Снизу вверх

CНИЗУ ВВЕРХ

1

     И так всегда: когда ты никуда не спешишь, пролетаешь эти кварталы вмиг, но стоит начать опаздывать, и обязательно какой-нибудь идиот припаркует грузовик так, что ни туда ни сюда. Головы бы откручивал таким. Правильно говорят, что опаснее стоянки манёвра нет. Хорошо ещё, недалеко ушёл, иначе пришлось бы торчать там чёрт знает сколько. Всё-таки опоздаю, видимо, – ненавижу опаздывать. Но когда другие приходят вовремя, это ужасно бесит. Как будто хотят показать, какие они правильные и точные, и боже упаси появиться минутой позже – будут смотреть так, словно ты хуже грязи. А уж адвокатишки все наперечёт такие. Мнят из себя полубогов, а любой из них и яйца выеденного не стоит. Этот как будто не так уж плох, но тьфу – им нужны только деньги и самоутверждение. Надеюсь, не придётся с ним долго возиться, да и со всей этой галиматьёй надо разобраться поскорее. Затянули брак – так не стоит затягивать ещё и развод.
     Хорошо, что условились встретиться в кафе. Терпеть не могу кабинеты юристов. Как будто паучье логово. На свежем воздухе у них сил поменьше. Да и кафе это – как бишь там оно называется? – не дорогое, но добротное. Всё равно ведь придётся платить по счёту, а разоряться на питание бывшей жены и адвоката – то ещё удовольствие.
     Ну вот и доехал. Всё-таки опоздал на пять минут. Он, конечно, на месте уже, сидит нога на ногу и пирожное, паразит, заказал и ест. Не мог даже до меня потерпеть. И освещение ещё не зажгли, хотя смеркается. А псина эта их здешняя опять вокруг ошивается. Несколько раз тут был – и всегда она рядом, как мёдом намазано. Один раз поставил администратору на вид, что этаких шелудивых тварей надо гнать подобру-поздорову из уважающего себя кафе, так он, наглец, встал в позу и заявил, что собака, мол, совершенно безвредна и здорова. Как же, по ней видно, как она здорова. Шикнул, так отскочила, но недалеко, села и глядит, зверюга. Тут и чесотку недолго подхватить.
     Поздороваться. Идеальная вежливость, никак иначе. Добрый вечер, как бишь тебя там, Глеб Дмитриевич. Ну и имечко! Нынче мода на всё русское. Но – не подавать вида. Никогда нельзя знать, кто и когда тебе понадобится, поэтому – этикет прежде всего. Хоть мой отец и горбатился всю жизнь в дрянном колхозе, но обращения-то я знаю. Таким людишкам, конечно, много не надо, улыбка, рука, показать, что считаешь их значимыми. Хотя всё-таки лучше было не опаздывать. А то вроде как провинился. Как будто такие субъекты всегда приходят вовремя. Хотя, возможно, так и есть. Чёрт бы побрал их всех с этой пунктуальностью.
     Её, впрочем, нет как нет. И неудивительно, не припомню, когда было иначе. Единственное, что мне в ней до сих пор нравится. Если женщина приходит вовремя – это хуже вдвойне. Так что, голубчик Глеб Дмитриевич, помаринуйся и подожди. Не переломишься. Ты ведь наверняка их тех, кто считает, что время – деньги. Ошибаешься. Время – это наша жизнь, а деньги – это деньги. С ними ты можешь почти всё, конечно, только у тебя их никогда не будет, как бы ты ни пыжился. Но время ты не остановишь и ни за какие деньги его не купишь. Так-то, умник.
     Наконец-то включили освещение. Завести какой-нибудь нейтральный разговор. Пирожное он уже прикончил и елейно так посматривает на официанта. Как бы ещё что-нибудь не заказал. Я же не меценат, в конце концов, и не брался кормить неимущих адвокатов. Спросить у него, местный ли он. Хорошая тема, универсальная. На вид лет пятьдесят, поджарый и как будто голодный, чёрт его дери. Что он там говорит? Прожил здесь половину жизни. В любом случае, тёртый калач. В каком-то смысле это хорошо, может быть, не станет затягивать дело. Хотя этих юристов хлебом не корми, дай покрючкотворствовать.
     Официант. Заказать что-нибудь поскромнее. Чашку кофе со сливками. Побольше сливок. Можно было бы и поужинать, но не стоит. Не для того здесь собрались. Пожалуй, стоит сегодня поехать к Лизе. Дома в последнее время слишком пусто. Даже страх иногда пробирает. Да, поскорее бы разделаться с этим процессом.
     Разговорился – теперь не унять. Юристу следовало бы быть молчаливее. Впрочем, даже лучше, можно не поддерживать разговор. Стало прохладнее, следовало накинуть куртку. Но теперь уже не дойдёшь до машины. Ей бы пора и появиться, сколько там уже прошло, десять минут, пятнадцать? Не хочется сидеть до полной темноты. Псина снова подобралась поближе, с соседнего столика ей кинули объедки. Отвратительно! И куда только смотрит санэпидемстанция? Отстреливать эту гадость надо, и почаще.
     Принесли кофе. Сливки в чашечке, как будто и немного. Льются тонкой струйкой, густые. Больше, больше, до конца. Он смотрит завистливо, заказал ещё чай, зелёный. Пора бы и честь знать. Густой сливочный кофе, теперь можно и пригубить. Даже не горячий. Истинный вкус – только когда со сливками. Немного сахару – и самое то. Люди многое теряют, не добавляя сливки и сахар. Очень многое.
     Наконец-то замолчал. Вспомнил, наверное, что мы собрались здесь для дела. Уже двадцать минут. Шелудивый всё ещё грызёт объедки, какой мерзкий хруст. Так бы и запустил в него чем-нибудь. Никогда не заводил домашних животных и, дай бог, не заведу. Одни проблемы с ними, возня, а толку никакого. Эта её противная лысая кошка, сколько с ней было мучений. И зовут-то Елизаветой. Тьфу! Вот Лиза – она и есть Лиза, а тут уродливая безволосая кошка – и Елизавета. Пакость!
