дворянин

ДВОРЯНИН

Пьеса в двух действиях



ДЕЙСТВУЮЩИЕ  ЛИЦА



Володя
Потоловский – поэт
Тараканы
и другие






















ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ




– Папа, а там девочка говорила большие слова.
– Какие большие?
– Ну, нехорошие...
(из разговора с дочкой)



Свет из мутного окошка едва касается никелированной дужки кровати. Слышно как шумят канализационные трубы, хло¬пают двери подъезда. Если посмотреть на подвал сверху, то кровать, стоящая на середине комнаты, напоминает ост¬ров: около кровати табурет, на нем чайник, стакан с остатками заварки, вокруг разбросаны книги, журналы, газе¬ты.
На кровати – Володя. Ему около тридцати. Он небрит, лежит с откры¬тыми глазами. Наконец он поворачива¬ется на бок, берет тюбик с пастой, выдавливает прямо в рот. Из чайника вливает воду и долго полощет, выливая струйкой, между зубов, прямо на пол. Почистив зубы, он взбивает подушку и снова ложится, отвернувшись к стене.
Не оглядываясь на Володю, по своим де¬лам пересек мастерскую Таракан с белой полосой на спине. Единственное отличие нашего таракана от ваших состоит в том, что он ходит на двух лапах и рост его достигает человече¬ского, но в этом «виноват» Театр. И сам Театр решает, какие будут у них тараканы.
Слышны шаги по лестнице, потом шум падающего тела, мычание. Рывком от-крывается дверь, в проеме застывает фигура. Лица не видно, свет освещает фигуру сверху. Володя встал, кутаясь в одеяло больничного образца, включил свет. В дверях, слегка покачиваясь, сто¬ял Потоловский. Седая грива волос торчала в разные стороны, красные, полные слез глаза.

ВОЛОДЯ. Никак, Потоловский пожаловал?
ПОТОЛОВСКИЙ (держась за Воло¬дю). Это я, что ли?
ВОЛОДЯ. Нет, это я. Падай. (Пытается уложить его на кровать, но удалось уронить на стул, рядом с кроватью.)
ПОТОЛОВСКИЙ (пытаясь встать). Володька, ты единственный друг! Они все... нена¬вижу! Они самое настоящее дерь-мо! (Сжал ку¬лаки, словно «они» стояли перед ним.)
ВОЛОДЯ. Кто?
ПОТОЛОВСКИЙ. Писатели все дерь-мо! За¬помни, все дерьмо!
ВОЛОДЯ. Хороших совсем не осталось? А ты?
ПОТОЛОВСКИЙ (долго смотрел в пол). Я, Вовка, тоже.
ВОЛОДЯ. Все ясно, ложись, отдохни.
ПОТОЛОВСКИЙ (мотает головой). Не...не...умру, знаешь сколько выпили? (Начи¬нает загибать пальцы, собирая в кулак; но уже другая мысль торопится наружу, глаза на¬полняются слезами.) Володька, не хочу никому делать зла, но почему я не хочу делать добра? (Молчит.) Хочешь, я тебе стихи почитаю?
ВОЛОДЯ. Нет, не сейчас. Чай заварю.
ПОТОЛОВСКИЙ (утвердительно кивает го¬ловой). Чай, чай... (Медленно начал сползать со стула.)

Володя бросается к нему, подхватывает и начинает затаскивать на кровать. Потоловский открывает глаза, они по¬лны страха, но страх тут же гаснет, и он обвисает на Володиных руках. Володя снимает с него туфли, на нем были разно¬го цвета носки. Володя смотрит на не¬го, потом поворачивает на бок, чтобы не захлебнулся. Ставит тазик.
Володя заваривает чай,  услышал, как медленно, со скрипом, начала от-крываться дверь. Дверь открылась, но никого нет. Явно кто-то стоял за дверью. Володя бесшумно подошел к две¬ри и навалился на нее. За дверью раз¬дался смех, потом кто-то завизжал.

ГОЛОС. Отпусти!

Он отпускает дверь, и на пороге появи¬ляется Ольга.

ВОЛОДЯ. Ты... зачем?
ОЛЯ. Тебя, дурака, накормить.
ВОЛОДЯ. Ты что, на работу не пошла?
ОЛЯ (раздеваясь). Хватит, поработала... Сандень у нас. Гвоздики по окнам вешали, все уже пьяные... и я немножко. (Снимает плащ, на ней белый халат.)
ВОЛОДЯ. Еще пойдешь?
ОЛЯ. Взяла постирать. (Переходит  на шепот.) Кто это там спит?
ПОТОЛОВСКИЙ. Мужик какой-то пришел, лег... не выгонять же.
ОЛЯ (на цыпочках подходит к Потоловскому). Собираешь всякую пьянь. Где это он с ут¬ра набрался?
ВОЛОДЯ. Наверное, в магазине работает.
ОЛЯ. Да ладно, будешь... чуток выпила. Правда, что за ханыга, я его боюсь.
ВОЛОДЯ. Он не ханыга, а поэт. У него кни¬ги есть.
ОЛЯ. Вознесенский, что ли? (Наклоняет го¬лову горизонтально, чтобы посмотреть ему в лицо.) На улице встретишь, не подумаешь - бич да бич...
ВОЛОДЯ. Работа такая, ему «глаза промы¬вать» нужно. Он месяц сидит, не выходя из до¬ма, – работает, потом ему нужно выйти и, как он говорит, «промыть глаз».
ОЛЯ. Это нам сам Бог велел «глаза промы¬вать». Бабы сейчас приняли по двести на грудь, их как прорвало... Толик подвернулся под горячую руку, сейчас его откачивают, «скорую» бо¬ятся вызвать.
ВОЛОДЯ. А что с ним?
ОЛЯ. Воспитывали, чтобы не приставал. Метр с кепкой, а туда же... Кузьмищева бьет и приговаривает: «Нам тебя на поруки отдали, мы тебя этими руками и перевоспитаем». Сначала рожу ему расквасили, а теперь бегают вокруг него да ахают.
ВОЛОДЯ. Ты тоже била?
ОЛЯ. Лопатой. (Достает свертки из сумки.) Кормить буду. Это тебе на праздничный стол. (Поднимает крышку кастрюльки, сбрасывает с нее таракана, пытается раздавить.)
ВОЛОДЯ. Не трогай! Всех бы давили!
ОЛЯ. Ну ты лень! Не мог суп из пакета сва¬рить?
ВОЛОДЯ. Я его так съел.
ОЛЯ. Дурное дело нехитрое. Заработай язву.
ВОЛОДЯ. Хоть что-то заработаю, а на моги¬ле напишите в назидание потомкам: «Он супа не варил, язву та-та-та схватил...».
ОЛЯ (показала на спящего). Парами нады¬шался?
ВОЛОДЯ. Он входит, вернее, вваливается. Я говорю: «О, Потоловский пришел!» А он смот¬рит на меня остекленевшими глазами, говорит: «Это я, что ли?»
Тихо смеются.
ОЛЯ. Как, Потоловский? (Подошла и еще раз внимательно посмотрела на спящего.) Ка¬жется, он у нас в школе стихи читал, когда я в восьмом была. Правда, тот был красивый и высокий, как Маяковский...
ВОЛОДЯ. Оля, ты газет не читаешь, и твое¬му невежеству нет предела...
ОЛЯ. Чего?
ВОЛОДЯ. Того... Сейчас выяснилось, что Маяковский после революции ходил на ходу¬лях... Однажды он спал, Есенин подкрался с ножовкой и отпилил ему ходули... Маяковский застрелился.
Оля машет руками, пытаясь остано¬вить его фантазию.
ОЛЯ. У Людки заберу наш «Рассвет» - они се¬бе цветной взяли - притащу его сюда.
ВОЛОДЯ. Зачем?
ОЛЯ. Парад смотреть. На меня посмотришь.
ВОЛОДЯ. Можешь сейчас пройти. Да здрав¬ствуют труженики прилавка и их родственники! Ура. (Отходит подальше от Оли и комменти¬рует.) Вот в первых рядах шагает Фомягина Ольга. Сегодня она участвовала в воспитании своего собрата по прилавку – била его лопатой... (Ольга хватает стул и надвигается на Володю.) Вот и сейчас она пытается воспитывать дикто¬ра местного телевидения. На этом парад пре-кращается по техническим причинам!
ОЛЯ. Давай жри. Тебя с ложечки покор¬мить?
ВОЛОДЯ. С поварежечки... Я, правда, не хочу, я чай заваривал.
ОЛЯ. А ты знаешь, что от чая...
ВОЛОДЯ (перебивая). Все знаю. «У тебя от чая (противным голосом), от сахара, от соли... от жизни». Иногда я думаю, что ты оборотень! Обернулась моей сестрой! Как пришла, гундишь уже целый час.
ОЛЯ. Ладно, молчу. Ничего тебе не скажи. Я работу тебе придумала... Детское такси. Про¬дадим «Яву», все равно стоит. Купим «Запоро¬жец» горбатенький, выкрасим его как божью ко¬ровку и будем детей катать, а? Вон сколько личных машин как такси работает...
ВОЛОДЯ. Это ты здорово придумала... дет¬ское такси. А я тебе мужа нашел...
ОЛЯ. Одного?
ВОЛОДЯ. А тебе сколько нужно? Забыл, за¬был, тебе же...
ОЛЯ. Замолчи!
ВОЛОДЯ. Хорошо, «абоненту 946, просим больше не писать».
Оля быстро пошла к вешалке.
(Не дает ей одеться.) Ну, перестань.
ОЛЯ (сопротивляется, пытаясь надеть плащ, потом опускает руки). Вечерами по го¬роду шастаю, не могу дома сидеть... Уеду, уеду куда-нибудь... От прохожего рожу! Кто приста¬нет, от того и рожу. Уйду в общежитие. Тут недавно еду в автобусе, давка страшная, а ря¬дом мужик говорит: «Девушка, здесь так толка¬ются, пойдемте ко мне домой...». Если еще раз встречу, обязательно выйду... Думаешь, не вый¬ду?
ВОЛОДЯ. Не заводись. Сегодня всю ночь охотился на тараканов, ловил и красил их в разные цвета: белые, синие, зеленые – для красо¬ты. Если бы они имели разную окраску, их бы разводили как рыбок. Перед праздником, ви¬дать, затравили - они все в подвал. Тут у них вроде бомбоубежища.
 
