Мать Тереза в детстве - или Переполох во дворе
Моей любимой сестре Гале,
светлому человеку,
посвящается.
Закончилось детство. Звучит так невозвратно-печально. Засыпая и просыпаясь ночью, я пытаюсь ещё раз погрузиться в этот мир, мир счастья, доброты, восторга и нескончаемой радости. Пытаюсь, но не могу. Видно, родник моей памяти об этом незабываемом времени иссяк, и я уже не могу из него напиться...
Выручила меня, как всегда, моя сестра Галя, позвонившая из Москвы, и чьей духовной поддержкой я сейчас живу, вспоминая наше с ней детство : "Серега, а ты помнишь, как мы со Славкой тебя раскрашивали папиными красками, хотели сделать из тебя "ходячую картину", а всё окончилось тем, что наша коза Манька окотилась? Я еще в школу тогда не ходила!"
" Галя - ты просто энциклопедия нашего детства, прямо какой-то путеводитель по нему. А если ты в школу тогда не ходила, значит, мне было не больше трёх лет, и у меня память тогда была просто ещё не включена! А в памяти моей кожи остались неприятные ощущения дня, когда меня очень долго терли тряпками с керосином!" - восхитился я ее супер-памятью.
" Во-во, это тот самый день, когда Пулька у нас уже ощенилась, а кота Тимофея папа ещё не принёс нам!", - удивилась Галя моей физической памяти и рассказала мне подробности этой весёлой истории.
Итак наше детство продолжается:
Жизненный статус нашего отца полностью, “на все сто”, соответствовал всем известной истине: если человек талантлив - то он талантлив во всём.
И. в отличие от других отцов с нашей улицы Рылеева, он обладал ещё и четырьмя художественными талантами: сочинял стихи ко всяким там круглым датам, которые потом дарил нашей маме, играл на тульской гармошке, привезенной с фронта.
Незамысловатые народные песни, исполненные им очень громко, становились особенно яркими и брали за душу.
Две их них, самые жалостливые - “По диким степям Забайкалья” и “Черная шапка” - я запомнил, и исполнял их так же, как и отец...
А еще наш отец неплохо рисовал. Причем, имея у себя неплохой набор красок и кистей, он умел рисовать (правильнее сказать - писать) свои картины маслом.
Так как в то время не было художественных магазинов-салонов, то вместо натянутого на подрамник холста использовалась обычная клеенка, натянутая на стене в сенях.
Этот талант отца приносил нашей семье определенный доход: картины, побыв некоторое время в нашем доме, зачастую продавались соседям с нашей улицы. Ковры на стенах в те времена были дорогим и редким атрибутом квартир очень крупных чиновников. Две его последние картины размером полтора на два метра любимого художника отца - Васнецова - "Три богатыря" и "Алёнушка и братец Иванушка" - ещё долго висели в сенях нашего дома и ласкали наши взгляды и взгляды наших гостей.
Я был еще слишком мал, когда отец писал свои картины. Но запах пропитанного маслом холста надолго остался у меня в памяти.
Надо заметить, что все таланты отца были врожденными. Он не учился в музыкальных училищах и изостудиях. Да и не было тогда, в деревнях, никаких изостудий.
Отец был самородком, а, как известно, врождённые таланты очень сильны, и передаются по генам следующим поколениям, поэтому два последних таланта отца вместе с генами передались и мне.
"Певческим" талантом я пользуюсь, практически, один раз в году (ну, если не считать пения революционных песен в ванне, когда меня никто не слышит). Кстати, эти песни очень хорошо зомбируют, и, после выхода с ванной, меня всегда тянет сделать где-нибудь революцию!
Этот "один раз" приходится на мой день рождения двадцать пятого августа, когда я встречаюсь на даче со своими друзьями. Мы там пускаем шары в небо с карикатурой на именинника, стреляем по пивным баночкам, паримся в бане, иногда купаемся в озере, а главное - поем у костра под гитару и кваканье лягушек из ручья очень душевные песни.
Гости и соседи по даче были спокойны: пока я пою, никакие опасные хищные звери не подкрадутся к нам на расстояние выстрела, так как качество моего пения, на мой самокритичный взгляд, находится где-то посередине между воем гиены и гудков пароходов, иногда откликающихся с Бии на моё пение.