     Какой скрипучий у него всё-таки голос. Начал что-то о том, как мне себя с ней вести. Да знаю я, как себя вести со своей женой, пусть уже почти и бывшей! Тоже мне, советчик нашёлся. Не бог весть какая наука, тем более, чего уж греха таить, умом она не блещет. Впрочем, за этим я никогда и не гнался, в женщине ум совсем не обязателен. Конечно, будь ты хоть семи пядей во лбу, а в этих их юридических извращениях всё равно не разобраться. Но у нас, хвала небесам, дело ясное, по взаимному согласию и без каких-либо претензий. Так что покончить, покончить как можно быстрее.
     Ну вот и она. Наконец-то! Расфуфырилась не дай бог. Как будто на светский раут, а не на деловую встречу собралась. И не холодно ведь во всём этом воздушно-капельном. А вечер-то не из жарких, лето, как-никак, на исходе. Села. Ему – приветствие, мне – лишь кивок головой. Могла бы и не задаваться. Не враги, чай. Обо всём мирно договорились, так что играть тут комедию ни к чему. Приступим, пожалуй.
     Официант. Мужчина, здесь только мужчины, всегда хотел спросить почему. Раздражает всё-таки, обязательно подойдут, всенепременно, стоит появиться кому-то. Закон джунглей прямо. Не хочешь есть – не садись. Заказала фруктовый салат – а уверяла всегда, что после шести не ест. Всё-таки чёрт меня дёрнул жениться на модели, говорил же батя, что от таких финтюфлей один вред. А я не верил, думал, что он, мол, понимает, раз из деревни никогда и носа не казал. И вот тебе – всё так и вышло, как он предрекал, ни тебе детей, ни семейного уюта, ни заботы. Правильно, всё правильно, не могло это дольше продолжаться.
     Могла бы и своего адвоката пригласить. Не может его у неё не быть, не такая уж она и дура, в конце-то концов. Впрочем, двух крючкотворов разом я бы не выдержал, ей-богу. Хотелось бы быстрее, но… Так что сейчас – это в некотором роде разведка. Хорошо, что мне не надо ничего говорить. Глеб как бишь его там сам уже начал вещать. Брачный договор. В своё время надо было думать, а теперь что уж плясать. Нет никакого брачного договора, а тебе, дорогой, от этого только слаще, вон как улыбаешься. Раздел имущества. Совместно нажитое. Да что там совместно нажитого, только дом. С продажей будет морока, но этот пустой холодный коттедж я только рад сбыть с рук. Купим с Лизой маленький домик поближе к побережью. Это будет совсем другая жизнь.
     А всё-таки хорошо, что не завели детей. Три года – срок, как ни крути, а не получилось. И ни в какую не хотела к врачам. Оно и понятно: беременность для модели – конец карьере. У меня-то всё в порядке, а возраст всё-таки поджимает. Тридцать два – не шутки. То есть шутить-то всегда можно, но самому с каждым годом всё труднее им улыбаться. С Лизой у нас будут дети, побольше. А сейчас – хорошо, потому что алименты, вечные проблемы, с кем и когда ребёнок. Потом твои же отпрыски тебя ненавидят. Неприятно.
     Принесли салат. А шелудивый тут как тут. Вот дура! Бросает ему кусок ананаса. Само собой, что он морду воротит. Это ж надо: собаке – ананас! Переводит добро ради такой мерзости. Как только в голову подобное приходит? И кто это сказал, что люди делятся на собачников и кошатников? Эта вон и кошку свою лысую обхаживает как невесть что, и бродячим тварям ананасы кидает. А паразит хвостатый ещё и блох начал вычёсывать, стучит, проклятый, лапой, весь извернулся. Официант! Да прогоните вы, в конце концов, эту мразь! Притопнуть, что ли? Вот так! А ему хоть бы хны. Отскочил на пару шагов и уселся, морда наглая до невозможности. Нет, больше сюда ни ногой. Это ж надо – так издеваться над посетителями!
     Ешь уже свой салат. Нет претензий – что ж, это прекрасно. Мы ведь никогда не переставали быть друзьями. Всё это время, несмотря на разногласия и ссоры. Чёрт побери, я и до сих пор не могу понять, почему же всё-таки у нас не получилось. Обычно говорят: не сошлись характерами. Но мы-то вполне сошлись, она меня устраивала, да и я её вроде бы тоже. А не только в характерах дело – так получается. Не думать, не думать об этом.
     Со всем согласна – а как редко такое бывало раньше. Адвокатишка-то скис, сразу усёк, что пофинтить здесь не получится. Не волнуйся, свой гонорар ты всё равно загребёшь. Хотя они порой лезут в дебри просто из любви к искусству. Какой он всё-таки выхолощенный, словно только что из прачечной. И всё делает ей комплименты. Хотя тут он прав, не мешало бы сказать что-нибудь приятное, так, приличия ради. Но это её платье… Режет глаз. “Ты очень элегантно сегодня выглядишь”. Улыбнулась. Раскосый взгляд. Как будто мои комплименты для неё ещё что-то значат. Иллюзия. И не надо ей предаваться. Закончить встречу. Ведь не о чем больше говорить. У неё всё-таки есть адвокат – не удивительно. Значит, повторный сбор на следующей неделе. В офисе. Обсудить детали. И можно будет составлять акт. Завтра же выставлю дом на продажу. Невозможно там находиться. Лиза, когда уже я буду с тобой?
     Что за шум? Ах, ну да, чудесно. Откуда-то появилась ещё одна псина, и вместе с первой они устроили драку. Что же это за беспредел? Рычание, визг, клочья шерсти полетели во все стороны. Это просто плевок в лицо, я напишу в газету про это кафе. Хорошо хоть, что такое даже они не смогли покрыть. Два официанта выносят таз с водой. Надеюсь, там кипяток. Да нет, холодная. Плеснули. Ну хоть что-то. Разбежались. Но эта, первая, отряхнулась и уселась поодаль. Хватит. Пора.
     Попрощаться учтиво. Рука. Её рука, прохладная, лёгкое пожатие. Отведённый взгляд, смотрит вниз. Салат не доела. Закончить. Теперь его рука, шершавая. Благодарит за оказанное доверие. Нет тебе никакого доверия, голубчик, можешь не надеяться. Уходят. О чём-то говорят ещё. Вот так вот, мой адвокат. Что уж теперь, разницы нет.
     Счёт. Конечно, достаточно терпимый. Вполне в рамках приличий. Но чаевых вы от меня не дождётесь. За этакую пакость нужно в суд подавать. Всё до копейки, без сдачи. И больше никогда тут не появляться. Прочь, прочь, машина совсем рядом. Кончено.