Потоловский открыл глаза, когда Воло¬дя начал рассказывать о тараканах. Он непонимающе уставился на Ольгу. Воло¬дя сообразил, что творится в его голо¬ве.

(Громко.) Вы знаете, раньше у него такого не наблюдалось, пил как все. А тут начал кричать, что он всех пережил, все уже умерли – и Пуш¬кин, и Пастернак, а он живет. Орал, что он бронзовеет и пусть голуби гадят ему на голову. Что делать, не знаем.
ОЛЯ. Ну а раньше как он себя вел после употребления?
ВОЛОДЯ. Раньше как все, ну, кричал, что «я гений, прочь сомненья», но это вся их братия кричит.
ОЛЯ (подошла к Потоловскому). Как вы се¬бя сейчас чувствуете?

Потоловский соскочил с кровати, не надевая туфель начал делать зарядку. Он делал ее энергично, как заведенный.

ПОТОЛОВСКИЙ. Я изумительно хорошо себя чувствую. Я бодр и полон здоровья. (Присе¬дая, чуть не завалился, но вовремя подставил руку.)

Володя и Оля с трудом сдерживают смех. Ему становится жарко, он начал снимать плащ, но из кармана  выпала бутылка, заткнутая пробкой от сухого вина. Он ловко отфутболивает ее под кровать.

ОЛЯ. Что это там?
ПОТОЛОВСКИЙ (задыхаясь, садится на кро¬вать). Я не знаю. Я не знаю. Не знаю я.

Потоловский увидел Таракана, при¬севшего на край кровати.  Смотрит на Олю, повернулся. Таракан уже ис¬чез. Он так и не понял, что это было.

ОЛЯ (Володе). А ну достаньте. (Потоловский пытается что-то пока¬зать Володе, но тот, не обращая внима¬ния на его жесты, достает бутылку. Берет бутылку, рассматривает ее, открыва¬ет.) Дайте чистый прибор.

Володя подает ей стакан.

(Она наливает, делает глоток.) Да это же водка!
ПОТОЛОВСКИЙ. Не может бы-ть! Быть не может! Не может быть! (Быстро хватает стакан и залпом выпивает) Да, это водка! Это водка!

Володя и Ольга стоят в растерянно¬сти, им уже не смешно.

ПОТОЛОВСКИЙ. Эх вы, комсомольцы! (На¬ливает себе полстакана и выпивает.) Как вам не стыдно?! Над старым человеком... Я просы¬паюсь, смотрю - врач и вроде как обо мне гово¬рят, что я «ку-ку». Я-то понимаю, что я вроде как еще не совсем.
Потоловский  улыбется, глядя на  него  всем становится весело.
ПОТОЛОВСКИЙ (шутя). Вы правда не врач?
ОЛЯ. Я продавец. (Володе.) Ты знаешь, что вчера Кузьмищева отмочила? Стоим вечером вдвоем на весь зал, закрываться уже пора. Вхо¬дит мужчина, в возрасте уже. А Катька говорит: «Оля, дай-ка этому козлу решетку яиц, пусть берет и мотает скорее на хрен ». Я остолбенела. Ну, думаю, доигрались... А он хоть бы хны, берет решетку яиц и выходит. Я слова сказать не могу, а Катька ржет. Только потом, зараза, сказала, что он глухой. Она меня точно немой сделает! Хорошо, что покупатели мысли читать не умеют.
ВОЛОДЯ. Они догадываются, потому что у них такие же.
ОЛЯ. Вчера мастер твой приходил. (Оде¬лась.)
ВОЛОДЯ. «Рыба», что ли?
ОЛЯ. Какая рыба?
ВОЛОДЯ. Мастера в цехе «Рыбой» зовут, му¬жикам доигрывать всю жизнь не дает, подой¬дет, все домино перемешает, кричит: «Рыба!»
ОЛЯ. Отца на прежнее место зовут.
ВОЛОДЯ. Пусть идет... «династия Фоменко пошла по второму кругу». (Отцепил два ключа от связки.) Держи, этот от каптерки, а этот от шкафа с инструментом - он знает.
ОЛЯ. Он еще не согласился. Хочет для тебя место сохранить. Чего злишься на него?
ВОЛОДЯ. Ни на кого я не злюсь.
ОЛЯ. Я же вижу.
ВОЛОДЯ. Еще раз повтори. Журналы забе¬ри.
ОЛЯ. Больше ничего не надо?
ВОЛОДЯ. Принеси что-нибудь из жизни ду¬раков почитать.
ОЛЯ. Например?
ВОЛОДЯ. Ну не знаю, тебе же видней.
ОЛЯ. Почему... сам ты... Я ушла. (Ухо¬дит.)
ПОТОЛОВСКИЙ. Я выпью?
ВОЛОДЯ. Пей.
ПОТОЛОВСКИЙ. Может, я помешал? Изви¬ни.
ВОЛОДЯ. Все нормально, это моя сестра.
ПОТОЛОВСКИЙ. Ясно. Пью. (Выливает ос¬татки в стакан, долго держит бутылку над стаканом. Считает капли или задумался.)
ВОЛОДЯ. Проснись, Боря.
ПОТОЛОВСКИЙ. Я устал, я устал... я смер¬тельно устал.
ВОЛОДЯ. Ты откуда такой хороший?
ПОТОЛОВСКИЙ. В издательство зашел. Потом у Красильникова дома пили, чуть не под¬рались. Олега Кустова опять из плана выкину¬ли. Живые мертвым дорогу переходят. Из на¬шей компании гениев талантливые умерли, ос¬тались так... Будь здоров! (Выпивает.)
ВОЛОДЯ. Может, ты еще поспишь?
ПОТОЛОВСКИЙ. Добрый ты, Вовка, чело¬век, не гонишь меня... Паршивое время... тре¬бует так много доброты, а ее нет.
ВОЛОДЯ. А может, счастливое время, еще нужна доброта.
ПОТОЛОВСКИЙ. Ладно, чего философство¬вать, к бабе Шуре надо идти. Меценатка моя. (Встал, его сильно качнуло.) А может, ты?
ВОЛОДЯ. Она мне не даст, ты же знаешь.
ПОТОЛОВСКИЙ. Я пароль скажу, она пой¬мет, что мне плохо. (Считает деньги, стоит покачиваясь.) Ее на триста рублей штрафанули, теперь каждая бутылка по двадцать три, с на¬ценкой, пока штраф не покроет. Три раза стук¬нешь, поскребешь, а как откроет, скажи: «При¬вет, Арина Родионовна!». Она все поймет.
ВОЛОДЯ. Приду, а у нее Пушкин сидит. (Взял сумку и вышел.)

