Коттеджный посёлок

Багетов, начальник одного из отделов местного Хламкомбината и по совместительству депутат Верхнегадюкинского Совета, сидел перед камином и молча курил, задумчиво глядя на кованую решетку. Потом, поднял глаза вверх, решительно встал, подошел к картине на стене с зимним видом Верхнего Гадюкина – ему показалось, что она висит неровно. Этой картиной он особенно гордился, ведь она была написана местным мастером Развозиловым, которого за глаза называли не иначе как «верхнегадюкинский Моне» и изображала поселок со стороны колбасного цеха.

– Да, нету в нашем мире порядка, нету, – сказал он, поправляя картину, – ведь насколько неблагодарен наш народ, ведь все же для него делаешь, стараешься, и ни слова благодарности.

– Угу, – его друг и помощник Заливайкин допил остатки скотча и с наслаждением откинулся на спинку кресла из красного дерева. Он почувствовал, как все же приятно ощущать ладонями натуральную кожу.

– Ну кто мог раньше позволить себе жить в собственном доме? Кто? – Багетов, медленно подошел к окну и уставился на улицу. На другом конце поселка какой-то инженер в потёртом свитере пытался заделать дыру в крыше рубероидом. Его сынишка снизу зацеплял ведро с дымящимся варом. «Не успеет до снега», – невольно подумалось Багетову. Как бы в ответ на его мысли начали падать белые хлопья. Багетов продолжил, – и ведь никто не оценит масштаба всего проекта, никто. Сколько было согласований, заседаний, да тех же откатов, чего уж греха таить – всё было, куда без этого. Но вот вся эта работа никому, ведь, не видна, и спасибо никто никогда не скажет, – в голосе Багетова послышались нотки отчаяния, – а вот крыша протекла, сразу жаловаться прибежали, и все у них виноватые – и рабочие, и подрядчик, и департамент строительства, и депутаты, и даже наш Хламкомбинат, вот уж, действительно, ничего святого нет.

– Или отопление, видите ли, неисправно, – поддакивал помощник, – ну подключили не так, так что же теперь-то? Всякое бывает при строительстве. Самому починить-то – раз плюнуть. Чай, не зима еще, подумаешь… – помощник потеребил кочергой горящие угли и налил себе еще порцию скотча.

За окном было видно, как в один из подъездов таунхауза пыталась с улицы попасть молодая девушка с ребенком на руках. Песок размыло и коляска, равно как и сапоги девушки, увязали в грязной жёлтой жиже. «Ничего, подморозит – будет лучше», – подумал Багетов и задумчиво посмотрел на свою вымощенную немецкой брусчаткой дорожку к дому. Потом, стряхивая пепел с кубинской сигары прямо на паркет, добавил как бы в продолжение своих мыслей:

– Зато свое жильё. Да многие завидуют такой жизни. Многие, может, только и мечтают об этом. А они всё ноют и ноют. Только и могут что ныть.

– Сергей Петрович, да не переживайте Вы так. До инфаркта себя доведёте своими переживаниями – не дождётесь Вы от них благодарности никогда. Просто совести у людей нет. От слова совсем. Со-вес-ти!

– Да… совести… – протянул задумчиво Багетов. Прямо напротив его окна заиграл огнями особняк главы поселкового отдела строительства Заборкина. «Значит уже дома», – подумал Багетов. Новенький Паджеро соседа как раз въезжал по мокрой брусчатке в утеплённый гараж. Багетов добавил, но уже вслух, не столько собеседнику, сколько самому себе: «Надо зайти навестить друга. От него всегда слышишь только хорошее. Ведь есть, все же, на свете добрые люди – живут для других.»