2

     Не забыть, что завтра с утра встреча с этим извращенцем из салона. Снова машины, это так невыносимо, истуканом весь день. А как он смотрел! Уверена, что он тайный фетишист. Хоть бы поскорее развязаться, ещё столько всего, и надо что-то решать, а потом…
     В восемь, в восемь, сейчас уже пять минут. Адвокат не советовал, он вообще ничего не советовал, но раз уж это мой развод, я буду поступать, как хочу. Конечно, всё неправильно, всё с самого начала неправильно, и три года назад надо было быть умнее, но он был таким… таким другим, и потом… Где здесь поворачивать? Или надо было раньше? Не стоило соглашаться, какое-то кафе. Кажется, были один раз, но не помню, давно. Карта, карта, у меня ведь была карта. Послезавтра съёмки для глянца, днём, затем в агентство. Тяжело.
     Пробка. Надо было пешком. Вот она, это где-то… где-то здесь. В двух шагах. Что ж, тогда без машины. Негде оставить, всё занято. А, вот, кто-то выезжает. Здоровенный бугай в крошечной машинке, смешно. Мужчины иногда очень смешные. Когда не жестокие. Подровнять перед. Так, порядок, неужели кто-то действительно думает, что женщины не умеют парковаться? Теперь налево, немного вперёд и направо. Высоковаты каблуки. Надо было переодеться, поздно теперь, и потом… В конце концов, сойдёт, пусть этот его адвокат видит во мне просто модель. Так гораздо удобнее зачастую, от модели никто ничего не ждёт.
     Ничего не затягивать, уступать, не требовать, пусть даже что-то и потеряю, неважно. Ни у кого никаких претензий, у нас же всегда так было – без претензий и ссор. Не забыла бы Юля покормить Елизавету. Как раз время. Кошки гораздо умнее людей. От всего этого у неё стресс, чужая квартира. Забавно, что не у меня. Хотя что там, три года – это ведь не срок. До него было не привыкать. Но всё-таки это трудно и неправильно – жить у подруги, как будто из милости, Юля так не думает, а поневоле воображаешь себе, и потом… Что ж, дом нажит совместно, его продадут. Время, время, много времени.
     Вот, кажется, и кафе. Вечереет, опоздала всё-таки, всегда опаздываю, люди такие глупые, сердятся, как будто это что-то может изменить. Да, были здесь когда-то, кажется, всё так и осталось, красивые фонари, горят ещё неярко, солнце далеко, за крышами. Плитка, каблуки стучат, не люблю этот звук, он так надоедает за всё это время. К врачу надела кроссовки, бесшумно, всё белое и безжизненное. Он что-то говорил, неопределённое, они всегда так. Это не должно быть правдой, не должно, не должно. Не думать, нельзя думать, и потом…
     Вот и они, за столиком. Какой старый адвокат, или кажется таким. Странно, ведь он не любит старых людей. Наверное, лет шестьдесят. С такими надо быть особенно вежливой, они обидчивые, мужчины вообще обидчивые, а пожилые особенно. Смотрит удивлённо, наверное, из-за платья. Что ж, пусть так. Добрый вечер, приятно познакомиться. Глеб Дмитриевич, забавно, я бы никогда так не назвала сына. Никогда… Учтивый, привстал. А ему – кивнуть, просто кивнуть, мы же хорошо друг друга знаем, к чему что-то ещё, было бы нелепо. Ну вот и покончили с этим, неприятные стулья, жёсткие.
     Перед ним полупустая чашка кофе, много сливок. Не люблю кофе, не люблю сливки. Собачка! Какая несчастная, сразу видно, что голодная. Он никогда не любил животных, не понимает. Надо будет её покормить. Такие, у ресторанов, всегда какие-то пришибленные, бедняги. Смотрит несчастно. Придётся что-нибудь заказать. После шести, сейчас гораздо больше шести, но это неважно, сегодня особый случай, сегодня можно о таком не думать. Фруктовый салат, да. Самое подходящее, а если собачка голодная, то съест и что-нибудь фруктовое. Официант, статный мужчина, неизменная вежливость. Кажется, здесь одни мужчины, интересно почему, но в этом есть свой шарм. Да-да, только салат. А он смотрит так, как будто я его обираю. Ну не мне же платить по счёту, если сам предложил встретиться здесь. “Не стоит делать поспешных выводов”. Белый халат и белые стены, без пятнышка, как сама смерть. Выводы, выводы, но если не лечится… Есть и другая жизнь, конечно, всё правда, и потом…
     Адвокат говорит. Странный голос, но видно, что доброжелателен. Хочет объяснить ситуацию, но зачем, разве я не знаю ситуации, модель не означает отсутствие интеллекта, как бы вам ни хотелось меня в этом уверить. Я развожусь с мужем – и не имею к нему никаких претензий. И никакого брачного договора, зачем, мы ведь доверяем друг другу, несмотря ни на что, то есть доверяли, надо оставаться людьми. С разделом имущества не будет проблем, это я понимаю, у нас просто идеально лёгкий случай, а адвокатов – их ведь можно было даже не нанимать. Но мы так привыкли играть по правилам, а правил так много. Словно чувствуешь себя более защищённой. А на самом деле – никак не защищена, ничем, никем. Надеюсь, Юля всё-таки не забудет. Не думать, не думать, не думать. Каждый имеет право на счастье, будет просто несправедливо…
     Он почти не смотрит, усмехается лишь так неприятно. В нём всегда было что-то нелепое, в этой его высокомерности, а сам даже ниже меня, на пару сантиметров, но когда на каблуках… Идеальный рост для карьеры. Странно, что на практике никакого идеального роста нет. Мой уровень и всё такое, но когда он шёл рядом, люди оглядывались, им было смешно. Адвокат всё говорит, забавно, что люди могут так долго говорить, без перерывов, как будто находят в этом удовольствие. И ещё считается, что женщины всегда трещат без умолку, мне это никогда не было понятно, может, я не умею или, и потом…
     Салат. Принесли, холёная, уверенная рука, чистая манжета, мужчины нынче так редко умеют за собой следить. Яблоки, киви, бананы, ананас. Что бы ему бросить, бедняжке? Ананас, да, пожалуй, тем более что я не люблю. Подцепить вилкой, вот так, долетит. Шлёпнулся, ну же, собачка, давай, обнюхивает, лизнула, не стала. Не голодная всё-таки, подкармливают, лучше бы ей было ветчины, но после шести не закажешь такое. А как он посмотрел! Как будто я украла что-то. Не любит животных, и Елизавету терпеть не мог, а что она ему сделала? Всё-таки жестокость у него в крови. Ну да, глупо бросать собаке ананас, думаешь, я не понимаю? Неужели за три года ты видел во мне только модель без мозгов с длинными ногами? Но раньше, раньше ты был милый, ты мог мне нравиться, ты смеялся, да, он смеялся – это разве можно представить теперь?