Потоловский припал к крану с водой. Когда попил и повернулся, вздрогнул: увидел Таракана, стоящего за ним.

ПОТОЛОВСКИЙ (тяжело дыша). Что, брат, тоже колосники горят? Пей.
Таракан припал к воде.
Дихлофоса нажрался? (Закрыл кран. Сел на кровать. За ним, как собака, плетется Таракан, сел, уставился на Потоловского. Что они при этом думают, одному Богу изве¬стно.)

Володя потихоньку вошел в подъезд, поднялся на второй этаж, прислушался, подошел к двери и косточкой пальца три раза стукнул... «Переведя дух и прижав рукой стукавшее сердце, нащупав и оправив еще раз топор. Раскольников стал осторожно и тихо подниматься на лестницу, поминутно прислушиваясь». ...потом, услышав шаги, поскреб дверь. Дверь распахнулась, и Володя увидел девушку. Он покрутил головой вправо и влево: понимает, что не ошибся.

ВОЛОДЯ. Здрасте...
Она выжидающе смотрела.
(Очень тихо.) А бабушка дома?
ТАНЯ (громко). Нет, бабушки нет.

Рука, сжимавшая деньги, мгновенно вспо¬тела, он почувствовал, как микробы на деньгах зашевелились и поползли. Дверь захлопнулась. Володя постоял, потом очень деликатно стукнул в дверь. Дверь от удара ногой, не успев скрипнуть, от¬крылась. Опершись одной рукой о косяк, стояла Таня.

ВОЛОДЯ. Извините, а она скоро придет?
ТАНЯ. А что?
ВОЛОДЯ. Да тут такое дело... очень нужна.
ТАНЯ. Прямо очень?
ВОЛОДЯ (пытаясь улыбнуться). Да.
ТАНЯ. Может, я вам помогу?
ВОЛОДЯ. Вот... (Наконец разжимает руку, на ладони, словно что-то живое, зашевелились червонцы.)
ТАНЯ. Подожди.
ВОЛОДЯ. Сумку возьмите.

Она закрыла дверь. Пошли минуты ожи¬дания. Для конспирации Володя встал спиной к двери и слегка облокотился на перила. Он не увидел, как из открытых дверей на него хлынула вода из ведра. Он не успел опомниться, как двери хлопнули, щелкнул замок.

ТАНЯ (из-за двери). Чтобы я больше тебя тут не видела.

Володя стоял как пугало после дождя, боясь пошевелиться. Он увидел себя со стороны, а когда, стараясь не делать лишних движений, начал снимать пид¬жак и холодная вода попала на спину, он расхохотался. Повесил пиджак на ручку дверей и стал выжимать рукава.
 
ВОЛОДЯ. Я же околею.
ТАНЯ. Ты из подъезда в подъезд – и добе¬решься. Уматывай, мне еще пол за тобой вы¬тирать.
ВОЛОДЯ. Я два месяца назад воспаление легких перенес.

Наступает молчание, открывается дверь.

ТАНЯ. Заходи. (Посмотрев на него, улыбается.)
ВОЛОДЯ. Смешно? А ты не боишься?
ТАНЯ (посмотрев на него в упор). А ты?
ВОЛОДЯ (постукивая зубами). Боюсь, а ты меня не съешь?
ТАНЯ. Раздевайся. (Идет на кухню.)
ВОЛОДЯ. За солью?
ТАНЯ. За перцем.

Володя бегло осмотрел комнату, в ней все застыло с сороковых годов. Возвращается Таня, включает утюг.

ТАНЯ. Во что же мне тебя одеть? (Открывает комод, перебирает тряпки. Кидает Володе белый кос¬тюм.) Держи.
ВОЛОДЯ. А ругаться не будут?
ТАНЯ. Не будут. Бабушка к сестре поехала.
 ВОЛОДЯ (надевает костюм). Здоровый...
ТАНЯ. Да, мельчает нынче народ...
 ВОЛОДЯ. ...И злой становится, чуть что – помои на голову.
ТАНЯ. «Чуть что»... я уже два дня оборону держу. Идут и идут и скребутся день и ночь. Скажи спасибо, что с лестницы не загремел.
ВОЛОДЯ. Большое спасибо.
ТАНЯ. Большое пожалуйста. (Выворачивает брюки и начинает сушить.)
ВОЛОДЯ. Чей это костюм?
ТАНЯ. Деда.
ВОЛОДЯ. А где он?
ТАНЯ. Деда на кладбище.
ВОЛОДЯ. Да ты зачем?.. (Снимает куртку, не решаясь снять штаны. Потом все-таки снимает и садится на стул, сложив руки на коленях.)
ТАНЯ. Какие мы!
ВОЛОДЯ. Я суеверный.
ТАНЯ. Суеверный – сиди голый.
Молчание.
Расселся, иди гладь, я поставлю чай, а то правда заболеешь - сиди с тобой.
ВОЛОДЯ. По-моему, у меня температура поднялась.
ТАНЯ. Может тебя в постельку уложить? Ложись.
ВОЛОДЯ. Вы слишком любезны.
'ТАНЯ. Да чего там, ложись... (Смотрит на реакцию.)
ВОЛОДЯ. Не добивайте меня своей добротой, а то я заплачу.
ТАНЯ. Не вынесу столько сырости. (Выходит на кухню.)

Раздаётся стук в дверь.

Кто-то постучал или мне уже мерещится?
ВОЛОДЯ. Стучали.
ТАНЯ. Когда же это кончится?
ВОЛОДЯ. «Народная тропа»... Я на кухню.

Таня открывает дверь.

ГОЛОС (бодрый). О, здравствуй... баба Шу¬ра дома?
ТАНЯ (так же бодро). Нет бабы Шуры! Все? (Она хочет закрыть дверь, но он вста¬вляет костыль.) Убери костыль, я его на твоей шее сломаю.
ГОЛОС. Да не кричи, баба Шура просила розетку посмотреть на кухне.
ТАНЯ. Мне она ничего не говорила.
ГОЛОС. Слушай, дочка, голова раскалывает¬ся, может...
ТАНЯ (кричит в комнату). Василий, тут у товарища голова раскалывается!
ВОЛОДЯ (громко рычит). Сейчас как вы¬прыгну, как выскочу – и пойдут клочки по зако¬улочкам...(Таня захлопывает дверь).Это Цыбуля приходил. Ногу года два назад ло¬мал, но с тех пор так и ходит с костылями: говорит, что не так заметно, когда пьяный, менты не пристают. А как нажрется, костыли под мышкой носит.
ТАНЯ. Ты, наверно, всех знаешь, буду к те¬бе за консультацией ходить.
Она проходит на кухню, он возвращается в комнату. Стучит по столу. Вылетает Таня и рванулась к дверям. Пнула дверь, но там никого не оказалось.
(Возвращаясь на кухню.) Еще играются, скоты.

Через минуту Володя стучит снова. Таня, с поварешкой в руках, бросается к дверям. Пнула, выбегает. Вернулась за¬пыхавшаяся. Подходит  и смотрит Во¬лоде в глаза.

ВОЛОДЯ. Убежали? (Губы предательски рас¬тягиваются        в улыбке, он не вытерпел и рассме¬ялся.)
ТАНЯ (бьет его поварешкой). Пьяница, алкаш, я тебя убью.
ВОЛОДЯ (кричит, убегая). Возьми нож, по¬варешкой долго и больно.
ТАНЯ (отдыхая). Я бы их всех поубивала. У нее тут целый синдикат. Я удивлялась, отку¬да она мне такие переводы наскребала?!
ВОЛОДЯ. Баба Шура исправляет ошибки правительства...
ТАНЯ. И берет за это проценты?
ВОЛОДЯ. А как же, дали возможность каж¬дой домохозяйке если не управлять страной, то исправлять ошибки...
ТАНЯ. А если не исправлять?
ВОЛОДЯ. Странно вы рассуждаете! Государст¬во старается для вас, идет на ошибки...
ТАНЯ. А мы такие неблагодарные.
ВОЛОДЯ. Почему я тебя раньше не видел?! На этой улице всех знаю.
ТАНЯ (пошла на кухню). Я раньше тут не жила.
ВОЛОДЯ. А где ты раньше жила?

Раздался тройной стук, слышится царапанье.

ТАНЯ (кричит). Перестань, это уже не ост¬роумно.
ВОЛОДЯ. Это не я, правда.
ТАНЯ. Не буду подходить, надоело.
ВОЛОДЯ. Кажется, я знаю, кто это. Я открою? ТАНЯ (вышла из кухни). Открой. Может хоть одного напугаешь.