Извини, мой дорогой читатель, за это ностальгическое отступление. Но вернёмся к генам...
...Чтобы не потерять во мне ген отца, отвечающий за художественный талант, мама в седьмом классе записала меня в изостудию при Доме Учителя, в которую я успешно ходил вплоть до окончания школы.
Что касается гена, доставшегося мне от мамы, замечательного учителя русского языка и литературы, то я им начал пользоваться, как ты догадался, мой читатель, только сейчас, на пенсии, при большом избытке свободного времени и других обстоятельствах...
Закрывая тему родительских генов и талантов, хочу сказать, что, раньше всех, ген художника начал просыпаться в моей старшей сестре Гале, когда она ещё только собиралась пойти в первый класс и, поэтому, имела массу свободного времени для своих фантазий. Этот ген дремал в ней долго и, получив возможность вырваться наружу, он был неудержим!
Обладая неиссякаемой творческой фантазией, Галя рассуждала так: раз наш отец рисует, значит и я должна стать художником, художником по наследству. Только надо обязательно потренироваться...
Где отец спрятал свои краски от нас, она знала - на верху платяного шкафа. Он был высоким, под самый потолок, и нам для изъятия коробки с красками оттуда пришлось немало потрудиться, сооружая пирамиду из стульев и табуреток. Хорошо еще, что нашему брату Славке стукнуло уже десять лет, и он был, конечно же, выше нас с Галей.
Сначала мы долго изучали наше, добытое с таким трудом, “сокровище”: тюбики с диковинными названиями из двух слов, которые Галя вслух читала нам (а читала она с четырех лет): “Кобальт зеленый”, “Охра лимонная”, “Сиена коричневая”, “Белила цинковые”.
Ребята мы были сообразительные и сразу поняли, что белила были сделаны из цинка, а охра из лимона!
Названия нам понравились, и мы, сняв с тюбиков колпачки, стали их внимательно нюхать, пытаясь определить самую пахучую из них. Но, на запах они все были одинаковы и напоминали нам запах испорченного подсолнечного масла.
На вкус пробовать не стали - мы ведь были умными детьми.
Краски есть, кисти есть, есть даже какой-то бутылёк с прозрачной жидкостью. Нам, определенно, не хватало только холста.
Клеенку с кухонного стола нам было жалко, и тут Галю осенило - если использовать меня в качестве холста, то можно получить двойную выгоду: спасти клеенку и сделать из меня ходячую картину. Дабы любоваться “красотой” могла вся наша улица...
Обладая даром красноречия, Галя легко убедила меня в гениальности этого плана.
К тому же, пообещала давать раз в полчаса по карамельке “гусиные лапки”. А я очень любил "гусиные лапки".
Простой карандаш не оставлял следа на моей коже, другого у нас не было, поэтому Галя сначала сделала набросок на листке тетради. Набросок понравился - здесь было все, что я так любил: желтое солнышко с длинными лучами, домик с трубой, из которой шел дымок и небольшая конура на краю леса. От изображения собаки мы отказались по причине сложности. Мы были еще недостаточно опытными художниками.
Славка, еще не обладая художественными талантами, всячески старался помогать Гале советами: “Солнце должно быть круглое, домик должен стоять ровнее, на озере явно недостает пары белых лебедей”. Высунув от усердия кончик языка и приняв во внимание ценные замечания, Галя очень старалась успеть до прихода с работы родителей. Дабы порадовать их нашим произведением искусства.
Кисти приятно щекотали мою кожу. Закрыв глаза, я представлял, как удивятся и обрадуются наши родители, когда увидят меня таким красивым!
На панорамной картине появилась зеленая елка с красной звездой, как у нас было на Новый Год.
К вечеру наша картина была практически готова и почти высохла, когда мы услышали звук отворяющегося засова и скрип несмазанных петель.
Увидев наше “поле боя”, отец остолбенел от неожиданности и, наверное, потерял дар речи. Только губы его что-то беззвучно шептали. “Наверное, не может пока подобрать слов восхищения” - подумал я, и обернулся кругом, дав увидеть всю “красоту”.
Галя первой почуяла неладное. Не дожидаясь окончания осмотра отцом нашей “экспозиции”, она кинулась в сарай, так как другого укрытия поблизости не было. Славка залег в высоких зарослях помидор.