     Собачка зачесалась, далеко за ухом, вся изогнулась, чтобы достать. Представить только, как им неудобно, раз только задними лапами могут. А он притопнул, чуть не гаркнул, что ж за зверь-то такой. Та испугалась, отскочила, так ведь и инфаркт может хватить, как можно быть таким грубым? Даже официанта всколыхнулся подозвать, но не решился, он ведь так любит соблюдать приличия. Но всё-таки хорошо, что детей у нас не было, он бы не смог… “Вам нужно верить в себя”. Почему врачи такие лицемеры? Такая работа, но всё ещё возможно, всесильная медицина – не думать – одна, одна – не думать, не думать, и потом…
     Не хочется есть, но хотя бы пару кусочков. Кисло. Какие могут быть требования, уважаемый адвокат, что могу я требовать вот от этого мужчины и его вечно голодных – до денег, до ласки, до ощущений – глаз? Полюбовно и без колебаний я подпишу все необходимые бумаги, вы можете не беспокоиться. Прохладно, фонари уже горят вовсю. Что сложнее: мужчине найти женщину или женщине – мужчину? По-настоящему найти. У него ведь определённо кто-то есть, да и когда мы были ещё вместе… Супружеская неверность – как сухо, холодно и неправильно, неправильно. Я бы не смогла, от отвращения, раз всё равно нет надежды… но не думать… надежда будет, в Германии, говорят…
     Как огорчает юристов, когда ты ни с чем не споришь, со всем соглашаешься, когда ты совсем пай-девочка! Не могут понять, как это: женщине – и ничего не нужно. Он, наверное, совсем невысокий, старичок, всю жизнь на этой работе. Мне только… сколько же мне, двадцать, двадцать… да, четыре, конечно. Это ли не старость? Вечная модель. Нет, не доесть, оставлю, и путь думает что угодно, он ведь старше, семь лет, идеальная разница. Сливки сохнут на дне чашки, как мало он себе может позволить.
     Стариковские комплименты всегда немного смешны. Как будто понарошку. Нет, очень мило и приятно, но ведь не искренне, это всегда чувствуешь, тоже часть его работы. Расположить меня к себе – а зачем, я и так расположена, я более чем расположена. Он осматривает платье, губы сжались, хочет что-то сказать. “Ты очень элегантно сегодня выглядишь”. И глазами сверкнул. Почему же мне всё-таки приятно? Чистая вежливость, которая у него даже не вежливость, а правило, а кажется… Я улыбаюсь? Да, я улыбаюсь, надеюсь, это получилось натянуто, как этикет. Он терпеть не может такую одежду, я же вижу, как смотрит, снисходительно. Надо было успеть переодеться, а это похоже на вчерашний номер семь. Весенняя гроза, кто так придумал назвать?
     Конечно, у меня есть адвокат, уважаемый Глеб Дмитриевич. Я вижу, что вы удивлены, но я в некотором роде деловая женщина, как бы это ни странно звучало. И мы организуем повторную встречу, вчетвером, и потом… Да, потом я стану свободна, и дом будет продан, и тогда совсем, совсем всё. Но есть же искусственные способы и… Нельзя думать. Экология, все несчастья из-за неё, об этом все говорят. На следующей неделе, да, так долго ещё, так скоро. Надеюсь, Юля не забудет. Тот мужчина на показе во вторник. Кажется, холост…
     Боже, какой кошмар! Огромный чёрный пёс выскочил на площадку и сразу же бросился на нашу собачку. Нет, что ты делаешь, остановись! Он же в два раза больше, он загрызёт её. Визг, рычание, шерсть летит, да что же это, что же! Официант, сделайте что-нибудь, он убьёт её. Скорее, что же вы медлите, таз, зачем таз, вода… Опрокинули, столько воды. Она жива, слава богу, и даже не ранена, только чуть хромает. Косматое чудище убежало, ты спасена, спасена. В следующий раз возьму тебе колбасы. Наверное, ты в шоке, пережить такое… Бедная собачка!
Я теперь до ночи не успокоюсь. Вот и люди так, норовят укусить, загрызть. И иголки были, тогда, четыре года уже прошло. И до сих пор ухмыляется, когда встречаемся, даже не скрываясь. Это моя жизнь, моя. Она была другой, а теперь…
     Что ж, кажется, на этом всё. Салат остался, они выкинут его, всё напрасно. Вежливо прощается, протянул руку, надо пожать, смешно, муж и жена. Не хочу смотреть, не буду. Тёплая рука, знакомая и чужая. До встречи, до свидания, прощай. Адвокат вызвался проводить, ещё что-то сказать, зачем? К чему ему я, не мой адвокат, не должен беспокоиться. Проникся симпатией, и всё такое, что ж, вполне, вполне. Что он там говорит? Что в моих же интересах держаться того, что я сегодня говорила. Думает, у меня семь пятниц на неделе, ему можно простить, всем всё можно простить, но мне некогда, как там Елизавета, Юля не должна, не могла забыть, до свидания, всего вам доброго. Рука, твёрдая, старческая, пожать. Понимает. Но что он может понимать и знать?
     К машине, тут близко, совсем чуть-чуть. Теперь уже меньше пробок, но возвращаться туда, не в дом, не в свой дом, и потом… И завтра утром встреча, он всё-таки положительный извращенец, и если бы делать то, что хочется, но деньги, так много их надо, и поехать в Германию, надежда есть всегда, не думать, не думать, но почему бы и нет? Кончено.

