По следам библиотеки Ивана Грозного! Глава 18

Глава восемнадцатая   ЛЕГЕНДЫ СЕЛА БЕКТЫШЕВО                Письмо Стерлигову получилось коротким и  предметным  юлагодаря «цапчкой рыбе» ряпушке, но  мозг точил-таки  червь сомнения: зачем потомку Самсоновых, подкидывать мне через тунеядца Петрракова и  через царский трон в краеведческом музее схему глубин Плещеева озера? Гадай, не гадай, а надо идти на поклон к сельскому аферисту, ставить ему бутылку водки и униженно выспрашивать про автора схемы на куске старой фанеры, пропитанной конской мочой. Петраков известный  выпивоха, но не алкаш ещё забубённый. Значит предложит выпить с ним, значит покуражится надо мной, а уж потом только скажет очевидное для меня:  подговорил его студент Женя Самсонов. Так оно и получилось, ни на икоту больше, как любит говорить один мой абонент «Энергосбыта» из села Елизарово. Этот странный мужик любит блеснуть заграничными словами, но заучил их неправильно.  Вместо древнегреческой «иоты» он  употребляет слово «икота». Помню, в рассказе о своей турпоездке в Прибалтику во времена застоя употребил влово «сервиз» вместо слова «сервис». А уж обид было не счесть, когда  я его поправлял. После Петракова мне пришлось идти к Николаю Михайлову с икотой от выпитых мною без закуски двух стопарей мною купленной водки. Такой уж меня хороший организм. Всё что  норма, то икота,  а  сверх нормы – рвота. Уверен, что благодаря этой редкой особенности я на стройках пятилеток не нажил себе язвы желудка и не стал алкаголиком. По пути к бектышевскому краеведу я зашёл домой покушать, дабы икота прекратилась. Поэтому разговор прошёл на высоком идейном уровне, результаты которого меня выбили из колеи. - Женя обещался написать мне, - признался Михайлов, - но до сих пор весточки от него не пришло.  А  перевести схему с листка на старую фанеру придумал я потому, что хотели сделать вам, Михаил Николаевич, приятное… - Да где же вы такую вонючую деревяшку  раскопали? – изумился я. – Ведь в Бектышево и лошадей-то давно нет. - Вы не знаете, что около автогаража лежит куча навоза без малого пять лет, - признался затейник, в ней и нашли случайно кусок фанеры. Чертил карандашом и прожигал электропаяльником линииВовка Петраков, я не прикасался к этому делу. - Но зачем? Скажите, пожалуйста, зачем? - Как зачем? Женя сказал, что вы тоже будете искать библиотеку Ивана Грозного. Вот он и направил конкурента по ложному пути… - Это значит меня? – тупо спрашиваю, обидевшись. -Ну не меня же! – поясняет заговорщик. – Мне ваши заботы – до лампочки… - Значит, я иду по ложному пути, а он по правильному? – мои упрёки выглядят смешными, но ничего сделать с собою не могу. - Я ваших дел не знаю. – уклонился от оценок мой собеседник. – Женя решил подшутить над вами после моего рассказа ему о церкви села Бектышево и о Талинской больнице… - Николай,  Нина Алексеевна Добуренко жаловалась мне на вас за  то, что вы имя её отца вспоминаете в ряду имён разрушителей церкви. – решил я хоть как-то уязвить шутника. - Путь побесится, но я студенту из Москвы ничего ни о ней, ни о её отце не сказал ни слова. Правду старики говорят: на воре и шапка горит. Ну да хрен с ней. О чём  мы  говорили до неё? -О Бектышевской церкви и Талинской больнице? -А-а, вспомнил. Задолго до нашествия Наполеона, секунд-майор Александр Иванович Самсонов задумал построить новую церковь из кирпича вместо старой церкви из дерева. -Александр Иванович? Это внук Архипа Самсоснова? -Да, у Архипа было три сына: Александр, Михаил и Иван. Секунд-майор, по-нашему подполковник, был сыном Ивана. Церковь строилась частями. Первым был освящён в 1792 году придел в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали». Главный