нешуточно пригубляю - по партийным канонам
«интерпретация»,
«ассоциация»,
«перефразье»,
«разномыслие»,
«индивидуальное мышление»…
Ведь что?
и когда?... в тебе именно сработает – тут уж – никогда точно не знаешь.
В общем-то, чтобы там не сработало, – это не так уж и важно. Тем более, когда в это время вы находитесь нигде иначе, как в Китае.
Китай вообще (во всех констатациях) – страна удивительная. Там есть всё то, что душе угодно и даже то, о чём она совершенно никогда не додумается попросить.
И что уж тут (и далее) не вспомни, – всегда будет не так, как у других.
Что и – абсолютно – естественно.
«Естественная философия событий» найдёт вас даже в Китае. Пусть под партийным девизом всех времён и народов:
«Партия сказала «надо!» Комсомол ответил «есть!»»
Извините вы меня, хоть «комсомолкой» никогда не была, но вот по партиям, «особенно где-нибудь на другом конце света» – я «обязательный специалист». И вся эта специальность всей этой специализации, как впрочем, и всегда, – сводилась к специальной встрече с целью культурного обмена.
Мы тогда все (собравшиеся за одним большим и круглым обеденным столом в ещё одном ресторане) собрались, что очень даже естественно, не обсуждать дела новых противоречий. Нас всех интересовал «тот самый таинственно внедрённый «подход общения без общения»». Что же это за методика такая? – никому и никем не изведанная?
А тут уж, пожалуйста, внимайте и перенимайте.
Вот только – не переусердствуйте и вот только – не будите «нечто во мне далеко глубинное», а то – никогда не знаешь точно, какие такие откровения или воспоминания проснутся.
Мои же, если уж точно и откровенно, не то, что никогда не спят, а вообще, мои воспоминания, даже не удосуживаются вздремнуть.
А зачем?
Когда так уж хочется их (воспоминания) всему окружению проверить на устойчивость.
Проверили?
Устойчивы?
Так вот(!) в тот день, я «устойчиво и настойчиво» была в кругу новых китайских друзей «совершенно женщина», но – «совершенно не одна».
Нас было двое. Но только с той большой разницей, что ««она» всё прекрасно понимала», а я – отрабатывала новую партийную «методику общения без общения».
Вообще-то, не рекомендуется провоцировать «человека фантазионного» на некие спонтанные действия. Но, что того хуже, – провоцировать его на тот самый «метод общения без общения». Вы даже не представляете – «насколько фантазионна природа человека». И вы даже не представляете, насколько в одном человеке может быть «всей этой природы».
Я, как тот Высоцкий, люблю «альпинизм, особенно – с нежным партнёром».
Сколько не пой песен под гитару, всё равно не станешь Моцартом?
А вот это уже, господа не только офицеры, «дело абсолютного вкуса» или –«дело абсолютного безвкусия». Вот если уж чего-то не дано, то уж простите, в голове никогда не прибудет. Тут уж не поможет и весь президентский оркестр (если не дано).
Мне, видимо, было изначально дано нечто такое, что, чтобы «в какие-то там 31-н» я уже так себе спокойненько расхаживала по Великой китайской стене «на другом конце света». И, что того интереснее, общалась со всеми миллиардами – «так себе молча, но – с впечатляющей улыбкой». И, как мне известно, с раннего детства, – «от улыбки станет всем светлей: и слону, и даже маленькой улитке».
«Расплываясь в той самой инскренне-нежной», я, как тот кот Васька, слушала да ела.
Мне почему-то настойчиво кажется, что «азы партийной действительности», вообще – впитываются на генетическом уровне. Даже если ты вообще никогда бы не имел тех самых партийцев в своём детско-недетском окружении.
А вскоре так вообще – у меня сложилось впечатление, что всю эту встречу, каждый партиец говорил только(!) и персонально(!) обо мне.
Почему?
Потому, что каждый из них захотел индивидуально со мной пригубить.
Что в такой ситуации делала я?
Пригубляла, как научил меня мой друг художник и поэт.
Моё пригубление было естественным и настоящим. И, по сему, «мой переводчик» решил подсесть ко мне поближе.
Боялся.
Естественно, и что, скорее всего, не так за меня, как «за могучую партию», которую заинтересовала моя индивидуальная персона.