3

     Пожалуй, стоит заказать песочное. Поменьше крему. Иногда можно себя побаловать, изредка. Полжизни позади. Приятно так утешаться, всегда думать, что прожита половина. Хотя теоретически всё может быть, сорок пять – это всё-таки не семьдесят. Но в зеркало всё равно не хочется смотреться. Старше своих лет – это неприятно.
     Какой забавный пёс, лохматый. Сидит, как на параде. Ожидает подачки. Тебе бы в кино сниматься, барбос, вид самый подходящий. Местная достопримечательность, в своём роде. А странно, что никогда здесь не был. Не так далеко от дома. Вряд ли разумно было тут встречаться, расслабляющая атмосфера, не для таких случаев. Но желание клиента. Иногда хочется послать подальше их желания. Старею.
     Официант, пирожное. Судя по всему, тут одни мужчины. Этакая марка. Но оригинально. Попробуем. Неплохо, да, хорошо, что без крема. Угощение за счёт клиента. Всегда интересно наблюдать, как реагируют люди, если тратишь их деньги. Этот выглядел прижимистым. Владимир. Не люблю это имя. Владимир и Анна. Владанна. Не склеивается.
     Опаздывают оба. С неё-то что возьмёшь, женщина. А он мог бы и попунктуальнее. Другое представление о времени. Хотя выглядел собранным. Интересно, придёт ли она с адвокатом. Было бы и лучше – быстрее. Не хочется затягивать, такие ясные дела скучны. Сейчас мне уже нравятся препятствия. Раньше раздражали.
     А вот и он. Какой взгляд на моё пирожное! Как будто я его ограбил на большой дороге. Света бы побольше, разглядеть его лицо в подробностях. И на пса гаркнул, садист. Чем он ему помешал? Тот даже отскочил, и смотрит теперь обиженно. На удивление смешной. Но у кого-то нет чувства юмора.
     Здоровается. Добрый вечер, добрый вечер. Рука, небрежно. Но чувствуется, что недоволен опозданием. Садится. Сколько ему, уже за тридцать по виду. Лицо типичного дельца. Само собой, у них время – деньги. Если опоздал – потерял копеечку. И никогда не возьмут в толк, что время бесценно. Пунктуальность – не капитал, а просто вежливость. Ну а женщинам можно простить.
     Включили свет. Да, теперь тебя можно получше рассмотреть. Собственник. Но подбородок мягковат. И что-то такое провинциальное в лице. Этого не скроешь. А я всегда в городах. Этот уже четвёртый. Полжизни здесь, да, да, сударь, но не местный и не задержусь навсегда. Скиталец. Была бы семья – другое дело. Не сложилось. Теперь уже поздно. Почти. Дети в таком возрасте – смешно. Надо было раньше.
     Официант. Интересно, что закажет. Пирожное уже съедено, и для него как кол в горле – до сих пор. Попросил кофе – и побольше сливок. Кофе – чтобы сэкономить, а сливок – чтобы показать, как он не экономит. Насквозь натура видна. Но не моё это дело, в конце концов. Божие богу, а скаредово – скареду.
     А я ведь даже сам не вполне замечаю, как и что говорю. За столько лет привыкаешь не думать о словах. Всё общие, общие фразы, которые я якобы должен сказать. И он, конечно, почти не слушает. Да и зачем, всё это форма. Простая суть, проще не бывает: мужчина не хочет быть с женщиной, а женщина – с мужчиной. И детей у них нет. Но они моложе. Вот так вот.
     Пёсику кинули что-то, с хрустом разгрызает. Молодец, малый, не пропадёт. Тоже марка ресторана, зверинец на показ. Надо было оставить кусочек пирожного, хватал бы на лету. Была бы потеха.
     “Да, конечно”, “Разумеется”, “Само собой” – вот так и подумаешь, что это весь твой словарь. А уже пятнадцать минут, как она должна быть здесь. Не забыла бы. Глупо получится. А вот и кофе. Чёрный, так что сразу в горле пересохло. Льёт сливки, много. Это уже сливки с кофе, дорогой. И сахар – пакость. Терпеть не могу сладкий кофе. Надо бы заказать чаю. Да, пожалуйста, зелёный. Я, кажется, молчу? Да, молчу. А следует предупредить, как ему себя вести. Это ведь не супружеский ужин. Так что чем больше будешь молчать, уважаемый, тем лучше. Хотя из тебя, пожалуй, и пары слов нелегко вытянуть. Украдкой взглянул на часы, значит, не терпится от всего этого отделаться. Что ж, вполне понятно. А меж тем уже двадцать минут.
     Стук каблучков, он смотрит вбок, напрягся, она. Да, красива, молода. Вполне себе по-модельному смотрится. А платье-то, платье. В мою молодость о таком и помыслить не могли. Как будто прямо с подиума. Присела, торжественно, словно на трон. Одна. Без адвоката. Что ж. Глеб Дмитриевич, Глеб Дмитриевич. Ему кивок. Держатся отчуждённо, муж и жена. Хотя пора бы уже и не удивляться такому.
     Официант. Заказывает фруктовый салат. Страшно подумать, чем питаются – или не питаются – модели. Но не выглядит такой уж худой. Высокая, даже так видно. Пора начинать, тем не менее. Ввести её в курс дела. Коротко. Брачный договор? Нет, нет, отлично. Не люблю иметь с ними дело, там каждый пункт можно обсуждать бесконечно. Есть ли претензии? Никаких, никаких. Даже неинтересно. Раздел имущества тоже без осложнений. Дом, что дом, вполне продающаяся собственность. И всё-таки вы совсем не похожи на супругов, господа. Хоть бы поссорились для приличия. А не смотреть друг на друга – некрасиво.
     А чай вкусный, что есть то есть. Нынче редко дадут заварной, всё мода на пакетики. Я начинаю рассуждать как старик. Но ведь и действительно немало успел пожить. А жизнь не удалась. Так принято говорить, глупо, но правдиво.
     Поставили перед ней салат, нечто киви-банановое. Эх-хе, что же она делает? Куда? Бросает собаке – ананас – только представь! Ананас! Милочка, ну чем же ты думаешь? Какая собака, даже голодная, будет такое есть? Или ты так пытаешься пошутить? – быть не может. А пёс, подыграет или нет, подошёл. Нюхает. Лизнул, неужели съест? Нет, отошёл. Присел, пасть оскалил, ухмыляется, самому смешно. Вот комедия. Чего только не увидишь.
