Несколько слов об эпохе преп. Сергия...

«После сего пошел Иисус на ту сторону моря Галилейского, в окрестности Тивериады. За Ним последовало множество народа, потому что видели чудеса, которые Он творил над больными. Иисус взошел на гору и там сидел с учениками Своими. Приближалась же Пасха, праздник Иудейский.
Иисус, возведя очи и увидев, что множество народа идет к Нему, говорит Филиппу: где нам купить хлебов, чтобы их накормить? Говорил же это, испытывая его; ибо Сам знал, что хотел сделать. Филипп отвечал Ему: им на двести динариев не довольно будет хлеба, чтобы каждому из них досталось хотя понемногу. Один из учеников Его, Андрей, брат Симона Петра, говорит Ему: здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества? Иисус сказал: велите им возлечь. Было же на том месте много травы. Итак возлегло людей числом около пяти тысяч. Иисус, взяв хлебы и воздав благодарение, роздал ученикам, а ученики возлежавшим, также и рыбы, сколько кто хотел. И когда насытились, то сказал ученикам Своим: соберите оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало. И собрали, и наполнили двенадцать коробов кусками от пяти ячменных хлебов, оставшимися у тех, которые ели. Тогда люди, видевшие чудо, сотворенное Иисусом, сказали: это истинно Тот Пророк, Которому должно придти в мир. Иисус же, узнав, что хотят придти, нечаянно взять его и сделать царем, опять удалился на гору один» (Ин. 6: 1-15).
 Эта была и эта и в то же время другая страна. «Отошел в Галилею, чтобы погасить в них зависть, и Своим удалением укротить их ярость… Однако ж удалившись опять в Галилею, Он идет уже не в прежние места – пришел не в Кану, а на ту сторону моря» (Свт. Иоанн Златоуст).
Господь вновь посетил Свою Русь, и она ответствовала на это посещение. Встреча с Богом означает реальное обожение человека. Непостижимый и Непознаваемый Бог стал, образно говоря, центром человеческого естества. Русь последовательно принимала Византийскую традицию, подтверждая свою преемственность Православному Востоку, учению Святых Отцов. Как когда-то, принимая крещение, сомкнулись с делом и жизнью Симеона Нового Богослова, так и в 14-м веке плавно вошли в традицию исихастских соборов и учение святого Григория Паламы, четко разъяснявшего понятия Сущности и энергии Божества, тем самым, дав правильное понимание и направление, выбранного Русью пути. Отцовское наставление было принято безоговорочно. Более того, святой Григорий Палама даже стал авторитетнее Блаженного Августина, в эпоху которого исихастская проблема ещё не созрела. Руси же, как и Византии, нужна была личная встреча с Богом. Вопрос жизни и смерти, Бытия или небытия. Поэтому событийность с Непостижимым, понимание феозиса, становились темой эпохи. И здесь мнение Григория Паламы было определяющим. Вот что он пишет о различии «природы» и «воли» Божией: «Если, как считают многочисленные противники и все, кто с нами не согласен, Божественная энергия ничем не отличается от Божественной сущности, то акт творения, присущий воле, ничем не будет отличаться от рождения и исхождения, свойственных сущности. Если творение ничем не отличается от рождения и исхождения, то и тварь ничем не отличается от Рожденного и Исходящего. Если все это так, как полагают они, то Сын Божий и Дух Святой ничем не отличается от твари, и тварь тоже рождается и исходит от Бога Отца; итак, тварь обожествляется, а Бог уравнивается со своим созданием. Поэтому преподобный Кирилл, указывая на разницу между сущностью и энергией Бога, говорит, что рождение присуще Божественной природе, а творение – энергии. Он показывает это, ясно говоря: «природа и энергия – не одно и то же». Если Божественная сущность ничем не отличается от Божественной энергии, то рождение и исхождение ничем не отличается от творения, Бог Отец творит Сыном в Духе Святом. Он также рождает и изводит Сына в Духе Святом, по мнению противников, и тех, кто с ними согласен».