Володя открывает дверь.

ПОТОЛОВСКИЙ (застыл). Тыррр...
ВОЛОДЯ. Проходи, а то холодно.
Потоловский делает шаг и останавливается у дверей. Пытается задать вопрос. Та¬ня выходит из кухни.
Чего смотришь? (Трагическим шепотом.) Вся одежда в крови... Убил я старушку... А это Лизавета - знакомьтесь.
ПОТОЛОВСКИЙ. Борис.
ТАНЯ. Лизавета...
ВОЛОДЯ. Вы нас извините, Борис, что мы в таком виде - просто не ждали... Если ты за мной, то я остаюсь. Лизавета, мы гостя чаем будем поить?
ТАНЯ. Секунду. (Ушла на кухню.)
ПОТОЛОВСКИЙ (Володе). Я не хочу чая.
ВОЛОДЯ (кричит). Борис чая не хочет, спрашивает - будем ли мы брать проценты?
ПОТОЛОВСКИЙ. Чего?
ТАНЯ (возвращается из кухни, бросает ему штаны). Одевайся и уматывай. Раскольников. Все, Борис, лавочка закрыта.
ПОТОЛОВСКИЙ. Не волнуйтесь.
ТАНЯ. Я волнуюсь?
ПОТОЛОВСКИЙ. Ну и прекрасно.
ВОЛОДЯ. Хотел только позаботиться о на¬шем бюджете.
ТАНЯ. Одевайся молча.
ВОЛОДЯ (морщится, надевая еще не про¬сохшие штаны). Не везет нам с тобой, Борис: то пионера встретим, то комсомольца... Как те¬бя зовут?
ТАНЯ. Лизавета.
ВОЛОДЯ. Лиза, ты когда-нибудь поступала в жизни не так, как тебя запрограммировали, против своей воли? Судьбу обманывала?
Таня, не понимая, смотрит на Володю.
Ты сейчас всем своим сознанием решила, что ты не дашь Борису опохмелиться, а ты возьми и обмани себя. Наперекор своей логике.
ТАНЯ. А зачем?
ВОЛОДЯ. Это же интересно. Жизнь такая скучная и однообразная. Все живут как роботы. Знают, «что такое хорошо, что такое плохо», и другого не дано... Всю жизнь предсказать мож¬но.
ТАНЯ. Если я сейчас вынесу бутылку водки, я буду непредсказуема?
ВОЛОДЯ. Ну...
ТАНЯ. А потом унесу? А?
ПОТОЛОВСКИЙ. Это, извините, будет про¬сто издевательство.
ВОЛОДЯ. Да ты не знаешь, над кем решила поиздеваться. Борис единственный в нашем городе поэт.
ПОТОЛОВСКИЙ. Не надо, не надо.
ВОЛОДЯ. Классик рядом с тобой, а ты бу¬тылку жилишь. Что о тебе потомки скажут? Я ведь это так не оставлю, напишу воспомина¬ния.
ТАНЯ. Ах, ах.
ПОТОЛОВСКИЙ. Перестань, Володя.
ВОЛОДЯ. Мы сейчас, конечно, уйдем, но я уверен, ты что-то бесконечно огромное теряешь в своей жизни. Вот сейчас ниточка порвется, и все... Нет, ты не понимаешь. Вот мне всегда страшно, когда кто-нибудь уходит... Пошли, Бо¬рис.
Они стоят  около дверей, когда Таня молча уходят на кухню, возвращается с бу-тылкой.
Как тебя зовут? Ты, Лиза, человек! (Протягива¬ет ей деньги.)
ТАНЯ. Предсказуемый... дурак, иди.
ВОЛОДЯ. Как я в людях люблю ошибаться.
ТАНЯ. Захочешь принять душ, заходи.
ВОЛОДЯ. Обязательно. Как тебя зовут?
ТАНЯ. Лизавета.

Володя и Борис выходят на площадку. Та¬ня закрывает дверь.

ПОТОЛОВСКИЙ. Ты зачем раздевался?
ВОЛОДЯ (делает загадочное лицо). Как тебе сказать... Я водки попросил, она ведро воды вынесла.
ПОТОЛОВСКИЙ. Хорошо - я не пошел.
ВОЛОДЯ. Мне -  не очень: штаны не просох¬ли.

Слышно, как, спускаясь в подвал, поет Потоловский: «Я люблю тебя, жизнь...». Двери открываются, у крана с водой вози¬лась старуха. У ее ног стоит ряд вымытых бутылок.

ПОТОЛОВСКИЙ. У нас гости!
БАБУШКА (сухонькая, подвижная, говорит очень быстро). Я, сынки, зашла бутылочки по¬мыть. А Федор-то не живет, че ли?
ВОЛОДЯ. Живет, скоро приедет.
БАБУШКА. Он мне всегда позволял. Дома-то мне воды не натаскаться. Вы на меня не обращайте, я щас домою и уйду.
ПОТОЛОВСКИЙ.(обращается к Володе) Дай чего-нибудь занюхать.
Володя нарезал сыр.
А что, мать, стопочку пропустишь?
БАБУШКА. Нет, милок, спасибо, всю жись не пила, а теперь ужо поздно начинать. Буты¬лочку отдадите, и на том спасибо.
ПОТОЛОВСКИЙ. Присядь с нами. (Ведет бабушку к столу.)
БАБУШКА. Посидеть посижу...
ПОТОЛОВСКИЙ. Хоть пригуби.
БАБУШКА. Сыру съем, крошки с утра во рту не было. (Съела кусочек сыра и встает.) Ходики-то стоят? Спасибочки вам, подаваться нужно, ехать еще к черту на кулички.
ПОТОЛОВСКИЙ. Скорая ты, посиди с на¬ми.
БАБУШКА. Нет, милок, и не проси, умая¬лась. Я бутылочки оставлю, не донести мне.
ВОЛОДЯ. По подвалу их много, я соберу.
ПОТОЛОВСКИЙ (встал, роется в карма¬нах, находит три рубля). Возьми на дорогу.
БАБУШКА. Ой, да что же это делается, за¬чем же... Дай тебе Бог... (Быстро засобиралась, поставила в сумку несколько молочных бутылок.)
ВОЛОДЯ. Заходите, когда нужно.
БАБУШКА. А как же, приду, милай, приду. (Ушла.)
ВОЛОДЯ. Тихо!
ПОТОЛОВСКИЙ. А?
ВОЛОДЯ. Слышишь? Ходики затикали. Вы¬шел поужинать.
ПОТОЛОВСКИЙ. Кто?
ВОЛОДЯ. Таракан... он в часах живет, по ночам выходит ужинать, и тогда часы идут.

Потоловский встал, пошел со стаканом к раковине, налил воды. Пьет и смот-рит на бутылки.

ПОТОЛОВСКИЙ. Интересно, доживу я до пенсии или выпнут меня из Союза? Тоже буду бутылки собирать.
Таракан щеткой чистит пиджак Потоловского.
Костюм, видишь, мать из сундука достала... В издательстве когда работал, сборники выходили, костюмы менял после каждой большой пьянки, пижонил. А мать костюмы чистила – и в сундук. Как в воду глядела... (Выпивает.) Видишь, ка¬кая дальновидность! И костюм нормальный, ты видишь?
ВОЛОДЯ. Отличный костюм, и главное - мод¬ный. Все повторяется. Время пошло вспять.
ПОТОЛОВСКИЙ. Слушай, а что если снова к Лизавете сходить?
ВОЛОДЯ (смеется). Теперь ты иди.
ПОТОЛОВСКИЙ (выпивает). Хорошая дев¬чонка. Я не знаю, что со своей делать. Техникум бросила, связалась с курсантом: он тоже молодой, но ушлый. Они уже там замесили... он ее к какой-то бабе на аборт повез, она от нее убежала... Лежит в своей комнате, подруги приходят, она себя героиней чувствует. Из клас¬са первая рожать будет. Скоро стану дедом. Как ты считаешь, нужно мне с ним поговорить?
Володя лежит с закрытыми глазами, слушет Потоловского, но думает о своем.
А вообще-то какой я им советчик? А, Володя? Она мне заявляет: «Я его не люблю и замуж за него не пойду, хоть он и предлагает». В кровать легла, а замуж не пойду... Не любит, пусть лучше одна живет? Сегодня это в норме... А, Володя? Ты молодой, объясни мне.