     А пёс-то, а пёс! Ну просто фигура высшего пилотажа, как изогнулся. И чешет за ухом, бьёт лапой по земле, какая там земля, плитка, стук знатный. Блохастый он, что ли? Моя Сирена так не чесалась. Сколько лет уже, пять, шесть? Давно. Всё, всё было давно. Ничего недавнего. Как будто остановилось. Проектор. Застопорил, как то кино, что на прошлой неделе. Спокойно. Я сейчас здесь.
     Топает тут, помешала ему собака. Всё-таки что-то жестокое. Не удивительно, что она… Нет, бывалого пса ты так не напугаешь. Отпрыгнул в сторону, сел, смеётся. Блох он, что ли, боится? Смешно, нашёл чего бояться. Неспокойный, дёрганный. Разводы бесследно не проходят. Но такой не пропадёт.
     Она ковыряет свой салат, как-то невразумительно. Не завели детей, что ж, оно и легче, зачем причинять несчастье ещё и им? Если бы у меня… А так и смысла нет. Чего ради? Стараться для себя. Без претензий. Да, расстаются полюбовно, а любви-то и нет. Или не заметно. А была ли? Тут уж и не определишь. Самое страшное, когда без претензий. И эти взгляды, всё время в стороны. Допитый кофе, сухие сливки. Безжизненные. У неё красивые ногти. А голос странный, немного высоковат. Словно не её. Неподходящий для такой фигуры, что ли. И такое случается. Молодая ещё.
     Согласна со всеми условиями. Совсем ты меня огорчаешь, милочка, поборолась бы, поцарапалась. Твоя жизнь, как ни крути. У тебя-то всё ещё может получиться. С чем ты смирилась? Это уже не бракоразводный процесс, это какой-то фарс. Как будто играют передо мной роли. Никакого удовольствия даже. Если оно когда-то и было. Нет, что ж, работа мне нравится. До известных пределов, конечно. Но лучше так.
     Я говорю комплименты? Да, я говорю комплименты. Насколько же вошло в привычку, если сам не замечаешь. Ему не нравится. А что, собственно? Часть работы. Не тебе же их говорить, господин клиент. Уж не ревнуешь ли? Вот потеха была бы. Но и хоть что-то настоящее. Кажется, он говорит. Открыл рот, событие. “Ты очень элегантно сегодня выглядишь”. Ну ты подумай, риторика! Безупречно вежливый на словах. Но женщине всё равно приятно, даже когда так. Вот и улыбнулась. Обломки былых иллюзий. Что-то я расклеился, нельзя так хандрить.
     Пожалуй, на этом всё. Что тут ещё можно сказать? Официальные встречи нельзя затягивать. Договориться о новой. Пожалуй, следующая неделя. В моём офисе – тоска. Вчетвером. Интересно, кто её адвокат? Не скажет, не такова. Даром что модель. Согласны? Согласны. Почему я не удивлён? Самое скучное дело за последние годы. Если бы не этот пёс, я бы, наверное, заснул. А чай допил? Да. Счёт не должен быть большим. Заплатит. Скупердяй, но заплатит. Даже и гонорар неприятно у него будет брать. Когда жалеют, всегда чувствуешь. Люди слишком любят деньги.
     Какой шум, визг, что происходит? Ого, чёрный псище откуда ни возьмись – и на нашего пса. Вот представление! Схватились, грызутся. Но наш-то не промах, смотри-ка. Вцепился чёрному в хвост и не отпускает. Ну и сцена! Молодец, не струхнул. Эй, ну куда вы! Зачем вода? Такую драку испортили. Залили всё. Разбежались. Чёрный в кусты, наутёк. Что ж, поделом. А наш отряхнулся, мокрый какой теперь. Но победитель, лавровый венок тебе. Жаль, нечего бросить, такой забавный пёс заслужил. Скандал в кафе “Летний вечер”. Представляю заголовки газет. Вот была бы комедия, если б правда написали.
     Кажется, они засобирались. Выяснили, что нужно. Я им ни к чему – и друг другу они ни к чему. Салат остался. Почти и не тронула, куда уж. Жмут руки. Деловые партнёры. А что, в каком-то роде так. Протягивает мне. Холёная рука, липкая. Словно вспотел, было б отчего. Надо сказать ей кое-что напоследок. Чуть удивилась. Ну да, я же противная сторона. Да, да, проникся к вам и вашей позиции симпатией. А что, чистая правда. Нет. Неправда. Красива, но симпатична ли? Не для меня. Нынче говорят: не мой тип. Слишком стар для типов. Считай, в два раза старше её. Держаться сегодняшней позиции – именно так, совершенно необходимо. Всё-таки на женщин нельзя положиться, сегодня то, завтра это. Усмехнулась. Понимает – хотя что она может понимать? Мало ещё жила. Рука. Гладкая и холодная рука. Безразличная. А мог бы ты? Нет, не мог бы. Прощайте.
     Ну вот и всё. Исчерпанный день. Побродить ещё. Что угодно, но не эта комнатушка, полумрак. Тиканье часов. Считаешь удары сердца. Как будто должно остановиться. И ничего, ничего, ничего впереди. Жизнь, которая не. Ходить, ходить. Хоть до рассвета. Мог бы, не сумел. Всегда. Кончено.

4

     Хороший сегодня вечер, так бы всё время. Уже без жары, и никакого там тебе дождя, как давеча. Противно, когда льёт. Приходится забиваться куда-нибудь под навес – или в трубу заползать – или чего похуже. Так что нынче благодать. Даже язык можно не высовывать. Посетителей немного, в дальнем углу парочка, завсегдатаи, потом толстяк, в автомобильном салоне работает, выставочная профессия, бедняга, вечно ему жарко, потом три студента, новенькие, не видел, приезжие, видимо, сидят тихо, не привыкли ещё. На ближнем этот унылый старикан, как их там называют, юрист. Знаю его, как же, – всю мою жизнь тут пробыл, а может и дольше. Не видел здесь раньше, он не из тех, кто будет по кафе рассиживать. Видно, ждёт кого-то. Пирожное заказал. Не люблю сладкое, после него вся пасть липкая и пить хочется всё время. А бросают часто, не отказываться же каждый раз. Только если совсем сыт. Хорошее это место, “Летний вечер”, никогда тебя не прогонят, как в других кафе. Пометил всё вокруг, моя территория.
