воющая вокруг холодных утёсов, – моя застольная музыка; кваканье жаб – моя ночная серенада; слизистая змея разделяет со мной моё ложе…
СОКРАТ (снаружи). Ау! Ау! Метон! Ау!
МЕТОН (не узнав Сократа). Ни с места! Иначе я убью тебя этим камнем!
С тех пор как я вынужден добывать себе пищу, я выучился точно целиться, и я не промахнусь!

                Появляется Сократ.

СОКРАТ. Хо-хо! Какие злобные речи льются из твоих уст, мирный человек!
МЕТОН. Я понял: тот, кто хочет мира, должен быть вооружён до зубов.
СОКРАТ. Чтобы поучиться этому, тебе следовало бы послушать полисных ораторов.

                Метон внезапно вскакивает в испуге.

МЕТОН. Сократ, как же ты разыскал путь в это дикое место? Тебя никто не видел? Я знаю: они вынюхивали мои следы по всей стране, чтобы заставить меня вступить в войско.
СОКРАТ. Они намеревались привести тебя на суд, – и там ты мог бы снять вину с Алкивиада. Тогда, быть может, его не отозвали бы, – и он сумел бы победить Спарту. Но мой пайдион, мой блистательный друг не возвращается, и флот пропал. Наши молодые мужи покрываются илом на дне сицилийских вод, и нет такого скорбного крика, который мог бы поднять их из багряной глубины. Они отдыхают от бессмысленных мук войны, а те, кто ещё жив, могли бы им позавидовать. Спартанцы высадились в Пирее, и Афинам настал конец.
МЕТОН. Что я слышу! Афинам настал конец? Я всё сделал, что от меня зависело, чтобы спасти этих безумцев. Скажи, мой учитель, ты упрекаешь и меня?..
СОКРАТ. Нет-нет, мой добрый Метон. Ты был достаточно силён для того, чтобы взвалить на себя ношу презрения и избрать благородное одиночество.
МЕТОН. У меня были благие намерения, я всегда преследовал благие цели.
Я не только смог избежать воинской повинности, я сумел сделать нечто большее. Доныне я не говорил об этом ни слова. Я оказывал помощь Мелету, полагая, что он хочет воспрепятствовать военному походу.
СОКРАТ. Мелет?.. воспрепятствовать военному походу?..
МЕТОН. Я думал, что именно это было его целью. На самом же деле он желал лишь одного: он хотел погубить Алкивиада.
СОКРАТ. Так это был Мелет?..

                У входа в пещеру появляется Мелет.

МЕТОН. Да, Сократ, он самый. Именно он отдал поручение обезобразить священные гермы.

                Мелет закалывает Метона.

МЕЛЕТ. Метон! Я же предупреждал тебя: если ты проронишь хоть одно слово, ты умрёшь.
СОКРАТ. Ты выслеживал меня, Мелет?
МЕЛЕТ. Уже давно мы следим за каждым твоим шагом.
СОКРАТ. Вы превратили полис, в котором царила свобода, в змеиное гнездо, в котором царят страх, подозрительность и предательство.
МЕЛЕТ. Ты – единственный свидетель того, что должно остаться в тайне… Берегись!

                Мелет быстро удаляется.

СОКРАТ. Бедный Метон! Ты так боялся погибнуть в горах Сицилии… И ты умираешь на родине, пав от руки друга, мученик за мир… Несчастный Метон, неужели твоя гибель была напрасна?

АЛКИВИАД (снаружи). Эй! Ау! Ау!

                Входит Алкивиад, с ним Тимея.

СОКРАТ. Алкивиад, ты? Старые друзья снова вместе.
АЛКИВИАД. Ты? Сократ? Здесь?..
СОКРАТ. Что же привело увенчанного славой полководца из Спарты на этот потаённый путь?
АЛКИВИАД. Я избавил Тимею, супругу царя Агиса, от тюремного воздуха
Спарты. Слуги этого палача следуют за нами по пятам. Летя сломя голову по горам и морям, нам удалось скрыться от них; ныне же я намерен возвратиться в Афины, собрать войско и прогнать в его нору этого мракобеса, этого никчёмного проныру, осмелившегося держать взаперти в своих затхлых покоях такую красоту. 

                Тимея обнаруживает Метона.

