Пустое?

Весеннее утро, уже слепяще-солнечное, но ещё холодное, впустило меня в праздник нежной зелени и птичьего безумия. Таким утром хочется танцевать, а не спешить на электричку. Вот и музыка, кстати. Сложная, геометрическая музыка, сыплется из портативной колонки идущего навстречу мальчика: квадратная большеватая бейсболка, сиротливые щиколотки белеют над разбитыми кроссовками, рюкзак. В школу, должно быть, куда же ещё? Певец в колонке наборматывает слова, что-то острое, с рифмой "любовь-кровь", я не вслушиваюсь. Я вглядываюсь: мальчику лет десять-двенадцать, навскидку точнее не сказать, уши горят ярким розовым цветом от солнца, светящего ему в спину, губы сосредоточенно шевелятся, беззвучно повторяя про "кровь-любовь", глаза какие-то отчаянные, как у вышедшего на битву с полчищем врагов. Какая любовь у него может быть? Ребёнок совсем! Мы давно разминулись, а я всё думаю. Вдруг у него и впрямь любовь, такая, что до крови, до смерти? Бывает же, все слышали про пары, которые со школьной скамьи вместе. А может, и не такая любовь, только репетиция перед ней. Сейчас он переживёт, пропустит всё сквозь себя, чтобы когда придёт оно, настоящее, узнать сразу. И к месту будет этот упрямый взгляд, и уши уже не покажутся такими смешными.

А пока что? Пустое? Фантазия, выдумка?

Мне тут сон странный приснился. Иду по серой весенней или осенней (наверное, всё же осенней) дороге с каким-то малознакомым мужчиной, о котором я знаю, что он мужчина моей подруги. Подруга осталась в большом здании за озером. В больнице? На работе? Мы со спутником разговариваем о чём-то, но посреди разговора я останавливаюсь перед ним (он высокий, приходится задирать голову, чтобы посмотреть в лицо) и с отчаянием произношу:
— Скажите, ну, неужели я такая ужасная, что не достойна любви?
Мужчина обнимает меня, прижимает к себе, бормоча что-то успокаивающее, мне становится хорошо от этих объятий, словно от отцовских. Его куртка распахнута, моя щека касается грубого свитера, влажного от стоящего в воздухе тумана. Пахнет чем-то родным. Руки мужчины начинают двигаться по моей спине, пытаются забраться под ветровку, резинка на ней такая плотная, что не подлезть. На самом деле у меня такой куртки нет, но во сне она была. Тут я понимаю: это лишнее, он чужой мужчина, я не должна допускать ничего такого. Он как будто улавливает мои мысли, отпускает меня. Мы идём дальше по дороге мимо озера, только теперь держась за руки. Я смотрю на его правую руку: худую, крупную, на тыльной стороне ладони веснушки, выше — курчавятся рыжеватые волоски, их много, рукав коротковат.
Проснулась от желания потрогать выпирающую на его запястье косточку. В комнате ещё какое-то время пахло осенью и мелкой моросью на колючем шерстяном свитере.

Вот и что это было? Тайные мечты? Фантазии? Ерунда, не стоящая внимания?

А это? Из неотправленного письма:
"Вы подарили мне тревогу… Нет, не "вы". Ты. Сказала беззвучно губами это "ты" и задохнулась от его бездонной дерзости.
Я не могу читать тебя. Я не могу тебя не читать. Не знаю, кто ты, какой ты, но разрываюсь от невозможности пережить любовь к человеку, который так пишет. Так думает, так дышит, так говорит. Ты инопланетянин. Мне казалось, таких глубин и нот нет в природе. Таких переживаний нет во мне, и быть не может. Я же многое читала. До школы проглотила детскую библиотеку, жадно, бездумно, забывая имена и детали, жила книгами. На ходу, в темноте, наощупь. Даже теряя рассудок, почти обездвиженная лекарствами, мусолила какие-то журналы и газеты, полоскала буквами умирающий мозг. И ни разу — вот так, как с тобой. Плакала над книгами многажды, восторженно зачитывала родным, кидала ссылку подруге, влюблялась, но задыхаюсь впервые. Читаю и думаю: о, сейчас я умру. А дальше ещё глубже. И смерть за смертью отступают, вообще отступает всё, смерть, жизнь. Мне кажется, только любовь может так действовать в человеке. Но за этой любовью накатывает ещё одна, будто ещё бОльшая волна, за ней ещё… А между ними мысли: "Ну, что с тобой? Он человек. Смотри, человеческие буквы, слова. Вот тут даже некрасиво. Вот опечатка. Вот запиканый мат… Отдышись". Тут новая волна накрывает с головой, и я готова умереть, чтобы стать частью её, прекратить существование вне этой волны. Мне нужно уйти, чтобы переболеть, перестать переживать так остро. Но я возвращаюсь и упираюсь носом в твои слова. Вдыхаю полной грудью, успокаиваясь: вот, дурочка, ты просто соскучилась, подыши и выйди. А потом начинается тот нахлёст эмоций, о котором я тебе уже рассказала. Я никогда не отправлю тебе письмо, иначе ты сочтёшь меня безумной. Но промолчать я не смогла. Всё это словоблудие ради трёх слов. Дошла до них и не могу их вывести, электронное перо ставит кляксы, чернила горят фальшью. Ты подарил мне тревогу… Хочешь, я буду жить ради тебя? Хочешь, умру за тебя? Только скажи".

Чур меня, чур! Сумасшествие, морок, бред? Я не знаю…

Слишком часто я стала повторять это "не знаю", признавая своё поражение. Один мой друг пишет: "Наше время истекло". Обоснованно пишет, трудно не согласиться. Второй в телефонном разговоре бросает: "Мы уже не хозяева в этом двадцать первом веке, которого все почему-то ждали, о котором мечтали. Мы остались в двадцатом. Не имеем права чего-то требовать от времени нынешнего".
Соглашаюсь, время истекло, мы не хозяева. Но сердце стучит так же, как десятки лет назад. Те же эндорфины, адреналин и серотонин выплёскиваются в кровь, растекаются по тому же самому организму, который зовётся "я". И я та же, и все мы те же. Хочется жить, мечтать, любить, сходить с ума… Снова рифмовать банальное "кровь-любовь", не оглядываясь на прошлое, не заглядывая в будущее. Разве можно прожить без фантазии и мечты? Я не смогу. А ты?