«Персона» же с радостью, хоть и не без дикого изумления, наконец-таки за весь этот молчаливый присест, впервые (от души) разговорилась:
…
- Не говори так много. – Тут уже не выдержал «мой переводчик».
- Почему?
- Я не знаю, что им объяснять, когда перевожу так коротко.
- А вы переведите так, как они ожидают.
- Не по уставу.
- «Чьйму?»
- Дипломатическому.
- А.
- Что «а»?
- А то, что примените устав, и переводите так, чтобы переводилось «больше, но с меньшими китайскими вопросами».
- Как?
- Так я же вообще могу не говорить.
- Не можешь.
- Это почему ещё?
- По той самой удивительной причине, что нас попросили.
- На выход?
- Нет.
- ?
- На бис.
- А-а-а!.. так это совершенно не сложно.
- Только большая просьба. Научись говорить мало и по существу.
- Нет.
- Почему?
- По той самой культурной и веской причине, что природой, видимо, то самое «коротко» – не дано.
Дальше переводили уже персонально и, чаще всего, только мне.
Видимо, то стало единственным компромиссным решением, которое устраивало обе стороны.
С тех удивительных китайских переводов, я узнала, что их партийный предводитель по профессии и образованию не кто иной, как – журналист.
И вы не представляете ту волну восторга, которая меня, как "истинного словесного сёрфингиста", подхватила на самый гребень всех тех волн, и понесла в открытые просторы словесного океана.
Мы нашли друг друга.
Этот удивительный партийно-китайский журналист тоже (хоть и в отличии от меня) много курил. Ну и что? Раз жена (та – вторая женщина за застольем) дозволяла.
Так вот это «то самое «время», когда слова не нужны», стало отправной точкой новой методики отношений (хоть и без всех тех обменов) – профессиональных.
В ту секунду начался мой любимый пункт мною любимого делового или почти что дипломатического церемониала – обмен визитками. Правда и, как уже повелось «на другом конце света», – абсолютно односторонний. Односторонний такой обмен.
Т.е. – почти что сбылось то самое пророчество «моего переводчика», где – «а никакого «взамена» не будет».
Возможно, он тоже что-то или кого-то во мне нашёл.
Т.е. – нечто такое, что, не нарушая его всей устоявшейся дипломатии, ко мне тянуло.
«Человек-магнит».
Если эгоистично – обо мне.
Если вообще, – то – о каждом том человеке, которого «язык доводит не до Киева», а до самого Китая.
Мне, почему-то, даже притом самом партийном застолье, было спокойно за всю Вселенную.
Именно тогда я понимала, – насколько счастливы люди, которые верят не в обезьян, а в Бога. Ведь если ты веришь в Бога, то Он обязательно что-нибудь ««эдакое» – для тебя индивидуально» придумает. И Он обязательно придумает «язык для молчаливого общения». И Он обязательно придумает, на какую планету тебя отправить, если «и целого мира мало».
Верьте мне, мои господа, но со мной скучать не приходится. Особенно, когда «я нешуточно пригубляю», и – так?! – как меня научил сам философ – «мой друг художник и поэт».
Верьте мне, поэтическое искусство найдёт вас везде, даже (и – особенно) – «на другом (каким бы он не был) конце света».
Свет не меркнет в окнах вдохновения.
Карманы же мои, тем временем, наполнялись визитными карточками, где переводчик успевал лишь переводить (и только) – имена, да и должности дарящих. Потому, как это был самый, что ни на есть, «настоящий и действительный фурор».
«Никто так не умеет пригублять, как славянский журналист». Ведь это всё по той самой чудной причине, что «никто так не умеет видеть и слушать, как журналист, который совершенно «не «бум-бум» в международных языках», кроме – одного единственного».
Мой «единственный» почти что отдыхал, чтобы рано или поздно проснуться и выдать всё-то услышанное и увиденное «по новой китайской партийной –на сей раз – не сложной конструкции, а – не менее сложной и, с того, – впечатляющей методике общения без общения».
Думайте, что во всём виноваты флюиды!
А иначе? извините вы меня, – «устоявшимся дарвинистам» всё же придётся поменять вероисповедание! И начать исповедовать не только животные инстинкты, а срочно – приобщиться «к тому самому «философскому внедрению в своё великое и могучее внутреннее «я»»».
«Внутреннее «я» не только бесконечно, но и, по совместительству, – «абсолютно бездонно».