ТИМЕЯ. Ах! Здесь кто-то лежит. Он… он мёртв! Мне страшно.
АЛКИВИАД. Метон!
СОКРАТ. Да, это Метон, убитый Мелетом.
АЛКИВИАД. Мелетом?
ТИМЕЯ. Не станем здесь задерживаться, Алкивиад! Отправимся дальше, но только не в Афины. Устремимся на север, туда, где Агис никогда не сможет нас найти. Любимый, я хочу жить в мире, – и я вовсе не помышляю о мести.
АЛКИВИАД. Я тоже хочу устремиться в далёкие края, Тимея, но сначала должно быть очищено это. Мелет должен барахтаться на виселице, а Агис – гнить в своей собственной темнице. Где дорога, ведущая в Афины?

                У входа в пещеру появляется Алфея.
 
АЛФЕЯ. Остановись! Ни с места! Пещера окружена спартанцами. И у них приказ: убивать любого, кто отсюда выйдет.
АЛКИВИАД. Алфея, неужели ты предала меня?
АЛФЕЯ. А разве не ты предал меня, Афины и всех нас?
ТИМЕЯ. Ах! Благочестивая богомолка! Я растерзала бы тебя псами!..
АЛФЕЯ. Слишком поздно! Ты похитила у меня его, этого демона, который присоединился ко мне во время мистической свадьбы. Подземные боги посвятили его мне. И ныне его может спасти лишь очищение. Твои скудные красоты плавятся в огне, который, воспламеняясь, смыкается над ним и надо мной.
АЛКИВИАД. Спаси меня, Алфея! Отошли прочь этих вооружённых соглядатаев! Позволь нам, устремившись вдаль, скрыться за горами!
ТИМЕЯ. Алкивиад!
АЛКИВИАД. Я обещал тебе, что вернусь и буду готов к мистической свадьбе.
ТИМЕЯ. Алкивиад!
АЛФЕЯ. Нет, нет. Слишком поздно.
АЛКИВИАД. Меня удерживают здесь лишь безумное суеверие и вздорное безрассудство. Дорогу! Я выдержу борьбу до конца!
АЛФЕЯ. Нет! Нет!
ТИМЕЯ. Не ходи туда! Останься!
АЛКИВИАД. Прочь с моей дороги!

Алкивиад выходит из пещеры, и его пронзают брошенные снаружи копья.
АЛКИВИАД. Ах!
СОКРАТ. Пайдион!
ТИМЕЯ. Любимый!
АЛФЕЯ. Не прикасайся к нему! Он посвящён Гадесу.
АЛКИВИАД (умирая). Многим женщинам я принёс счастье – и я гибну от руки женщины…
СОКРАТ. Тебя испепеляет та страсть, с которой ты приносил им счастье. Наделение жизнью приносит смерть.
АЛКИВИАД. У меня темнеет в глазах. Мир растворяется в багряных парах. Вина! Дайте мне вина, чтобы я, достигнув долины теней, выпил за здоровье великого повелителя. Холодно, и долог путь…

                Алкивиад умирает.

ТИМЕЯ (вцепляется в Алфею). Призрак преисподней! Не жить тебе более! Я задушу тебя своими руками!
АЛФЕЯ. Воины, сюда!

                Появляется Ктесипп, с ним вооружённые воины.

АЛФЕЯ. Скорее вяжите её!
ТИМЕЯ. Руки прочь от меня! Ктесипп, я твоя царица!
КТЕСИПП. Служа закону, который несёт миру блаженство, я не пощадил своего собственного отца. Не тебе стоять у нас на пути.

                На Тимею надевают оковы.
 
АЛФЕЯ. Возьмите мёртвые тела, несите их вниз в Афины и доставьте их царю Агису.
СОКРАТ. Всё больше и больше насилий, преступлений, наказаний, возмездий, мести и убийств, – среди подобных картин оканчиваются недолгие дни человеческой жизни. Словно несмышлёное дитя, человек задувает тихий свет разума и в ночи ужасов сам устремляет себя к погибели.
АЛФЕЯ. Идите все прочь! Оставьте меня в одиночестве! Я буду сидеть здесь, в этой пещере, и снова служить подземным богам, направляющим мудрой рукой мрачные потоки. Более ни один живой человек меня не увидит. Я останусь тут и буду находиться здесь до тех пор, пока не сойду в вечное царство, дабы навсегда соединиться с этим вероломным демоном.

                Все, кроме Алфеи, удаляются.
      
                *
    
                Вторая картина

                Площадь в Афинах.
                В глубине сцены – городская стена.

Под надзором Лисандра спартанские воины выгоняют на площадь афинский народ. В толпе афинского народа находится Мелет.
                Агис.
                Хор стонет.

ЛИСАНДР. Последнее сопротивление сломлено. Сброд, состоящий из торгашей и болтунов, навсегда обезврежен. Они в нашей власти. А этот выступит сейчас в роли оратора.