Потоловский поставил недопитую бу¬тылку в карман и выходит. Володя встал, подошел к выключателю. Выключил свет, постоял в темноте, снова вклю¬чил.

ВОЛОДЯ. Я есть. (Выключил.) Меня нет... Чего тебе хочется? К Лизавете хочется сходить? Нельзя тебе туда. Учти, я тебя предупредил.

Володя проходил мимо ресторана, когда хлопнули двери. Из ресторана выбежал какой-то парень. Он кричит что-то на своем языке. За ним выскочили несколько человек. Парень бежит в Володькину сторону. Его сбили, начали пинать. Володя стал растаскивать, кричать. Среди пинавших он узнал Лешку, парня из его цеха.

ВОЛОДЯ. Леха, уйми своих, подожди.
ЛЕХА. Ты чего?
ВОЛОДЯ. Ну вы что, нельзя сейчас!
ЛЕШКА. Друг твой?
ВОЛОДЯ. Мужики, отпустите! Нодар это... Вставай, Нодар.
ГОЛОСА. Уводи его. Козлы, совсем оборзели. Пошли, такой танец испортил...
ВОЛОДЯ (помогает ему встать, платком вы¬тирает кровь на лице). Извини их, нажрались. Они ничего не понимают. Нас всех извини. У меня в армии друг был, Нодар Момцелидзе...
ПАРЕНЬ. Я не грузин, я из Армении.
ВОЛОДЯ. Все равно извини.
ПАРЕНЬ. Я в гостинице живу, давай зай¬дем.
ВОЛОДЯ. Извини, не могу, спешу к девуш¬ке.
ПАРЕНЬ. А... как тебя зовут?
ВОЛОДЯ. Володя.
ПАРЕНЬ. А меня Арам.
ВОЛОДЯ. Ну, давай. Арам, пошел я. Тут колонка за углом.

Володя стоит перед ее дверьми. Тихо стучит три раза. Таня открыла дверь и почти не удивилась. Не закры¬вая дверь, отступила, давая ему дорогу. Володя проходит и снова сел на стул. Та¬ня встала  напротив. Помолчали. Поулыбались.

ТАНЯ. У меня было предчувствие, что ты идешь.
ВОЛОДЯ. У меня тоже. Знаешь, почему я пришел? Догадываешься?
Таня делает загадочное лицо.
Борису не хватило... (Он увидел, как загадка улетучилась с ее лица, и рассмеялся.) Я шучу, шучу.
ТАНЯ (тоже смеётся). А где он сейчас?
ВОЛОДЯ. Спит. Вернее, сочиняет. Он часто выдает стихи, написанные во сне. Последнее стихотворение было о белом карандаше.
ТАНЯ. Я думала, о белой горячке.
ВОЛОДЯ. Помню только, что он записывает белым карандашом свое самое гениальное сти¬хотворение... Белым карандашом на белой бу¬маге... и когда проснулся...
ТАНЯ. Ты черным записываешь?
ВОЛОДЯ. Я рисую. По ночам крашу спины тараканам в разные цвета.
ТАНЯ. Интересно. А днем?
ВОЛОДЯ. Днем я обижаюсь. Сделал вид, что меня обидели, лежу и обижаюсь.
ТАНЯ. Где же могли обидеть такого замеча¬тельного человека?
ВОЛОДЯ (как маленький ребенок). На заво¬де...
ТАНЯ. Ну не плачь, что же ты там делал?
ВОЛОДЯ. Я там фрезеровщиком работал.
ТАНЯ. Ты совсем не похож на рабочего.
ВОЛОДЯ. Да? А на кого я похож?
ТАНЯ. Не знаю, но не рабочий.
ВОЛОДЯ. Наверно, поэтому я и ушел. Если не похож, что мне там делать?
ТАНЯ. А на что вы живете, сударь?
ВОЛОДЯ. Бегаю, поэтам водку покупаю.
ТАНЯ. И тебе хватает?
ВОЛОДЯ. У, знаешь, как они пьют!
Они смеются.
Я впервые почувствовал себя человеком. Сплю, гуляю, читаю. Не тащусь по утрам в душном автобусе. Не трачу времени на людей, которые мне несимпатичны. Потоловский говорит, что у меня «болезнь строя»: я устал видеть грудь чет¬вертого человека. Выпрыгнул из автобуса, и все...
ТАНЯ. А если все выпрыгнут, что будет?
ВОЛОДЯ. Все не выпрыгнут, они привыкли. Это старые газеты?
ТАНЯ. Старые. А что, ты еще вторсырье со¬бираешь?
ВОЛОДЯ (смеется). Да нет, я просто люблю старые газеты читать. Нравится читать, как нас дурачили, и чувствовать себя умным... Лучше понимать, как дурят сегодня.
ТАНЯ. Забирай.
ВОЛОДЯ. Я принесу.
ТАНЯ. Не надо, умней.
ВОЛОДЯ. А ты где работаешь?
ТАНЯ. Учусь, в медицинском.
ВОЛОДЯ. Правда?
ТАНЯ. Отец женился, вот я и у бабушки. Хорошо что в вашем городе медицинский есть. А что тебя так удивило?
ВОЛОДЯ (помолчав). Жена у меня была медиком.
ТАНЯ. А сейчас она где?
ВОЛОДЯ. Где? Дома, наверное: рецепты вы¬писывает, каждый вечер садится и выписывает рецепты больным... Она заранее заполняет, говорит, что других лекарств все равно нет. Тебе это тоже грозит. (Подошел к дверям.)
Она смотрела на его спину и мысленно молила, чтобы он не уходил.
Каждый день жду, что придет письмо или друг приедет. Дни ожидания непонятно чего... Од¬нажды... Как тебя зовут?
ТАНЯ. Таня.
ВОЛОДЯ. Таня... Однажды с бабушкой я продавал ромашки, только не белые, а сирене¬вые такие. Бабушка куда-то ушла, а я остал¬ся... Цветы никто не покупал, и так мне обид¬но стало, что я заплакал. Какая-то женщина спросила: «Что ты плачешь?» Я сказал, что зуб болит. Она все поняла, порылась в карманах, но ничего не нашла. Так никто и не купил мои ромашки...
ТАНЯ. Ты принес их мне?
ВОЛОДЯ. Возьми их...

Конец первого действия.































ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Снилась красная река. Бурые волны пе¬рекатывались под звуки марша. Пригля-девшись, Володя увидел спины идущих рядами тараканов. Вдруг, к своему удивлению, среди тараканов он увидел себя. Голова, как топляк, выныривала среди волн. Володя стал задыхаться, он тонул. Володя проснулся; когда открыл глаза, увидел, как Таракан под марш с улицы исполняет странный танец - что-то среднее между брейком и строе¬вым маршем. Гремя бутылками, в под¬вал вошла баба Нюра.
БАБУШКА. Ты уже извини меня, сынок, сегодня такой день, богатый день, дома грех си¬деть. Спину надсадила. Кружу, кружу, не пущают никуда. Ироды. (Выставляет бутылки.) На воздух чего не выйдешь? Прошелся бы... там девок много, сидишь тут как ведмедь. Меня баба Нюра зовут, я тут раньше часто Федору варила.
ВОЛОДЯ. У вас пенсия маленькая, баба Нюра ?
БАБУШКА. А у меня, сынок, пензии вовсе нету. Ноженьки кормят, только бы не отказали.
ВОЛОДЯ. Одна живете?
БАБУШКА. Нет, не одна. Собака есть, Пират. Квартиранты жили, телевизор оставили, да сгорел он, а так браво с телевизором. Сгорел.
ВОЛОДЯ. А что сгорело?
БАБУШКА. Что сгорело? А... сгорело, откель мне знать-то? Не кажет, и все.
ВОЛОДЯ. Надо посмотреть. Живете вы где?
БАБУШКА. Как Собачий мосток перейдешь, в проулке последний домик мой. Дальше дачи пошли. Я раньше там подрабатывала, у Шурыгиных полы мыла. Бросила. И ведь ученый че¬ловек. Разве так можно? Найду жалко. Смотрю, Пират трется спиной, а она стоит как вкопан¬ная, только оскалилась, вот так. Он, веришь ли, чучело из нее сделал. Тряпками набил. Гово¬рит, кормить не надо, и собака во дворе вроде замка. Это же надо! И ведь ученый человек. Так измываться над животиною. Я все боялась, что Пират Шурыгина загрызет, перестала хо¬дить к ним... Заболталась - там, поди уж, налете¬ли... Они на машинах собирают, вороны. Толь¬ко бутылочку заприметишь, уже схватили. (На¬правилась к дверям.)
Володя умылся, поставил чайник. На улице гремела музыка. Он встал напро¬тив окна и смотрел на плетущиеся но¬ги; подбежала и обнюхала окно собака. Присел маленький мальчик и что-то поднял из праздничного мусора. Володя резко отвернулся. Взял таз, поставил его на табуретку. Из маленького чемо¬данчика достал чистую рубашку. Разделся, собираясь вымыть голову. Услышал, что кто-то спустился в подвал и не может отыскать дверь. Володя толкнул дверь и увидел отца. Он, молча, вошел, оглядывая подвал, застыл около сто¬ящих у раковины бутылок.