же храм Введения Пресвятой Богородицы был освящён шесть лет спустя, а последний придел в честь святых апостолов Петра и Павола был построен и освящён аж в 1874 году. Оказывается и при помещмках были долгострои, Михаил Николаевич. - Николай, куда мы идём? – спросил я собеседника, когда после получаса нашей беседы мы очутились на другом краю  барского парка. -На плотину сельского пруда идём, а за одно посмотрим  место нахождение погубленной церкви. Старики говорят, что барин задумал стройку каменной церкви чтобы задобрить Бога и выпросить у него прощение за грехи своих предков. Не известно, кто из праотцев  Самсоновых утопил в пруду, до которого мы идём, свою жену-изменщицу…Утопил прямо в карете вместе с упряжкой  лошадей, кучером и лакеями… -А слуг-то за что было топить? – возмутился я социальной несправедливостью помещика. -Ну как же было их не топить? – удиаился моей наивности Михайлов.- Кучер увозил-привозил полюбовника, а лакеи прислуживали блудодеям… - А лошади везли! Значит и они заслужили смерть? - Ха-ха-ха! Ну ты даёшь, Михаил Николаевич… Лошади возили, значит и их в прорубь… Ха-ха-ха… - По-вашему получается так. А  Бектышевская церковь каким боком к  жене-изменщице касалась?  Её в пруду не утопили хоть? - Нет, просто на церковном куполе барину по ночам стала мерещиться его утопленная жена. О что только не делал против видения: и святой водой купол кропил, и богослежебные песнопения нанимал, и краской на мороженной олифе кровлю покрывал – ничего не помогало! Так бы и сбесился барин со страха, но бродячая цыганка посоветовала ему нанести   на купол черные полосы из сажи на яичном белке. И помогло. Видение пропало. - Полосы те на куполе вертикальные были или по окружностям? – заинтересовался я. - Не знаю, честно говоря. – признался рассказчик. – Бабка моя говорила, что эти полосы со старой, деревяной церкви перешли нп купола новой церкви из камня. И мыли купола, и скоблили, а полосы не пропадают и всё тут. Так до разборки церкви на кирпичи при Хрущёве полосы сами появлялись, а как и почему – никто не знал. - Хорошо, Николай, хорошо ты рассказал про карету и церковь. Хотя вспомни ещё вот  про  что: карета не золотая, случаем, была? Мне о ней житель села Нестерово Калашников  говорил много раз.    - Нет, карета была не из золота, я думаю. В противном случае пруд наш давно высушили бы, а дно зубами исчикали подобно собакам в погоне за блохами в своей шкуре… Веришь, Николаич, я сам каждый камушек на зуб попробовал бы коль знал, что тут что-то есть драгоценное. Так надоела нищета, туды их мать, Горбачёва и Ельцына. - Верю, сам испытал лишения после перестройки. Не по своей воле оставил Киргизию, свою родину… Ну да о чём сетовать теперь? Лучше скажите мне что  вы  сообщили Жене Самсонову про Талинскую больницу? -Да всё сообщил, о чём знают все бектышевцы. – охотно поведал мне краевед. – Давным-давно у одного из помещиков Самсоновх была любимая дочь Наталья. С детства она болела какой-то заразной болезнью кожи и ей нельзя было показываться на людях. Проказа или короста, не помню сейчас, хотя моя бабка, покойница, не один раз мне, дураку,  называла. И прозвище у неё стало как фамилия: Лишайная или Коростова... - Коростова! – помимо воли закричал я утвердительно. – В исторических книгах сказано про Наталью Коростову, одну из жён царя Ивана Грозного. Лишаи – это грибкоаое заболевание волосистых частей  тела людей  и животных, а короста – это болячки туберкулёзной природы по всей коже. Из описания предсмертного недуга самого Ивана Грозного следует, что у него была короста тяжёлой формы. - Бабка не говорила мне о таких подробностях, ей-богу. Знаю лишь одно, что барин построил во-о-он там за речкой в лесу  небольшое имение: дом, службы, даже пруд для лодочных прогулок выкопали… В том имении какой-то Самсонов и поселил там больную дочь. Там она и померла в безлюдье… - Здравстуйте вам! – в очередной раз возмутился я, - а слуги?  