     Старикан смотрит, улыбается, глазами так, не губами – понравился я ему, видно. Только бы не бросал пирожное – студенты курицу приканчивают, наверняка оставят косточки. Но больше всего люблю баранину. Самый шик.
     Темнеет. Люди не любят в темноте – скоро зажгут освещение, смешные они всё-таки, в темноте безопаснее. Одет по форме, деловая, видать, встреча, какое-нибудь скучное дело – совсем не воодушевлён. Впрочем, он такой почти всегда. Живёт на Липовой, комнатушки на втором этаже, с балкончиком. Когда утром там пробегаю, всегда стоит – смотрит вниз, на дорогу, в одну точку. Как будто о чём-то глубоко думает, а может, вовсе и не думает, просто смотрит. Это как на спящую кошку – вечно можно смотреть, конечно, если до неё не достать. Как у них там говорится: бедный. Бедный – это если мало денег, а ещё если несчастный. Так вот он из таких, и то, и то. Я, конечно, ничего в этом не понимаю, но юрист бедствовать вроде бы не должен. Но он несчастен, может, деньги ему ни к чему, потому и не тратит их, или берётся не за все дела, только чтобы прокормиться.
     Зря люди придумали деньги, одна морока от них. Давеча на набережной обронили бумажку, сотенная, кажется, я попробовал – бумага бумагой. Даже и не пожуёшь – ну и какой прок от них? Люди иногда такие глупые, даже смешно становится.
     О, кажется, он дождался своего человека. Батюшки светы, кого я вижу! Старый знакомец, у людей всегда такие трудные имена, не упомнишь – а ещё любят нас называть, и каждый по-своему. И не скажешь им, что я – Миг, и никак иначе. Но этого вроде Вимир зовут, как-то так. Продаёт – как это – сантехнику. Бизнесмен, вот тоже глупость – испражняться в эти эмалированные штуки. Люди всё только усложняют, так боятся, что кто-то другой увидит, как они это делают. Ну если не пьяные. Самое естественное дело – и бояться. Нет, никогда их не поймёшь.
     А как на меня посмотрел, чуть не поморщился. И прикрикнул ещё, вот невежа. Пришлось пересесть чуть в сторону, от греха подальше. Любит всё чистое и приличное, а если я бездомный, как они говорят, то он уже нос воротит. Хотя грязнулей меня никто не назовёт. А если ты чистый, это ещё ничего не значит.
     Вот, включили свет. Он как будто рад, темнота, видно, угнетает. Говорит всё юрист, не разберёшь, я понимаю, только когда медленно и раздельно, да и то не все слова. Но Вимир этот не слишком и слушает, сразу заметно. Всегда видно, если не слушают. А вот и официант, здесь одни мужчины. Ещё старый Волк рассказывал мне, что когда-то давно, ещё в его молодость, сын хозяйки этого кафе неудачно женился, а жена его буквально со свету сжила. Умер, как сгорел. И с тех пор мать его так возненавидела всех женщин, что брала на работу только мужчин – так и повелось. Чего только у людей не бывает!
     Заказал кофе – тоже никогда этого не понимал. Однажды разлил тут один нерасторопный чашку, я лизнул – плевался весь день. Хорошо ещё, что с молоком, а то бы вообще страсть. Нравится людям травить себя всякой гадостью. Или ещё сигареты – развоняются на всю округу, так что хоть беги. Понятно теперь, зачем вы тут встретились. Несколько раз видел его в парке с женой. Смотрелись хорошо, даже и в прошлом году ещё. И сюда однажды приходили. Любили – это я сразу вижу. А потом он завёл эту любовницу. Не разберёшь их, я в людской красоте не понимаю, но лицо у любовницы точь-в-точь как десертная тарелка. Уж точно с ней ему лучше не будет.
     Странная эта у людей прихоть – жениться. Устраивают пышные празднества, свадьбы, кажется, веселятся. Зачем? Если любишь или, положим, нравится тебе человек – ну и будь с ним, зачем этот балаган? Надоел – так и разбежались, а к чему трудности придумывать? Вот потом и начинается, что без юристов никуда. А ещё труднее, если дети, с этим у них вообще сложно. Вот у меня с Сушкой как всё ладно: десятерых уже прижили, трое померло, правда, а остальные уже взрослые собаки. Конечно, у меня и от других дам дети есть, ну так то только дети, а с Сушкой у нас – любовь. И никаких тебе свадеб. Если кто на неё позарится – загрызу, и дело с концом.
     Студенты наконец доели. Ну, дорогие, не подведите. Да, бросили косточки! Премного благодарен. Вкуснота! Как приятно хрустят на зубах. Чистое блаженство. А Вимир косится, словно со свету меня сжить готов. То есть сам если ест – это нормально, а как другие – так нельзя. Юрист всё улыбается на меня, тоже молодец, конечно, я не в цирке, как-никак, и ничего смешного тут нет. Я же не смеюсь, когда люди едят. Вкусно, всё-таки ничто не сравнится с мясом.
     Снова заговорил, однотонно, навевает скуку, аж спать захотелось. Юристы такие, я как-то попал на слушанье у мирового судьи, так натурально заснул. О, чай ему принесли, они все обожают чай. Зелёный там, чёрный, не разберёшь. Говорят, они различают цвета, я так до конца никогда и не понимал, что это такое – цвет, но, должно быть, всё вокруг им представляется таким пёстрым-пёстрым и разным. Жуть, в глазах, наверное, страшно рябит.
     Толстяк закончил, грузно отвалился, довольный. Жаль его, такую тяжесть на себе таскает. Стук каблуков – терпеть не могу этот звук, по ушам так и бьёт. О, какие люди! Вот и жена, всё ясно, встречаются тут, чтобы обсудить, как лучше – то есть сложнее – развестись. Никому из них не позавидуешь, это уж точно. Она модель – словечко-то какое – зарабатывает тем, что надевает на себя разные тряпки или стоит где-нибудь часами. До чего додумались, а, модель! Здоровается с юристом, а мужу только головой – смешные у людей приветствия. Высокая, выше их обоих, мужчин это почему-то ужасно уязвляет обычно.