Итак, Бог событийствует, призывая к этому и человека. И Русь начинает действовать, преображаясь в горнее. О. Георгий Флоровский писал: «Свт. Григорий цитирует Свт. Кирилла Александрийского. Но Свт. Кирилл в этом месте просто повторяет Свт. Афанасия. Свт. Афанасий, опровергая арианство, четко определил основное различие между сущностью и природой с одной стороны, и воли – с другой. Бог существует – но ещё и действует. В Божественном бытии есть некая необходимость – разумеется, не принужденность, не фатум, а естественная необходимость быть Самим Собой. Бог есть То, Что Он есть. Но Его воля свободна. Он никоим образом не принужден делать то, что делает. Поэтому рождение всегда по Сущности, а творение есть действие воли. Эти два измерения – бытие и действие – различны и всегда должны быть четко различаемы. Конечно, это различие не ставит под сомнение «Божественную простоту». Однако это подлинное различие, а не логическая уловка. Свт. Григорий полностью осознавал принципиальную важность этого различия. В этом вопросе он – истинный последователь Свт. Афанасия и каппадокийских святителей.
Сейчас нередко утверждают, что богословие Свт. Григория можно описать в современных терминах как «экзистенциалистическое». Но оно в корне отлично от тех концепций, что сейчас называют этим именем. В любом случае Свт. Григорий спорит со всеми «экзистенциональными теологиями», которые потерпели неудачу, пытаясь объяснить Божественную свободу, динамизм воли Божией, реальность Его действий. Свт. Григорий прослеживает эту тенденцию, начиная с Оригена. Греческая имперсоналистская метафизика здесь обречена на поражение. Если у христианской метафизики есть какие-то корни, то она коренится в метафизике личности. Богословие Свт. Григория начинается с истории спасения: на уровне мира – библейская история, состоящая из деяний Божиих, с кульминацией в Воплощении Слова и прославлении Его через Крест и Воскресение; на уровне человека – история человека-христианина, стремящегося к совершенству, восходящего шаг за шагом все выше и выше, пока наконец он не встретится с Богом в сиянии Его славы. Богословие свщм. Иренея обычно называют «богословием событий». Не менее справедливым будет отнести это название к богословию Свт. Григория Паламы».
И вот в XIV-м веке на Руси происходило со-бытие, перевернувшее историю. Многим и до сих пор кажется, что монашеский исихазм может только погубить государственный организм. Однако на деле все происходило иначе. В эпоху преп. Сергия Радонежского происходит становление не только общественного сознания, но и русской государственности. Именно исихастский дух способствовал тому, что Русь восстанавливает порушенную монгольским вторжением традиции византинизма. Происходило духовное окормление русской паствы на тончайшем духовно-нравственном уровне. Не знамений искали русичи, но ученического общения, стремясь взойти на гору Божию, чтобы вкусить Хлеб Его. Не просто чуда жаждут истинные ученики, но со-творчества. «И возвед очи, видя мног народ» (YI. 5). «Здесь евангелист показывает, что Он никогда не сидел с учениками без дела, но что-нибудь излагал им, вероятно, с особенною обстоятельностию, учил и привлекал к Себе» (Свт. Иоанн Златоуст).
Итак, действие, порождающее со-действие и внутрь и вовне. Вспомним, какое ошеломляющее впечатление производит преg. Сергий на поселянина, пришедшего взглянуть на великого подвижника, а увидевшего величайшего трудника, скромно ковыряющегося в земле, исполняя монашеское и человеческое послушание. В этом смиреннейшем действии произошла встреча с Божьей благодатью, и вначале не осознавший этого поселянин мог бы так и уйти, не узнав смыл христианского Бытия. Но приехал князь, который смиренно беседует с тем, кого поселянин называл нищим, и произойдет вразумление, а значит и освобождение ищущей души. А это освобождение должно было произойти после испытания искушением.
Христос спрашивал  Апостола Филиппа не потому, что не знал, но дабы убедить слушающих, а далее, чтобы сравнить каким образом произойдет чудо. Ибо вкушение хлеба должно произойти так, чтобы уже никогда не прошло мимо сознания, но перевернуло все существо человеческое.
Вот так, вкусив хлебец, будет способен к учению отрок Варфоломей. Житие святого повествует: «Однажды отец послал его искать жеребят. Пошел отрок и увидел черноризца, странника незнакомого. Старец стоял на поле под дубом и молился. Отрок смиренно поклонился ему, подошел ближе и стал возле него, ожидая, когда тот кончит молитву. Старец, увидев отрока, подозвал его и благословил.