а  повара?  А лодочник, в конце концов?  Они что не люди? - Да что ты, Михаил Николаевич прикопался ко мне? – обиделся собеседник, - вспоминаю лишь то, что сам слышал, а ты как милиционер всё выспрашиваешь и выспрашиваешь. Вот смотрите, это яма от церкви осталась. - Николай, не обижайся на меня, пожалйста, но ни с барского дома церковных куполов из-за лип в парке не видно, ни от церкви не просматривается барский дом.  - Точно ведь. – потерянно зачесал свой затылок мой проводник в старину  села Бектышево. –Значит старая  деревянная цековь не на этом месте была, а рядом с с имением. Поэтому барин-душегуб новую церковь начал строить здесь, подальше от глаз своих… Хотя э-э-э… вон ямы от родового  склепа Самсоновых… До войны здесь раскопки производил Стапанов, директор музея в Переславле… - Сирнов он, не Степанов.- поправил я краеведа Михайлова. – Дорасскажите мне всё про Талинскую больницу. И почему она названа так странно: Талинская? - Это народ так больницу прозвал от имени дочери барина: Наталинская, Талинская! – авторитетно пояснил мне, тугодуму, Михайлов. – Больница славилась на весь район. Из города Переславля-Залесского приезжали сюда люди лечиться. Тишина, чистый воздух и ключевая вода, продукты сельские свежие, в лесу ягоды, грибы… Опять же пруд с лодками – всего не перечислишь!  А уж с соседних с Бектышевым сёл и деревень Смоленского, Рождественно, Романово, Спаса, Шушково, Давыдово, Киучер, Калистово, Скрипицино – народ валом валил к тутошним врачам и условиям. Где ещё такой лесной санаторий найдёшь?  И после революции больница уцелела. Да-а… А погубили её торфоразработки на Берендеевом болоте, вокруг Волчьей Горы.Около желедлрожной станции Берендеево Ярославской железной дороги посёлок городского типа построили, с клубом, школой, детскими садами.  Квартиры с удобствами рабочим  раздавали.Ведь многие деревни опустели поэтому и исчезли с лица земли, оставив после себя лишь заросшие сорняками  кладбища. Названия хотите знать? Скажу: Черняевка, Шаха, Савельево, Поварово, Спасс… Потом в Берендееве больницу открыли на 100 коек, а люди туда не хотят, всё в Талинскую прутся. Тогда районное начальство её ремонтировать перестало, врачей с медсёстрами сократило, а там и вовсе закрыло наш лесной санаторий. Сегодня на том месте в лесу остались следы и от пруда, и от лечебного корпуса. Деревянную часть  зданий крестьяне растащили давно уже, а вот фундаменты из камня и кирпича – недавно фермеры разобрали. Вот ещё паразиты в нашей жизни появились, землю как положено не обрабатывают, а всё что бесхозно лежит,  - сопрут в тот же час. Какая милиция? Какой отдел охраны памятников? Из какой дыры вы приехали, такой тёмный? - Из села Курпульдек Киргизской республики. – отвечаю. - Вот и видно, что из Кур… пур… дука  дремучего. Тут алкаши и бомжи дачи грабят при живых-то владельцах,  а вы про брошенные сзания и церкви. - А кладбище барское где было около церкви? – перебил я сетование собеседника. – Почему ни крестов, ни памятников, ни намогильных плит не видно? - Э-эх, Николаич. Дожил ты в своём Кур… Киргизии до седых волос, а неопытный как пацан. Лет двадцать  тому назад плотину нашего пруда снесло половодьем. А виноваты в коде этой наши бектышевские механизаторы и шофера.  