     О нет, ну что за взгляд! Как по-женски – жалеть меня, как будто я самое разнесчастное существо в мире. Не поймут никак, что я счастливее очень и очень многих людей. От неё пахнет кошкой, даже отсюда явственно. У людей с этим туго, запахи почти не чувствуют. Терпеть не могу домашних кошек, хуже только карликовые собачки, вот это уж извращение так извращение. Носятся с ними, кормят с ложечки – противно. Лучше бы о других людях так заботились, но им и в голову не придёт.
     Официант, посмотрела на него с удовольствием, наверное, из разряда “красивых”. Встретил её недавно вечером, после показа одежды, так это, кажись, называется, сидела в аллее, бледная. Ничего не видела вокруг, глаза в одну точку. Страдает, как изнутри её что-то грызёт. Детей у них нет, вот и не знаешь, хорошо или плохо, плодить несчастных отпрысков – тоже невесть что. А без детей они чахнут, это у дам у всех так, человечьих или собачьих – одинаково. Трудно ей будет, и другого мужчину нелегко найти. Что она там заказала, салат? Смотрит на меня так, будто хочет накормить, остаётся надеяться, что салат будет мясной, но с её фигурой…
     Снова говорит юрист, имечко у него, конечно, – язык сломаешь, Геб Итрич, что-то такое. А у неё вот простое – Ана. Прямо как кличка, такое не стыдно и собаке дать. Не смотрят друг на друга, молчат, но тут без ошибки скажешь, что женаты. Это как в воздухе чувствуется, как будто нити натянуты, и воздух между ними упругий, твёрдый такой. Любят – всё ещё любят, да, меня не обманешь. Тогда зачем? Их не разберёшь – находят тысячи пустяковых причин, чтобы сделать друг другу больно, ради чего?
     Парочка за дальним столиком исчезла. Будут заниматься где-нибудь любовью, на пляже. Тоже вот людской пунктик – придают этому такое значение. И занимаются просто так, из удовольствия, хотя ну какое там удовольствие? Позы нелепые тоже, смотрел на одну такую сцену как-то ночью на дюнах. Сомнительное удовольствие, скажу я.
     Принесли салат, кажется, фруктовый. Ну неужели?.. Да, да – бросает! Ананас – бог ты мой, ты и правда думаешь, что я его съем? Но подойти надо, они всегда ждут, что подойдёшь, если бросили, да и видно – она от чистого сердца, действительно жалко меня, только как бы тебе показать, что жалеть надо не “бродячую” собаку, а одомашенных людей? Эх, ладно, подошёл. Понюхать, лизнуть. Гадость, конечно. Теперь отойти, сесть, вид независимый. Пусть уж ест сама, ей, судя по фигуре, нужней.
     Ох, зачесалось, зачесалось, за самым ухом. Только бы не лишай! В последний раз чуть не умер из-за этой гадости. Нет, вроде просто укусил кто-то. Так, так, ещё, приятно всё-таки почесать… Ох! Ты что же делаешь? Зачем топать и кричать? Испугал даже. Отскочить, пожалуй, подальше. Тоже мне, крикун! Будто я на него блох стряхиваю. Не знает меры в своих действиях, ей-ей…
     Юрист снова говорит – такая у них доля, говорить, даже если не слушают. А эти двое определённо не слушают. Как видно, у них всё решено заранее. И не похоже, чтобы часто ссорились, иначе бы здесь не обошлось бы без грызни, это как вредная привычка, вроде выпивки, – тоже страшная глупость, на которую способны только люди. Может быть, они просто устали, так бывает, даже мы с Сушкой, уж как любим, а если всюду вместе бегаем, потом только и думаем, как бы друг от друга отделаться. О, он что-то ей сказал, приятное, она улыбается. Кажется, это называется “комплимент”. Столько слов понавыдумывали люди, что иногда голова кругом. Они вообще очень любят прятаться за словами. Некоторые и со мной разговаривают, невдомёк, что я многое понимаю. Отводят душу. Собака – лучший друг человека, так они говорят. Страшно даже: как они должны бояться себе подобных, если считают нас лучшими друзьями. Я бы так про человека никогда не подумал. Всё, что им и остаётся – это любовь, но они её совсем не привыкли беречь.
     Это ещё что такое? Опять этот наглец Мрак здесь! Сколько раз уже ему доступно объяснял, чтобы не совал нос на мою территорию! На меня, без предисловий! Ах так, ну как хочешь, забыл прошлую трёпку, так получи. Схватил меня за загривок, навалился… Больше-то ты больше, да неповоротливый. Вывернуться, вот так. Рычит, как бешеный, только зря силы тратит. В бок его, так! А теперь в основание хвоста – болевая точка, посильнее. Ага, завизжал! Ещё! Эй! Это что, откуда? Вода, холодная… В глаза, в уши, что вы делаете? Выпустил хвост, ну что же это! Официанты, вот что. Вылили целый таз. Такой момент испортили. А он сбежал. Несколько клоков потерял, что ж, будет урок, надеюсь. Если метки не помогают, будут зубы. Отряхнуться. Бр-р, холодно. Хоть бы тёплой вылили. Не место для драк, знаю, но это самооборона.
     Мы, кажется, произвели сенсацию. Смотрят, все трое. Юрист чуть не смеётся, она с ужасом, он с таким видом, будто нашёл муху в кофе. А что такого? Если к человеку в дом залезет вор, а человек будет защищаться, – вы же не станете возмущаться, зачем он это сделал, не будете смеяться или ужасаться. Чем же мы хуже? Как бы не замёрзнуть теперь… Подлец Мрак!
     Кажется, они прощаются. Жмут друг другу руки. Странный обычай. И снова не смотрят – бояться увидеть. Уходит вместе с юристом. Видно, что понравилась ему. Староват для неё, у людей с этим строго. Что-то ещё ей говорит – снова слова. Вимир остался, принесли счёт. Ну и вид у него! Расстаться с несколькими бумажками – такая мука. Некоторые и “чаевых” не дают. Как будто официант их потратит на чай. Расплатился всё-таки, спешит к любовнице, к этой плосколицей. Разошлись по своим углам. Одинокие – все. Мне иногда кажется, что им нравится быть несчастными.
     Немного подсох. Совсем уже темно, ни облачка, небо будет звёздным. Пожалуй, буду спать в старых покрышках у гаражей. Закат ещё догорает, последние огоньки. Люблю это время, когда вот-вот должна начаться ночь.
     Начинается.