 - Чего хочешь и чего ищешь, сын мой? – спросил он.
 - Больше всего жажду научиться грамоте (не жеребят, но Учения ищет отрок – С.Р.).Отдали меня учиться, но душа исполнена скорби, ибо учусь грамоте, а не разумею. Ты же. Святой отец, помолись за меня, чтобы постиг я грамоту.
Старец поднял руки и взор к небу и вынул из сумы своей маленький кусок пшеничного хлеба и подал его отроку тремя перстами.
- Прими и съешь сие, чадо. Будешь разуметь Писание.
Отрок открыл уста и съел хлебец и была сладость в устах его слаще меда.
И сказал старец:
- Не скорби, чадо, о грамоте. Сегодня будешь читать лучше братьев своих и сверстников.
И поучал его старец о всяком добром. С тех пор Варфоломей познал грамоту и какую не разогнет книгу, ту и мог хорошо читать и разуметь».
Воистину, из малого рождалось великое. В этом неслучайном эпизоде произошло становление Образа Божия и со-действие его уподоблению своему Творцу. Иоанн Златоуст пишет: «Сказав: имать пять хлебов ячменных, он присовокупил: но сии что суть на толико? Он думал, что чудотворец мог бы сделать только из малого малое, а из большого большее. Но было не так». Из малого творилось и большее. Из малого Московского княжества, затерявшегося в лесах, родилась Великая Россия. И чтобы там не говорили витии и злопыхатели, она родилась трудом своих подвижников с упованием на могущего все сотворить Бога. И сами творили то, что только в иконе можно было изобразить. Разве не чудо, что в стране, постоянно разоренной ордынским набегами, происходит расцвет образотворчества. В Западной же Руси, что входила в состав Великого княжества Литовского, наблюдается уныние и нравственный упадок. Как объяснить тот факт, что, разгромив татар на Куликовом поле, Русское войско, возвращаясь домой, не ожидая ни от кого нападения, обозам с раненными предоставило двигаться самостоятельно. И на эти обозы стали нападать «доблестные» предки украинцев и белорусов, обирая и убивая раненых. Грустное и подлое предательство тех, кто уже тогда стали иудами русскому делу. Конечно же, Бог поругаем не бывает, и уже в 1399 году Литовско-малорусское и белорусское войско во главе с Витовтом будет разгромлено татарами. Вчера, убивавшие своих братьев, будут нещадно избиваемы татарами Темир-Кутлуга. Прав Лев Гумилев, когда говорит, что на Ворскле закончилась Древняя Русь с её родовыми ещё киевскими традициями. Все, кто хоть сколь-нибудь понимали суть происходящего в Москве, стремились к ней. В Москве возрождалась новая Русь, к ней тянулась южная и западная Русь, переезжая вместе с названиями своих городов и весей (Юрьев, Звенигород, Галич, Дмитров и др.). В Москве происходило не просто возрождение, но спасение Руси, замешанное на исихастских дрожжах.
Князь Е. Трубецкой писал: «В те дни она переживала благую весть Евангелия с той силой, с какою она никогда ни до, ни после его не переживала. В страданиях Христовых она ощущала свою собственную только что пережитую Голгофу; воскресение Христово она воспринимала с радостью, доступною душам, только что вышедшим из ада; а в то же время поколение , живших в её среде и целивших её раны, заставляла её ежеминутно чувствовать действенную силу обетования Христова: се Аз с вами во все дни до скончания века (Мф. 28. 20). Это ощущение действенного сочетания силы Христовой с жизнью человеческою и с жизнью народною выражалось во всем русском искусстве того времени» («Умозрение в красках»).