ОТЕЦ. Не пойму, напили столько или соби¬раешь?
ВОЛОДЯ. Собираю.
ОТЕЦ. Хорошо устроился.
ВОЛОДЯ. Не жалуюсь.
ОТЕЦ. Сколько штук в день?
ВОЛОДЯ. Много.
ОТЕЦ. На помойках собираешь?
ВОЛОДЯ. По подъездам хожу. У меня несколько домов, «Дворянские гнезда». Галстук надеваю и хожу. Милиционер туда только в галстуке пускает.
ОТЕЦ. Так ты дворянином заделался?
ВОЛОДЯ. Дворянином.
ОТЕЦ (отдает сверток). Мать тебе настряпала.
ВОЛОДЯ. Это лишнее, у меня все есть. Разве что от мамы.
ОТЕЦ. Скушайте, ваше величество. Как за стол садимся, мать о тебе начинает говорить, кусок в горло не лезет.
ВОЛОДЯ. Не знаю, чем вам помочь.
ОТЕЦ. Может, наш дворянин поработает на заводе, а не будет ключи посылать? Или он ду¬мает, что я за него буду работать?
ВОЛОДЯ. Я никого не просил.
ОТЕЦ. В город выйти стыдно... вырастил тебе смену... на кого ты похож? Что, так и будешь бутылки собирать? Валера вчера звонил. Пять сотен заколачивает, и не чешись. Вера родила, четыре кило... (Помолчал и опять за свое.) Вовка, такое место, сколько я инструмента насобирал, а... Вчера с Лешкой разговаривал, у них запарка полная. Отнесу ключи, потом локти кусать будешь.
ВОЛОДЯ. Ключи Михалычу отдай.

Помолчали.

ОТЕЦ. Дома стол уже собрали, наверно. Пойдем?
Володя отрицательно покачал головой.
Не хочешь домой, давай тут справим. (Достал из кармана бутылку коньяку.) Праздник как-никак, и за внучку.
ВОЛОДЯ. Я не пью теперь.
ОТЕЦ (улыбнулся). Значит, мужики правду говорили, что ты с «торпедой» ходишь?
ВОЛОДЯ. Просто пить с ними не хотел. По¬мнишь, я с легкими лежал? Когда вышел, ска¬зал, что «торпеду» вшили. Поверили. Устал я пить,
ОТЕЦ. Ты бы хоть предупреждал, а то я чуть ящик не проспорил.
ВОЛОДЯ. Надо было спорить. Мамед так поверил, что после собрания ко мне подошел и шепчет на ухо: если я еще выступать буду, мне водочки в компот плеснут. Я сделал вид, что напугался, неделю с собой обед носил.
ОТЕЦ. Мамед?
ВОЛОДЯ. Не надо никаких выяснений. Я себя с трудом переношу, а ты завод... Я как к ней схожу... Все, короче... Ты мне коньяк не оставишь? Отдать нужно.
ОТЕЦ. Бери, это мать мне его всучила, ты же знаешь, я коньяк не очень.
ВОЛОДЯ. Я мотоцикл продам, ты не возра¬жаешь? Половина твоя.
ОТЕЦ. Давай теперь считаться начнем. Что матери сказать?
ВОЛОДЯ. Зайду.
ОТЕЦ. Может, снять ремень да всыпать те¬бе?
ВОЛОДЯ (рассмеялся). Всыпь, батя, всыпь.
ОТЕЦ (подошел к двери). Ты бы хоть по¬брился, дворянин. Лезвий принести?
ВОЛОДЯ. Негоже дворянину «Невой» скоб¬литься.
ОТЕЦ. А других нету. (Ушел.)

Володя стоял, слушая его шаги. Поста¬вил коньяк в карман куртки. Стянул свитер, намылил хозяйственным мылом голову. Вошли два мужика, по виду явно не демонстранты, они были в за¬саленных фуфайках. У маленького в ру¬ках была сумка, из которой торчал га¬зовый ключ. Второй держал горящий фонарик синими от наколок руками.

МЕЧЕНЫЙ. Ты чего, братка, живешь тут? Ясно. Надо воду перекрыть.

Они прошли в угол, искали стояк горя¬чей воды. Из угла вышел недовольный Таракан, сел около кровати.

МАЛЕНЬКИЙ. Гошка стояк менял, засра¬нец. Как ни проверишь, так стояк без крана.
МЕЧЕНЫЙ. Я его, козла, заставлю пальцем затыкать. Иди дом перекрой.
МАЛЕНЬКИЙ. Ключ от элеватора в какой квартире?
МЕЧЕНЫЙ. Замок там просто висит. Пере¬крой, а я поменяю, минут через пять вклю¬чишь. Сюда приходи.

Они вышли. Таракан вернулся в свой угол. Володя вытер голову, лег на кро¬вать, наклонился, достал из-под крова¬ти старую газету. Вернулись веселые сантехники.

МЕЧЕНЫЙ. Че пишут?
ВОЛОДЯ. Да так, про сантехников: плохо ра¬ботают.
МЕЧЕНЫЙ. Ну-ка дай!
ВОЛОДЯ. Шучу! Директор фабрики проворо¬вался.
МЕЧЕНЫЙ. Из партии выпрут, и все - нашего брата сразу за это (показал) и к потол¬ку. Дай, братка, стаканы.

Володя дал два стакана, достал три пирожка, один взял себе.

МАЛЕНЬКИЙ. А себе стакан?
МЕЧЕНЫЙ. Это он про тебя забыл. (Засмеялся¬.)
ВОЛОДЯ. Я не пью, болею.
МЕЧЕНЫЙ. Смотри, дело хозяйское. (До¬стал из сумки бутылку, погладил ее.) Она сует мне червонец, я ей говорю: «Оберни, хо¬зяйка, им трубу, чтобы не лилось, чего я с ним сегодня делать буду?». Смотрю- несет.
МАЛЕНЬКИЙ. Вздрогнули.
МЕЧЕНЫЙ. Пирожки домашние?
ВОЛОДЯ. Нет, подвальные.

Меченый доволен, улыбнулся.

МАЛЕНЬКИЙ. Скажем, труба по шву лоп¬нула.
МЕЧЕНЫЙ. Не гнуси, Чарли. Задвижка не держит – раз! Гошка вентиль на стояк не поста¬вил - два. А в-третьих, я тебя еще горячей во¬дой ошпарю. (Заржал.)
МАЛЕНЬКИЙ. Я знал, что ты мне друг. Наливай.
МЕЧЕНЫЙ. У тебя юла... закрутилась, сядь, прижми. (Володе.) Брось глаза портить. Я когда вижу кого-нибудь с газетой - мне кажется, он на горшке сидит! Ха-ха... Ты говоришь- мы плохо работаем... Анекдот слушай. Американцы запу¬скают космический корабль - он падает, запуска¬ют - он падает. Замучились. Причину установить не могут. А тут наш сантехник эмигрировал, по политическим соображениям...

Створка окна в подвале с треском от¬крылась, все оглянулись. В окно полете¬ли портреты, огромные красные цветы, влетел флаг и воткнулся наконечником в пол. Первым опомнился Меченый.
Кинулся к окну. Хотел что-то крикнуть в окно, потом сорвался и бросился на улицу.

МАЛЕНЬКИЙ. Псих, убьет кого-нибудь!
ВОЛОДЯ. Демонстрация кончилась...

Через минуту вернулся Меченый.

МЕЧЕНЫЙ (развел руками). Умотали. Жал¬ко.
МАЛЕНЬКИЙ. Садись, я разлил.
МЕЧЕНЫЙ. Вот же падла... Не откупились бы. Верняк две бутылки ушло.
МАЛЕНЬКИЙ. Еще заработаем, пошли.
МЕЧЕНЫЙ (огрызается). Заработаем. Тебе это раз плюнуть... (Володе.) В детском садике хомут поставит – трояк, никто не знает, что он сам эти дырки делает. Я сейчас пойду и сдам тебя. Паскуда.
МАЛЕНЬКИЙ. Не шуми. Давай допьем и пошли.