                Мелет бросается в ноги Агису.

МЕЛЕТ. Агис, прославленный царь и великий повелитель! К твоим ногам склоняются Афины, некогда они были гордым полисом, ныне же они, не ожидая незаслуженной милости, верят в неё, пребывая на последнем издыхании…
АГИС. Да будет чужд нам дух мести, несмотря на то, что вы вполне заслужили суровое наказание. Согласно спартанским законам, которые отныне здесь устанавливаются, вы имеете право на самоуправление. Мелет, ты всегда выказывал себя честным человеком, – я назначаю тебя моим ставленником в Афинах.
ХОР. Неужели эта тварь будет нами править?
МЕЛЕТ. Слава и честь тебе, великий царь, и благодарность! Я – твой верный слуга.
ХОР. Тварь! Тварь! Кто всегда повреждал гермы, тот и принёс нам это.
ЛИСАНДР. Тихо там!
АГИС. Что там бормочет этот сброд?
МЕЛЕТ. Они желают знать, кто повредил гермы. Они полагают, что именно это стало причиной всех несчастий. И они хотят покарать злодеев. Не будет ли лучше заткнуть этот источник беспорядка?
АГИС. Верно, Мелет, верно! Провозгласи сейчас же всеобщую амнистию. Пусть под страхом тяжкого наказания будет запрещено расследовать преступления против старого порядка.

Появляется Ктесипп, с ним воины, несущие мёртвое тело Алкивиада, и Тимея в оковах. За ними следует Сократ.

 

ХОР (вразнобой).
– Алкивиад – герой!
– Изменник!
– Сократ!
– Он виновен в крушении.
– Нет, он один в силах помочь.
ЛИСАНДР. Эй, вы! Назад! Спокойно!
АГИС. Алкивиад мёртв. Великий человек, он перешёл на нашу сторону. Возведите для него гробницу героя, дабы все видели, как Спарта вознаграждает тех, кто сослужил ей верную службу. А вот его потаскуха, в прошлом царица Спарты. Привяжите её к ложу порока и влейте в её похотливое лоно кипящую смолу. Это остудит её пылкую страсть. А затем, затем гоните её, обнажённую, ударами кнута по улицам города и бросьте в змеиную яму за Парфеноном. Пусть видят, как Спарта карает измену и порок.

                Хор издаёт крик ужаса. 

ТИМЕЯ. Нет! Убей меня здесь и прямо сейчас! Сжалься, Агис. Некогда я тебя любила.
АГИС. Просто смерть – это мало. Чаша нашего терпения переполнена. Мы будем чувствовать себя в безопасности лишь в том случае, если этот сброд, сокрушённый обилием ужаса, будет содрогаться, не в силах забыться во сне. Уведите её. (В сторону, иным тоном.) О, Тимея, зачем же ты меня так оскорбила?

                Ктесипп уводит Тимею.
                *
                Агис замечает Сократа.
 
АГИС. Кто это?
МЕЛЕТ. Это Сократ, повелитель, он называет себя мудрецом.
АГИС. Ах… это один из тех умудрённых болтунов! Сдаётся мне, я о нём слышал.
СОКРАТ. Агис, ты выглядишь как человек, но я спрашиваю себя…

                Лисандр бьёт Сократа по лицу.

ЛИСАНДР. Заткнись, балбес, и жди, когда тебя спросят!
АГИС. Полегче, Лисандр, полегче! Война уже отгремела. Я хочу немного поболтать с этим чудаком. Научи меня своей мудрости, Сократ.


                Все напряжённо вслушиваются.

СОКРАТ. Я ничему не способен тебя научить, друг, ведь я знаю лишь одно: я знаю, что я ничего не знаю.
АГИС. Хо-хо! Столь глубокой мудростью я похвастаться не могу. С меня довольно того, что я знаю, что; необходимо миру.
СОКРАТ. Так просвети меня! Что же необходимо миру?
АГИС. Ему нужен порядок, прежде всего порядок.
СОКРАТ. Почему же, о, друг, должен быть порядок?
АГИС. Порядок должен быть для того, чтобы настал мир.
СОКРАТ. Тогда зачем же ты ведёшь войну?
АГИС. Я веду её для того, чтобы навести порядок.
СОКРАТ. Ты не наводишь порядок, ты лишь сеешь опасность.
АГИС. Опасность наделяет силой.
СОКРАТ. Опасность вселяет страх.
АГИС. Кто испытывает страх, тот соблюдает порядок.
СОКРАТ. У него иссякает смех, и ты чувствуешь страх, слыша смех свободных людей. Поэтому ты жаждешь власти и насаждаешь вокруг себя ужас. Так как ты презираешь достоинство человека…
АГИС. Довольно бесстыдства! Этот малый не воспринимает нас всерьёз.
МЕЛЕТ. Ты видишь, повелитель, он опасный человек.
АГИС. Покарать его в назидание другим! На виселицу его!