Но это выражение могло произойти только в том случае, если происходило изменение человеческого естества, а могло это произойти только в сотворчестве. О. Иоанн Экономцев скажет: «Особенность мистико-аскетического творчества заключается в том, что субъект и объект совпадают». И далее продолжает: «Аскетическая практика дает примеры глубочайшей трансформации всего человеческого организма, реального преображения человека, такого насыщения его светоносной божественной энергией, что даже после смерти мощи святых способны нести благодатное исцеление людям. В состоянии обожения человек достигает вершины своего творческого призвания. Вот как об этом говорит Григорий Палама: «Когда же начнет рассветать день и утренняя звезда взойдет в наших сердцах, человек, достойный имени своего, выходит на подобающее ему делание и (о, чудо!) становится созерцателем премирных вещей…, но истинно восходит несказанною силою Духа, и с неизреченной духовной помощью слышит неизреченные слова и видит недоступное взорам. И – о, чудо! – всецело привлекается и объемлется этим и отрывается от земли и, соревнуясь с неутомимыми песнопевцами, становится воистину иным ангелом Божиим на земле, и через себя приводит к Нему всякий вид твари, потому что и сам теперь имеет участие в том, что выше всего» (Еф. 4, 6), так что «он в точности становится отображением образа Божия».
 В мировой культуре трудно найти более вдохновенный гимн человеку – избраннику, со-творцу, призванному привести через себя к Богу все мироздание».
Обожженный человек становился светом, и этот свет передавался другим. Деятельность преп. Сергия тому подтверждение. Только при его непосредственном участии было открыто 9 монастырей. А сколь много его дело продолжили его ученики. Русская Фиваида буквально заселила русские пустоши и леса.
Безусловно, такое состояние ума и духа получило свое отображение в русской иконе, которая продолжала византийскую традицию, традицию, связанную с христианским эллинизмом. Слава Богу, Русь не знала античной традиции в классическом виде, как это узнал Запад. Голейзовский о творчестве Дионисия напишет: «В интерпретации Дионисия обожение сопровождается существенным изменением свойств материальной субстанции, её полным одухотворением. Если феофановские ангелы резко отличаются от людей, то Дионисий наделяет человека, «души ангельским движением богоподвижным». Одухотворение плоти изменило пропорции дионисиевских фигур. Стройные, почти прозрачные и словно излучающие свет, они едва касаются земли, парят, подобно ангелам. Утрата земной весомости сказывается и на внешних движениях: они становятся замедленными и едва ощутимыми. Вслед за Нилом Сорским Дионисий утверждает возможность бесконечного совершенствования человека, способного преодолеть ограниченность плоти и стать даже «лучша и выше ангела»».
Человек стал способен умозрительствовать там, куда, казалось, заглянуть невозможно. Доказательство тому «Святая Троица» преп. Андрея Рублева, который, по слову святого Иосифа Волоцкого, сподобился лицезреть невещественный и Божественный свет, Христа и Богоматерь.
Свет Христов нес на Русь истинный Ренессанс, мыслимый только в традициях византинизма. Русь выстраивала эпоху, в которой личностное начало было определяющим. Но это не был человекобог Запада, но обожженная личность, корнями своими уходящая в святоотеческое предание. О.Георгий Флоровский скажет о святом Ниле Сорском: «Если у него мало «своего» в отличие от общепринятой духовной традиции, то все у него самостоятельное. Он живет отеческой традицией, она жива и оживает в нем».
 В этой традиции, идущей ещё из Ветхого Завета, будет твориться древнерусская икона, прообраз обожженного человека, «Троица» преп. Андрея. «В похвалу святому преподобному (Сергию) Андрей Рублев огненными штрихами начертал образ триединства, вокруг которого должна собраться и объединиться вселенная. С тех пор этот образ не переставал служить хоругвью, вокруг которой собирается Россия в дни великих потрясений и опасностей. Оно и понятно. От розни, которая рвет на части народное целое и грозит гибелью спасает только та сила, которая звучит в молитвенном призыве: да будут едино, как и Мы». (Е. Трубецкой «Россия в её иконе»).
Но, конечно же, «Св. Троица» преп. Андрея является фактически цельным выражением исихастского богословия, его глубокого домостроительства, доселе невиданного на Руси.