Стали собираться.

ВОЛОДЯ. Пару хомутов дюймовых оставьте, свищи замучили.
МЕЧЕНЫЙ. Дай-ка сумку. (Вытащил связку хомутов.) Бери. Ну, будь, братка.
ВОЛОДЯ. Пока.

Они вышли. Володя подошел к куче транспарантов, поднял чей-то портрет, посмотрел, бросил в кучу. Вытащил знамя, поставил его к стене. Выключил свет и вышел. Темнота. Зазвучала стран¬ная музыка, словно гимн играют на 78 оборотов. Вылезли тараканы, каж¬дый из кучи транспарантов берет себе «оружие». Началось побоище. Тараканы - как вениками в бане, начали хлестать друг дру¬га цветами. Портреты от удара выле¬тели из рамок, в них оказались «жи¬вые лица». Бой продолжился, и нет ему конца...
Квартира Тани. Володя еще не посту¬чал, как перед ним открылась дверь.

ТАНЯ. Я тебя в окно увидела.
ВОЛОДЯ. Я долг принес. (Снял куртку, до¬стал из кармана коньяк.)
ТАНЯ. Нет, коньяк не пойдет, вы же водку брали... Поэтому коньяк мы выпьем.
ВОЛОДЯ. Давай, только я не пью.
ТАНЯ. Я тоже, но сегодня праздник.
ВОЛОДЯ. Честно, я совсем не пью, уже пол¬года.
ТАНЯ. Ладно, мы помаленьку, по пять граммов.
ВОЛОДЯ. По шесть. Я выиграл.
ТАНЯ. Телик включить? Правда, мутно по¬казывает.
ВОЛОДЯ. Его, наверное, бабе Шуре в приданое дали. Не надо.
ТАНЯ. Не надо, значит, не надо.

Таня пошла на кухню. Володя подошел к окну. Таня вернулась, поставила на стол тарелки, подошла к Володе.

ВОЛОДЯ. Тебе не кажется, что собаки пони¬мают о нас что-то такое, что мы о себе не зна¬ем, что нам просто не дано понять? Смотри, смотрит на нас, чует, что о ней говорят.
ТАНЯ. У тебя глаза как у собаки.
ВОЛОДЯ. Да? Которая на цепи сидит?
ТАНЯ. Снимай ошейник и садись к столу.

В двери кто-то постучал. Таня посмот¬рела на Володю, они улыбнулись. Таня открыла дверь, перед ней стояла незнакомая девушка.

ДЕВУШКА. Позовите Володю.

Володя по голосу узнал Валю и повер¬нулся. Встал, быстро надел ботинки и вышел.

ВОЛОДЯ. Я сейчас.
Валя смотрела на него, отвернулась и заплакала.
Следишь?
ВАЛЯ. У подвала стояла, не могла зайти. Ты вышел, я за тобой.
ВОЛОДЯ. Зачем?
ВАЛЯ. Не знаю. Прости меня.

Она зарыдала и бросилась бежать вниз по лестнице. Володя постоял в подъезде и вернулся в квартиру. Прошел, сел на стул.

ТАНЯ. Жена?
ВОЛОДЯ. Да.
ТАНЯ. Она тебя любит...
ВОЛОДЯ. Это другое.
ТАНЯ. У нее взгляд безумный.
ВОЛОДЯ. В марте... у нас дочь умерла...
ТАНЯ. Извини.
ВОЛОДЯ. Зачем она приходит? Это невыносимо. Я не могу ее видеть. Когда Наташа умерла, между нами встала вина... Нервы не выдерживают, часто хочется кого-то обвинить, но... я видел, она сама страдает. Я хотел сказать ей много утешительных слов, но я не мог... что-то порвалось у нас, во всяком случае, у меня к ней. Этого не вернешь. Я иногда ясно понимаю, что я умер вместе с ней. На все я теперь смотрю ее глазами. Я понял, что нас давно не считают за людей. Живем в блевотине… «Общественное выше личного». Эта бестолковая жизнь с работой, пьянкой, собраниями. Все это не стоило одного ее слова: «Папа, нарисуй мне кораблик». (Встал, надел куртку.) Я пойду.
ТАНЯ. Давай выпьем.
Володя открыл бутылку и налил боль¬шие фужеры. Молча, посмотрев друг на друга, выпили.
Поешь.
ВОЛОДЯ. Нет.

Он наклонил голову к ее голове, быстро вышел,
Подвал. Трое молодых, «джинсовых» парней. Юра с Виталькой мерили ру¬леткой площадь подвала. Юра записы¬вал в блокнот.

ЮРА. Звонил вчера, вы где пропадали?
ВИТАЛЯ. В кабак затащил, неутомимый.
ЖЕНЯ (развалившись на кровати). Юлька посадила нас к двум телкам, говорит: у них го¬ре. Подсаживаемся. Фотография на столе. Они обе жены одного мужика- первая и вторая, а он не то разбился, не то убили. Сидят, бухают. Мы тоже с ними погоревали, потом к Витальке на фазенду поехали. Я решил проверить, что за подружки.
ВИТАЛЯ. Не ты, а я, тебе уже хоть кого было подавать.
ЖЕНЯ. Короче, выходим из машины, вроде за пойлом зайти. Плейер я оставляю включен¬ным. Прослушали. (Смеясь.) Витальку они прыщавым козлом назвали...
ВИТАЛЯ. Тебя пидаром толстозадым.
ЖЕНЯ. Не сочиняй, это не вчера. Приедем, я дам послушать. Главное, не умер у них ни¬кто - они так в кабак просятся.
ЮРА. И чем дело кончилось?
ЖЕНЯ. Покувыркались, потом выгнали...
ЮРА. Если эту стенку убрать, человек сто пятьдесят втолкать можно.
ВИТАЛЯ. А можно ее убрать?
ЮРА. Можно, она не несущая.

Когда хлопнула входная дверь в подвал, Женя соскочил с кровати, подбежал к выключателю. Погас свет. Открылась дверь, вошел Володя; не включая све¬та, он прошел по световой дорожке до кровати. «Засада» услышала рыдания и не знала, что делать. Прошло время, первым не выдержал Виталя.

ВИТАЛЯ. Ты чего, парень?! Чего плачешь?
ВОЛОДЯ (повернулся, размазал рукой слезы). Чего надо?
ВИТАЛЯ. Поговорить.
ВОЛОДЯ. Говори, только быстрее. (Загорелся свет. Увидел парня уже приходившего в подвал.) А, видеомальчики.
ЖЕНЯ. Девочки... Не груби.
ВИТАЛЯ. Подожди, Жека. Мы пришли по-хорошему поговорить.
ВОЛОДЯ. А что вас так мало пришло «по-хорошему поговорить»?
ЖЕНЯ. Для тебя хватит.
ВИТАЛЯ. Ты «наших планов громадье» срываешь.
ВОЛОДЯ. Я?
ЖЕНЯ. Ты только дурачком не прикидывайся. Домоуправ тебя предупреждал! Вот покажи нам, как ты бегаешь.
ВОЛОДЯ. Уже бегу.
ВИТАЛЯ. Давай нормально договоримся, че¬го ты хочешь?
ВОЛОДЯ. Я ничего не хочу.
ВИТАЛЯ. Сам не хочешь и нам не даешь. (Достал пачку червонцев и на глаз отделил половину.)
ЖЕНЯ. Ты зачем?
ВИТАЛЯ. Спокойно, Жека. Возьми, только чтобы завтра тебя тут не было. (Положил день¬ги на стол.)
ВОЛОДЯ (взял со стола деньги). Это мои деньги?
ВИТАЛЯ. Твои.
ВОЛОДЯ. Я тебе дарю их, только чтобы я вас сейчас не видел... Что, мало? Сколько да¬ли... могу рубль добавить. (Роется в карманах, достает мелочь.) Вот еще двадцать копеек. (Бросает на стол, они со звоном падают на пол.)
ЖЕНЯ. Ты видишь? Это же баран с рогами.
ВОЛОДЯ. Сам ты баран. Я тебе говорил, что это не мой подвал. У Феди квартиры нет, этот подвал его квартира. Что вам, подвалов мало?
ВИТАЛЯ. Этот в центре города. Давай мы найдем тебе подвал, только не в центре.
ВОЛОДЯ. Мне не надо.
ЖЕНЯ. Надоело, сказка про белого бычка. Если бы ты не ныл тут как баба...
ВОЛОДЯ. Пожалел... зря, ты не жалей!  Ну, Тузик...