Они, сволочи, весной во время сева ездили по этой плотине в соседнее село Долгополье на многотонных механизмах за водкой. Вот и раздавили только оттаявшую земляную насыпь. Тогдашний директор совхоза по фамилии Дейкун или Дыкун, дебил короче, дал приказ все ритуальные изделия из мрамора, гранита и железа удавкой сдёрнуть со всех могил и тросами волоком  тащить по земле к промоине в плотине. Так и  древнее барское кладбище, правда, плотина стоит до сих пор, но теперь фермеры опять ездят  по ней на тракторах в Долгополье за водкой!  У-ух, моя бы воля – я потопил бы этих алкашей в пруду, как слепых котят. От справедливого негодования мой собеседник покраснел даже. К чести его надо упомянуть, что он ни табака не смолит, ни хмельного в рот не берёт. По этой причине Николай Михайлов служил отцом экономом в одном из монастырей в городе Угличе. Но говорить с ним на тему о гибели там последнего сына Ивана Грозного, царевича Димитрия,  в годы царствования Бориса Годунова – было опасно, мог заговорить собеседника до памороков.  - Да успокойтесь, прошу вас, Николай Валентинович, - стал я урезонивать противника фермеров. –За таких сволочей, как вы их описали, вас наверняка посадят в тюрьму, коль  утопите хоть одного ездока за водкой. Грабителям  дач  всегда амнистии дают, а  вот вы не дождётесь её, я уверен…- - Посадят, как пальцы об асфальт! – согласился со мной собеседник. – Наш участковый капитан, Витька Жибарев, говорит, что после перестройки у нас в Ярославской области не разработан и не узаконен статус дачника. Приходи на пустую фазенду,  бери там всё, что под руку попадётся и меняй на водку. Если попадётся вор хозяину во время преступления и тот сгоряча накостыляет ему по шеям, то тот потом драчуну дачу сожжёт – никто и тушить не будет. Дурдом из страны сделали, ей-богу. - Полностью с вами согласен, Николай. Но пока мы окончательно не отвлеклись от темы Самсоновых, то скажите мне по секрету, - стал я подлизываться к разгневанному перестройкой краеведу. – Женя этот почему всё же направил  меня по ложному пути: из Бектышева в Переславль? - Тут в подвалах барского дома,  или под разрушенной церковью,  или в одном из  кладбищенских памятников спрятана  тысячакилограммовая книга из золота. Вот он поехал в Москву по архивам пройтись, дабы в  старинных книгах и картах уточнить место бесценного клада. А вас нацелил на Плещеево озеро, чтобы не нашли случайно книгу вперёд него. Недаром говорят, что дуракам везёт! - Ну, спасибо за  комплимент, Николай Валентинович. Но дурак не я один, а и вы. Вдумайтесь в его обманные слова:  тысячакилограммовая книга из золота! Как поднять такую книгу обыкновенному читателю без подъёмного крана? На какой стол положить тонну золота  перед читкой? Каких размеров должен быть  памятник, чтобы в него упрятать эту драгоценность? - И правда, туды его мать! – сообразил Николай. – Наверное я чо-нибудь напутал? Он говорил, что дороже тысячи килограммов золота… Но и в названии книги тоже есть слово «тысяча»… - Тысяча и одна ночь»? – не удержался  я от соблазна показать свою начитанность. - Полно вам, Михаил Николаевич, смеяться над деревенщиной. Уж я знаю разницу между персидскими сказками «Тысяча и одна ночь» и сборником указов царя на тысячу земельных вотчин… - Не про «Тысячную книгу» говорил ваш Женя? - Может и про неё, не помню, хоть убейте. – угас почему-то мой проводник по местам славы и позора села Бектышево. – Пойду-к я к себе во свояси. И так вон  сколько времени проговорили. Не-нет, что вы?  Никто ничего никому не должен за мои сведения. Просто я люблю старину и буду любить! До свидания. Мне в эту сторону а вам вон туда… - Досвидание, Николай. Спасибо вам огромное за ваши рассказы. – попрощался  я, горюя о малом числе таких увлечённых и бескорыстных людей у нас в стране.