На “поле боя” остался я один. Команды бежать не было, да и краска еще не до конца высохла.
Сюжет, между тем, стремительно развивался. Коза Манька, испуганная внезапным появлением Гали, вскочила на ноги. Сестра запнулась об неё и упала. Наклонив голову с небольшими рожками, Манька пошла в атаку. Все объяснялось очень просто - коза была беременна и просто защищала себя и свое будущее потомство.
Услышав истошное блеяние козы и испуганные крики Гали, схватив по пути увесистую палку, отец бросился в сарай.
Наверное, от пережитого шока, а может еще от чего, Манька, внезапно начала рожать за две недели до срока. Козленок родился красивым и здоровым, а коза, к сожалению, не пережила родов...
Годовалый поросенок Наф-Наф, воспользовавшись переполохом и незакрытой дверью, убежал на улицу. Поросенка мы не нашли.
Родители не захотели, чтобы я оставался живой картиной. Целый вечер меня терли тряпками с керосином, а после - жесткой щеткой с мылом в затопленной по случаю бане. Галя и Славик провели вечер, стоя в углу, обдумывая происшедшее и делая выводы. От более сурового наказания нас, как всегда, спасла лекция моей матушки "Гены и таланты", в которой она убедила отца, что таланты родителей, переданные с генами своим детям - это счастье, данное Богом, и Галя не виновата, что этот ген художника стал у неё просыпаться, когда родителей не было дома. Эти гены надо беречь, лелеять и развивать, чем наши отец и матушка и занимались всю оставшуюся жизнь...
А Галя, стоя в углу, решила: "Да ну её, эту живопись!" - и стала просто светлым человеком, хорошей хозяйкой, любящей женой, заботливой дочкой, матерью, бабушкой.
Ее семья всегда служила мне примером. Она со своим мужем Сашей дружила с девятого класса школы. Вместе поступили в один институт, родили двоих детей, снимая углы в Томске. Бог наградил ее за добрые дела - пятеро внуков и внучек, хорошая обеспеченная жизнь.
Она - как мать Тереза, всю жизнь кого-то защищает, спасает, оберегает.
Благодаря своей сильной позитивной энергетике, она могла бы с успехом проявить себя, как врач-биоэнергетик, и я был неоднократным свидетелем её способностей: один раз, когда она пришла проведать меня в московской больнице, где я лежал после операции - у меня страшно разболелся живот. Галя разогрела свои ладони, потерев их друг о друга, затем правую положила мне на живот в районе солнечного сплетения и закрыла глаза. Через некоторое время я почувствовал, как моя боль заметалась внутри меня в поисках выхода, и плавно перетекла в ладонь сестры.
Тяжела ты, доля таких людей, которые берут на себя боль других!
В нашей семье очень сильна родственная связь, спасибо за это нашим ангелам. Часто бывает так: я мою посуду на кухне у раковины и вдруг чувствую, что кто-то берёт меня за руку и настойчиво ведёт к окну, за которым я вижу своего сына Ивана, спешащего на работу.
Галя рассказала мне о случае, когда ей стало плохо, и она не могла весь день подняться постели. На следующий день она узнала, что не стало ее любимой бабушки Ульяны. Часто, подумав о сестре, через мгновение слышу ее звонок на мой мобильный.
Как-то, при разговоре по телефону, мы вспоминали эпизод нашего детства, когда мы вместе с ней принимали роды у нашей любимицы - дворняжки Пульки, и родители были на работе. Она сказала - “Серега, ты напиши, пожалуйста, в своем рассказе об этом. О том, как мы спасли Пульку, и как потом она родила здоровых щенков, и как первенца мы назвали - Тереза”.
Как это знаменательно, что назвав шестьдесят лет назад спасенного ею щенка именем Тереза, она предопределила весь свой жизненный путь светлого человека, данный как и матери Терезе, свыше...
Я думаю, в благодарность за все добрые дела, Бог никогда не оставит ее без своей помощи!
Р.S. На фото - я и моя сестра Галя - она же Мать Тереза, она же - помощница моего ангела- хранителя.
Сейчас она такая же молодая, как была тогда.
Свидетельство о публикации №219050200742