Женя начал обходить кровать. Володя нагнулся, взял пустую бутылку, ударил ее о козырек кровати. В руках он де¬ржал горлышко с острыми краями. Про¬делал он это очень спокойно, даже нехо¬тя.

ВИТАЛЯ (остановил Женю). Тихо, не надо, все проще: как до меня сразу не дошло! Пошли. Завтра его тут не будет. (Закрывая дверь.) До завтра, парниша.

Когда захлопнулась дверь, Володя со злостью бросил горлышко в дверь и упал на кровать. Через минуту откры¬лась дверь, вошел Юра, подошел к кро¬вати.

ЮРА. Тут Женька валялся, ключи от маши¬ны найти не можем.
Володя встал, отошел в сторону.
Нашел ключи, посмотрел на Володю, хотел идти.
Завтра менты придут... Ты не подумай, я не пугаю, просто на всякий случай...

Володя повернулся, они посмотрели друг на друга. Юра вышел. Володя ходит по подвалу. Сел на кровать. Из своего угла вышел Таракан с белой полосой и сел рядом.

ВОЛОДЯ. Если бы мы могли поменяться с тобой местами.
Таракан встал.
 Нет, ты не понял, садись.
 Помолчали.
Если бы я стал тараканом, я бы никогда не встречался с людьми. Не хочу, чтобы чья-ни¬будь подошва была моим небом. Я боюсь лю¬дей в любой форме, я не хочу встречаться с любым начальником. У них  дикое желание раздавить. Я бы жил в норе и каждое утро вы¬лазил полюбоваться солнцем и чистым небом.

Володя встал и пошел к выходу. Тара¬кан пытался что-то ему сказать, но не смог. Володя выключил свет и вышел. Темнота. Слышен вой сирены. Звучала металлическая музыка. Кто-то бегает с фонариками в руках. Весь свет они направили на Таракана с белой полосой на спине. Он быстро снял с себя тараканью «кожу», остался голый и побежал к свету. Фонарики погасли, свет померк, раздался предсмертный вопль. Темнота. На месте, где упал Го¬лый, зажглась свеча.
Володя остановился перед Таниной дверью, но не стал стучать. Спустился к почтовым ящикам, встал,закурил. Таня открыла дверь, выглянула, никого не увидела и закрыла дверь. Володя по¬стоял еще несколько минут и вышел. Улица. К Володе подошел парень, он был в одной рубахе и тапочках на босу ногу.

ПАРЕНЬ. Закурить не дашь?
ВОЛОДЯ. Дам. (Протянул пачку.)

Парень вытащил сигаретку.

ПАРЕНЬ. А две можно?
ВОЛОДЯ. Бери все, у меня есть.
ПАРЕНЬ. Вот спасибо. (Подал рубль.) Возьми.
ВОЛОДЯ (закричал). Да что вы все! (Быст¬ро пошел.)

Парень догнал его, в одной руке он де¬ржал тапочек.

ПАРЕНЬ. Да ты не обижайся. Я после по¬ездки спал, проснулся, курить хочу, хоть уда¬виться. Думал, у таксиста куплю. (Надел тапо¬чек.)
ВОЛОДЯ. Да ладно.
ПАРЕНЬ. Давай и спичку. (Закурил.) Я еще праздник не справлял. Если есть желание, пойдем у у меня литра стоит.
ВОЛОДЯ. Я уже справил, спасибо. Пошел я, пока.
ПАРЕНЬ. Смотри. Надумаешь – приходи, (показал на дом.) 22-я квартира.

Володя ушёл. Парень курит и смот¬рит  ему вслед.
Володя спустился в подвал, навстречу встал Потоловский.

ПОТОЛОВСКИЙ. А я зашел, тебя нет. Род¬ственники к нам приехали. Ветерана какого-то спаивают, чтобы он им машину купил, все хва¬тают... Я у тебя переночую.

Володя снял один матрац с койки и бросил его в ванну.

ВОЛОДЯ. Ты трезвый, что ли?
ПОТОЛОВСКИЙ. Не знаю. Дома еще полбу¬тылки стоит. Но уже бесполезно. Странный се¬годня день... С издательскими зашли в парк, принять. Мирились. Расположились около Льва Николаевича, «непротивляемся злу насилием». Вдруг Толстой звуки стал издавать. Стоим, гла¬за друг на друга пучим... У постамента фанер¬ка отгибается, вылезает собачка... Посмеялись, конечно. Но сколько потом ни противлялись, не пьянею, и все... Там же много памятников, а она в Толстом жила. Так захотелось, чтобы у меня на могиле собака жила  дурь какая-то...
ВОЛОДЯ. Бронзовеешь.
ПОТОЛОВСКИЙ. Деревенею... Я не Серван¬тес... Время уже ничего не прибавит. Сначала даже интересно стареть, открываешь для себя многое... других лучше понимаешь... Потом надоедает.
ВОЛОДЯ. Сестра узнала тебя, ты в школе у них читал.
ПОТОЛОВСКИЙ. Да, правда? Ты врешь?
ВОЛОДЯ. Правда. Она сказала, что раньше ты на Маяковского походил.
ПОТОЛОВСКИЙ. Мне говорили. Раньше во¬обще к поэзии другое отношение было, везде приглашали, поклонницы звонили. Меня одна в Ялту увезла... В провинции, Вовка, огромный талант нужен. Нет, я не выдержал. Пока моло¬дой был, работал много, постоянно мучился, думал, ходил как пьяный... Пил, чтобы отрез¬веть. «Опьянение мыслью», так я этот феномен называл...
ВОЛОДЯ. Я думал, почему у нас такие оче¬реди за водкой? Все хотят быть трезвыми.
ПОТОЛОВСКИЙ. Теперь от пустоты пью. Я туг недавно «хороший» был, в трамвае читал. Все притихли. «Пустыню» читал, один мужик остановку проехал, заслушался... Такой гжелью меня потом покрыл... (Смеется, подходит к ванне, становится в нее.) Я, наконец, понял, что томило меня столько лет... Володька, я просто опоздал или забыл застрелиться. Я лет двадцать живу с другой стороны жизни. Я возвращаюсь! (Ложится в ванну.)

Володя лег на кровать, глаза открыты. Виделся Володе сон или кошмар будуще-го?
Дом не дом, конура. У буржуйки возится баба Нюра.

НЮРА. Ты бы встал, лешак тебя побери, во¬ды ни грамма нет. (Прошло время.) За водой-то пойдешь? Я вон бидончик принесла.

На кровати зашевелилась груда тряпья, из нее, в фуфайке, вылез седой ста¬рик. Только по голосу можно узнать прежнего Володю.

ВОЛОДЯ. Ты че ни свет ни заря соскочила, всю ночь Пират выл, теперь ты ходишь, гре¬мишь.
НЮРА. Вставай, пойдем очередь занимать. Мне одной мешок-то не упереть.
ВОЛОДЯ. Может, не пойдем сегодня?
НЮРА. Что еще?
ВОЛОДЯ. Сны хорошие сегодня снятся.
НЮРА. Жрать тогда не проси.
ВОЛОДЯ. Да пошла ты...
НЮРА. Пошла я, пошла. (Ушла.)

Володя встал, помочился в ведро, пола¬зил по кастрюлям, чего-то проглотил и снова залез на кровать. Послышалось сопение. Из-под кровати выполз Чис¬тый таракан, полез по кастрюлям.

ВОЛОДЯ. Нюра, имей же совесть, Пират всю ночь выл. (Выглянул из-под одеяла.) Ты кто такой?

Со всех сторон стали вылезать и вста¬вать на две ноги тараканы. В лапах они держали банки с краской разных цветов. Они окружили Володю, звучал строевой марш. Володя стал вырываеться, оставляя в лапах одежду!

ВОЛОДЯ (закричал). Я не хочу! Это сон, я сейчас проснусь! (Сорвал парик с сединой.) Бо¬ря, разбуди меня!

Тараканы начали красить кровать, стол и все, что попало им под лапы. Володя попытался увернуться от кис¬тей. Наконец он пойман. Тараканы на¬валились на него, сейчас начнут кра¬сить. Слышен крик: «Разбуди меня!». Крик усилился, кажется, что закричала огромная толпа.

Чистый таракан закрыл занавес.




Улан-Удэ