Что совершенно поняли «про всех наших журналистов» даже «на другом конце света».
И, как «почётное освидетельствование того и прочего», – лично для меня, но – лично «в руки моего переводчика» последовал ящик удивительных градусных напитков, или – удивительного градусного напитка.
- Это всё вам? – Спросила не без удивления я.
- Это всё тебе…
- Я столько не употребляю.
- Значит, это всё мне.
Как там всё распределилось после самой удивительной методики партийного общения? – не «ихнее» (и – «не ваше) дело».
И, – не сочтите «это всё» за грубость, потому как именно «всё это» – «факт действительности».
А действительность такова, что, извините, когда вам не вручают визитную карточку? моей вины в этом совершенно нет. Хотя бы по той самой простой причине, что, когда отправляетесь «на другой конец света «по культурному обмену»», знайте не только – «по какой причине можно уходить в отставку?», но знайте, к тому же и то, что весь международный язык общения (и в полном общении) всегда, – как в той самой детской песенке, где «от улыбки станет всем светлей».
…
А вот тут только не вспоминайте «тот «слабохарактерный нюанс» на все времена и народы», где «принял с утра на грудь, и – весь день свободен». Понимаете, ведь это не всегда обязательно так. Я бы даже сказала – это совершенно и всегда всё не так. Потому, как мы (всей нашей культурной компанией) и «до», и «после» могли себе запросто позволить дальнейший экскурс. И – не «куда-нибудь там» «на какие-нибудь три буквы», а – в мастерскую настоящего современного художника.
Наш частый водитель был тоже мастером картин.
А как же иначе?
И писал он не на рисовой полупрозрачной бумаге чёрной китайской тушью, а – самым качественным маслом, по очень прочному холсту.
Он, наш водитель, был дипломантом и лауреатом, возможно очень даже партийным, чем не особо-то я сильно интересовалась. Ведь во всей этой «китайской истории» или, как уже повелось называть её – «сказке», меня интересовал только творческий потенциал человека. Так называемый – «духовный стержень» и потому, куда бы мы не ходили, отовсюду возвращались. И возвращались-то не просто себе так – «под впечатлением», а ещё и обязательно с подарками. Так вот на этот раз подарком стала «картина «плюс» картина».
«Осень» и «Зима». Пусть себе не по музыкальной классике Антонио Вивальди. Но уж точно – по классике жанра – «письмо маслом».
Но вот тут, нам предложили поделить их (картины) на двоих. Но не методом «два на два», а – «по приоритетам».
Мой дипломатичный переводчик, забывая совершенно о том, что я совершенно не делимый человек и с того, видимо, совершенно не умею не то, чтобы делиться, а – «совершенно не умею делить по приоритетам».
Вот как?! можно поделить неделимое?
Но «мой переводчик», видимо, считал совершенно иначе. И, видимо с того, сказал, что будем делить «не по жребию», так как в культурном обществе это «абсолютно дурной тон», а «будем делить по рождению».
- Это как?
- Кто когда родился?
И вот тут-то выяснилось:
- Я – зимой. – Отбарабанила я.
- И я тоже.
- Я в феврале.
- И я тоже.
- Я четвёртого.
- А я пятого.
- Значит, я – «первее». Мне – «Зима».
- Кто «первее»?
- Я – по числу, а – не по дате и возрасту.
Пока «мой математик» впитывал «новую математическую методику исчисления и числа», я со своим трофеем и его (трофея) мастером «печатлилась» на «железного друга».
…
«Так пускай повсюду на земле,
Словно лампочки, включаются улыбки».
…
Он («мой переводчик») немного взгрустнул, от моей всей той философии. Но грустил лишь до тех самых пор, пока во мне не проснулся «глубинный дипломат»:
- А вы не расстраивайтесь, ведь до «Осени» мне ещё нужно созреть.
- Но ведь «Зима» во всём ставит последнюю точку.
- Точку ставит «декабрь». А «февраль» – это второй месяц самого начала.
Честно признаться, я-то и сама-то не всегда сразу понимаю то, о чём прежде говорю. А вот тогда, когда я это уже читаю, то понимаю «нечто большее чем». Ведь именно тогда я понимаю, что по-над нами не правят обезьяны. Но вот это лишь только тогда, когда мы искренне верим своему Небу.
Свидетельство о публикации №219050200224