                Хор вскрикивает.
 
МЕЛЕТ. Повелитель, было бы лучше, если бы я, с твоего позволения, устроил тщательный судебный процесс по его делу и тем самым утолил бы жажду справедливости, испытываемую народом.
АГИС. Хорошо, Мелет. Я вижу, ты понимаешь, как нужно обращаться с этим сбродом. Подать сюда флейтовую музыку, которую так хотел услышать Алкивиад. Посмотрим, как рухнет во прах великая афинская стена.

                Вместе со своей свитой Агис удаляется.
                *
                Один из участников хора бросается к Сократу.

ОДИН ИЗ ХОРА. Сократ!
ХОР. Сократ, прощай!

         Все приближаются к Сократу и обступают его со всех сторон.
                Мелет стоит в стороне.

ХОР.
Мы хотим попросить прощения.
Мы не понимали тебя.
Мы высмеивали тебя.
Мы причинили тебе горе.
Прости нас, Сократ.
Когда наступит день суда,
мы встанем на твою сторону.

СОКРАТ. Ныне поздно исправлять совершённые всеми нами ошибки. Ваша природа преисполнена блага. Правда, на ваших чувствах можно играть, словно на арфе. Враг же с ещё большей сноровкой умеет на ней тренькать, и он всегда способен извлечь из неё неотразимые мелодии. 
МЕЛЕТ. Лишь тот, чьё мужество готово ко всему, вправе провозгласить себя властелином судьбы. Я должен заглушить то чувство, которое я испытываю к Сократу, каким бы мучительным оно ни было.
СОКРАТ. О, друзья, не успеет рассеяться пыль от нашей великой стены, как вы предадите меня.
ХОР. Чудесный день нашей свободы миновал, и наступает великая тьма.

                Возвращается Лисандр.

ЛИСАНДР (перебивая). Эй, вы, ленивые твари! Вперёд! За работу! Ломайте ваши стены! Это научит вас быть свободными.
МЕЛЕТ (быстро Сократу). Учитель, всё это было лишь притворством. Я позабочусь о твоём побеге.
СОКРАТ. Нет, мой друг, ты этого не сделаешь. Свобода, которую ты предлагаешь мне как постыдную плату за моё молчание, ещё отвратительней, чем тирания, которой ты бросаешь меня на съедение. Не бойся меня. Предать тебя – это низко! Я намерен свидетельствовать в пользу человека и испить горечь мира из чаши, наполненной ядом, я хочу предстать пред богиней, наделившей меня способностью мыслить, и попросить её о том, чтобы эта жертва не была забыта, дабы человек когда-нибудь смог обрести в мудрости свободу. 
А теперь вперёд, ведите меня, доиграем до конца эту последнюю комедию. Мой друг, ты верно записал прозвучавшие речи? Не совершай ошибок, дабы мы остались в памяти грядущих поколений!

Сократа медленно уводят сквозь толпу. Мелет следует за ним. Многие плюют на Сократа и бьют его по лицу.
Спартанские флейтисты принимаются играть на своих музыкальных инструментах.
Афинских мужчин заключают в оковы. Надзиратели гонят их кнутами к стене, заставляя их приниматься за работу.
ЛИСАНДР.
Вам по душе фл;йтовый визг?
Отважный голос победителей вселился
В свистулек тонких острое звучанье.
Он вас преследует, он вас обрёк на осмеянье
И вас кусает з; ноги… Повсюду этот писк,
И он навеки в ваших душах поселился.

                В глубине сцены сгущается мрак.
                На авансцене собираются женщины.

ХОР (женщины).
Ему недолго здесь осталось, царствуя, повелевать.
И скоро мы отправимся во мрачном струге
На брег иной, в обитель тех, кто смерть приял.
И звуки, что мы слышим здесь, подруги,
Там кажутся совсем иными. Страх объял
Наши сердца при визге, что привык терзать.
И скоро там он превратится в адское стенанье,
Чудовищную скорбь несущее, и ужас, и страданье…
Как много этот страшный звук для сердца значит!..
Афина Паллада плачет, Афина Паллада плачет.


                Конец.


                *   *   *   *   *






   

   

 
                1.05.2019.