Кардуччи Сан-Мартино

Представленный ‘перевод’ этого небольшого изящного стихотворения обращает на себя внимание любителя поэзии... но, к сожалению, не столько лиричностью, сколько другими... м-м-м... ‘достоинствами’. Комментарии ‘переводчицы’, думаю, тоже не оставят читателя равнодушным.

В ‘переводе’ стихотворение называется так же, как и в оригинале — Сан-Мартино, и читатель не столь ‘образованный’, как наша блестящая ‘переводчица’, может наивно подумать, что это название места... однако это не так. У Кардуччи суровой природе противопоставлен праздник — вúна и проч., и именно этот праздник — который по-русски называется «день святого Мартина [Турского]» — дал название стихотворению: не случайно описанию того, что к нему относится, посвящены 1,5 строфы из 4-х.
Почему ‘переводчица’ решила, что это стихотворение о смерти — тайна сия велика есть, более того, немудрящий перевод названия вызывает смутное подозрение, что ‘переводчице’ и вовсе не было понятно, почему название именно таково... но рецензент и мысли не допускает, что такое могло случиться со столь ‘образованной’ дамой. (Справедливости ради надо сказать, что другие, лучшие переводы в этом отношении, увы, такие же.)

Ахиллесова пята нашей ‘переводчицы’ — это звучание её мощных творений:
~ при декламации после «холмов», в середине сроки, обязательно надо сделать паузу, которая НЕ украшает стих;
~ а то, что седеет именно море, догадаться возможно, но не просто: складывается впечатление, что Мистраля — это уменьшительное имя (как, скажем, «Нафаня», который полностью Нафанаил), и как раз наш Мистраля и седеет. А от моря «седину» отделяет целая строка. (Впрочем, быть может, всё это — от неотёсанности рецензента.)
Кстати, этот самый Мистраля — находка довольно неудачная (уже предвижу возмущённый вопль творца нашего, ‘переводчицы’): бухгалтерский буквализм уместен далеко не всегда. В русской поэзии «мистраль» (как и «брюмéр» и мн. др.) звучит экзотично, а для итальянца это не так: “maestrale”, мистраль, для него ветер прежде всего — ХОЛОДНЫЙ, и его очень удачно дополняет «моросящий» туман — в оригинале, а в переводе это никак не отражено, поэтому и картина вырисовывается заметно более бледная.
То же относится и к морю: у Кардуччи оно воет, грохочет и т. п., а в переводе просто бушует себе, безмолвно так. Т. е., разумеется, море шумит, бушуя... но где — ОБРАЗ?

Прекрасно звучит: «забродившие чаны»... но бродят всё же не они, а вино в них. Понятно: лаконúземь... но ведь не доведённый до абсурда?..

«Плывут — весельем веет»: отменный телеграфный стиль, только это не вполне Кардуччи, у которого «...от чанов исходит терпкий аромат вин, веселящий дýши [или: жителей]»... полнокровней, что ли. См.:
http://www.grandidizionari.it/Dizionario_Italiano/parola/A/anima.aspx

«Трещат дрова в каминах, // И вертела шипят»: дрова и вертела словно сами по себе, а это не так — у Кардуччи «крутится, потрескивая, вертел над пылающими поленьями», что гораздо аппетитней. И потрескивает (не шипит) именно вертел, а не дрова.

«С крыльца охотник взгляд, // Свистя, вверх обращает»: странный и не слишком удачный порядок слов; напоминает армейское «сурка жизни ведёте образ, товарищи!..».
Такую ‘смесь французского с нижегородским’, как «свистя, вверх обращает», тоже не назовёшь поэтической находкой. У Кардуччи, кроме того, иначе — и проще: охотник, на-/посвистывая (а не свистя постоянно), стоит, смотря на птиц.

Облака НЕ «багровые», нет этого зловещего оттенка — они красноватые, розовые, закатные...

Почему думы — «угрюмые», когда у автора они “esuli” ~ «изгнанные; беглые, улетающие...»? Интересно, что в подстрочнике та же самая ошибка; где ‘переводчица’ это нашла?

«Рой» — это красиво, но птицы обычно сбиваются в СТАИ, а рой — скорее о пчёлах или осах...

«Черны, — иль в мир иной?» — загадочно: что это вообще должно означать? о чём вопрос? то ли они черны, то ли в мир иной... что? Наверное, тут требуется столь любимое ‘переводчицей’ «поц-с-пудное» понимание...
Смею, однако, предположить, что ‘переводчица’ таким (нелепым) образом вдруг решила передать тему смерти, которая, как ей представляется, ‘центральная’ в стихотворении, а до сих пор — почему-то — не передана: упущение, надо исправить.
Как же надо было читать Кардуччи и каким причудливым воображением обладать, чтобы понять так... Невольно вспоминается Гойя с его “исп. el sueño de la razón produce monstruos” ~ «сон разума рождает чудовищ».

РЕЗЮМЕ. Если бы Кардуччи писал хоть немного похоже на то, как его переводит г. О. Сл-янка, — не видать бы ему Нобелевской премии... как хорошо, что это не так!

Деким

Деким Лабериев   21.01.2021 16:04   •   Заявить о нарушении