Икона излучает удивительный покой и умиротворенность, понимание того, что человеку, преданному Богу, во временной земной жизни уже нечего бояться. А ведь совсем недавно, в начале XIV-го века, как пишет Вас. Ключевской, «люди беспомощно опускали руки, умы теряли всякую бодрость и упругость». «Мать пугала неспокойного ребенка лихим татарином; услышав это злое слово, взрослые растерянно бросались бежать, сами не зная куда». И вдруг такая умозрительная спокойность, такая твердость духа на Поле Куликовом. Это стало возможно в результате того, что русский мир приблизился к Святой Троице, Пославшую людям своим животворную и благодатную энергию. Более того, русский святой приобщался Троицы, как когда-то этого сподобился Симеон Новый Богослов. Конечно, Бога познать невозможно, но то, что позволил познать Он, безусловно, изменяет жизнь человека. Подобно Симеону, преп. Андрей увидел Троическую тайну, передал нам Её непостижимый свет, невмещаемость Троицы во всей Вселенной. Передал, конечно же, относительно, ибо прекрасно помним слово Св. Дионисия Ареопагита: «Все – превосходящее Божество прославляется и Единым, и Троицей, не будучи ни единым, ни Троицей в нашем понимании <…> хотя для того, чтобы воспеть Его <…> мы действительно именуем сверхименуемого и божественным именами Троичности и Единства, а Сверхъестественного – естественным. Но, по существу, никакая единица, или Троица, или иное число <…> не в состоянии выразить превосходящую всякий разум тайну Того запредельного Сверхбожества, сверхъестественно превосходящего всякую сущность». И святой Иоанн Дамаскин скажет, что «невозможно, чтобы среди твари был найден образ, во всем сходно показывающий в себе самом свойства Святой Троицы». Узнавание происходит на мистико-богословском уровне, «когда человек тоже становится троическим образом, триипостасным – телом, душой и богом как третьей составной частью этого соединения – по благодати» (Архиепископ Василий Кривошеин).
Вот эту тайну триипостасности уникально передал преп. Андрей, совершая не просто живописание, но «молитвенное делание», вперив естество умное в вышняя, вместе со своим учителем Даниилом – «яко им божественныя благодати сподобитися, и токмо в божественную любовь преуспевати, яко никогда же в земных упражнятися, но всегда ум и мысль возносити к невещественному и божественному свету, чувственное же око всегда возводити ко еже от вешных веков, написанным образом Владыки Христа и Пречистыя Его Богоматери и всех святых. Яко и на Самый праздник Светлага Воскресения Христова на седалищах седяща и пред собою имущее божественныя и всечестныя иконы и на ти неуклонно зряще божественные радости и светлости исполняхуся» (Св. Иосиф Волоцкий).
 Икона преп. Андрея «из всех философских доказательств бытия Божия наиболее убедительно звучит именно то, о котором даже не упоминается в учебниках; примерно оно может быть построено умозаключением; есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог» (О. Павел Флоренский).
Конечно же,  для философски-скептического ума данное утверждение мало что значит, для ума же духовного – это переворот, который и был совершен в эпоху преп. Сергия Радонежского. Русь становилась Обителью Живоначальной Троицы, она стала воистину Святой Русью. В духовном отношении данную эпоху можно считать приближенной к идеалу. Русь осознала, что без Христа, без Его благодати, Его Света, нет ни Свободы, ни Любви. Русь не просто слышала, но исполняла слова Добротолюбия.
«Посему надлежит нам возлюбить Господа, всемерно стараться преуспевать во всех добродетелях, неутомимо и непрестанно просить, чтобы всецело и совершенно приять нам обетование Духа Его, да оживотворятся души наши, пока ещё мы во плоти. Ибо душа в сем ещё веке не примет в себя святыни Духа за многую веру и за молитвы и не сделается причастною Божеского естества, срастворясь благодатию, при содействии которой может непорочно и чисто исполнять всякую заповедь, то она непригодна для небесного царствия» (Св. Макарий Великий).
Поэтому для вхождения в царство Божие уже здесь, на земле, необходимо вкушать Хлеб Христов, понимая ради чего и во имя чего, мы пришли в этот мир. Видимо, древние русичи понимали отчетливо свое назначение. Устройство державы гармонично вписывалось в устройство души. Храмы строились не только на земле, но и душа становилась, по слову Апостола, Храмом Божием. Его нужно было хранить от осквернения, помнить об ответственности, ибо нерадение о Храме есть святотатство.
Сегодня, чествуя преп. Сергия Радонежского, должны помнить именно духовную составляющую его деятельности, без которой немыслимо созидание русского этноса, русского Бытия.